Выйдя в маленькую переднюю, которая была совсем не такой тёмной, как ему это показалось сначала, он заметил в углу, за вешалкой, целую груду удочек разной длины, бамбуковых, составных и самодельных. В паутине лесок поблёскивали серебристые блесны, проступали, как запутавшиеся рачки, красно-белые круглые поплавки. Рядом с удочками стояли громадные болотные сапоги, резиновые длинные голенища их, перегнувшись, тяжело спадали на пол. Виталий кивнул в сторону удочек.
- Женя любил рыбачить?
- С ума сходил. Уезжал куда-то на целые сутки. Каждую субботу. Доказывал, что это его единственный отдых. Уж не знаю, чем он там занимался.
Виталий удивлённо посмотрел на неё и улыбнулся.
- Рыбу-то все-таки привозил?
- Рыбу привозил, - сдержанно ответила она.
Они простились.
Игорь Откаленко после беседы в горкоме партии один возвратился в горотдел.
Солнце жгло невыносимо. На пыльной, засаженной чахлыми молодыми деревцами улице тени не было. Немилосердно чадя и источая жар всем своим накалённым металлическим телом, с грохотом проносились автобусы. У киосков с водой толпились люди.
Игорь сначала снял пиджак, перекинул его через руку, потом стянул галстук и расстегнул воротничок рубашки. Каждый раз на минуту-другую становилось легче.
По дороге он размышлял. Виталий в плену одной только версии и уверен, что Лучинин не мог покончить с собой. Хотя скандальные результаты ревизии, передача дела в прокуратуру и предстоящий суд - достаточные основания для этого. Лучинин наверняка был не только деятельным, энергичным, но и самолюбивым, вспыльчивым человеком. Такой должен особенно остро переживать случившееся. А тут ещё нелады с женой. Что это значит, Игорь представляет отлично. Если, к примеру, у Алки плохое настроение и она "заводится" и начинает цепляться, все у тебя валится из рук. А если вообще нелады?
Нет, Виталий явно спешит с выводами. Впрочем, вчера он заколебался. Результаты ревизии произвели впечатление даже на него.
А вот исчезновение этого парня, Булавкина, явно загадочно и тревожно. Связано ли оно с делом Лучинина? Тут придётся как следует поработать. Булавкича надо найти, живым или мёртвым. Впрочем, почему же мёртвым?
Свернув за угол, Игорь увидел двухэтажное серое здание горотдела милиции с привычной красно-синей табличкой у входа. Около подъезда стояли запылённый мотоцикл с милицейской полоской на коляске и знакомая коричневая "Победа".
В полутёмной и прохладной дежурной комнате, перегороженной высоким барьером, с двумя поблекшими плакатами на стенах: "Пьянству - бой!" и "Красный свет - проезда нет", подтянутый младший лейтенант убеждал плачущую навзрыд женщину:
- Ну, хватит, гражданка, хватит. Я же вам сказал: найдём. И все. И спокойно. И не надо нервов.
Женщина подняла на него залитое слезами лицо.
- Но ведь последние… А у мужа получка только через неделю… Ну как же я их кормить буду?..
- А я поясняю ещё раз: найдём, - лейтенант деловито посмотрел на часы. - Через час тут будет. И пропить не успеет. Прошу засечь время.
- Я тоже засеку время, - сказал Игорь.
Младший лейтенант быстро повернулся к нему, узнал и, обращаясь к женщине, добавил:
- Вот товарищ из Москвы тоже засекает, - потом, снова обернувшись к Игорю, он пояснил: - Это Стулкин Васька, товарищ капитан, кражу совершил. Мы его как облупленного знаем. Приметы в точности совпали. Он сейчас непременно у Вальки Спиридоновой пребывает. Участковый туда уже пошёл.
Женщина перестала плакать и, прикусив мокрый, скомканный в руке платок, посмотрела на Игоря.
А младший лейтенант сообщил, что Томилин здесь, но у него посетитель.
- Важный такой дядек, - улыбнулся он и широко развёл руки: - Во какой!
Игорь поднялся на второй этаж, по дороге надел и аккуратно подтянул галстук, но пиджак оставил в руке.
