- Ладно, - начал Фассиопонти, - подведем итоги. Виновники убийства в Бельвью - колумбийцы, они получили приказ заткнуть рот Малышу Пи Патрису до того, как он предстанет перед большим жюри по делу контрабанды и распространения кокаина в штате Нью-Йорк. Руководил ими один из боссов картеля, специально прибывший для этого в Нью-Йорк. В то же время, вероятно, убили и одного из главных дельцов картеля Рикардо Сантоса Кастанеду. Сантос потерял девушку, личность которой не установлена, она приехала вместе с ним из Рима. В списках пассажиров они не числятся, видимо, летели по фальшивым паспортам. К слову сказать, паспорта, должно быть, изготовлены великолепно, иначе иммиграционная служба обнаружила бы подделку. Девушка пошла к Симбе Патрису, брату Малыша Пи, переспала с ним за несколько порций "крэка", а потом ее нашли мертвой в результате передозировки наркотика, смешанного с какой-то отравой. Сейчас ее труп находится в морге согласно ордеру, полученному лейтенантом отдела по убийствам Эдди Лукко, который служит в 14-м полицейском участке, а нашли ее на территории именно этого участка.
Лейтенант Лукко убежден, что девушку похитил картель, чтобы оказать давление на ее отца, который чем-то важен для планов Пабло Энвигадо. Он европеец, возможно, ирландец, а в результате отличной работы детектива Лукко нам теперь известно и имя девушки. Сиобан.
Симбу, без сомнения, убил картель, которому стало известно о его разговоре с мистером Лукко, девушка могла рассказать Симбе что-нибудь такое, о чем ему знать было совсем не обязательно. Да и вообще он представлял опасность для картеля, потому что плохо воспринял шутку с убийством его младшего брата. - Прокурор задумался на секунду. - Есть что-нибудь новое о третьем брате Патрисе? Как его зовут?
- Абдулла, - вставил таможенник.
- Он исчез. - Лукко расслабился, почувствовав, что кондиционер начал гнать теплый воздух. - Ходят слухи, что смылся на Карибы, пока все не утихнет. 110-й полицейский участок разыскивает его за убийство пяти колумбийцев в Куинзе. Он угрохал и одного повара из ресторана, который, как оказалось, активно работал на картель.
- Ловкий парень, - заметил агент ФБР.
- Вот что, ребята, - Фассиопонти развел руками, - …кого же мы представим нью-йоркским избирателям? Если все убийцы смылись?..
- Я постараюсь выяснить некоторые имена. - Лукко вытянул длинные ноги и заметил, что ботинки у него вычищены хуже всех. - Потом потребуем их выдачи у Боготы.
Раздавшийся после его предложения смешок не только не разрядил обстановку, но и усугубил ее напряженность. Мейдер с сочувствием посмотрел на Эдди.
- На самом деле Эдди сделал невероятное, - поддержал лейтенанта Дон. - Но иногда и этого недостаточно. Тони, в США не осталось ни одного человека, которого мы могли бы обвинить в убийстве в Бельвью. Но Лукко постарается откопать парочку имен… Сможешь, Эдди?
Лукко кивнул.
- Опубликуем объявления о розыске и схватим их, когда они в следующий раз сунутся к нам.
- Вот как? - иронически спросил окружной прокурор. - А что, черт побери, мы скажем начальству?
- Это уже ваша проблема, сэр, - бросил Лукко, поднимая взгляд от плохо вычищенных ботинок. - Мы выполняем самую легкую работу.
Присутствующие сочувственно улыбнулись, агент ФБР сделал вид, что открывает портфель.
Фассиопонти взял карандаш и застучал им по столу, как дятел.
- У вас есть еще какие-нибудь умные замечания, лейтенант?
Лукко откинулся в кресле, сложил вместе пальцы рук и потер переносицу, не отрывая взгляда от лица окружного прокурора.
- Конечно, мистер Фассиопонти. - И спокойно добавил по-итальянски на неаполитанском диалекте: - Держи свои поганые руки подальше от моей жены. Понял?
