Отдельно Вячеслав Иванович обратил внимание Николая Герасимова, работавшего по шоу-бизнесу, чтобы тот не торопился с выводами, а пахал основательно. Там же такие тигры, что ненароком зевнешь, а они тебе тут же голову и откусят. Но уже из наработанного Герасимову, по его словам, было примерно ясно, что к убийству журналиста те вряд ли имеют прямое отношение. Ну касательно того, чтобы припугнуть, морду набить, череп проломить - но не до смерти, - это они могут, а на откровенную "мокруху", причем с вызовом, от имени каких-то обиженных "шоуменов", они не пойдут. В телевизионном репортаже Морозова назывались конкретные имена, конкретные ситуации, вплоть до конкретных сумм, - и это все проверяемо. То есть, если у кого-то появилось желание подставить соперника в этом виде бизнеса, лучше способа не придумать. Но это все лежит на поверхности, а значит, не соответствует истине. Тут надо правде в глаза смотреть.
Завершили и с этой темой. Грязнов уже собирался отпустить сотрудников оперативно-следственной группы, озадачив каждого в связи со своим отъездом, когда из приемной Меркулова принесли распечатанный конверт с прикрепленным к нему письмом и пометкой Константина Дмитриевича: "Срочно! Поставить в известность Турецкого!", а ниже - "Грязнову - переговорить!".
- Ну вот, - тяжко вздохнул Вячеслав Иванович, - на охоту ехать - собак кормить… Только этого нам еще и не хватало!
Он прочитал письмо, изобразил удивленную мину на лице, передал письмо Климову и сказал:
- Прочитайте вслух, здесь немного, а я схожу к Косте.
Климов, оглядев присутствующих, стал читать:
- "Господа прокуроры, вас всех наверняка интересует вопрос о смерти известного московского телевизионного журналиста Леонида Борисовича Морозова. Это не вопрос, это - утверждение. В его доме производятся обыски. На студии РТВ снимают отпечатки пальцев у сотрудников, будто это они могли убить своего коллегу. Позвольте вам заметить, господа прокуроры, что все это - чистая нелепость и самообман. Некоторые сотрудники РТВ, может быть, и виноваты, но только перед живым журналистом, а не перед покойным. И не в материалах его блистательных репортажей вам надо искать истину, а в самых корнях его биографии. А чтобы вам помочь в ваших безуспешных поисках, есть такая подсказка, но она может оказаться полезной только в том случае, если вы ее правильно поймете: это подлое убийство готовилось долго, и действительно в Москве, а сама идея его родилась у Леонида на родине. Там и ищите, господа. Сказано ведь: "Ищите и обрящете"! И убивал его не один нанятый киллер, а несколько человек, у которых он давно, в силу своего гордого и независимого характера, был поперек горла! Всего сказанного вам вполне достаточно, чтобы отыскать подлых убийц и сурово наказать их".
Климов дочитал странное письмо, написанное на вырванном из детского, вероятно рисовального, альбома листе плотной бумаги карандашными буквами, напоминавшими детскую руку. Передал остальным, чтобы посмотрели. Сам оглядел конверт, на котором не было написано ничего.
- Ну что прикажете думать? - спросил он.
- Обыкновенная анонимка, каких сотни и тысячи. И место ей - в мусорной корзине, - безапелляционно заметил Виктор Кузьмин.
- Не надо торопиться, - возразил Герасимов, оглядывая бумагу с обеих сторон. - В доме, где писалось это письмо, есть ребенок.
- Ну и что? - вмешался Игорь Петухов. - Так мы, Николай Григорьевич, ради какой-то писульки должны будем еще и семьи сотен людей, может и непричастных к делу, прошерстить - в поисках альбома для рисования, из которого вырвали лист! Это ж - каторга! Галеры! Нам такое надо?
- А между прочим, на родине Морозова, куда нас недвусмысленно отсылают, уже работает Сан Борисыч с помощницей. Почему бы нам ни подождать результатов? - добавил Гуляев.
