Золотой архипелаг - Фридрих Незнанский 4 стр.


- Понимаешь, Борик, - после двух бокалов вина и утки с пюре из баклажанов Маргарита Николаевна в самом деле расслабилась и стала разговорчивой, - на Подмосковье ведь жалко смотреть. Даже хотя бы когда едешь на машине мимо деревень, - до чего противно, что все вокруг такое серое, заброшенное, сплошные развалюхи, горы мусора, кое-где чахлая зелень… Земля из рук вон плохо используется! Хорошо еще, если процентов на тридцать, а то бывает и меньше. Если за все это взяться по-настоящему, земля перестанет быть убыточной, начнет приносить прибыль. Но только нужно все изменить, понимаешь, всю систему! Вместо колхозов - фермы, техника должна быть принципиально другой… С колхозными алкоголиками это невозможно. Они от рождения потребители. Они привыкли смотреть в рот государству, а чтобы приложить руки к своему обеспечению, - да они скорей помрут! Нет, надо все ставить на новые рельсы…

- Мара, ты у меня умная, как Эйнштейн и Збигнев Бжезинский, вместе взятые, - посмеивался Бутраков. Его масленые, румяные, лоснящиеся от жирной пищи губы потянулись к губам Маргариты Николаевны, но та успела отпрянуть. Ей очень хотелось отпрянуть грациозно, но не удалось, и она едва не рухнула с пуфика, отсутствие спинки у которого начинало ей здорово досаждать.

- Борик, нет! Рано, шалунчик. Сначала ты мне скажешь, что за такой-сякой обработал областных бюрократов, которые теперь ворожат ему, а не мне.

Шумно вздыхая, словно поддался давлению превосходящих сил (снова наигрыш), Бутраков отправился за своим портфелем, таким же полным и глянцевитым, как он сам. Долго копался, извлекая оттуда одну бумагу за другой. В это время Маргарита Николаевна, облокотясь на стол, без стеснения воздавала должное искусству кудесника из парижского "Максима". Ее желание исполнялось, и она подкрепляла миг душевного торжества телесным удовольствием.

- Вот, Марочка, твой Борик раздобыл тебе письмецо. Почитай, гусенька, комментарии излишни.

Зеленые глаза Маргариты Николаевны дотошно забегали по строчкам. Быстрее, быстрее, еще быстрее… в преддверии неизбежного имени… Стоп! Ганичева передернулась, словно наступила на колючку босой ногой в ночной темноте. Что-то неожиданное подкарауливало ее в этой бумаге - более того: что-то, чего она никак не могла ожидать. Выражение лица у нее стало, словно у ребенка, которого зло и незаслуженно обидели… Видно, что первым ее порывом было отбросить бумагу, может быть, разорвать. Но она продолжила чтение, пересиливая себя.

- Спасибо, Борик, - отложив документ, произнесла Ганичева так, словно бумага принесла ей не боль, а удовольствие. - Я всегда знала, что ты единственный человек, на которого я могу положиться.

Бутраков, без ложных сомнений, кивнул. Он тоже так считал. Он считал себя одним из немногих в мире людей, на которых можно положиться.

- Дочитала, Марочка? Ну и ладно, не думай больше об этом. Люди приходят и люди уходят, как говорится… Вставай: на этих мешках сидеть - спина устает. Перейдем-ка лучше в постельку…

Деловые отношения: секс в обмен на информацию. Снова бизнес. Всюду бизнес. На этот раз, по крайней мере, медово-сладкий бизнес…

Маргарите Николаевне секс с мужем доставлял удовольствие. Как правило. Но не сегодня. Мелькнувшего во время ужина полового возбуждения как не бывало, давление объемистого бутраковского живота на ее переполненный желудок вызывал дурноту, казалось, ее вот-вот стошнит. А нужно было еще, терпя тяжелую бегемотовью возню мужа, истомно стонать, вскрикивать, притворяться: не получив ожидаемой реакции со стороны своей Марочки, муж мог после спросить, в чем дело. А Маргарита Николаевна не имела права сейчас говорить, в чем дело. Ни кому-либо другому, ни - тем более - ему. Потом, рано или поздно, возможно, возникнет такая ситуация, что придется сказать. Но сейчас вокруг имени, названного в переданном письме, и вокруг жизненной эпохи, которую символизировало для нее это имя, простиралась стеклянная зона молчания.