Лицо Фассиопонти стало пунцовым, стук карандаша замолк. Трое остальных присутствующих, не понимавших итальянского, в недоумении уставились на него.
- Поделитесь и с нами шуткой, - попросил таможенник Кортес, примерно догадавшийся о содержании сказанного.
- Это старая неаполитанская шутка. - Лукко холодно улыбнулся, глядя на окружного прокурора. - В переводе она будет звучать непонятно. Как ты считаешь, Тони?..
Наступила долгая пауза, во время которой окружной прокурор постепенно пришел в себя, лицо его уже не было таким красным. Он медленно кивнул.
- Да, это трудно перевести. - Он пожал плечами и, избегая взгляда Лукко, обратился к остальным присутствующим: - Так каковы у нас шансы опознать эту Сиобан или, как там, черт побери, ее зовут?
Все повернулись и посмотрели на Эдди Лукко. Касалось, он размышлял, потом пожал плечами.
- В данный момент? Никаких. Но мы будем продолжать заниматься этим, дело ведь не закрыто.
После совещания, когда все подошли к лифтам, Дон Мейдер и Лукко пропустили остальных вперед.
- Все прошло хорошо, - сказал Мейдер. - Эдди, тебе нужно начинать тратить деньги. Если ты к ним не притронешься, это будет выглядеть очень подозрительно.
- Согласен. Сколько?
- Купи машину, возьми немного наличными, отвези Нэнси куда-нибудь отдохнуть. И дай кое-что своему напарнику.
- Сколько?
- Ну… тридцать тысяч.
- Тьфу ты!
- Только не пользуйся нью-йоркским банком. Езжай в Нассау или в Майами.
- Нам нужен новый холодильник и стеллаж для пластинок.
Мейдер усмехнулся.
- Тридцати тысяч хватит.
- Когда ехать?
- Хоть завтра. Но помни, Эдди, деньги принадлежат Министерству финансов США, и, что бы ты ни купил, мне нужны квитанции. Все, что вы с Варгосом купите, будет принадлежать правительству. Понял? - добавил он по-итальянски.
- Ты говоришь по-итальянски?
- Моя сестра замужем за итальянцем. А теперь послушай меня, Эдди. Я тебе доверяю, ты должен знать эту информацию, но она совершенно секретна, и больше ни одна живая душа…
Лукко кивнул.
- Разумеется.
Дон Мейдер оглянулся по сторонам, достал блокнот, открыл его на чистой странице и написал большими буквами: Сиобан Мэри Пирсон.
Когда Лукко в четвертый раз прочитал эти три слова, у него защемило в груди. Он заморгал, и по его каменному лицу скатилась слеза. Смутившись, Эдди отвернулся и вытер лицо рукавом, потом снова повернулся к Мейдеру. Тот сделал вид, что ничего не заметил, и написал еще одно имя: судья Юджин Пирсон. Апелляционный суд Дублина. Ирландия.
Лукко прочел и запомнил. Он почувствовал усталость после стольких месяцев напряженной работы. Но наконец-то девушка сможет найти свой последний приют.
- Но никто, а главное - отец, не должен об этом знать. Ставки в этой игре слишком высоки, Эдди. Договорились?
Лукко кивнул и посмотрел в глаза Дону.
- Спасибо, Дон, я ценю твой поступок.
- А теперь начинай думать о поездке в Нассау или Майами. И развлекайся. Кто сказал, что в этой работе не бывает маленьких радостей?
Лукко с каменным лицом вздохнул, потом бросил, как бы невзначай:
- Я, пожалуй, куплю белый "феррари".
Он засмеялся, повернулся и пошел по коридору, а Дон Мейдер успел крикнуть ему вслед:
- Только попробуй!..
Гарри Форд наблюдал за Пабло Энвигадо и дряхлым священником, сидящими за деревянным столом в тени высокого тропического дерева с изогнутым стволом, и Гарри почему-то казалось, что он должен знать название этого дерева. Ему даже слышался низкий и грубый голос Лофти Вайсмена, инструктора специальных воздушно-десантных войск, обучавшего Гарри выживанию в различных природных условиях в те времена, когда он только поступил на службу в специальные войска. "Что значит, ты не знаешь, как называется итиокантус ономатопеа? Невежа!" - говорил Лофти. Он знал все о деревьях, съедобных корнях и ягодах, произрастающих на любом континенте и в любом климате. Лофти был вместе с Гарри и во время выполнения первого боевого задания где-то в Юго-Восточной Азии. А англичане даже и не подозревали, что их специальные воздушно-десантные войска ведут там боевые действия.
