Короче говоря, суть разногласий - по Воробьеву - заключалась в том, что Морозовы настраивали своего сынка против Зоеньки - несчастной, страдающей девочки. И вот наконец Александр Борисович услышал, почему Зоя несчастна. И это действительно оказалось серьезным фактом. Она была беременна от Леонида. И долго таила прекрасную новость, рассчитывая, что он поймет ее и наконец будущий ребенок соединит их сердца. Но… увы, она глубоко и трагически ошиблась. Узнав о беременности, молодой Морозов пришел в негодование и потребовал, чтобы она немедленно сделала аборт, потому что только тогда у них могут восстановиться какие-то отношения. Он не собирался связывать себе руки и ноги этим хомутом - ребенком. Зоя плакала, но он настаивал. И она решилась… Из-за любви к нему. И что же? После того как, бледная и несчастная, она явилась в Москву, Леонид, этот сукин сын, просто выставил ее из своей квартиры, сказав, что у него теперь другая жизнь и, соответственно, другая любовь! Зоя безумно страдала, пытаясь узнать, кто ее соперница, но неожиданно для себя обнаружила, что "любовь" вообще для него понятие, лишенное смысла, потому что этот разнузданный кобель каждый день приводил к себе новых и новых женщин! Зоя вернулась домой совершенно убитая таким предательством и хотела вскрыть себе вены, но они с женой сумели вовремя остановить ее руку. Можно ли после этого уважать такого человека? Вопрос сколь риторический, столь же и требующий однозначного ответа. Так о чем говорить?
Этот факт несколько, мягко говоря, менял дело. Турецкого интересовало, где именно Зоя делала аборт и мог ли кто-нибудь из врачей подтвердить этот факт? Воробьев был лаконичен:
- Вопрос к Зое, если она захочет с вами разговаривать.
- Захочет, - ответил убежденно Турецкий.
- Да? - позволил себе усомниться профессор, чем свел к нулю свое тщательно обыгрываемое горе. И вдруг, видимо, понял, что невольно прокололся. Нахмурился, стал растирать пальцами виски. Качал головой, словно в глубочайшем раздумье, и наконец подвел итог:
- Возможно… Наверняка вы правы… Как это ни отвратительно, но правосудие требует правды, верно?.. Что поделаешь, даже если она и очень неприятная… болезненная… А кому хочется выставлять на всеобщее обозрение свое белье? Увы… Надеюсь, я ответил на все ваши вопросы?
- Почти. Если у меня появятся новые, я их вам непременно задам, Сергей Иванович… Значит, горшок об горшок? Я - о Морозовых.
- К великому моему сожалению. Я не терплю предателей. Ненавижу взрослых, обижающих детей. Категорически не терплю заносчивых "везунчиков", которые ухитряются совершать собственные "открытия" за чужой счет. Масса должна работать, горбатиться, а он станет изрекать истины! Между прочим, говорят, великая Римская империя погибла именно по этой причине. Наглые философы, носители "свободного и тонкого ума", забыли, кто они и откуда. Рабы и варвары им напомнили. Раз и навсегда.
И последняя эскапада прозвучала у него как твердое убеждение.
Это могло быть простым совпадением, но во время и этого разговора Воробьеву несколько раз тоже звонили, и он отделывался, как и его супруга у себя в кабинете, в пединституте, короткими "занят", "извините", "позже" и при этом поглядывал на Турецкого. Интересно, кто ж его все-таки "пасет"? А может, дочка? Которой не терпится узнать результаты бесед родителей со следователем? Впрочем, нетерпение понятно. А вот насчет аборта придется потрудиться Галочке - предмет весьма щепетильный, и уж никак не Турецкому с его грубыми ногами врываться в такую тонкую материю…
5
Во второй половине дня фотография Зои Воробьевой, выкадрированная из группового снимка, на котором оказалась запечатленной вся веселая компания счастливых друзей, перешагнувших четвертьвековой рубеж своей жизни, была передана по факсу в Москву.
Была скопирована и вся фотография, и сделаны отдельные портреты каждого участника этой фотосъемки. Вопрос с Морозовым был уже предельно ясен, с Воробьевой - пока примерно, а с четырьмя остальными требовалось разбираться. Из них в Нижнем Новгороде находилась Аня Воронцова, которая работала в той же клинике, что и Зоя.
Подружки закончили вместе медицинский институт, а после, вероятно не без помощи родителей, их пригласил к себе в Кардиологическую клинику академик Лев Бергер. То есть Аня была под рукой. Вот с ней проще всего было и выяснить все, что касалось аборта Зои.
А из ребят в Нижнем остался один Олег Вольнов, который, закончив Инженерно-физический институт, работал теперь в местном, "закрытом" НИИ, занятом разработкой новейших видов военных технологий. Военно-промышленный комплекс в Нижнем Новгороде всегда был на высоте.
