Ежи Эдигей - популярный в Польше и за рубежом автор увлекательных и остросюжетных романов и повестей.
Писатель не ограничивается разработкой занимательного сюжета, его интересуют социальные корни преступления. Тонко и ненавязчиво писатель проводит мысль, что любое преступление будет раскрыто, не может пройти безнаказанно, подчеркивает отвагу и мужество сотрудников народной милиции, самоотверженно защищающих социалистическую законность и саму жизнь людей.
Тонко и ненавязчиво писатель проводит мысль, что любое преступление будет раскрыто, не может пройти безнаказанно, подчеркивает отвагу и мужество сотрудников народной милиции. В сборник вошли пять детективных романов: "По ходу пьесы", "История одного пистолета", "Это его дело", "Внезапная смерть игрока", "Идея в семь миллионов".
Содержание:
-
О детективных романах Ежи Эдигея 1
-
По ходу пьесы 2
-
История одного пистолета 31
-
Это его дело 59
-
Внезапная смерть игрока 87
-
Идея в семь миллионов 117
-
Примечания 145
Ежи Эдигей
Внезапная смерть игрока
Пять детективных романов
Сборник
О детективных романах Ежи Эдигея
В 1982 году в автомобильной катастрофе погиб Ежи Эдигей, известный польский писатель детективного жанра. Но в Польше до сих пор продолжают выходить его новые книги, уже после его смерти опубликованы романы "Идея в семь миллионов" (1982), "Снимок в профиль" (1984), "Операция "Вольфрам"" (1985), переизданы многие прежние произведения. А всего на счету Ежи Эдигея более пятидесяти книг, главным образом детективов. Эдигею принадлежит и несколько популярных исторических романов с обязательной занимательной интригой - для юных читателей.
Ежи Эдигей - это псевдоним варшавского адвоката и журналиста Ежи Корыцкого. Он родился в 1912 году, учился на юридическом факультете Варшавского университета, после окончания которого был адвокатом, спортивным журналистом. Будущий писатель увлекался спортом: выступал на первенстве Польши по академической гребле, а в 1950–1960 годах работал тренером по гребному спорту. Литературной деятельностью Ежи Корыцкий занялся лишь в начале 60-х годов. Свой первый детективный роман "Чек для "белого ганга"" писатель издал в 1963 году.
Тогда-то он и взял себе звучный псевдоним - Эдигей - по имени древнего татарского рода, от которого, по семейному преданию, пошли Корыцкие.
В последние годы Ежи Эдигей регулярно публиковал на страницах журнала "Литература" "детективные этюды", в которых рассматривал социологические проблемы преступности, описывал приемы и методы расследования преступлений, знакомил читателей с достижениями криминалистики.
Книги Эдигея переведены на семнадцать языков, в том числе на японский, венгерский, монгольский, казахский. Они изданы общим тиражом более трех миллионов экземпляров в Польше и более двух миллионов за рубежом.
Большинство романов Эдигея написано по схеме классического детектива: совершено преступление (убийство, ограбление, кража), ведется расследование, анализируются возможные причины преступления, выявляются потенциальные участники, намечаются ложные следы и наконец дается решение загадки. Но одной из важных отличительных черт детективов Эдигея является то, что расследование преступления в них почти всегда ведется в исторически конкретных условиях, в определенной социальной среде. "Действие моих книг, - отмечал писатель, - развертывается по преимуществу в Польше. В двух из них оно происходит в Швеции, в одной - в Венгрии, но тоже в связи с поляками". Хорошо известно, что многие зарубежные детективы, в том числе и польские, имеют чисто развлекательное назначение, их герои действуют в иллюзорном мире миллионеров, фешенебельных вилл, яхт и прочих аксессуаров жизни "высшего света".
Эдигей идет по другому пути. Его книги прочно привязаны к реальным проблемам сегодняшней Польши, они затрагивают злободневные, часто болезненные вопросы, волнующие польское общество, такие, как, например, распространение буржуазно-собственнической психологии, порождающей стремление к быстрому и незаконному обогащению любой ценой, вплоть до самого тяжкого уголовного преступления.
Писателю Эдигею весьма помогли юридическое образование и адвокатская практика. Автор детективных романов, по глубокому убеждению Эдигея, "обязан хорошо знать гражданское и уголовное право, чтобы не попасть впросак, как это случилось с автором одного польского детективного романа, в котором поручик вызывает к себе прокурора, что невозможно, ибо власть принадлежит прокурору". Для произведений Эдигея как раз характерно глубокое знание правовых основ и техники работы следственного аппарата, внимание к типичным для польских условий преступлениям. Мотивы преступлений в его романах берутся из жизни; по словам писателя, это, как правило, "месть, разоблачение позорящей тайны, подделка документов, понемногу уходящее в прошлое сведение счетов еще со времен гитлеровской оккупации".
