– Но это возможно только в том случае, если пенсионерка держала ценности дома, а не носила с собой, как утверждает Абрамова, – возразил Ларин. – К тому же есть обстоятельства, заставляющие рассмотреть еще одну версию.
– Что за обстоятельства? – спросил Мухомор.
– На следующий день после смерти Лебедевой я позвонил в больницу и договорился о встрече с врачом Гуницким, который был главным в бригаде, подобравшей женщину, – сказал Ларин. – Когда вечером я приехал в больницу, Гуницкий был уже мертв.
– То есть как? – спросил Мухомор.
– Экспертиза показала, что смерть наступила от передозировки сильнодействующего лекарства, – ответил оперативник. – Он регулярно принимал его, но обычно аккуратно регулировал дозу.
– А от чего наступила смерть этой Лебедевой? – поинтересовался Петренко.
– Врачи говорят, что смерть явилась следствием сердечного приступа, – сказал Ларин.
– Сколько ей было лет?
– Семьдесят восемь.
– Ну так что же вы хотите… – развел руками Мухомор. – Значит, что мы имеем? Заявление о пропаже ожерелья, которого никто не видел, и две естественные смерти?
Оперативники промолчали.
– Рекомендую заняться этим делом в свободное от работы время, – подытожил Петренко.
– Хорошо, Юрий Саныч, – произнес Соловец.
– Ладно, идите, – сказал подполковник. – И набирайтесь сил для выходных.
Оперативники направились к выходу. Старший лейтенант Волков шел последним. Возле дверей он замешкался.
– Юрий Саныч, можно один вопрос? – сказал оперативник, оставшись один на один с шефом.
Мухомор посмотрел на него поверх очков.
– Ну что еще? – спросил он.
– Понимаете, Юрий Саныч, – произнес Волков, – хотел бы отпроситься с завтрашнего дежурства.
– Это еще почему?
– Завтра вечером у меня сестра замуж выходит. Такое дело… Один раз в жизни, сами понимаете…
– Не знал, что у тебя есть сестра, – удивился Петренко.
– Двоюродная, – сказал Волков. – Любимая, – добавил он.
– Ну раз любимая, тогда конечно, – согласился подполковник. – Передавай мои поздравления.
– Спасибо, Юрий Саныч. Передам…
В тот же день старший лейтенант Дукалис отправился на авторынок, чтобы присмотреть автомобиль, соответствующий его будущему статусу состоятельного человека. Доехав на метро до станции "Автово", оперативник перешел проспект Стачек и вскоре оказался на огороженной территории рынка, где рядами стояли автомобили, возле которых толкались покупатели и продавцы.
Выбор машин был широк. Тут стояли и пригнанные из Германии новенькие "мерседесы", "ауди" и "БМВ", и потрепанные автомобили французского и итальянского производства, и отечественные машины на любой вкус. Старший лейтенант стал прогуливаться по рынку, где жизнь била ключом. Между машинами раскинулись торгующие горячей выпечкой ларьки, из которых неслась музыка радиостанции "Шансон". Певцы и певицы хриплыми голосами исполняли песни о трудной судьбе уркагана и о потерянной вследствие измены любви.
Дукалис не был искушенным автомобилистом и в первые минуты растерялся. Последней машиной оперативника была подержанная "Нива", подаренная коллегами на день рождения и развалившаяся спустя полгода после торжественного вручения ключей. Впрочем, в ее смерти старший лейтенант мог винить только самого себя: он слишком неаккуратно гонял по рытвинам и канавам, которыми славятся улицы культурной столицы.
Милиционер пошел вдоль автомобильных рядов, рассматривая выставленный товар, и особенно долго задержался у серебристой "вольво", залюбовавшись большой красивой машиной. Хозяин, находящийся неподалеку, обратил внимание на потенциального покупателя.
– Могу что-нибудь подсказать? – обратился он к Дукалису.
– Какого года машина? – спросил оперативник с видом знатока.
– Девяносто девятого.
– Какой пробег?
– Тридцать тысяч.
Оперативник оценивающе покачал головой.
– И почем она?