- Кстати, Женя, - обратился к нему Герасимов, - Сан Борисыч в Нижнем уже несколько дней, а автор этого письма до сих пор про это не знает, так? И конверт пришел не по почте - два! Значит, автор проживает в Москве - три! Но знает, что корни - в Нижнем? А почему? А потому, что и сам оттуда и прекрасно знаком был с Морозовым и его окружением - это уже сколько?
- Четыре, - вмешался Климов. - А ведь автор каким-то образом связан с РТВ. Иначе откуда бы он узнал о том, что мы собирали там отпечатки пальцев? Не из тех ли он, кто там и работает? Во всяком случае, одна правда тут уже есть: убивали-то Морозова, по нашим прикидкам, как минимум двое! О чем это говорит? Автор если и не прямой свидетель, то наверняка что-то слышал.
- Нет, выбрасывать нельзя, - поддержал Герасимов. - И работать с этой анонимкой нам все равно придется. А как - решим, первый раз, что ли?
Высказались и сотрудники Грязнова из МВД, работавшие вместе с Николаем Герасимовым по шоу-бизнесу. И общее мнение было такое: надо попробовать. Правда, сам начинать никто не хотел, и получалось так, что взгляды большинства обращались на Климова, хотя старшим по званию здесь сейчас был Герасимов - полковник милиции. Ему вроде бы предоставлялось и последнее, решающее слово.
- Я думаю, - хмуро высказался Сергей Никитович, которому эта новая "находка" была хуже горькой редьки - к его-то настроению, если уж быть до конца справедливым, - что в данный момент этот вопрос уже решается на уровне заместителя генерального прокурора и Вячеслава Ивановича. Давайте не будем торопиться, а подождем, что скажет начальство. Выполнять-то все равно придется… А вот то, что надо передать эти сведения Турецкому, по-моему, это - бесспорно…
Грязнов задержался у Меркулова недолго. Вернувшись в кабинет Турецкого, он оглядел всех и спросил:
- Ваш вывод? - обращаясь ко всем сразу.
- Надо работать, - мрачно кинул Климов.
Остальные завздыхали и закивали, а что оставалось говорить?
- Ну и правильно, - "успокоил" их Грязнов. - Тогда не теряем времени, занимаемся - каждый по своей программе. Климов и Герасимов ориентируют остальных. На время моего отсутствия за старшего - Сергей Никитович. Такое решение только что принял Константин Дмитриевич. Ему и заниматься письмом. С вашей помощью. Все свободны. Климов, останься.
- Давай, Штирлиц, - улыбнулся Коля Герасимов, шутливо похлопав Сергея по плечу.
- Ну ты понял? - непонятно о чем спросил Грязнов, когда они остались одни.
- Если об анонимке - да, а если об авторе, то нет, - хмуро ответил Климов.
- Слушай, ты чего? Кило лимонов натощак сожрал, что ли? - возмутился Вячеслав Иванович. - Или?.. Погоди, погоди! - вдруг насторожился он. - Я, кажется, понял… Марина, как я и предсказывал, на хрен тебя послала, да?
- Если б на хрен… - еще больше помрачнел Климов.
- Значит, не удержался… - констатировал Грязнов. - Знаешь, ты кто? А! - Он отмахнулся рукой. - И молодец! И правильно сделала! Умница! Только так идиотов и нужно учить! Ай, молодца-а!.. - словно даже обрадовался он. - Ах, какая женщина! Чудо! Только таким му… чудакам, как ты, не дано природой это понять. Так тебе и надо!.. Все, сняли вопрос и больше к нему не возвращаемся. Твое настроение - это исключительно твоя личная забота, Сергей. И если отразится на работе… Если дело, которое ты должен сделать в течение суток, ты из-за своего, понимаешь ли, настроения растянешь на неделю, я тебя выгоню. Со всеми вытекающими, понял? - уже сурово закончил Грязнов.
- Не отразится, - твердо ответил Климов.
- Отлично. Я сейчас убываю. Связь с Саней - на тебе. Сегодня же постарайся у него выяснить, кто из близких Морозова может в настоящее время проживать в Москве? Дальше дело техники, под твою ответственность. А узнать ты можешь это, обратившись к Малининой, хоть, возможно, тебе это и неприятно. Ничего, перетерпишь. Ну, собственно, и все. Иди покури в коридоре, мне надо тут пару звонков организовать. Я позову, когда освобожусь, и дам последние указания.
