- В ЗАГС, - подсказал ему Турецкий и с трудом сдержал смешок. До недавнего времени Валерий был одним из самых ярых пропагандистов холостяцкого образа жизни… впрочем, как и он сам в свое время, пока в один прекрасный день не встретил Иришку… - Ну поздравляю! - пряча улыбку, произнес Александр Борисович. - Что ж, причина уважительная… И как же ее звать, эту самую причину?
- Зоя… - мечтательно произнес Валерий и искренне добавил: - Замечательное имя, правда?..
- А то!.. Ну а что за командировка?
- Да в том-то и суть, что дело не только в заявлении, но и в ней тоже! - моментально совсем другим, деловым тоном заговорил Померанцев. - Сам по себе городок ничего, я там бывал пару лет назад. А вот дельце, похоже, грязноватое, разбираться придется не одну неделю, а не просто, как сказано в предписании, "контролировать"!
- Стоп-стоп! - Это был как раз тот случай, когда темперамент Валерия Александровича Померанцева давал о себе знать не с лучшей стороны. - Успокойся и начинай сначала, а далее желательно по порядку.
- Есть, по порядку, - кивнул Валерий. - Да вы и сами наверняка по ящику уже слышали! Насчет мэра Коксанска… И скажите на милость, когда наконец мы прекратим работать, как в совковые времена, кампаниями?!
- Коксанск?.. Ты имеешь в виду арест Шахиджанова?
- Точно! Вы, вероятно, не в курсе, но оно со вчерашнего… Нет, с позавчерашнего дня у нас на контроле.
- Что значит "работать кампаниями"?
- Ну как же, - иронично фыркнул Померанцев. - Вы только посчитайте, скольких мэров и губернаторов в рамках борьбы с коррупцией за последние месяцы спровадили в КПЗ! Вот вам и кампания!..
- Валера, но ведь от того, что каждый третий из них действительно и полномочия превышает, и служебное положение использует, а частенько и на собственный карман трудится, но вовсе не на благо вверенных ему граждан, никуда не денешься!..
- А я что, с этим спорю?.. Только когда вычесывать начинают частым гребнем, под это дело могут ведь и невиновные попасть, Сан Борисыч!.. И даже больше: кто-то кого-то может просто-напросто подставить, например из мстительных чувств!
- Хочешь сказать, что с Шахиджановым как раз такой случай?
- Не знаю, Сан Борисыч, но исключать бы этого не стал!
- Можно узнать - почему? Только если не с его слов: я, как ты выражаешься, "по ящику" слышал, что сам он выдвигает именно эту версию, кто-то там ему вроде бы мстит…
- Не кто-то, а их - коксанский - горпрокурор! - кивнул Валерий. - Я ж говорю, был я в этом городке два года назад. Ну чуть меньше. Тогда как раз дело затевалось вокруг этого господина, Лисанов его фамилия. Подозревался во взятках, если помните…
Александр Борисович нахмурился, припоминая, потом кивнул:
- Да, конечно. Но если не ошибаюсь, вернулся ты оттуда, мягко говоря, с носом. Доказать факт взяточничества не удалось, верно?
- И дело было закрыто "за недостаточностью", все правильно. Только, вот вам, Сан Борисыч, крест, этот Лисанов еще та сволота! И взятки наверняка берет, и уголовные дела за это прекращает и закрывает, и особнячок у него почти в центре города - нам и не снилось! А дело против него, между прочим, было затеяно как раз по инициативе Шахиджанова…
Турецкий немного помолчал, что-то обдумывая, потом покачал головой:
- Ну допустим. Только это, к сожалению, не исключает, что и у мэра в свою очередь рыльце тоже в пушку. А перегрызлись, просто-напросто не поделив какой-нибудь очередной жирный кусок.
- Ну а я о чем? Я как раз о том и говорю, что копаться там придется не одну неделю, а Константин Дмитриевич уперся рогом: ты, мол, там был, с людьми этими знаком, вот и поезжай! А у меня…
- А у тебя ЗАГС плюс Зоя!.. - подмигнул Померанцеву Александр Борисович. - Понял… Ладно, Валера, дуй отсюда: особо обещать не могу, но попытка не пытка, попробую уговорить Костю вместо тебя отправить… Кстати, как думаешь, кого?..