Это молчание слегка надтреснулось на следующий день с утра, когда Маргарита Николаевна снова вызвала к себе Грибова. Сергей Геннадьевич выглядел невыспавшимся, зато пылал энтузиазмом:

- Маргарита Николаевна, дело в шляпе! Я провел солидную работу, поднял старые номера альманаха, переговорил с журналистами, на какие темы мы собираемся представлять информацию в ближайших номерах, и выяснил, что, скорее всего…

- Не нужно, Сергей Геннадьевич, - устало махнула рукой в его сторону Ганичева. Обычно начальницу "Подмосковья-агро" ночи любви наделяли возвратом молодой красоты, но сегодня она выглядела хуже обычного: серая какая-то, будто ее из пыли вытащили. - Мне все известно. Это Андрей Акулов, глава "Русского земельного фонда".

АЛЕКСАНДР ТУРЕЦКИЙ. СТАРТ ПРОКУРОРСКОЙ ПРОВЕРКИ

Итак, работа Генпрокуратуры на земле началась! Внешне она ничем не напоминала не к ночи будь помянутую обязаловку советских времен, когда квалифицированных специалистов посылали на уборку урожая, но по уровню мороки ее, пожалуй, перевешивала. Константин Меркулов организовал прокурорскую бригаду под руководством Александра Борисовича Турецкого. В нее вошли прокуроры и следователи различных подразделений Генеральной прокуратуры. Всего в группе Турецкого оказалось восемь сотрудников. В каждой из областных прокуратур к нему присоединилось по два сотрудника, прокуроры отделов. Каждому из участников группы Турецкий определил круг вопросов, подлежащих проверке и выяснению.

Сразу следовало определить для себя основное в этой прокурорской проверке: Турецкий и его команда вовсе не собирались расследовать конкретные уголовные дела и факты нарушения законодательства в земельной сфере. Этим занимаются прокурорские и следственные органы по территориальности, то есть облпрокуратуры региона. Люди Турецкого приезжали в областные прокуратуры Центрального региона и там просматривали, анализировали дела и материалы, уже собранные и процессуально оформленные сотрудниками областных прокуратур. Заглядывали они и в суды, муниципальные и арбитражные, где рассматривались дела о выявленных нарушениях земельного законодательства.

В этой работе были задействованы различные подразделения и управления облпрокуратур. Земельной проблемой занимались следственные управления, управления по надзору за выполнением законодательства (ранее это были общие отделы), управления по надзору за гражданскими делами в судах и другие подразделения системы прокуратуры.

Следовательно, именно работу областных прокуратур региона и обязана была прошерстить группа Александра Турецкого.

- Прежде всего, - объяснял Турецкий, расхаживая взад-вперед перед своими сотрудниками, - от вас требуется собрать и проанализировать сведения, касающиеся обанкротившихся сельхозпредприятий. Также следует собрать цифры и факты нарушений, допущенных при предоставлении земельных участков покупателям. Непременно нужно узнать, какие фирмы больше других скупают и захватывают земли в этом регионе…

Сотрудники слушали его внимательно, кое-кто даже чиркал в блокноте карандашом или с сумасшедшей скоростью стучал по экранчику карманного компьютера стилусом. Как обычно, сплоченная команда состояла из Поремского, Курбатова и Елагина, а также прокуроров разных управлений и подразделений Генпрокуратуры России. Многие из них ранее были незнакомы между собой, но теперь выражали полную готовность действовать в одной связке. И успешно действовать…

- Надо поинтересоваться также и выявленными уголовными преступлениями, связанными с этой проблемой, - завершил совещание Александр Борисович таким оптимистическим тоном, словно проблема уже была решена. - Одним словом, как сказал товарищ Мао, наш путь тернист, но перспективы светлые.