И когда Климов вышел, плотно притворив за собой дверь, Вячеслав Иванович вытащил записную книжку, полистал, нашел и набрал номер городского телефона.
- Малинина слушает, - услышал он ровный и спокойный голос.
- Здравствуйте, Марина, это Грязнов. Извините, если я оторвал вас от срочных дел, у вас найдется для меня три минутки?
- Здравствуйте… Вячеслав Иванович, я вас слушаю, можете не торопиться, у меня небольшой перерыв.
Короткая пауза между "здравствуйте" и его именем, понял Грязнов, понадобилась Марине для того, чтобы решить для себя, как его называть - по имени, как в ресторане, или полностью, с претензией на официальность? Крепко, значит, обидел этот дурак хорошую женщину…
- Спасибо, Мариночка, - вернулся к недавнему "прошлому" Грязнов. - Я, собственно, хотел сказать вам несколько слов, нет, не в утешение, уж вас-то утешать не надо, вы - сильная и вообще прекрасная женщина, только дураки этого не знают. Я нынче уезжаю, а вернусь не раньше чем через неделю. И потому мной движет в первую очередь, уж простите старика, конечно, эгоистическая мысль. Тут появилось кое-что новенькое, анонимка пришла. И я подумал, что, возможно, вы могли бы оказать нам еще раз со своей стороны небольшую, но очень важную помощь. Однако в этой ситуации, которая… Ну, короче говоря…
- Вячеслав Иванович, не стесняйтесь. Я вас глубоко уважаю, и на любую помощь с моей стороны вы, как и Александр Борисович, можете полностью рассчитывать. Вы это хотели услышать?
- И это тоже, Мариночка! - словно обрадовался выходу из тупика Грязнов. - Но не только.
- А что еще?
- Марина, - как бы решился Грязнов, - можно я не буду темнить, а назову вещи своими именами?
- Разумеется.
Ему показалось, что она улыбнулась.
- Тогда я рискну и скажу вам всю правду, ладно? - И продолжил, не дожидаясь ответа: - Девочка вы моя милая! Я, по правде говоря, полностью в курсе всех последних событий. Больше того, этот дурак явился ко мне за советом, как ему быть, проводя опознание? Я, как мог, объяснил ему, к чему эта его дурь может привести, он выслушал, согласился и, разумеется, поступил по-своему…
- Вячеслав Иванович… - сделала она попытку прервать его.
- Мариночка, лапушка, уж простите старику многословие, дослушайте, а там делайте выводы, я же вас ни к чему не принуждаю, дорогая моя! Ну, короче, провел он свое опознание, обнаружил-таки ту дамочку, Зою Воробьеву, что была у Морозова утром, накануне Нового года, и эта улика дала Сане прекрасные возможности развернуть уже свой поиск в Нижнем Новгороде. Теперь то, что касается вашей фотографии. Я осудил, причем довольно резко, его желание представить на опознание и ваше фото. Но он был по-своему логичен и, кстати, почему-то уверен в той консьержке. Верил, что она не страдает аберрацией памяти. И тем не менее частично мое предсказание сбылось, потому что только идиот мог не предвидеть последствий. Причем, прошу заметить, уже предупрежденный мной идиот. Знаете, что я ему сказал? Я сказал, что он может поступать как хочет, и, если бы дело касалось не конкретно вас, а кого-то постороннего, я бы не возражал и только приветствовал. Но уж если ты решился, тогда засунь свой честный язык в собственную, извините, задницу! В противном случае вы его немедленно выгоните к чертовой матери. Или дадите по роже, что тоже будет с вашей стороны вполне справедливо и им заслужено. Точнее, не "или", а "и". Вот так я ему и сказал. Финал мне стал известен только сегодня, час с небольшим назад.
- Вячеслав Иванович…
- Да что ж вы так официально? Разве мы поссорились с вами?
