Девица смутилась. Видимо, чтение не входило в число ее любимых занятий.
- Прочитайте вы. У меня глаза от бессонных ночей болят. - Находчиво выкрутилась она.
Ледогоров послушно кивнул.
- Ради бога. По существу заданных вопросов могу пояснить следующее… на автомашине "мерседес", которой управляю по доверенности… остановили у Аничкова моста… попросили подвезти…
Он мучительно думал, стоит ли под каким-нибудь соусом показать фотографии.
- … угрожая оружием, попытались завладеть автомашиной…
Очень боязно было ошибиться и засветить свое знание ситуации.
- … оказал сопротивление, после чего они начали стрелять в меня…
Все-таки хотелось рискнуть. Это был шанс быстро получить все необходимое.
- … славянского типа, волосы светло-русые, одеты во все темное, опознать смогу. Все верно?
Галустян кивнул.
- Вот здесь, - Ледогоров протянул ему листок. - С моих слов записано верно. Мною прочитано. И подпись.
Здоровой рукой, с помощью девицы, чертов потерпевший накарябал необходимое. Ледогоров убрал объяснение обратно в папку и засунул сзади за ремень. Потом достал фотки. Сердце учащенно забилось.
- А у нас с вами, похоже, Рафаэль Михайлович, есть общие знакомые. Я тут случайно заглянул в фотографии, изъятые из вашего "мерседеса", и - на тебе.
В глазах Галустяна мелькнула какая-то смесь заинтересованности и испуга.
- Вот, - Ледогоров ткнул в молодого рыжего грузина на групповой фотографии в каком-то кабаке. - Это же Арчи л. Он в кафе "Риони" часто бывает. Боксом раньше занимался. А сзади брат его.
Понять, что двое из зафиксированных на пленке - братья, не смог бы только слепой.
- Нэт, - Галустян поморщился, словно припоминая, - это нэ Арчил. Это Гоги. А брат его - Ваха. Оны, правда, боксеры. - Он сжал свободную руку в кулак и покивал головой. - Но он нэ Арчил.
- Да быть не может, - случайное попадание в точку окрылило Ледогорова и он, словно в запале, выхватив фотографии, нашел главную. - Что я, Арчила не помню? Мы с ним на соревнованиях выступали. Вот это ведь - Давид? - Он щелкнул по изображению изящного парня в черном пиджаке. - Правильно?
- Этого я ваабщэ нэ знаю, - быстро сказал Галустян. Лицо его приняло землистый оттенок. - Нэ знаю, как его завут.
- Как это? - опешил Ледогоров. - А фото?
- Вах! - собеседник покачал головой и снова поцокал языком. Он, видимо, овладел собой. - Слюшай! Я - уважаемый чэловэк. Зэмляков много. Всэ падходят. Давай пакущаем! Давай сфатаграфыруемся! Развэ запомнищ всэх!
Ледогоров понял, что пора выходить из ситуации.
- Это Давид! - уверенно сказал он. - Я его тоже по спорту помню. Увидишь - пусть позвонит!
- Обязатэльно! - кивнул Галустян. - Слюшай! Отдай фото. Вам нэ нужны.
- Не могу, - сокрушенно покачал головой Ледогоров. - Только следователь, может. Он приедет и отдаст. Под расписку.
Галустян вздохнул. Ледогоров поднялся.
- Выздоравливайте. Всех благ…
- Падажды, - Галустян придержал его за руку. - Галя, выйди, нам пагаварит надо!
Она послушно прикрыла за собой дверь.
- Слюшай, дарагой! Я нычэго нэ хачу! Я нэ на кого нэ в обидэ! Пагарячылысь рэбята и хрэн с ными! Зачэм слэдоватэл? Зачэм бамага? Сдэлай так, чтобы дэла нэ была. Я табэ дэнги дам! Много дэнги! Памаги, брат!
"Не брат я тебе, гнида черножопая! Нет. Это не то."
- Не могу, друг! Это только следователь может. Он придет - с ним и поговори. - Ледогоров высвободил руку и улыбнулся. - Счастливо. Удачи.
- Табэ тоже. - Галустян расстроенно поцокал языком.
В коридоре было жарко. Огромная приоткрытая створка окна не давала сквозняка. Воротникова нервно курила, оглядываясь на дверь. Ледогоров махнул рукой.
- Счастливо, новобрачная!
Она подошла, покачиваясь на каблуках.
- Почему вы не верите, что мы поженимся? Он схватил ее за длинный, несмотря на жару рукав блузки.
- Потому что ты раньше сдохнешь от передоза, красавица. Или надоешь ему. Или сядешь. Чем торгуешь-то на Правобережном.
- Козел ментярский! - она вырвалась и ломанулась в палату.
Ледогоров хмыкнул и пошел к лифту. Вместо русоволосой сестрички у дверей несла вахту толстая одутловатая баба, проводившая его недобрым взглядом. В лифте он думал о том, что старик не ошибся и парень со снимка - стрелок, что Галустян его очень боится, что надо срочно пробить машинку из списка, и что у Юльки через четыре часа кончится смена.