Светлых перспектив относительно сельскохозяйственного будущего Центрального региона подчиненные Турецкого не увидели. А вот о терниях докладывали основательно и со вкусом. Параллельно друг с другом делились полученными фактами, строили систему, делали выводы…

В общем, с точки зрения Александра Борисовича, картинка выглядела так: есть три стороны, принимающие участие в событиях по продаже земель. Низовая проблема - это крестьяне, которые продают свои земельные паи почем зря, за ничтожную цену или просто за то, чтобы от них отвязались и перестали шантажировать. В скором времени после продажи такие обезземеленные крестьяне пополняют растущую армию бомжей или кончают с собой. Это какая, извините, убыль работоспособного населения! Из курса школьной истории, преподававшейся в его время неплохо, Саша Турецкий помнил, что Англия давным-давно пережила похожую трагедию, названную "огораживание", - когда земли всеми правдами и неправдами отбирались у земледельцев и передавались под овечьи пастбища. Об этом еще говорили, что "овцы съели людей"… Но до того, что творится в современной России, средневековой Англии далеко.

Вторая сторона - районное чиновничество, в особенности низовая бюрократия. Чтобы купить землю, фирмачам необходимо заинтересовать местное районное чиновничество: администрацию, пожарную, земельную службу и прочее. Для оформления права собственности на землю требуется оформить (подумать только!) 80 документов! А это значит, что каждому из должностных лиц нужно дать положенную мзду. Уже существуют тарифы и расценки, ниже которых опускаться никак нельзя - "вас не поймут". Таким образом, 20 процентов инвестиций земельных фирм уходит на взятки бюрократам при официальном оформлении сделки. Сумма тоже немалая…

Третья сторона - это "Павлы Ивановичи Чичиковы", то есть современные оптовые покупатели. Как и герой поэмы "Мертвые души" Чичиков, они покупают "мертвятину". Только не людей, не "мертвые души" - этот промысел устарел. Они покупают земли, "мертвые земли" - вот что сейчас выгодно!

- Ну и жулики! - только и успевал удивляться Александр Турецкий. Изучив и проанализировав собранные факты и дела, которые все прибывали и прибывали с каждым днем, он пришел к неутешительному выводу: в Центральном регионе заниматься бизнесом опасно для жизни!

И он был прав. Пока Александр Турецкий и его команда, зарывшись в документах, анализировали "опасные для жизни события", эти события происходили рядом с ними. В Подмосковье.

ИВАН БОЙЦОВ - РИЧАРД СМИТ. ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Со взведенными нервами и мозгами, пребывающими в полном раздрае, Иван Андреевич Бойцов отправился поговорить с человеком, которого имущественные распри на территории Горок Ленинских покамест не коснулись. Членом колхоза он никогда не был, а был с самого начала свободным фермером на своем участке русской земли… Последнее звучало почти иронично, потому что человек этот был англичанином. Недовольный малостью своих наследственных территорий в Англии, он переехал в Россию, где за символическую цену - в конце восьмидесятых сельским хозяйством никто из русских заниматься не хотел - приобрел землю. А список окрестных фамилий со славянскими и татарскими корнями пополнился одной чужеродной, но простой и привычной: Смит. В переводе она означает "Кузнецов", а что касается распространенности, то Смитов в англоязычном мире, как у нас Ивановых. Ничего особенного.

Если от фамилии перейти к именам, то жену фермера Смита, Кейт, все вполне естественно звали Катей, тем более что она - статная, полногрудая, с недлинной, но толстой, небрежно заплетенной пшеничной косой - походила на русскую больше, чем отдельные коренные жительницы Горок Ленинских, у которых среди предков затесались воины Батыя. А вот относительно самого фермера с прискорбием приходится признать, что имя его - Ричард, в православных святцах отсутствующее, не прижилось на отечественных подзолистых почвах. Как его ни сокращай: и Рик, и Дик, и Рич - не идет, хоть ты тресни! Фермера Смита уважительно звали по отчеству: Джонович. Или, в просторечии, Джоныч. Дети Смитов носили международные имена Николай, Мария и София, по-русски говорили не хуже, чем по-английски, и с виду ничем не выделялись среди деревенских сверстников.