– Двенадцать с половиной.
Милиционер не мог понять, много это или мало, поэтому достал сигарету и не спеша закурил.
– Надо подумать, – произнес он.
– Да вы посмотрите, какой мотор, – стал уговаривать продавец.
– Хорошо, я еще вернусь, – сказал Дукалис, направляясь дальше.
– Можем поторговаться, – предпринял последнюю попытку владелец "вольво".
Но оперативник уже был далеко. Быстрым шагом он проследовал вдоль автомобилей и оказался возле одного из торгующих выпечкой ларьков. Почувствовав запах горячих сосисок, старший лейтенант ощутил неожиданное чувство голода.
– Будьте добры, один хот-дог, – обратился Дукалис к женщине за прилавком. – И откройте, пожалуйста, бутылочку пива.
Получив сосиску и пиво, оперативник жадно принялся утолять аппетит. Вдруг чья-то тяжелая рука легла на плечо милиционера. Он резко обернулся.
– Здравствуйте, Анатолий Сергеич, – услышал Дукалис.
Перед ним стоял широкий мужчина лет сорока со смуглым лицом и короткой прической. Он улыбался, обнажая зубы, добрая треть которых была золотой. Рассмотрев неожиданного собеседника, оперативник вспомнил, где и Когда он с ним встречался.
– Здравствуй… Софронов, – произнес с набитым ртом милиционер.
Лет пять назад рецидивист Эдуард Софронов был задержан Дукалисом после ограбления сберкассы на Среднем проспекте. Оперативник проглотил кусок и сделал глоток пива.
– Ты на свободе? – спросил он.
– Как видите…
– А по моим прикидкам, тебе еще пару лет сидеть.
– Амнистия, Анатолий Сергеич. Я уже полтора года как гуляю. И кстати, завязал. Меня двоюродный брат в дело взял. Торгуем окорочками.
– Поздравляю, – сказал Дукалис.
– А вы что здесь делаете? Машину продаете?
– Наоборот, решил что-нибудь прикупить. Точнее, пока прицениваюсь.
– Берите мою, – предложил Софронов.
Он показал рукой на красную "девятку", стоявшую неподалеку.
– Нет, спасибо, – возразил оперативник.
– А что, хорошая машина, сами проверьте, – начал уговаривать старого знакомого Софронов.
– Ну давай посмотрим, – согласился милиционер.
Хозяин машины подвел старшего лейтенанта к своему питомцу и более получаса расписывал его достоинства и излагал характеристики. Увиденное и услышанное подействовало на Дукалиса. Оперативник почувствовал желание сесть за руль автомобиля и с ветерком пронестись по улицам Санкт-Петербурга.
– Все это хорошо, – сказал милиционер. – Но понимаешь, Софронов, я ведь тебе сказал, что сегодня только прицениваюсь. Денег у меня с собой нет.
– Давайте встретимся завтра, – предложил владелец "девятки".
Дукалис допил пиво и поставил на землю бутылку.
– Мне недавно наследство один родственник оставил, – уклончиво сказал оперативник, – но получу деньги не раньше чем через месяц. Бумажная волокита…
– Понимаю, – покачал головой Софронов, – но мне не к спеху. Забирайте машину сейчас, а деньги как получите, так и отдадите.
Милиционер почесал затылок.
– Не знаю… – произнес он.
– Берите, берите, – сказал бывший уголовник. – Кому же доверять, как не милиции! Хотите, прямо сейчас я вам доверенность напишу, и можете ехать!
Дукалис усмехнулся:
– Я же пиво выпил!
– Ну и что! Ваш брат гаишник мента штрафовать не будет!
– Тоже верно…
Выпитое пиво затуманило голову оперативнику и подтолкнуло его к принятию смелого решения. Через пятнадцать минут, получив доверенность от Софронова, милиционер покатил на приобретенной в долг машине в сторону дома.
6
Бабье лето было в разгаре. Казалось, на бульварах и набережных звучала удивительная осенняя музыка. Хотелось забыть о делах и устремиться навстречу новым переживаниям и ощущениям.