- Ну Сан Борисыч… - Померанцеву явно было неловко отвечать на провокационный вопрос.
- Ага, значит, хочешь остаться чистеньким перед коллегами, свалив все на меня? Мол, Турецкий вышел на работу и, используя свое влияние на зама генпрокурора, все перерешил, а я не я, и хата не моя! Ну и мудрец же ты! Ладно, минут через сорок придешь ко мне с текущими делами, а сейчас дуй отсюда, и в темпе: у меня начальство тоже есть, причем пока что и в глаза меня не видевшее.
- Есть, дуть, и в темпе! - Повеселевший Валерий вскочил со стула и прытко направился на выход, испытывая немалое облегчение. Он ни минуты не сомневался, что Александр Борисович отмажет его от командировки как нечего делать! В конце концов, должна же быть у Меркулова хоть какая-то благодарность к своему любимцу за столь удачное завершение дела Цезаря, о котором сегодня целый день гудят в их управлении? Действительно, радостная новость - настолько, что даже упорные перешептывания о грядущей отставке "самого" слегка поутихли…Спровадив Померанцева и посмотрев на часы, Александр Борисович решил, прежде чем идти к Косте, позвонить Ирине: тревога о жене, несмотря на то что он, можно сказать, с порога родной конторы окунулся в привычную суету и текучку, казалось, раз и навсегда поселилась у него где-то в области сердца, присосавшись к нему маленькой, злой пиявкой…
Ирина отозвалась сразу, после первого же гудка, словно так и не выпускала из своего кулачка телефон с того момента, как он оставил ее в палате на попечение симпатичной молоденькой медсестрички.
- Шурик! Скажи, только честно: ты на работе?..
- А ты сама скажи мне тоже честно: ты у нас ясновидящая? - Ему было немного неловко от того, что жена его так легко вычислила, и он тут же добавил: - Знаешь, дома без тебя как в погребе и даже хуже: куда ж мне еще податься?.. Сама же выгнала! Другая бы на твоем месте радовалась, что у нее муж - важная шишка! И отдельную палату выбил, и право посещений в любое удобное время…
Ирина Генриховна издала какой-то неопределенный звук, после чего заговорила более членораздельно:
- Ты и сам знаешь, как я отношусь к блату… Если хочешь знать, мужчин, даже таких шишек, как ты, в роддома на наши этажи не пускают никогда, ни за что и ни под каким видом… И мне перед остальными женщинами неудобно! Каждая хотела бы своего любимого и единственного тут видеть, а досталось только мне! Я что, звезда шоу-бизнеса или дочь президента, что ли?.. - Но-но-но! - полушутя-полусерьезно остановил ее Турецкий, который едва ли не впервые в жизни, помещая жену в этот конкретный, едва ли не лучший в Москве роддом, действительно использовал свое служебное положение: главврач, руководивший упомянутым учреждением, был обязан Александру Борисовичу не больше и не меньше как жизнью собственной супруги…
Около года назад эта весьма темпераментная дама, занимавшаяся собственным бизнесом, влипла в историю, связанную с убийством ее зарубежного партнера, да еще и в качестве основной подозреваемой… История в свою очередь попала в Генеральную прокуратуру, прямехонько на стол к Турецкому, которому пришлось вести расследование в компании с представителями ФСБ: партнер подозревался, помимо всего прочего, еще и в шпионаже… Словом, над супругой Семена Львовича Зоскина, известного в столице гинеколога, нависла целая гроздь нешуточных подозрений. И если бы не Александр Борисович Турецкий, еще неизвестно, чем бы все тогда кончилось.
- Лучше скажи, - спросил он, - как ты себя чувствуешь и что говорят доктора?
- Отлично я себя чувствую - это во-первых, и у меня сейчас Катя - это во-вторых!
- Та-а-ак, - обиженно протянул Турецкий, который и в лучшие-то времена ревновал жену к ее лучшей подруге. - Катя, значит… ну-ну! А бедный Шурик, выходит, лишний в этом женском царстве!