В кабинете Томилина он увидел грузного пожилого человека в светло-сером костюме и белой, с отложным воротничком рубашке. Было видно, что он еле втиснулся в кресло около стола, и пиджак его топорщился над круглыми подлокотниками. Пышная, седая шевелюра и неожиданно моложавое, загорелое, крупное лицо с чёрными, собольего блеска бровями и живыми, тоже чёрными глазами делали этого человека удивительно привлекательным.
Когда Игорь вошёл, он оживлённо говорил Томилину:
- …Все только кажется просто в этой жизни, милый мой. Только кажется! Вы возьмите, к примеру… Ну, что бы такое? Да вот, хотя бы вода. Аш два о, так? Проще не придумаешь, верно? А вот, поди ж ты, открыли и другую воду. Тоже, обратите внимание, аш два о. При нуле градусов не замерзает, и при минус тридцать тоже. И тяжелее чуть не в полтора раза, и вязкость в пятнадцать раз больше. Представляете? Вот, оказывается, чего старушка "аква" выкидывает. А ведь тысячу лет её люди изучали. Казалось, уже вдоль и поперёк знаем. Так что, милый вы мой, все в жизни, как видите, не так просто. А уж про человеческое общежитие и говорить нечего. Тут знаете… - он внезапно заметил Игоря. - Но к вам, кажется, пришли.
Томилин давно уже заметил Откаленко, но ему, видно, не хотелось перебивать своего собеседника. Теперь же он поднялся, поздоровался с Откаленко и представил его:
- Этого товарища мы с вами и ждём, Григорий Осипович. Знакомьтесь.
Посетитель тяжело поднялся и, протянув широкую, волосатую руку Игорю, с неожиданной силой сжал ему пальцы.
- Мацулевич, - в свою очередь, представился он, окинув Игоря быстрым и, видимо, привычно цепким взглядом, и добавил, поясняя: - Главный инженер Барановского комбината.
- Я о вас слышал, - сказал Игорь, улыбнувшись.
- От кого, если не секрет? - осведомился Мацулевич, снова опускаясь в кресло.
- От Ревенко. Вчера только с ним познакомились.
- А-а, дельный парень, - кивнул Мацулевич. - Ну да бог с ним. Я к вам зашёл насчёт Лучинина. Когда-то ведь моим учеником был. Лучшим учеником, обратите внимание. А потом вот сам к нему в ученики пошёл, - и, нахмурив свои соболиные брови, добавил веско: - Великолепнейший он нам цех по своему проекту построил. От импорта из Швеции избавил, обратите внимание. А мы таких людей порой не замечаем. Вернее, слишком быстро привыкаем. Почитаем за обычное. А надобно удивляться и ценить.
Мацулевич со вздохом откинулся на спинку кресла.
Тогда Игорь серьёзно заметил:
- Но ведь ревизия вскрыла у Лучинина злоупотребления, Григорий Осипович. Ведь он вам, оказывается, заводской проект продал.
- Чушь! - воскликнул Мацулевич, и полное лицо его побагровело. - Мы ему свои технические условия поставили. И он их выполнял.
- Целая комиссия работала, Григорий Осипович, - мягко возразил Игорь. - Акт её передан в прокуратуру. И там тоже…
- А я говорю, чушь! Необъективно работала! - Мацулевич нервно сгрёб назад упавшие на лоб седые волосы. - Как он мог! Бах, бах - и руки на себя наложить! Хоть мне бы, старому хрычу, сперва написал, что у него тут заварилось. Я ведь и не знал ничего. По делам к нему прилетел. И вот на тебе! Но я так просто назад не вернусь. На ту комиссию другая найдётся. И до правды докопаемся! - он снова откинул назад волосы. - И честное имя его восстановим! Больше, к великому нашему горю, сделать уже ничего нельзя.
- Что ж, Григорий Осипович, - серьёзно сказал Игорь. - Святое это дело - до правды докопаться. Перед нами тоже такая задача стоит. Но и другая.
- Это какая же, интересно узнать, если не секрет?
- Докопаться, кто виноват. В любом случае.
Мацулевич пытливо посмотрел на Игоря.
- А что значит "в любом случае"? Какие у вас тут, разрешите знать, варианты есть?