Муж санитарки Двадцать шестой больницы "Скорой помощи" Ирины Авдеевой уехал в командировку в Ленинградскую область. Там ему предстояло ознакомиться с объектом предстоящей стройки, планируемой под городом Лугой. Прощаясь, прораб обнял и поцеловал жену.
– Не пей много со своими работягами, – дала напутствие Ирина.
Минут через двадцать после прощания с супругом санитарка позвонила своему коллеге и приятелю Вадиму Трифонову.
Трифонов занимал две смежные комнаты в коммуналке, расположенной на Пантелеймоновской улице. Кроме него, в квартире имелось еще двое съемщиков – пожилая соседка Лидия Петровна Уралова, женщина небольшого роста с седыми волосами и суетливой шаркающей походкой, и семья Демьяновых, состоявшая из трех человек и в данный момент находившаяся в отпуске в Крыму. Телефон в коммуналке был расположен на стене в длинном тусклом коридоре, между комнатами Трифонова и Ураловой. Когда аппарат зазвонил, Трифонов находился на кухне, жаря яичницу. Видя, что, кроме него, трубку снять некому, он убавил газ под сковородкой и быстрым шагом направился в коридор.
– Да, – сказал санитар, сняв трубку.
– Вадик, здравствуй.
– Иришка, привет, – ответил Трифонов, узнав голос подруги.
– Чем ты занимаешься? – спросила Авдеева.
– Жарю яичницу.
– А потом?
– Потом ничего.
– Полчаса назад Авдеев уехал в командировку, – сообщила санитарка.
– Вот как… Ты же говорила, что он уедет на следующей неделе.
– У него изменились планы.
– Может, он тебя обманывает? Сказал, что едет в командировку, а сам отправился к любовнице.
– Не суди о других по себе, – возразила Авдеева.
Трифонов почувствовал горелый запах из кухни.
– Ира, извини, у меня горит яичница, – сказал санитар.
– Так что мы будем делать? – проявила настойчивость девушка.
– Приходи ко мне через час, – предложил Авдеев.
– Через час не смогу, мне нужно еще пробежаться по магазинам.
– Хорошо, когда сможешь?
– Часа через два.
– Жду.
Трифонов повесил трубку и побежал на кухню, чтобы снять с плиты сковородку.
* * *
Два часа спустя раздались три звонка в дверь. Трифонов оторвался от телевизора, затушил сигарету и, сунув ноги в плюшевые тапки, направился к входной двери. Он научился по звонкам узнавать свою коллегу и подругу Авдееву.
Открыв дверь, Трифонов улыбнулся девушке:
– Заходи.
Они зашагали по длинному коридору. Авдеева знала, что ее друг любит темное пиво, и каждый раз, направляясь к нему, покупала пару бутылок. Войдя в комнату, она поставила пиво на стол.
– Спасибо, Иришка, – сказал Трифонов, поцеловав подругу.
Он достал из шкафа два бокала и наполнил их пенным напитком.
– За тебя, – сказал он.
Молодые люди расположились на диване перед журнальным столиком. Сделав несколько глотков, Трифонов с наслаждением закатил глаза.
– Твой муж всегда уезжает удивительно вовремя, – произнес санитар. – Можешь так ему и передать.
– Послушай, Вадик, что ты думаешь обо всей этой истории? – спросила Авдеева.
– Какой истории?
– Смерть Гуницкого, приход милиционера.
– Что касается Гуницкого… Григорий Борисыч слишком заботился о своем здоровье, такие люди долго не живут. А милиция… Думаю, для них это обычная процедура.
– Этот капитан из Угрозыска спрашивал тебя об ожерелье?
– Нет.
– А меня спросил. Он сказал, что внучка умершей старухи знала об имевшихся у нее драгоценностях.
Трифонов задумался.
– Значит, это были не стекляшки… – Санитар достал сигарету и закурил. – Не понимаю, – произнес он.
– Чего ты не понимаешь? – раздраженно спросила Авдеева.
– Откуда у нее бриллианты.
Вдруг раздались три звонка в дверь.
– Ты кого-нибудь ждешь? – спросила Авдеева.