Установка на типичность мотивов преступления, а также множество подробностей повседневного городского быта в романах Эдигея повышают к ним читательское доверие, придают им характер реалистического бытописания. "Если через тысячу лет кто-нибудь будет писать о нынешней повседневной жизни в Варшаве либо другом польском городе, - говорил писатель в 1982 году, - лучшим источником описания улиц, трамваев, автомобилей, интерьера, одежды, обычаев будут детективные романы, ведь в них нельзя ошибаться в так называемых малых реалиях".
В своих романах Эдигей широко использует "малые реалии" Варшавы, подробно описывая улицы, дома, рестораны, кафе, указывая точные номера автобусных и трамвайных маршрутов.
Вот один из многих возможных примеров: "Улица Ордынацкая в Варшаве - одна из прилегающих к Новому Святу. Она начинается от Нового Свята, пересекает улицу Коперника и заканчивается тупиком у дворца Острогских, в котором помещается Институт Шопена. Лишь небольшой отрезок Ордынацкой открыт для уличного движения, остальная ее часть служит местом встреч окрестных собак, которые на зеленом газоне Высшей музыкальной школы - к великому огорчению ее директора - занимаются своими собачьими делами…
Отрезок между улицами Коперника и Новым Святом очень оживлен. Там находятся стоянка такси, почтовое отделение, небольшой бар, кафе, правление молодежной организации и большой магазин модной женской одежды" ("История одного пистолета").
В романах Эдигея нередко звучит эхо второй мировой войны, многие его герои участвовали в антифашистской борьбе, в героическом Варшавском восстании 1944 года, истоки ряда преступлений - в тех далеких днях, ставших уже историей, но все еще отзывающихся в судьбах людей.
В романе "Внезапная смерть игрока" одна из версий убийства преуспевающего доцента состоит в том, что ему могут мстить оставшиеся в живых члены подпольной организации, которую, возможно, выдал гестапо будущий доцент.
Эдигей тщательно заботится о том, чтобы его детективные романы давали "особый срез реальной жизни" (эти слова принадлежат большому ценителю детективного жанра - Бертольту Брехту). Его произведения насыщены элементами социального анализа, в них много внимания уделяется психологии героев. Описывая непримиримую и последовательную борьбу польской милиции с уголовными преступниками, с расхитителями народного достояния, писатель стремится к воспитательному воздействию на читателя.
Романы Эдигея заканчиваются победой положительных героев, представителей власти и закона, что вполне естественно, ибо конечное торжество добра и правды - неотъемлемое свойство детективного романа вообще (во всяком случае, его классического типа).
У Эдигея добро и правду олицетворяют представители народной милиции.
Это придает его романам особый, не только познавательный и воспитательный, но и моральный, отчасти даже морализаторский пафос. Поэтому писателя обычно считают одним из главных создателей жанровой разновидности детективного романа - "польского милицейского романа".
В милицейских романах Эдигея следствием, как правило, руководит убеленный сединами полковник - воплощение жизненной мудрости и профессионального опыта (иногда, впрочем, как в романе "По ходу пьесы", вместо полковника выступает прокурор, тоже умудренный жизнью). Таков полковник Немирох - персонаж ряда романов Эдигея. Он обладает "шестым чувством", помогающим ему безошибочно ориентироваться в сложных ситуациях, его подчиненные знают, что "полковник Немирох редко ошибается в своих предположениях" ("Внезапная смерть игрока"). Полковник наставляет своих расторопных майоров и менее расторопных капитанов или поручиков. "Надо, Ромек, внимательно слушать, что люди говорят, и еще внимательнее читать материалы следствия. В них почти есть ответ на вопрос", - подсказывает он ведущему следствие поручику Межеевскому из романа "Внезапная смерть игрока". "Я вам советую, поручик, полагаться не на свой нюх, а на материалы следствия", - поучает полковник другого поручика, Чесельского, в романе "Это его дело".
Майоры (Качановский в "Идее в семь миллионов", Маковский в "Истории одного пистолета"), капитаны и поручики Эдигея, пожалуй, недостаточно индивидуализированы, но это целеустремленные и обаятельные люди, которые иногда сомневаются в своих силах, ошибаются, но никогда не отчаиваются, решительно и настойчиво добиваются разоблачения преступников.
Дополняют этих главных героев романов добросовестные и честные подпоручики и сержанты, которым часто не хватает образования и знания всех деталей следствия.