Внешне Джоныч выглядел неказисто: небольшого роста, щуплый, веснушчатый, светлая борода, кудрявые волосы свисают ниже ушей, - не то сказочный мужичок-с-ноготок, не то заблудившийся хиппи. Знаток русской литературы, Бойцов предвидел, что в старости Джоныч станет похож на шолоховского деда Щукаря. С тем отличием, что Щукарь в "Поднятой целине" - деревенский люмпен, загубивший все свои хозяйственные начинания, а Джоныч, наоборот, хозяин, каких поискать. Участок, находящийся в ведении работящей семьи Смитов, опровергал все представления о том, что подмосковные почвы не способны приносить обильные сельскохозяйственные плоды. Конечно, если обрабатывать их по науке! На деньги, выручаемые ежегодно от продаж урожая, Джоныч и удобрения закупал, и сельхозтехнику обновлял, и специальные журналы выписывал, которыми, кстати, с Бойцовым делился. А кроме того, собирался в будущем году в придачу к курам и свиньям завести страусов, только сначала посоветоваться с теми отважными русскими, которые уже адаптировали к здешнему суровому климату эту роскошную мясную птицу.

Будь на месте Джоныча свой, природный русак, ему бы уже тысячу раз пустили красного петуха в дом, подсыпали толченого стекла в машинное масло, потравили бы скотиной всходы или еще какую-нибудь гадость придумали, чтоб не богател рядом с беднотой, буржуин. Джоныча охраняла его чужеродность и в придачу к ней то усердие, с которым он старался адаптироваться на новой почве.

Бойцовы и Смиты дружили семьями, часто наведывались друг к другу в гости. Из этого общения Артур Бойцов вынес то знание повседневного английского, которым он намерен был после армии потрясти инязовских экзаменаторов. А вот с Иваном Андреевичем Бойцовым у Джоныча завязывались типично нашенские диалоги под рюмку водочки - о Западе и Востоке, о различиях между цивилизациями, о судьбе России. По-русски Джоныч изъяснялся бойко, владея всем спектром нужных слов и выражений, от агрономических терминов до матерной брани. Вот только с родом имен существительных частенько путался. Ну, невдомек было рациональному английскому уму, с какой стати неодушевленные предметы и абстрактные понятия должны делиться на самцов и самок! В особенное недоумение его приводило слово "отчизна", которое, вопреки прямому смыслу, указывающему на мужское качество, отчего-то имеет женский род. Впрочем, это как раз соответствует действительности: наша отчизна - такой необъяснимый предмет, в котором сам черт ногу сломит.

- Ваш национальная своеобразие очень сильно преувеличен, - втолковывал Джоныч другу. - Все нация имеет своя своеобразие. Английская, итальянская, это… джамен, немецкая. В Англия - шотландские, ирландские, все это очень разно. Но когда человек математик, она знает, что одна формула - тот же самая формула для Шотландия, для Ирландия, для Япония, для Зимбабве. Вот это, Иван, ведение хозяйства - одна и то же формула для Англия и для Россия. С поправки, с коэффициент, но формула одна. Надо знать общее формула и уметь по нему считать. Правильно считать - деньги есть, неправильно - денег нет. Как ты думаешь, Иван?

- Джоныч, при всем хорошем моем к тебе отношении, ты не прав, - возражал Бойцов. - Формула может быть одна, а вот условия, в которых ее применяют, совсем разные, и получается у нас не правильное значение, а кукиш с маслом. Вот, например, формула воды везде "аш два о", и в России, и в Австралии. А тем не менее у нас вода, всасываясь в трубу, движется по часовой стрелке, а в Австралии - против часовой. Кто там побывал, рассказывали, сами видели. Как ты это из формулы выведешь?