– Нет.
– Кто же это?
– Наверное, к соседке. К ней часто приходит ее подружка из соседнего дома. Она почти слепая и не может прочитать, сколько раз нужно звонить.
Три звонка повторились.
– Черт возьми! – выругался Трифонов. – Придется открыть.
Санитар встал с дивана.
– А если это к тебе? – спросила Авдеева.
Скрывающие свою связь любовники старались, чтобы никто не видел их вместе. Вторая комната в жилище Трифонова была отделена от первой тонкой перегородкой, туда вела дверь из прессованного картона.
– Посиди на всякий случай там, – сказал санитар.
Авдеева встала с дивана.
– И возьми свой бокал, – добавил Трифонов.
Хозяин комнаты направился в коридор, а его гостья скрылась за перегородкой. Санитар подошел к входной двери.
– Кто там? – спросил он.
– Вадим, это Лукичев, – услышал медик.
– Александр Владимирович? – удивился Трифонов.
– Санитар открыл дверь и увидел перед собой коллегу, шофера машины "скорой помощи".
– Извини, что без звонка, – сказал Лукичев. – Ты один?
– Да, один. Что-то случилось?
– Надо поговорить, – сухо сказал водитель. – Это срочно.
– Поговорить, конечно, можно, – ответил Трифонов, – но мне через полчаса нужно выходить. Приглашен на вечеринку к родственникам.
– Это ненадолго.
Санитар знал, что спорить с шофером бесполезно.
– Ну хорошо, – сказал он, – проходите.
Лукичев шагнул в квартиру. Миновав коридор, гость и хозяин вошли в комнату. Водитель осмотрелся. На журнальном столике стояли две бутылки, одна из которых была полупустой. В пепельнице лежало несколько окурков. В бокале темнело пиво.
– Отдыхаешь, – произнес Лукичев.
Трифонов улыбнулся:
– Вы же знаете, я люблю темное…
– Плесни мне немножко, – сказал водитель.
Медик открыл вторую бутылку и, достав чистый бокал, наполнил и протянул его гостю.
– Помянем Григория, – сказал Лукичев.
Собеседники сделали несколько глотков.
– Холостяцкое жилье, – произнес Лукичев, обводя взглядом комнату.
Трифонов пожал плечами:
– Семьей не успел обзавестись.
– Но уже решил подготовить материальную базу? – обратился к нему водитель.
Хозяин холостяцкого жилья поставил стакан на столик.
– Что вы имеете в виду? – спросил он.
– Ты знаешь, что я имею в виду, – холодно ответил Лукичев.
Трифонов закурил.
– Послушайте, Александр Владимирович, – сказал санитар, – я давно заметил, что, когда вы выпьете, вас здорово заносит. Скажу как врач, на сегодня вам достаточно.
– Кроме твоего пива, я ничего не пил, – процедил сквозь зубы водитель.
Трифонов вздохнул.
– Что вам нужно? – спросил он.
– Мне нужно, чтобы ты ответил мне на один вопрос, – произнес Лукичев.
– Если он действительно один, то задавайте его скорее.
Шофер посмотрел в глаза медику.
– Где ожерелье? – спросил он.
Услышав слова Лукичева, Трифонов едва не подавился пивом.
– Не понял… – произнес санитар.
– Где ожерелье? – медленно повторил водитель.
– Да вы что, уважаемый, спятили?
– Нет, дорогой Вадик, я не спятил. Я сразу заподозрил, что ты снюхаешься с Григорием, чтобы бортануть меня. А когда я увидел, как вы шепчетесь в курилке, то понял все.
– Когда я шептался с Григорием? – не понял Трофимов.
– В тот день, когда я с ним разделался, – сухо произнес Лукичев.
Сжимающая бокал рука санитара замерла в воздухе.
– Что? – прошептал он.
– Да, щенок! – взорвался Лукичев. – Это я подменил ему шприц, когда понял, что вы задумали обтяпать дельце без меня!
– Какое дельце?! – закричал в ответ Трифонов.