- Письма к нам поступили, - помедлив, сказал Игорь. - Некоторые граждане не верят, что Лучинин с собой покончил.
- Господи, чепуха какая! - махнул рукой Мацулевич.
Игорь покачал головой.
- Всякое бывает, Григорий Осипович. Потому и расследовать надо все варианты, все версии, как у нас говорят. Такое уж у нас правило.
- Ну вот и договорились, - удовлетворённо констатировал Мацулевич. - Пришли к одному знаменателю, так сказать.
- Договорились, но не совсем, - возразил Игорь. - Давайте связь держать. Все, что вы там, в Москве, выясните, сообщите нам. А мы в этом плане пока тут поработаем. Идёт?
- Можно, - кивнул седой головой Мацулевич, - даже резонно, я бы сказал. - И испытующе посмотрел на Откаленко. - Выходит, я - вам, а вы, значит, - мне, так, что ли?
Игорь в ответ усмехнулся.
- Конечно. Секретов делать не будем. И ещё. В случае чего свяжитесь с подполковником Коршуновым в Москве. Он нас сюда направил и полностью в курсе дела. Вот его телефон. Запишите.
- Первый раз с милицией соглашение заключаю, - рассмеялся Мацулевич, доставая записную книжку. - Любопытно даже… Ну ладно, милые мои, - он с усилием поднялся и застегнул пиджак на громадном животе. - Пойду. Ещё о билете хлопотать надо.
- Это мы вам поможем, - сказал Томилин. - Билет будет. И на аэродром подбросим.
- Вот и первые плоды соглашения, - улыбнулся Игорь.
Расстались они дружески.
Когда Мацулевич ушёл, Игорь нетерпеливо спросил:
- Ну, Николай, есть что-нибудь новое о Булавкине?
И без того сумрачное лицо Томилина ещё больше нахмурилось.
- Есть, - мрачно произнёс он. - Звонил Ревенко. Криком кричит. Этот парень, оказывается, ещё и заводскую машину угнал неизвестно куда, "газик" их. Волов уже там, на заводе.
Игорь даже присвистнул от удивления и досады. Голубые глаза его потемнели, тяжёлый, квадратный подбородок выдвинулся вперёд, придавая лицу упрямую и жёсткую решимость.
- Та-ак… И никто, значит, его не видел вчера на машине, ни одна душа?
- Выясняем, - вздохнул Томилин и, покачав головой, добавил: - Машина - это дело второе, помяни моё слово. Что-то парень неладное сотворил.
- Или с ним сотворили.
В это время дверь кабинета распахнулась, и появился раскрасневшийся, потный Виталий с пиджаком через плечо.
- Заседаем, мудрецы? - отдуваясь, спросил он. - Напиться у вас есть? Африка тут прямо. Термометр у горсовета сорок показывает на солнце, - и решительно добавил: - Постучат, надену.
Он запер дверь на ключ и стянул мокрую рубашку.
- Что нового? - сухо спросил Откаленко, явно отметая пустой разговор о погоде.
- Нового вагон.
Виталий налил из графина тёплую воду и в два глотка осушил стакан, потом сразу же налил ещё. Лицо и грудь его заблестели от выступившего пота.
Отдышавшись, Виталий приступил к рассказу. Одновременно он аккуратно повесил на спинку стула брошенный было пиджак, затем достал из кармана галстук и, разгладив его на колене, накинул поверх пиджака, потом так же бережно разложил рубашку, после чего развалился на соседнем стуле, вытянув ноги, и, не прерывая рассказа, принялся набивать трубку.
Игорь и Томилин напряжённо слушали.
- Где письмо? - деловито спросил наконец Игорь.
- У меня, конечно.
Виталий достал из кармана пиджака сложенный вчетверо листок.
Игорь прочёл и молча передал письмо Томилину, затем, что-то обдумывая про себя, закурил, громко щёлкнув крышечкой зажигалки, и раскрыл лежавшую на столе папку. Оттуда он вынул небольшой клочок бумаги, внимательно разглядел его и сунул обратно.
Тем временем Томилин прочёл письмо и, возвращая его Виталию, спросил:
- Что же ты про это думаешь?