- Да ладно тебе, - смягчилась Ирина. - Я ж тебе еще в-третьих не сказала! Кроме того, вечером, после шестнадцати и до восемнадцати, ты вполне можешь приехать!
- И что там в-третьих?
- Шур, мне делали УЗИ после капельницы…
- И… что?
- Да не пугайся ты так, честное слово, смешной какой… Просто они теперь знают, кто у нас будет, мальчик или девочка!
- Чего ж ты молчала?! Кто у нас будет?..
- Не знаю… - И поскольку ее муж растерянно молчал, пояснила: - Я, Шурик, попросила их мне не говорить кто… И ты, если тебе скажут, тоже мне не говори, слышишь?
- Слышу… - пробормотал Турецкий. - А… а почему?
- Нипочему, - жалобно отозвалась Ирина Генриховна. - Просто не хочу знать - и все!
- Ладно, если узнаю, не скажу, - пообещал Александр Борисович. - Я к тебе приеду часов в пять, Ириша. Сейчас вот поговорю с Меркуловым - и сразу к тебе!
Он выключил связь и, поднявшись из-за стола, направился прочь из кабинета: наверняка Косте уже доложили, что он здесь, и тот, понятное дело, недоумевает, почему Турецкий сразу к нему не заглянул… На душе у Александра Борисовича отчего-то сделалось после разговора с женой тяжело, смутная тревога начала расползаться как едкий дым от недогашенного костра… Почему Ирина не желает знать, какого пола у них малыш?.. Что это, один из капризов, которыми столь обильно страдают беременные, или интуитивное предчувствие чего-то… чего-то нехорошего?.. Дурак он, что послушался Ирку и оставил ее там на попечение медсестер и Кати!
Вот завтра как приедет туда спозаранку, так и будет сидеть с ней до следующего утра! В конце концов, у него еще целые сутки отпуска, имеет право!
Уже подходя к приемной Константина Дмитриевича Меркулова, Турецкий подумал о том, что завтра первое судебное заседание над шайкой Цезаря, подгадав к которому они и взяли наконец ее главу и подзадержавшихся вместе с ним на воле сотоварищей… Наверняка Меркулов потребует, чтобы и он, Турецкий, присутствовал на заседании… Ничего, обойдутся! Хватит с них и переданных лично Александром Борисовичем суду сорока томов дела по обвинению Цезаря и его бандитов.
Хочет того Костя или нет, но и он, Александр Борисович Турецкий, имеет полное право на законный отпуск, тем более с учетом семейных обстоятельств!..
Войдя в приемную шефа с самым решительным выражением лица, Александр Борисович на мгновение просиял улыбкой, здороваясь с его бессменной умницей секретаршей Клавой, и, вновь посерьезнев, взялся за ручку начальственной двери. Разумеется, с благосклонного Клавочкиного кивка-разрешения.
Он был уверен, что, если речь зайдет о Цезаре, сумеет настоять на своем и больше, что называется, мизинцем не прикоснется к этому делу… Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает!
3
- Честно тебе скажу, Саша, не ожидал я от тебя… Не ожидал! Вот так запросто взять да и похерить собственные немалые труды, продинамив первое же судебное заседание!..
Константин Дмитриевич Меркулов отбросил в сторону ручку, которой что-то писал в момент появления Турецкого, и, поднявшись, выбрался из-за своего стола.
Не ждавший столь активного нападения начальства, можно сказать, прямо с порога, Александр Борисович слегка растерялся.
- Слушай… - он нерешительно посмотрел на шефа, - а что за надобность такая, я бы сказал, не в меру острая?.. Все дела на этих отморозков, включая самого Цезаря, я передал - если помнишь, сорок томов… Да там на три пожизненных каждому хватит, не говоря о самом Пашке!..
- В общем, Саня, - Меркулов вздохнул и, подойдя к окну, оперся спиной о подоконник, серьезно глядя на друга, - на судебном заседании завтра тебе надо быть обязательно. Дело вел ты, и всех деталей лучше тебя никто не знает.