На дереве сидели три разноцветных попугая, занятых своим делом. Энвигадо с ближайшим окружением укрылся на банановой плантации на склонах холмов Рио-Мулатос к западу от города Брунито, расположенного вблизи Карибского побережья северной Антьокии и залива Ураба.
Наблюдая за Пабло Энвигадо и старым священником, Гарри делал записи в лежащем на коленях блокноте, составлял схему подготовки и оперативные инструкции для боевиков медельинского картеля. Следовало укрепить дисциплину в картеле, чтобы никто не посмел ни предать, ни поставить под угрозу ежедневную деятельность отлаженной машины. На низшем уровне это означало вытащить некоторых крестьян и городских жителей из их убежищ и расстрелять на глазах семей, оставив трупы на месте, как напоминание о длинных руках дона Пабло. На высшем уровне предполагалось сжечь фабрику какого-нибудь миллионера, взорвать виллу судьи Верховного суда или штаб-квартиру тайной полиции в Боготе - по возможности с большим количеством жертв. Цель у этих акций одна и та же - дать понять, что никто не смеет становиться на пути Крестного отца.
И, хотя эта программа просто ужасала, она не вызвала удивления у Гарри Форда, который теперь осведомлен о деталях всех операций картеля. А поскольку он (и его руководитель Дэвид Джардин) в идеале намеревался выяснить все о лабораториях и каналах распространения кокаина, то приходилось выполнять работу, к которой не лежала душа у человека, посвятившего свою жизнь борьбе с преступниками. Это задание не явилось неожиданностью для Гарри, во время их короткой встречи в Испании перед самым началом операции по внедрению в картель Ронни Шабодо предупреждал его, что каждый новый высокопоставленный деятель картеля в качестве первого задания получает приказ руководить действиями групп карателей.
И Гарри не испытывал угрызений совести, он прекрасно понимал, что внедрение в картель одного тайного агента все равно не спасет много жизней. Его задача - сблизиться с Энвигадо и в подходящий момент схватить его и доставить властям. Но до того момента, и это неоднократно подчеркивалось, ему следовало передать секретной службе как можно больше сведений о картеле, его людях, планах на будущее, связях в Европе и с другими отделениями картеля в Колумбии. О связях с отделениями в Кали и Боготе, с Панамой после ухода Норьеги, с боливийскими и бразильскими торговцами наркотиками, с тщательно засекреченными лабораториями в Эквадоре.
Задание довольно сложное, но оно устраивало амбициозного и честолюбивого Гарри Форда. Он понимал, что если останется в живых (а он очень надеялся остаться) и сумеет сделать то, что не удалось Управлению по борьбе с наркотиками и ЦРУ, то ему обеспечена блестящая репутация и карьера. Ведь он оставался тем же Гарри Фордом, который прыгал с парашютом в глубокий тыл противника в Ираке, выполнял опасные и стратегически важные задачи, надеясь в душе на успешную карьеру в рядах специальных воздушно-десантных войск.
В глубине души у него теплилась надежда, что после года успешной работы на секретную службу он сможет вернуться в специальные воздушно-десантные войска, покомандует ротой и, если все пойдет успешно, то получит звание подполковника, а там и должность, о которой мечтал, еще будучи кадетом Сандхерста, девять лет назад. Командира 22-го специального воздушно-десантного полка. И, даже изучая внушительный список боевиков картеля, Гарри продолжал с упоением думать об успешной карьере.
Пабло Энвигадо встал и любезно помог подняться старому священнику.