Что касается Лилии Бондаревской, то она, как удалось выяснить Гале, закончила Институт иностранных языков в Москве и работала теперь в группе переводчиц МИДа. А последний из "шестерки", Вадим Рутыч, отучившийся на юрфаке Нижегородского университета, устроился на работу в юридический отдел московского коммерческого банка "Мостемп". Это были последние сведения о нем, причем позапрошлогодней давности. Точнее не могли сказать ни в школе, где он учился и где за судьбами лучших своих учеников следила их старая классная руководительница, давно вышедшая на пенсию, ни в университете.
Родителей Вадима уже не было на свете. Собственно, и переезд его в Москву был частично вызван этой потерей. Отец, крупный юрист местного значения, по стопам которого и пошел сын, умер от рака несколько лет назад, а мать - так уж случается в семьях, где люди любят друг друга, - не сумела пережить постигшего ее горя. Через год последовала за мужем. Вот тогда Вадим и перебрался в Москву, где, по слухам, уж для толкового юриста всегда найдется "хлебное" место, а Вадим считался на факультете очень способным человеком. Словом, двух последних друзей следовало искать в Москве.
Вечером, когда сводили в общую картину добытые сведения, Турецкий рассказал своим младшим коллегам о собственных мыслях по поводу назойливых телефонных звонков к его собеседникам. И не в меру решительный Владислав предложил немедленно установить в квартире Воробьевых подслушивающее устройство, мотивируя это действие крайней следственной необходимостью.
Галя поморщилась - это ей показалось слишком. А вот Александр Борисович задумался и вложил все свои сомнения в одну фразу:
- А почему бы и нет?
Галя фыркнула.
- Галочка, зря трясешь головой, - погрозил ей указательным пальцем Турецкий. - Он верно мыслит.
Копытин просиял.
- Более того, именно Владиславу мы и поручим этот нелегкий акт. Надо ведь будет незаметно проникнуть в помещение, установить "прослушку", более того, организовать дежурство. Ну а насчет разрешения, это уж я сам позабочусь. Прямо завтра же, как только все Воробьевы уйдут на работу, Влад, надо это дело организовать. Сумеешь, чтоб и комар носа не подточил?
- Александр Борисович! - Майор показал, что для него нет невозможного, когда этого требует дело.
А Галя сморщила носик:
- Как это гадко, фи!
Турецкий видел, что на нее сильно подействовало известие о вынужденном аборте Зои, и Галя, вероятно, как всякая нормальная женщина, уже готова была простить Воробьевой ее любые грехи, а покойного предать полнейшему остракизму. Но вся беда в том, что на слово этим людям нельзя было верить, требовалась тщательная проверка. Хотя… нечего скрывать, Александр Борисович и сам с трудом пытался сохранить объективный взгляд на события. Но любой бунт требовалось давить в зародыше.
- Будешь возражать, - обратился Турецкий к "главному аргументу", - самой поручу этим заниматься, чистюля, понимаешь ли… Не вноси свои личные эмоции в это… в расследование уголовного преступления!
- Да уж, - пробурчала Галя в сторону, - наградил Бог начальничком…
Но Александр Борисович на этот раз "не расслышал" сказанного. И подмигнул Владиславу, а тот смутился.
Огорченная Сашиным непониманием самых элементарных человеческих истин, Галя тем не менее четко выполняла свою программу. В течение дня встретилась с Аней Воронцовой и Олегом Вольновым. И почти уже твердое ее, чисто женское, убеждение в том, что если и был наказан Морозов за свой подлый эгоизм, то, в общем, отчасти справедливо (именно отчасти, поскольку убийство, по каким бы причинам оно ни произошло, все равно уголовно наказуемое преступление), получило дополнительную поддержку. И к этому ее подвел не формальный допрос, выглядевший, скорее, дружеской беседой с Анной, которая по складу характера была торопыгой, и все у нее где-то горело. Убедил ее, вовсе и не стараясь этого делать, а, напротив, как бы выискивая аргументы в пользу Леонида, его близкий товарищ и муж Ани - Олег Александрович Вольнов.