- Ну хорошо, Слава… Я хочу, чтобы вы поняли истинную причину такой моей реакции… Я думала, что со смертью… с его смертью, умерло и прошлое, но оказалось, что оно ядовито напомнило о себе. И это безумно больно…
- Если вы были наблюдательны, Марина, а я уверен, что уж в чем, в чем, а в этом вам никак не откажешь, то вы наверняка заметили, что мы с Саней именно так и поняли, когда вы потребовали, чтобы Сергей передал нам эти чертовы письма. Ну и когда вы к нам подошли потом, на улице уже, возле машины, помните? Лично мне, скажу вам откровенно, как раз очень понравилось именно то, что вы отнеслись к письмам трезво и спокойно, умница, так и надо!
- Спасибо. Приятное утешение… А может, я и сама запуталась…
- Вот и давайте попробуем немного распутать, а дальше, как говорится, само покатится, - обрадовался Грязнов. - Мариночка, я сегодня уезжаю, а он остается руководителем нашей бригады. Но за последние три дня он умудрился сделать лишь то, на что еще неделю назад у него уходило максимум полчаса, понимаете? И мне на этого дурака, честно говоря, противно смотреть - какая-то сопля ходячая.
- Но я…
- Марина, еще буквально два слова, хотя я понимаю, что вам это, возможно, неинтересно слушать. Но уж потерпите, мы ж если и увидимся, то теперь нескоро, а может, и вообще никогда, кто знает. Я повторяю, он поступил, как полнейший идиот, не просчитав последствий, в смысле вашей абсолютно справедливой и логичной реакции. Но это был, хоть мне и неприятно именно вам так говорить, абсолютно честный шаг с его стороны, если отбросить ненужные эмоции. И то, что сделал, и то, что сам же вам и рассказал. Понимаете, есть среди казаков, я их многих знаю, вот такие честнейшие до идиотизма экземпляры. Ну до того честные, что аж противно! И Сережка - из этих, редких уже на земле, индивидуумов. Сам будет мучиться и других мучить, но чтоб все у него всегда было по-честному. Я не буду давать вам советов, но сам бы на вашем месте просто дал бы ему по морде - смачно, со всего маху, чтоб у него в ушах неделю, а то и всю оставшуюся жизнь перезвон стоял! Ну и…
- Что "и"?
- А то вы не знаете? Эх, девочка, с нашим братом иначе нельзя, поверьте мне… И последнее… Если бы я уже не влюбился в вас, я никогда не дал бы вам такого совета, можете мне верить. Впрочем, Саня наверняка разделил бы мою точку зрения, если был бы сейчас рядом… Марин, а может, вам все же стоит еще разок рискнуть? Предварительно сделав то, что я предложил? В плане… хм, его физиономии? И я бы спокоен был, и у вас бы настроение поднялось, а мы бы потом, когда-нибудь, собрались да и посмеялись вволю, а?
- А почему бы вам… Слава, не воспользоваться удобным случаем и самому не сделать мне предложение, от которого я бы не смогла отказаться?
- Ах, душа моя… - вздохнул Грязнов. - Десяток годков назад даже и не задумался бы. А теперь я воспринимаю ваш вопрос как добрую, дружескую шутку и благодарю за то, что вы слишком высокого обо мне мнения.
- Ну хорошо, Слава, будем считать, что вы меня уговорили. Наверняка он где-то там, у вас, болтается?
- А я его в коридор выгнал, чтоб не мешал, даю честное слово, что он ничего не знает о моем звонке к вам.
- Вам я верю, - просто ответила Марина. - Тогда скажите ему, что он может мне позвонить. Ну а уж вашим-то предложением я воспользуюсь с наслаждением!
- Ах, молодчина! Ах, умница! Нет, таких женщин уже и не осталось… А новых не делают. Целую ваши ручки, дорогая, и…
- И до встречи, Слава.
Грязнов положил запотевшую трубку на место, укоризненно покачал головой, вздохнул безнадежно и вышел в коридор. В конце его, упершись лбом в оконное стекло, сутулился Климов. Вячеслав Иванович позвал его и, когда они вернулись в кабинет, сказал, кивнув на телефонный аппарат:
- Ты это… позвони сейчас Марине Эдуардовне… насчет родственников посмотрите там, я разговаривал, она обещала помочь.