- Слушай, Костя, знаешь что! У меня жена в больнице, ее здоровье и здоровье ребенка, можно сказать, на волоске висит! А я, вместо того чтобы находиться рядом, на суде без особой надобности сидеть буду, да еще и в последний день очередного отпуска?.. Нет уж, дорогой, уволь!..
Они немного помолчали. Во время паузы Меркулов хмуро глядел себе под ноги, а высказавшийся Турецкий слегка успокоился. Заговорил Константин Дмитриевич, явно размышлявший о чем-то своем:
- Что, с Ириной совсем плохо?
- Да неважно, особенно по ночам… Я сегодня вообще намерен у нее в палате ночевать, мало ли что…
- А если сиделку оплатить?
- Рад бы в рай… Да у них там и так рабочих рук не хватает! Спасибо большое, что Семен Львович разрешил нам с Иркиной подругой по ночам возле нее дежурить. По большому блату, заметь! Ирка, конечно, сопротивляется, храбрится и все такое, но я сегодня все равно там останусь!.. Костя, ты не представляешь, как я за нее переживаю, просто не представляешь…
- Почему не представляю? - возразил ему Меркулов. - Еще как понимаю… и сочувствую… Но, Саня, я тебе кое о чем еще не сказал касательно Цезаря…
- Ну? - Турецкий хмуро глянул на шефа.
- В общем, дело в том, что этот поганец с первого момента, как его взяли, начал косить под дурака… Мне двадцать минут назад звонили из Бутырок: какая-то там независимая комиссия его уже успела осмотреть… Ему почти верят!.. А что это означает, ты и без меня в курсе: два года в Сербского - и гуляй, Цезарь, дальше… И все наши, по преимуществу твои, между прочим, труды псу под хвост… Вот и все.
Александр Борисович, по мере того как Меркулов говорил, медленно поднимался со своего места, неотрывно глядя на Константина Дмитриевича. - Стой… - произнес он негромко, едва тот умолк. И тут же почти выкрикнул: - Садовничий под дурака?.. Как?!
- Да так, легко, - хмуро буркнул Меркулов, не глядя на Турецкого. - Не забыл, что у него за спиной два курса театрального?.. Ну вот и косит - вполне удачно… Ни с кем не разговаривает, в том числе с собственным адвокатом, только поет…
- Что он делает?
- Поет…
- Что поет?!
- Песни, Саня, он поет, песни… Типа "По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед…"
Семен Львович Зоскин, главврач роддома, дожидался Турецкого, предупредившего его о своем появлении, в коридоре, на мягком диванчике напротив Ирининой палаты. Рядом с ним сидела молоденькая медсестричка, красная от смущения, с задорно поблескивающими глазками: похоже, доктор был не из тех мужчин, которые зря теряют время. Однако едва Александр Борисович показался в конце коридора, как сестричку словно ветром сдуло, а Зоскин, моментально посерьезнев, поднялся навстречу "важняку":
- Присаживайтесь, Александр Борисович, все равно Ирина Генриховна сейчас спит!
- Она там одна? - встревоженно поинтересовался Турецкий.
- Одна, но в этом нет ничего страшного… Ее подружка только что ушла, минут пять назад… Сегодня мы сделали вашей очаровательной супруге полное обследование… Точнее, завершили начатое и затем прерванное ее побегом домой. Вот ждем результатов анализов… Вы как, хотите знать пол будущего малыша или тоже…
- Хочу! - живо отозвался Турецкий. - Кто?
- Девочка. - Доктор улыбнулся.
- Вот и хорошо, это мне как-то привычнее… А если без анализов, что-то вы можете сказать относительно ее состояния уже сейчас?