То, что Олег и Аня любят друг друга, Галя поняла после первых же слов обоих, но то, что они недавно стали мужем и женой, хотя и носят свои собственные фамилии, оказалось для нее неожиданностью. Олег, отвечая на вопросы Гали, часто и к слову, и без острой необходимости упоминал о своей Ане с неизменным уважением: какая она талантливая, какая энергичная, обязательная и так далее, что обычно почему-то не говорят о любимых женщинах. И точно такое же отношение проглядывалось, точнее, прослушивалось в высказываниях самой Ани: Олежка у нее - невероятно умный, а уж о его работоспособности легенды ходят! Надежда всего института! Человек с блестящим будущим! Ну и все прочее, в таком же духе. Нет, не оперируют нынче такими понятиями в семейных отношениях - и все тут! Это ж как надо любить и уважать друг друга! И если такие же отношения были у всех шестерых друзей, то о какой ненависти вообще может идти речь? Абсурд! Зоя для них была вне любых подозрений, святая душа. Леня - тот просто гигант, ну плохо, конечно, что он так некрасиво поступил с Зоей, но если подумать… всегда найдутся оправдания, всего ж никто о человеке не знает. Вадька? Это - голова! Без всякого сомнения! Лиля? Международное чудо! Мудрая красавица - что еще надо?
Они были людьми чистыми, незамутненными - эти молодожены. И считали таковыми же своих друзей, хотя троих из них давно не видели, но продолжали любить прежней восторженной, юношеской любовью.
Главное же, что вынесла Галя из допросов этих свидетелей, - это твердое убеждение в том, что к гибели Леньки - так они все еще называли старого друга по школьной привычке - ни Зоя, ни ее родители просто физически не могут быть причастны. Не говоря уже об исповедуемых ими моральных принципах. В силу особых качеств их характеров. Да, взрывные, да, разумеется, гордые и не терпящие снисхождения со стороны кого бы то ни было, легко уязвимые - по той же причине, но всегда предельно честные и искренние с близкими им людьми.
"С близкими!" - подчеркнула Галя. А с остальными? С "не близкими" как?
Последовали категорические однозначные ответы: "Справедливые!" Хотя допросы проводились с каждым в отдельности и в разное время. Не говоря о том, что еще и в разных местах. Сговорились они, что ли, заранее? Или "обменялись", пока Галя добиралась от Центра кардиологии до НИИ, расположенного аж в Сормовском районе, у черта на куличках? А может, это и есть единство душ? Единство взглядов и мнений? Бывают же и такие семьи, про которые недаром говорят, что муж и жена - одна сатана, но только со знаком плюс?.. В любом случае оспаривать их мнение Галя вовсе не собиралась. В ее задачу входил лишь тщательный сбор информации, которую затем можно было бы применить в деле. Да и конкретный свой интерес она тоже старалась не выдавать прямыми вопросами, ходила как бы вокруг да около, чтоб не проглядывало ничего определенного. И вопросы ставила простенько: а как, по вашему мнению, эти?.. А как те?.. А что вы думаете по этому поводу? А по тому?.. И все фиксировала в протоколы, хотя понимала, что от своих показаний ни один, ни другая никогда не откажутся - это не стиль их жизни. У них Бог - правда. Можно позавидовать.
Кстати, работая вместе с Зоей, Аня точно знала, когда подруга уезжала в Москву, и назвала, не задумываясь, несколько дат, которые записала Галя, чтобы позже проверить в отделе кадров. Все эти даты за прошедший год, кроме последней - почти сразу после смерти Лени, в день его похорон, - относились еще к весне и лету, когда Зоя довольно часто ездила в Москву. Как теперь выяснилось, для того, чтобы определить свои отношения с потенциальным супругом. В декабре у нее уже никаких поездок не было. Болела по нескольку дней кряду - это было, но она представляла бюллетень от участкового врача. Болезнь была связана с ее частыми простудами, горло слабенькое, и курить надо бросать. А потом был же еще тот проклятый аборт, который, как Зоя сама призналась Ане, поломал ей жизнь окончательно.
Олег, в свою очередь, практически полностью подтвердил показания жены и, как близкий друг семьи Воробьевых, у которых вместе с женой часто бывал в гостях, показал, что последние полгода "старики" - так он называл Зоиных родителей - никуда из города не выезжали. О Москве вообще не шло речи, разве что при случайных упоминаниях имени Морозова-младшего. Но только ничего хорошего и доброго "старики" о нем не говорили, легко было понять, что он сильно обидел их, разорвав самым грубым образом отношения с их дочерью. И Зоя этот факт тоже горько переживала, пытаясь по-своему вернуть Ленину любовь. Особенно в тот период, когда ее беременность стала очевидной.
Невольно у Гали возникло сомнение. Если отношения между молодыми были до того скверными, что дело дошло в результате до взаимной ненависти, тогда каким образом девушка умудрилась забеременеть от своего суженого? Где и когда это могло произойти? Не обман ли все?