- Прямо сейчас? - В голосе Сергея прозвучала надежда.
- Ну а когда же еще? - уже раздраженно ответил Вячеслав Иванович. - А теперь я пойду покурю, черт возьми…
Когда он возвратился в кабинет, Климов, глупо улыбаясь, сидел с телефонной трубкой в руке, и из нее доносились громкие короткие гудки - похоже, уже давно.
- Ты чего сияешь, как тульский самовар? - ухмыльнулся Вячеслав Иванович.
- Понимаете, Вячеслав Иванович, - изумленно и растерянно ответил Сергей, - мне сейчас пообещали всерьез начистить рыло, и мне это чрезвычайно понравилось… Вы разрешите отбыть раньше времени на… э-э… экзекуцию?
- Только совершеннейший идиот может спрашивать разрешения по такому исключительно замечательному, как выражается Санина дочка, поводу! Лети, конечно… Эх ты, сокол ясный…
Последнее было уже сказано вслед захлопнувшейся двери.
Глава пятая ВОЛЖСКИЕ СТРАДАНИЯ
1
В тот вечер, когда Турецкий с Романовой уезжали из Москвы в Нижний Новгород, а Грязнов традиционно провожал Саню, у того со Славой на перроне состоялся такой разговор. Даже и не очень серьезный, скорее шутливый, как приятельская подначка.
Галка Романова наблюдала из окна коридора, как мужчины, облаченные, естественно, в форменные утепленные куртки с генеральскими погонами, курили у вагона и, поглядывая искоса на нее, о чем-то явно сплетничали и при этом хитро улыбались. Определенно говорили про нее, думала Галя и с душевным томлением чувствовала, как горячая краска заливает ее лицо. Но спасительный полумрак вагона оберегал от насмешек этих злодеев - уж она-то знала, какими противно язвительными бывают эти дружки-приятели в некоторых ситуациях. Им только попадись на язычок!
Вспомнила, как сегодня, да вот же всего каких-то полчаса назад, в вагоне метро, когда ехала на вокзал, она машинально заглянула через плечо белобрысой, "сопливой" соседки в растрепанную книжку, которую та с упоением "поглощала глазами", не обращая внимания на толчки соседей и рывки вагона. Одной только случайно вырванной из текста фразы - "бедное девичье сердечко затрепыхалось пойманной птичкой в грубых лапах ненавистного насильника" - хватило на то, чтобы Галя с неожиданным для себя восторгом и невероятным трудом удержалась, чтобы прямо тут же не разрыдаться от хохота. Пришлось даже протолкаться к выходу, а потом пропустить два поезда, чтобы успокоиться.
Но сейчас, наблюдая за мужчинами, одного из которых она искренне обожала, даже больше родного отца, а о втором боялась и мечтать в своих тревожных ночных полусонных видениях, Галя вдруг сообразила, что та глупейшая строчка из наверняка пошлого "дамского" романа вполне могла обрести жизненную силу. Нет, не в смысле "лап насильника", тем более "ненавистного"! Сашенька - так она тайно позволяла себе самой называть любимого наставника, с которым удавалось работать вместе далеко не так часто, как хотелось бы, бывал и жестким, и упрямым, и добрым, и даже нежным, но всегда держал себя в руках и не позволял ничего лишнего. А так хотелось, так мечталось иной раз, чтоб он хоть немножечко расслабился и позволил себе…
Ну конечно, они о ней говорят! Ишь какие физиономии хитрющие! Дядя Слава - тоже, разумеется, по-домашнему - изображает строгого инспектора нравов и дает наставления своему дружку, как следует вести себя в вагоне наедине с молодой и красивой девушкой. А Санечка выглядит этаким… гоголем, который только и ждет, чтобы запереться с Галкой в купе, и тогда он покажет, на что способен! Вот уж когда действительно "затрепыхается бедное девичье сердечко"… "Ой же ж шо буде, шо буде!.." - едва не запричитала она, невольно копируя свою знаменитую, но уже покойную тетку, Александру Ивановну Романову, бывшую начальницу МУРа.