Тот сделал выразительный жест рукой.
- Угроза убийства. Не видишь?
В тоне Виталия чувствовалось скрытое раздражение. Он как будто и сам был не рад своему открытию.
- Я все-таки предлагаю, - недовольно произнёс Виталий, - возобновить официальное следствие по делу.
- Снова поверил в убийство? - испытующе поглядел на него Томилин, и на длинном, пасмурном лице его мелькнула усмешка. - А у нас тут до тебя Мацулевич был. Слыхал про такого?
- Ну да? - насторожился Виталий. - И что говорил?
- Говорил, что не верит в акт ревизии. В Москву летит хлопотать. И ещё, что Лучинин вполне мог из-за этого с собой покончить. Он его, оказывается, хорошо знал.
- Но он не знал про письмо! - досадливо воскликнул Виталий. - И мы не знали. У вас, кстати, есть опытные патологоанатомы?
- Опытные и давали заключение.
- Самые опытные?
- Ну, самый опытный - это профессор Очаков Иван Фёдорович, из медицинского института. Но он в отпуске, на море отдыхает, в Прибалтике, кажется.
- Вот бы его и вызвали.
- Скажешь, - усмехнулся Томилин. - Ему, брат, семьдесят три года. Кто его будет вызывать?
Предложение возобновить официальное следствие по делу Лучинина возникло у Виталия, когда он шёл в горотдел. Мысль эта вначале была предположительная, в форме "а что, если?..", "хорошо бы…". Но в ходе спора с Томилиным, как часто бывает с горячими, увлекающимися людьми, Виталий все больше утверждался в своей мысли, и сейчас ему уже казалось, что это самая необходимая и безотлагательная мера.
- Следователь прокуратуры такого постановления не вынесет, - покачал головой Томилин. - Я-то его знаю.
- Ну, это мы ещё посмотрим, - упорствовал Виталий. - Вы считаете дело законченным. Но разве тебе самому сейчас не стало ясно, что все надо проверить? Все!
- Мне другое неясно.
- А тут, значит, все ясно?
- А тут ясно, - угрюмо отрезал Томилин.
- Так. Хорошо, - процедил Виталий, снова закуривая погасшую трубку. - Ну, а что тебе неясно?
- Мне неясно, что случилось с Булавкиным. Почему он скрылся и ещё машину угнал.
- Машину? - недоверчиво переспросил Виталий. - Между прочим, мне Лучинина про него сказала так: "Гадкий человек, неискренний".
- Булавкин? - неожиданно произнёс Откаленко, словно очнувшись от раздумий, и в голосе его прозвучала какая-то странная нота, заставившая Виталия насторожиться. - Да, этот узелок затягивается все туже.
- И он прямо связан с делом Лучинина. С нераскрытым делом! - все ещё не остыв от спора, воскликнул Виталий.
Откаленко загадочно усмехнулся.
- Пока что я предлагаю провести одну экспертизу.
- Какую ещё? - раздражённо спросил Виталий.
- Почерковедческую.
- Это зачем?
- А вот зачем, - Игорь протянул руку. - Дай-ка то письмо.
Он взял у Виталия письмо, потом достал из папки клочок бумаги, который только что рассматривал, и, подойдя к столу, положил его рядом с письмом, бережно разгладив по углам.
- Ну-ка, товарищи, взгляните, - предложил он. - Кое-что, по-моему, тут и без эксперта ясно.
Виталий первым подскочил к столу, за ним приблизился и Томилин.
Некоторое время оба молча и внимательно вглядывались в разложенные перед ними бумаги. Наконец Виталий озадаченно произнёс, покусывая губы:
- М-да… Открытие, я вам доложу…
На столе перед ними лежали анонимное письмо и записка, полученная вчера вечером от Булавкина.
Сомнений не было: и то и другое было написано одной рукой.
ГЛАВА IV
СУХАЯ МАТЕМАТИКА ЖИЗНИ
- Меня интересуют материалы в прокуратуре, - сказал Виталий. - В частности, акт ревизии. Что они там понаписали, хотел бы я знать.
- Будь здоров, какой акт, - ответил Томилин. - Завтра тебе Роговицын первым делом его раскроет.