- Слабое пример, - не соглашался Джоныч. - Один формула - химия, другой - физика. Физика определять вращение воды, не химия. Надо взять правильное. Надо правильное считать и получить не кукиш с маслом, а деньги. Русские отвыкали считать по правильный формула, потому что при Советских Союзах один формула было для вся: не социология, не психология, не экономика, а один формула - политика. Политика приказывал - экономика говорило: "Готов!" А ничего не был готов. И считать по другие формула оту… отучивали, потому что все был политика и для всего. Но русские снова научится считать. И быстро. Я верю.

В финале их споров каждый оставался при своем мнении, что подкреплялось опорой на собственный опыт: Смиты примером доказывали, что формулы экономики и сельского хозяйства отлично действуют и в России, а Иван Андреевич, устало разводя руками после очередного столкновения с загадочной русской душой, приходил к выводу, что эту душу не изъяснить никакими формулами. Скорее, это она любую ценную формулу затопчет в родимую проселочную грязь и не заметит, потому что будет в это время глядеть в небо с детски-святой придурковатостью.

Сегодня дискуссия в стиле "Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с места им не сойти" отменялась. Хотя Джоныч, тащивший свиньям ведро съестных отбросов, не прочь был ее возобновить:

- А, Иван! А я тут думал-думал крепко и надумал, что Иван Ужасный было первая на Руси политик среди экономика…

"Иваном Ужасным" он, в буквальном переводе с английского ("Ivan the Terrible"), продолжал называть Ивана Грозного.

- Не время, Джоныч, - хмуро перебил его Бойцов. - Тут у нас скоро такие ужасы пойдут, что будет нам всем не до истории с географией.

- Какой ужасы, Иван?

- Вот об этом нам и надо потолковать. Только подальше от Кати и твоих ребятишек. Не будем их пугать раньше времени.

Тут же, возле свиней, которые, тотчас зарывшись по уши в отбросы, издавали удовлетворенное "хро, хро", Бойцов обрисовал ситуацию, какой он ее видел. Пару раз Джоныч порывался что-то спросить или дополнить, но мужественно наступал на горло собственной песне. Полминутная тишина после того, как Бойцов закончил, подчеркнула серьезность сказанного.

- Я слышал, что богатые покупает земля, - тщательно подбирая слова, сказал Джоныч, - но не знал, что так плохо и нечестно все. Ведь есть закон…

- Нашим богатеям закон не писан. Кто мы для них? Вот такие же свиньи. С той разницей, что они нас не кормят, только режут.

Бойцов, просунув ногу сквозь загородку, почесал носком сапога пятнистый бок ближайшей свиноматки. Та испустила звук утробного блаженства. Да-а, зная, что тебя скоро поведут на убой, начинаешь как-то сочувственно относиться к этим примитивным существам… Кстати, не таким уж примитивным: Проша в популярном журнале вычитал, что по интеллекту свинья стоит лишь одной ступенью ниже обезьяны. При этом крайне редко человек видит в свинье интеллект, чаще - сало… Так что не слишком обольщайся насчет своего ума, Иван Андреевич.

- Иван, надо обращаться в полиция. Я знаю наша полицейский…

- Это Егорыч? Старлей Гаманюк, что ли? Я "эта наша полицейский" знаю подольше тебя. И я к нему уже обращался. И что же, по-твоему, эта наша сволочь полицейский мне сказала? Что у нее - фу, черт, у него - дети, а потому он просит по таким вопросам его не беспокоить. И к его начальству идти не посоветовал: говорит, у Акулова все куплены.

- Едид его мазер! - не без русской лихости присвистнул Джоныч. - Но, Иван, я не верю. Полицейский не должен корруп… коррумпироваться. Если полицейский поймается в коррупция, он лишится зарплата, по увольнении он лишится пенсия - он останется голый-босый!

- Это у вас, за рубежом, так. У вашего полицейского зарплата и пенсия такие, что их в самом деле страшно потерять. А наш милиционер - он уже и есть голый-босый. Поэтому терять ему нечего, кроме своих цепей, и он продается при первой же возможности. И так на всех уровнях, сверху донизу.

Англичанин подавленно замолчал.

Назад Дальше