Семен Львович на секунду задумался, потом кивнул:
- Если вы имеете в виду рекомендацию, то да, Ирине Генриховне сейчас нельзя волноваться… Совсем! Вы и сами, вероятно, понимаете - возраст… Я вас не пугаю, боже упаси! Но ее состояние таково, что даже неожиданный резкий звук может вызвать выкидыш… И еще - я вам как мужчина мужчине советую: будьте сейчас с ней рядом. Я заметил: большая часть волнений вашей супруги связана непосредственно с вами… Понимаю, у вас работа такая, при которой жены за своих мужей спокойными не бывают никогда. Тем более советую вам побыть с ней. Поверьте, дело не в наших с вами отношениях: если бы речь шла о любой другой женщине, я бы тоже пошел на… э-э-э… нарушение правил внутреннего распорядка!
- Все, я пошел! - Александр Борисович вскочил с диванчика и шагнул в сторону палаты.
- Стоп-стоп! Не так резко, пожалуйста… Я же говорил: она сейчас спит, вот проснется - ради бога, хоть всю ночь сидите! - А как же я узнаю, что она проснулась? - растерялся Турецкий. - Я, знаете ли, сквозь стены видеть пока что не научился…
- А и не надо! У нас через пятнадцать минут обход, вот она и проснется, точнее, мы сами ее потихонечку разбудим… Поймите, сейчас для Ирины Генриховны важна каждая минута сна, буквально каждая!
Камера, в которую поместили Пашку Садовничего по кличке Цезарь, была одиночной. Обстановка, впрочем, мало отличалась от тех, в которых сидели его подельники: шконка, параша в углу, крошечное оконце, забранное хорошо сваренной решеткой… Впрочем, окружающая действительность Цезаря, кажется, вовсе не интересовала: всю нынешнюю ночь он провел сидючи на шконке с самым благостным видом, непрерывно распевая маршевые песенки, популярные году эдак в восемнадцатом - двадцатом прошлого столетия, коих, как выяснилось, сиделец знал великое множество.
С точки зрения молоденького дежурного охранника, время от времени посматривавшего, как и было велено, в камеру через смотровое окошко, выглядело это комично: здоровенный сорокалетний мужик, косая сажень в плечах, с красной от частых возлияний рожей, с радостной детской улыбкой на этой харе, сидит и упражняется в вокале густым, хриплым басом.
В общем, помимо того что в соседних камерах за всю ночь никто глаз не сомкнул из-за его "арий", ночь в целом прошла спокойно. Ничего плохого Цезарь не делал, никаких попыток произвести какие-либо подозрительные действия не предпринимал и выглядел вполне безмятежно, - похоже, и впрямь спятил мужик.
Тем не менее, когда охраннику сообщили по внутренней связи, что бронированная машина, на которой заключенному Садовничему предстояло отправиться на судебное заседание, прибыла, он почему-то испытал чувство облегчения и с нетерпением начал вглядываться в конец галереи в ожидании конвоиров. Кажется, конвой должен был быть усиленным… Так и есть, не менее семерых человек в соответствующей форме и в масках. Что ж, понять можно: даже если Цезарь и впрямь спятил, бандитом он от этого быть не перестал! И, дождавшись, когда странного заключенного в наручниках вывели из камеры, охранник с облегчением запер дверь, даже не потрудившись поднять шконку, на которой провел ночь Цезарь.
Всю дорогу до суда конвойные, как и было им приказано, не спускали с Цезаря глаз, хотя ни малейшей попытки как-то на это прореагировать с его стороны не было. Даже на собравшуюся возле здания суда небольшую, но шумную толпу с плакатами, требовавшими для убийцы самого сурового наказания, он не обратил ни малейшего внимания: безмятежная улыбка, с которой Садовничий покинул камеру, так и не сошла с его физиономии.
- Дурка по тебе точно плачет, - буркнул один из конвоиров, заталкивая Цезаря в камеру для особо опасных подсудимых. Этот явно свихнувшийся бандит был ему крайне неприятен, и он, дважды проверив замок, затем заглянув в специальный глазок и убедившись, что Пашка Цезарь и тут, расположившись на шконке, завел какую-то песню, с облегчением покинул конвойную. Тем более что старший офицер их группы уже входил в комнату со своим собственным ключом: дальнейшее конвоира, слава богу, не касалось. Судебное заседание, видимо, должно было начаться с минуты на минуту. Старшего офицера конвоя сопровождал его коллега-новичок, совсем молоденький сержант.