- Я так полагаю, - сказал Игорь. - Версия о самоубийстве не снимается в любом случае, верен акт ревизии или не верен, то есть действительно Лучинин совершил преступление или его оклеветали. Согласен?
Виталий вздохнул.
- Конечно. С одной только поправкой: Женька не мог совершить преступления.
- Это надо доказать, - покачал головой Игорь. - Надо все объективно проверить, все обстоятельства, все документы.
- Не веришь в мою объективность?
- Ты ещё недавно был в плену другой версии.
- Это не плен! Это было внутреннее убеждение. Но теперь я верю: когда обвиняют в таких преступлениях, несправедливо обвиняют, то любой придёт в отчаяние…
- Но и версия убийства не снимается?
- Нет. Оставим и её.
- Ну все. Я спокоен, - усмехнулся Игорь. - А что касается самоубийства Лучинина, то тут, не забудь, есть твёрдые, точно установленные факты, - как всегда, спокойно и рассудительно продолжал Игорь. - Угнетённое состояние Лучинина в последние дни, бесспорно, крупные неприятности, наконец, то, что его видели в тот вечер у реки, на мосту. Ну и заключение медицинской экспертизы, конечно.
- Кажется, его в тот вечер видели вдвоём с кем-то? - невинным тоном переспросил Виталий.
- Это уже деталь.
- Немаловажная, между прочим…
- Но и не установленная, - сухо отпарировал Игорь. - Тебе предстоит ещё это установить.
- Как и многое другое, - Виталий вздохнул. - А ты ищи Булавкина. Вот кто нам о многом расскажет, я думаю. Эх, если бы напрячься и увидеть его, как учит парапсихология, - он подмигнул Игорю. - Было бы здорово, а?
- Все чудишь, - Игорь досадливо взглянул на окно. - Кажется, что-то прольётся на нашу голову. А надо бы действовать. И кое-кого повидать уже сегодня.
Тяжёлые чёрные тучи, клубясь, медленно наползали из-за далёкого леса за рекой и уже закрыли почти все небо. Из окна потянуло прохладой.
- Сейчас дождь во как нужен, - заметил Томилин. - Горит все.
- Мы тоже горим, - откликнулся Виталий. - Во всяком случае, дымимся.
- Кого-кого, а тебя охладить не мешает, - поддел его Игорь.
В этот момент в почерневшем небе вспыхнула гигантская молния. Ослепительно белый ствол её, вырвавшись из туч, изломился и распался, словно трепетный обнажённый нерв. И сразу тяжкими перекатами загрохотал гром. Казалось, дрогнула земля, покачнулись дома, тревожно и растерянно заметались кроны деревьев. На землю ринулся ливень. Сверкающая, шумящая стена воды мгновенно возникла за окном, и на миг показалось, что ничего и никого уже не осталось на свете, кроме этих ненадёжных четырех стен и окна с дребезжащими стёклами.
- Стихия, - восхищённо произнёс Томилин, и на хмуром, озабоченном его лице тяжёлые складки словно нехотя расползлись в улыбке.
- Поскольку мы отрезаны от театра военных действий, - объявил Игорь, - давайте кое-что уточним, - он придвинулся к столу.
Дождь хлестал с такой силой, что пришлось закрыть окно.
- Темень-то какая! - сказал Виталий.
Он стремительно пересёк комнату и щёлкнул выключателем у двери.
- Да будет свет!
Но света не оказалось.
- Так, - констатировал Виталий почти с удовольствием. - Погасло ночное светило.
Игорь, однако, уже настроился на деловой лад.
- Меня интересует следователь прокуратуры, который вёл дело Лучинина, - он обернулся к Томилину. - Что за человек?
- Серьёзный, - ответил тот и закурил, по привычке прикрывая большими ладонями спичку, словно был на улице.
- "Серьёзный" - понятие расплывчатое, - требовательно возразил Игорь. - Ты давай конкретнее. Ему завтра, - он кивнул на Виталия, - переговоры с ним вести придётся.
- Да, в самом деле, обрисуйте, - поддержал Виталий.
Томилин не спеша затянулся папироской, и рубиновый уголёк в полутьме загадочно вспыхнул и тут же угас под столбиком пепла.