Разумеется, постановка социальных и моральных проблем, реалистическое жизнеописание для произведений детективного жанра не главное. Реальные элементы психологии, общественной жизни, экономики важны в них для создания реалистического фона повествования, выяснения причин преступления и методов его раскрытия. В не меньшей степени, чем о создании такого фона, писатель заботится о том, чтобы была удовлетворена тяга читателя к занимательным приключениям, к напряженности интриги, к размышлениям героя, ведущим к изобличению преступника.
Как и положено в хорошем детективном романе, Эдигей заботится о хитроумных и логичных перипетиях сюжета, о том, чтобы читатель имел равные шансы с героем, ведущим расследование, - и тот, и другой располагают равными сведениями для разгадки тайны преступления, - тщательно монтирует ложные следы, следит за тем, чтобы преступник с самого начала находился в поле зрения читателя, за прочими непреложными требованиями детектива.
Поэтому, как отмечал сам Эдигей, "преступник не может быть болен психически или пьян, не может действовать с помощью сложных технических средств. Ему надо появиться уже в первых главах. Читатель должен догадываться, кто убил, прочитав три четверти романа, но окончательно утвердиться в подозрении лишь на последней странице". Произведения Эдигея оправдывают ожидания читателей и по части занимательности. Во многих из них автор весьма изобретателен.
В романе "По ходу пьесы" убийство совершается публично, на сцене театра во время спектакля. Кто-то подменил холостой патрон в пистолете боевым, и актер, в которого стреляли по ходу пьесы, уже никогда не услышит аплодисментов зрителей. В романе "Это его дело" и без того запутанное следствие осложнено двумя покушениями на жизнь ведущего расследование поручика; в "Истории одного пистолета" описан ряд хорошо продуманных, наглых и жестоких нападений бандитской шайки; во "Внезапной смерти игрока" ловко сконструированы ложные следы.
В романе "Идея в семь миллионов" происходит, по сути дела, поединок интеллектов - преступников, придумавших хитроумный план похищения большой суммы денег, и следователей, оказавшихся тонкими психологами и предугадавших действия преступников.
В романах Эдигея представители закона выигрывают соревнование в находчивости и изобретательности. "Преступник должен быть разоблачен и наказан. Обязательное условие - показать, что преступление себя не оправдывает", - отмечал писатель в интервью о своем понимании детективного жанра, соблюдая эти условия и в своих книгах. Произведения Ежи Эдигея - характерный образец современного польского детектива, в котором сочетаются развлекательное, познавательное и воспитательное начала.
В. Хорев
По ходу пьесы
Глава I
Камера № 38
Они остановились у одного из серых прямоугольников, раскиданных вдоль длинного тюремного коридора, перед дверью с черными цифрами: "38".
Надзиратель вытащил из кармана связку ключей на колечке. Но прежде чем отпереть камеру, прикрепил под номером красную табличку с буквой "И" - знак, что обитателю предписана строгая изоляция: никаких разговоров с другими заключенными, гулять отдельно от прочих, под бдительным надзором тюремной охраны…
Затем под красной табличкой появился еще и белый квадратик, где рукой надзирателя или его помощника из числа заключенных было выведено крупными черными буквами: ЕЖИ ПАВЕЛЬСКИЙ.
А чуть пониже - "225".
В тюрьме все знали, что эти цифры обозначают попросту статью уголовного кодекса. Как известно, 225 статья - это умышленное убийство, за которое могут приговорить к высшей мере наказания - смертной казни (на тюремном жаргоне - "вышке"). Именно числу "225" заключенный был обязан и буквой "И", и таким преимуществом, довольно-таки, впрочем, сомнительным, как отдельная камера.
Ключ заскрежетал в замке, дверь чуть приоткрылась. Надзиратель посторонился и жестом пригласил арестанта в камеру, сам же задержался на пороге.
- Даю вам самую лучшую камеру, - сообщил он. - За такие апартаменты в гостинице выкладывают сто злотых в сутки. А вам - бесплатно, включая питание и услуги.
Таким приветствием надзиратель уже многие годы встречал своих подопечных. И забавляло оно, как правило, лишь его самого. Но наш заключенный, по-видимому, оценил шутку или, быть может, хотел снискать расположение начальства. Как бы то ни было, он тоже усмехнулся, что побудило охранника продолжить беседу с "интеллигентным", как он решил, арестантом.
- Ежи Павельский… - изрек он. - Я читал про вас в газетах. Это вы ухлопали того киноактера… Как его…
- Мариан Заремба.
- Вот-вот. Заремба. Я видел его в фильме "Приключение в Гдыне". И еще где-то… Красивый мужчина.
- Красивый, - согласился узник. - Но я его не убивал. Я невиновен.
Надзиратель только рукой махнул.