Мурильо, который стоял прислонившись спиной к кривому стволу тропического дерева, что-то сказал по рации. Гарри услышал, как с другой стороны плантации раздался шум, и безошибочно угадал, что это запустили двигатель вертолета "Аугуста-Белл-212". Вертолет находился в полном распоряжении картеля, хотя по документам он принадлежал студии документальных фильмов из Медельина, управлял им пилот немецко-боливийского происхождения, оператор и любитель приключений, снявший несколько фильмов о дикой природе Колумбии. Работал он в небольшом офисе в столице Антьокии, жил с хорошенькой двадцатидевятилетней женой-колумбийкой, владеющей баром в фешенебельном квартале Эль Побладо.
Пока Пабло Энвигадо вежливо поддерживал под руку старого священника, шум вертолета все нарастал, земля задрожала, и громадная махина с вращающимися лопастями появилась над розовой шиферной крышей гасиенды. Дон Пабло пытался что-то прокричать в ухо священнику, но тот явно все равно ничего не слышал. Вертолет с шумом завис над крышей, тихонько двинулся в сторону и плавно опустился на траву, подняв вокруг такой вихрь, что Гарри был вынужден крепко прижать блокнот к коленям.
Энвигадо и Мурильо осторожно подвели священника к вертолету и помогли ему забраться в кабину. Пока Мурильо застегивал ремни безопасности, священник поднял вверх правую руку, его старческое надменное лицо сияло. Он перекрестил дона Пабло Энвигадо, благославляя его. Вертолет оторвался от земли и пролетел прямо над Гарри, который широко расставил ноги, чтобы его не сбило воздушной волной.
Шум вертолета становился все тише и тише, а потом и вовсе исчез.
Пабло Энвигадо откинул волосы назад и направился к веранде, где его ожидал Луис Рестрепо. Поднимаясь по ступенькам, он бросил взгляд на Гарри Форда - или, как он думал, на Карлоса Нельсона, - а затем на Рестрепо.
- Ты знаешь, что говорит старик?..
- Нет, Пабло. Что он говорит?
- Я могу построить тюрьму по собственному проекту в любом месте, иметь собственных телохранителей и доступ к секретным линиям связи.
- И все же это тюрьма, Крестный.
- И еще, через два года я буду на свободе, уплатив свой долг обществу.
- И что вы тогда будете делать, дон Пабло?
Энвигадо покрутил усы, которые отросли довольно быстро, глаза его озарились вдохновением без малейшего намека на юмор.
- Луис, - ответил он, усмехаясь, - я выставлю свою кандидатуру на выборах.
- Каких выборах, Пабло?..
- В конгресс. Позволь мне напомнить тебе, что Колумбия - родина демократии в Южной Америке. И я намерен получить место в конгрессе, народ без сомнения отдаст мне свои голоса.
- А если нет, Крестный?
Глаза Пабло сузились, улыбка исчезла с лица.
- Так заставь его, Луис. - Он снова бросил взгляд на Гарри Форда. - Ты, Хесус Гарсиа и Карлос, не сомневаюсь, что вы обеспечите мне голоса…
Дон Пабло хмыкнул, а Рестрепо внезапно почувствовал пробежавший по спине холодок.
- Здорово, - сказала Элизабет.
Она стояла возле гладильной доски в гостиной квартиры на Тайт-стрит в одной из старых белых рубашек Джардина, воротник у которой настолько истрепался, что ее уже нельзя носить на работе, но вполне можно надевать для игры в крикет на поляне рядом с загородным домом. Она гладила светло-голубую рубашку Дэвида из стопки четырех или пяти рубашек, все еще теплых от сушильного шкафа.
Дэвид Джардин смотрел на нее снизу вверх, сидя на полу, прислонившись спиной к старому библиотечному креслу с подлокотниками. Рядом с ним на полу стоял массивный хрустальный стакан с виски, а на коленях лежал томик избранных стихотворений У. Б. Йитса.
- Да, но не совсем верно, - ответил он, и Элизабет бросила на него взгляд, которым хотела сказать: "Да хватит тебе ворчать".