И Аня, и Олег, отвечая на ее вопрос, ссылались прежде всего на утверждение самой Зои. Мол, был момент еще ранней весной прошлого года, когда она оказалась в Москве, в отпуске, и, по ее словам, пережила там самые счастливые свои дни. Но отпуск кончился, она вернулась в Нижний Новгород, в клинику, потому что со своим будущим они с Леней той весной так ничего толком и не решили. Слишком много счастья, не до того им обоим было. А потом, у Лени имелись какие-то планы относительно Зои, которые он не раскрывал. Но в начале лета Зоя уже твердо знала, что беременна. Аня с Олегом советовали ей немедленно позвонить Леониду и рассказать, но Зоя почему-то оттягивала разговор, оправдываясь, что Морозов снова в длительной командировке - где-то за рубежом, в одной из "горячих точек". Впрочем, потом узнали, что он был не за рубежом, а в Чечне, но дела это не меняло. А когда он вернулся, Зоя решила сказать ему правду, обрадовать, и отправилась в Москву. Вернулась совершенно зареванная. Тогда и узнали о ее тяжком с ним разговоре, о его требовании, чтобы она сделала аборт. Все, буквально все, и близкие, и знакомые, отговаривали ее, но Зоя уперлась. Характер-то тот еще! И в результате чего добилась? Окончательного, причем в высшей степени оскорбительного для себя разрыва отношений!
Ведь когда она, уже выполнив его требование и сделав аборт, помчалась в Москву, чтобы сообщить, что его условие выполнено, произошло самое страшное для Зои. Леонид, по ее словам, равнодушно объяснил ей, что на его пути встретилась другая женщина, именно та, о которой он мечтал всю жизнь, и теперь он не мыслит своего дальнейшего существования без нее. Стало ясно, что все его "непременные условия" являлись на самом деле лишь мерзким способом оттянуть мнимое примирение.
А с другой стороны, говорил тот же Олег с сомнением: черт его знает, как судить человека со слов разъяренной отказом женщины? Ленька ж находился совсем на другом уровне жизни, и, чтоб понять его, надо самому хлебнуть новых его забот. Нельзя рубить с кондачка. А Зоя именно так и поступила, чем, не исключено, и усугубила свое шаткое положение приятной любовницы, но не больше. Может, Леньке кошечка ласковая и тихая была нужна, а не атаман в юбке? А Зоя все еще судила о нем детскими категориями… Да и права ли она сама, согласившись на аборт? Отчаяние ведь не советчик… И вполне могло статься, что именно в этом вопросе зря не проявила Зоя своего иной раз излишне жесткого характера.
Просматривалась тут некая правота, отметила для себя Галя. Но речь-то шла не о бытовой ссоре, а об убийстве, в котором можно было теперь подозревать кого угодно - уж слишком уязвимым оказывался Леонид Морозов и в личной жизни, и в своих служебных проблемах.
Когда же разговор наконец плавно перетек с Леонида на его родителей, оба свидетеля заявили, что если следствие, а в данном случае Галю, интересует их отношение к той семье, то тут столь же однозначный ответ, как это было в случае с Воробьевыми, не получится. Родители у Лени - люди ученые, серьезные исследователи, - каждый в своей области знания, к чему они с детства приучали и сына. Они всегда привечали и его друзей, особенно "великолепную шестерку". И, следовало им отдать должное, они делали это всегда искренно. Впрочем, может, так друзьям казалось по молодости, когда ты уверен, что все окружающие тебя любят и восторгаются твоими способностями. Но на самом деле, как видится теперь, с годами, люди они были замкнутые в собственном мире и чужих в него пускали неохотно. И уж, вероятно, тем более - в свою семью. Не исключено, что и по этой причине тоже мог возникнуть конфликт между Зоей и Леней. Поначалу, пока рождалась и крепла у них детская дружба, возражений не было, напротив: дружите, но желательно у нас на глазах. И даже когда свершилось то, что и должно было свершиться между любящими друг друга молодыми людьми - их дружеская привязанность переросла в почти открытую любовную связь, - и это также ни для кого из родителей в обеих семьях не стало чем-то из ряда вон выходящим.
Рассказывая с достаточной откровенностью и с легкой грустинкой зависти об интимной стороне жизни своих друзей, Аня - было видно - говорила правду. С таким выражением лица и с такой интонацией не врут, в этом была убеждена Галя.
Но, вероятно, момент истины в семье Морозовых наступил, когда речь зашла о карьере любимого и единственного сына. И в этом все дело…
С одной стороны - известный на всю державу телевизионный журналист, звезда российского телевидения! Гордость родного города! С другой - обычная, ну пусть старательная, но до мозга костей провинциальная врач-кардиолог с копеечной зарплатой и таким же копеечным общественным положением. Нет, продолжай Зоя учиться дальше, заканчивай она аспирантуру, получай кандидатские, докторские степени и прочее, еще что-то, возможно, и сладилось бы, а так?.. Мезальянс, по их убеждению, получался. И это им не годилось. Не подходило…