- Я в следственной тюрьме служу лет двадцать и до сих пор ни одного виновного не видал. Все говорят, что невиновны, а милиция с прокурором, дескать, ошибаются. А мне-то что? Говорите что угодно. Дело ваше. На суде все выплывает наружу.
- Но я ведь и вправду…
- Ладно, ладно… - Надзиратель перешел на официальный тон. - Запомните, в камере должно быть чисто. Днем, вплоть до вечерней переклички, на койке лежать запрещается. У вас изоляция, значит, газет получать не будете, но можете брать книги из библиотеки, если прокурор разрешит. Я принесу бумагу и карандаш, напишете заявление.
- Большое вам спасибо.
Надзиратель закрыл было дверь, но вдруг задержался и, окинув новичка пристальным, оценивающим взглядом, спросил:
- Долго сидели в предварительном заключении?
- Пять суток.
- Наверное, здорово вымотались. Допросы в милиции и у прокурора… Небось раза два в день?
- Точно.
- Ну, теперь отдохните. Сегодня можете полежать. Но учтите, только сегодня! И чтобы чисто было.
Надзиратель захлопнул дверь и повернул ключ.
Арестант остался один. Осмотрел тесное, скудно обставленное помещение. Кровать, табурет, маленький столик, шкафчик для личных вещей. По сравнению с тем, где он сидел до этого, новое помещение выглядело вполне комфортабельным. Хорошо, что камера невелика, и, главное, он здесь один. Арестованный не сетовал на частые и продолжительные допросы. Он был к ним готов с того момента, когда его арестовали по абсурдному, как ему вначале казалось, обвинению. Он даже рвался на допросы, не сомневаясь, что с легкостью докажет свою невиновность. На допросах с ним обращались вежливо и вполне корректно. Гораздо мучительнее было пребывание в камере предварительного заключения, набитой так называемыми "подонками общества". Решение прокурора о переводе в следственную тюрьму обрадовало его, словно весть об освобождении. Один, наконец-то один!
Он присел на койку и лишь теперь почувствовал неимоверную усталость. Растянулся на узкой тюремной койке и мгновенно заснул. Он не знал, долго ли спал. Разбудил его скрежет ключа. На пороге стоял все тот же надзиратель.
- Выспались? - спросил он. - А что во сне видели? Первый сон на новом месте всегда сбывается.
- Так крепко спал, что ничего не помню.
- Книги и без заявления получите. Прокурор разрешил. А еще прислал вам бумагу и карандаш. Пишите, сколько хотите. Но не вздумайте тайком переправить записку: бумагу отберут, а вас строго накажут.
- Не буду я писать никаких записок.
- Бумага пронумерована. Смотрите, чтоб не пропало ни листочка, ни клочочка! Поняли?
- Понял. Не пропадет.
- Держите. Пятьдесят листов. Можете пересчитать.
- Наверняка все точно.
- Ясное дело, точно, - согласился надзиратель. - Раз в тюремной канцелярии нумеровали, значит, точно.
Заключенный взял стопку белых листов и положил на столик.
- Что писать-то будете? - полюбопытствовал надзиратель.
Он был весьма заинтригован: сам прокурор прислал заключенному бумагу и карандаш! Такая привилегия редко предоставлялась заключенным, да и то, как правило, уже после вынесения приговора.
- Дело было так. Вы знаете, меня арестовали по обвинению в убийстве Мариана Зарембы. Я свою вину отрицал с самого начала. Перед отправкой в следственную тюрьму прокурор еще раз допросил меня и дал подписать бумагу, где сказано, что я обвиняюсь в преступлении…
- Это называется: предъявить обвинение, - подсказал надзиратель.
- Именно. Тогда я тоже не признался…
- А может, лучше было признаться? Суд это учитывает при вынесении приговора.
- Не могу же я признаться в том, чего не совершал! Мне уже сто раз говорили, что благоразумнее сознаться и рассказать всю правду. Иначе, мол, обвинят в умышленном убийстве. А так найдут какие-нибудь смягчающие вину обстоятельства. Но я не убивал Зарембу! Я вообще никого не убивал.
Надзиратель недоверчиво усмехнулся. Газеты много писали о преступлении в театре "Колизей" и не скрывали, что дело окончательно выяснено. Популярный актер театра и кино Мариан Заремба был убит помощником режиссера Ежи Павельским. Хотя убийца, задержанный на месте преступления, и не признает себя виновным, следствие располагает неопровержимыми доказательствами его вины.
- Я не убивал его, - повторил заключенный. - Я это твердил без конца и милиции, и прокурору, а теперь и вам.
- Меня это не касается. Я всего-навсего надзиратель.