И вдруг Дэвид живо представил себе Стивена Маккрея, дергающегося на Кейт Говард и сверкающего своими знаменитыми нефритовыми с золотом запонками. Сегодня четверг, а по четвергам сэр Стивен всегда отпускает шофера. Но его велосипед так и остался пристегнутым цепью к трубе на автомобильной стоянке, да и, сказать по правде, одно колесо у него спущено. Раньше, вечером по четвергам, сэр Стивен ездил домой в Далидж на велосипеде, но последнее время его жена считает, что он занят какой-то секретной работой, о которой и говорить даже нельзя. Одно из преимуществ их работы, обеспечивающее свободу действий.
- Как там у него сказано? - спросила Элизабет Форд, которая иногда просто поражала своего любовника проницательностью, основанной на природном уме и хорошем образовании.
Удивительно, конечно, но она успешно закончила колледж леди Маргарет Оксфордского университета. Дэвиду как-то не хотелось вспоминать, что несколькими годами раньше и Дороти закончила этот же колледж. Мысль о том, что у Элизабет есть что-то общее с его женой (на самом деле она совсем не похожа на Дороти в этом возрасте, потому что в те годы Дороти отличалась редкой красотой) расстроила Дэвида. Такая мысль заставляла его страдать… от предательства. А раньше у него никогда не возникало подобное чувство.
- У кого? - спросил он, хотя понимал, что Элизабет имеет в виду Йитса.
- И срывал время от времени, - процитировала Элизабет, - золотые яблоки солнца… и серебряные…
Она замялась, и внезапно показалось, что готова расплакаться.
- …серебряные яблоки луны. О Боже, только посмотри на меня. - Она промокнула слезы светло-голубой рубашкой, которую гладила. - Проклятый Йитс, всегда заставляет меня плакать.
Еще несколько дней назад романтик и повеса, новообращенный католик и искатель маленьких наслаждений в жизни Дэвид Джардин встал бы, взял у нее рубашку, нежно вытер ее слезы и занялся бы с ней любовью. Но сейчас он знал точно, никогда еще не испытывал в жизни такой абсолютной уверенности, что он влюбился в Элизабет Форд, в ее глаза и губы, в ее голос и взгляд, который делал его беспомощным, уничтожая разумный, хладнокровный контроль над ситуацией. Сейчас он точно знал, что дело зашло слишком далеко.
Но она была женой другого человека. Человека, который доверил ему свою жизнь. Теперь он даже не нуждался в постоянных прощениях отца Уитли.
Джардин прошептал в уме молитву о прощении, обращенную к своему былому приятелю Богу, который теперь из хорошего парня превращался в грозное божество, и на его воображаемом лике не было и тени улыбки.
- Он прекрасный поэт, - сказал Дэвид и, не глядя на Элизабет, взял с пола стакан с виски. - У меня он тоже иногда вызывает слезы. Время от времени…
Десантирование проходило сложно. Штаб-сержанту Джо Муди не нравилась идея выброски затяжными прыжками ветреной, безлунной ночью. Конечно, громоздкие приборы ночного видения все-таки позволяли различать местность в зеленом свете, но пологие горные кряжи и кущи высоких деревьев, которые запросто можно спутать с низкорослым кустарником, сильно затрудняли дело, и уже в воздухе штаб-сержант понял, что будет сложно приземлиться компактно его группе из четырех человек.
По теории следовало полагаться на показания высотомера и выброс барометрического купола, но из-за особенностей ландшафта пришлось прыгать с большой высоты при скорости транспортного средства 120 миль в час, а в таких условиях надежное оборудование дает серьезные ошибки. Так что штаб-сержант Муди решил полагаться на собственные глаза.
Они благополучно приземлились за два часа до рассвета, подобрали и отметили безопасные зоны высадки для роты В колумбийских войск специального назначения, которой предстояло быстро выброситься на парашютах из хвостовых люков самолета "Геркулес С-130", летящего со скоростью 110 узлов. Самолет пролетел над узкой долиной на высоте шестьсот футов в течение двадцати трех секунд, а долина, в свою очередь, находилась на высоте восемь тысяч двести футов над уровнем моря. За это время из самолета десантировались восемьдесят семь офицеров и солдат и выбросили контейнеры с оружием, боеприпасами, медикаментами и питанием.