– Вы с Гришей договорились оставить ценности себе. Он специально сказал, что отнесет их знакомому ювелиру, чтобы потом заявить, что это стекляшки. Но меня на мякине не проведешь! Единственно, чего я не предусмотрел, что он успеет передать ожерелье тебе. Я, дурак, думал, оно так и лежит у него в саквояже.
Трифонов с ужасом посмотрел на Лукичева.
– Поверить не могу, – сказал санитар. – Вы убили Гуницкого…
– Послушай, Вадик, – произнес водитель, – давай поговорим спокойно.
Голос Лукичева вдруг зазвучал тихо и вкрадчиво.
– Мне с вами не о чем говорить! – отреагировал Трифонов.
– Успокойся. Выслушай меня. Григорий мертв, его не вернуть. Теперь тебе ничего не остается делать, кроме как действовать сообща.со мной. Давай продадим брюлики и честно поделим бабки.
Санитар с горечью посмотрел на шофера и покачал головой.
– А теперь вы меня послушайте, – сказал он. – Я ни о чем не договаривался с Гуницким! Ожерелье как было, так и осталось у него в саквояже!
– Нет, Вадик, я перерыл вверх дном его саквояж, – возразил Лукичев. – Там ничего не было.
– Значит, он его вынул оттуда!
– Чтобы отдать тебе? – С этими словами шофер встал. – Вот что, Вадик, – сказал он, – последний раз предлагаю тебе решить дело миром.
– А я последний раз отвечаю вам, что не знаю, где эта чертова побрякушка!
– Врешь, скотина! – закричал Лукичев.
Он бросился на сидящего на диване Трифонова и начал его душить.
Находящаяся в соседней комнате Ирина Авдеева все видела и слышала. Когда девушка поняла, что хозяин и гость затеяли драку, внутри ее все похолодело, от страха она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.
Между тем за стеной началось жестокое единоборство. Лукичев, словно клещами, вцепился в горло Трифонова и стал сжимать костлявые острые пальцы. Хрипя, санитар пытался вырваться из рук противника. Наконец молодость взяла свое. Ему удалось разжать руки водителя, а затем ногой оттолкнуть его в противоположный конец комнаты. Сухое тело шофера с грохотом ударилось о шкаф с посудой. Разбитое вдребезги стекло посыпалось на пол.
Трифонов вскочил с дивана и нанес сокрушительный удар в челюсть Лукичева.
– Получи, папаша! – сказал он.
Однако водитель устоял на ногах и, в свою очередь, нанес медику чувствительный удар в поясницу.
– Сволочь! – произнес он.
– От сволочи слышу, – ответил Трифонов.
Сказав это, санитар схватил со стола пустую бутылку и, ударив ею о край стола, сделал "розочку".
– Ну держись, папаша! – крикнул медик и рассек орудием воздух в считанных сантиметрах от груди шофера.
Лукичев, однако, оказался не по возрасту гибок и изворотлив. Началось преследование гостя хозяином вокруг круглого стола. В тот момент, когда Трофимов уже почти настиг Лукичева и занес руку с "розочкой", чтобы нанести удар, случилось невероятное. Водитель, как кошка, прыгнул в сторону и оказался возле стены, за которой находилась Авдеева. На стене, на высоте полутора метров от пола, висела доставшаяся Трифонову в подарок от деда шашка времен войны. Оружие было изготовлено из нержавеющей стали и хорошо сохранилось.
Лукичев сорвал шашку со стены, выхватил ее из ножен и принял боевую позицию. Ответный ход Трифонова был не менее эффектен. Он схватил деревянную табуретку и ринулся на незваного гостя. Маневр этот, однако, оказался неудачным. Лукичев успел увернуться, и Трифонов с грохотом налетел на стену. В следующий момент водитель сделал мощный выпад и пришпилил санитара шашкой к стене. Пройдя насквозь тело, шашка попала в щель между досками, заклеенными обоями, и ее окровавленное лезвие вышло в соседней комнате, рядом с дрожащей от ужаса Авдеевой. В наступившей тишине капли крови медленно поползли вниз по лезвию, капая на пол и образуя на нем небольшую темную лужу.