Транспорта не было видно. Наплыва ожидающих пассажиров тоже. Горячий, порывистый ветер гонял по пустырю обрывки газет и пучки блеклой травы. Небо потемнело и стало зеленовато-синим. Вокруг громоздились безликие Купчинские многоэтажки. Он сел на скамью, откинулся к дюралевой стенке автобусной остановки и с удовольствием прикрыл усталые глаза.
* * *
В отделе было оживленно. Вечер пятницы всегда настраивал на приятный лад. В кабинете курил Юрка Громов, откомандированный в группу главка по раскрытию убийства банкира, расстрелянного два месяца назад у своего офиса на Миллионной.
- Здорово!
- Привет! Ты какими судьбами?
Ледогоров упал на свой стул и бросил в ящик стола папку с объяснением Галустяна.
- Соскучился! - Громов затянулся и выпустил дым кольцами. - Да и Виталя звал. Он сегодня в отпуск уходит. Отвальная.
- А-а, - Ледогоров кивнул и потянулся к телефону. - Как там в бригаде? Раскрываете?
Громов потянулся за пепельницей.
- Зря, кстати, подкалываешь. Этот новый отдел по "заказнякам" - очень даже ничего. Не удивлюсь, если и впрямь раскроют. Работают интересно, к тому же возможностей у них… Не то что у нас.
- Добрый вечер, - Ледогоров дозвонился. - Из Калуги, Восемьдесят седьмой отдел, два семьдва сорок три двенадцать. Машинку на принадлежность. Диктую: Алена, девять, восемь, ноль, Ульяна, Константин. По семьдесят восьмому региону. Жду. Ты уже себе там местечко прибил?
- Иди ты.
- Да я серьезно. Не век же тебе здесь гопников гонять.
- А тебе?
- Я - другое дело. Я - "заколдованный". К тому же достало уже все.
Громов выбросил хабарик в распахнутую форточку. Огонек сверкнул на фоне ярко-синего неба.
- Я пытаюсь, - задумчиво протянул он. - Но я же говорю - отдел серьезный. Походами за водкой место не заработаешь. Если не получится - уйду к чертовой матери!
- Да, пишу, - Ледогоров прижал трубку плотней. - Так, Навалочная Ольга Петровна, шестьдесят первого, проспект Кима, два, квартира одиннадцать. А какого цвета? Светло-синяя? Спасибо. А по административной практике есть что? Задерживался только один человек? Пишу. Любашев Василий Николаевич, шестьдесят седьмого. А где прописан? Понял. Позвоню в ЦАБ. Спасибо.
Он повесил трубку и вздохнул. Светло-синяя машина не входила в его планы. Хотя ребята могли и перепутать. Ночь, хоть и белая, есть ночь. Он стопарнул себя. Самое опасное - подтаскивать факты к собственным версиям.
Громов поднялся.
- Пойду, пока у вас сходка, сигарет куплю - кончаются.
Ледогоров встрепенулся.
- Извини. Тут просто дело одно… Куда это ты собрался? К какой матери?
Юрка улыбнулся.
- К чертовой, Саня. К чертовой… Я, Саня, говорю, что если не удастся перевестись в "заказной" - уволюсь. Достало все. Семь лет в этом отделе. Блевать уже от одних стен хочется. Подвалы, бомжи, крадуны, гопники, подучетники. Местные недоноски уже выросли и ушли в бандиты, а я все сижу в одном кабинете, за тем же столом. Во где все. Сколько народу ушло в главк, РУБОП, УБНОН, в ОУР РУВД хотя бы. Я не хуже многих из них. Либо переведусь, либо на хер. То есть в народное хозяйство. Никакого желания работать уже не осталось. Увидимся у Витали в кабинете.
Дверь за Громовым захлопнулась. Ледогоров сидел и молчал. Он прожил с Громовым в одном кабинете три года, из которых уже почти год не пьет, а значит способен что-то замечать. За все это время даже на секунду не показалось, что слегка пофигистичный, слегка излишне потребляющий, но всегда готовый помочь и умеющий работать Юрка мучается внутри какими-либо серьезными проблемами. Может, так он и Жарова проморгал? Хотя тот уже в главке работал. Но так и его самого пропустили, проморгали после смерти отца. Внутри шевельнулся больной нерв. Кабинет начал заполнять густой запах коньяка. Ледогоров помотал головой. Так всегда: бегаешь, крутишься, работаешь - все нормально. Только пауза - и все снова. Он опять потянулся к телефону.
- Любашев, пожалуйста. Алло, девушка, здравствуйте. Из Калуги, восемьдесят седьмое, два семь два сорок три двенадцать. Любашев Василий Николаевич, шестьдесят седьмого. Места рождения нет. Жду.
За окном медный блин солнца протискивался в щель между домами и колол сверкающими иглами прямо в глаза. Вечер не нес свежести. Никаких намеков на обещанные с утра гидрометцентром грозы.
- Что? Рылеева, тридцать шесть, квартира одиннадцать? Здорово. Спасибо. Что? А, родился пятого января в Ленинграде. Спасибо.
Он заставил себя успокоиться. Адрес водителя "копейки" находился в границах квадрата, где, как он вчера посчитал, возможно, растворилась машина со стрелком. Правда, она была зеленая.
Заглянул Югов.
- Ты на "сходняк" не хочешь зайти? Все сидят уже давно.
Вышегородскии встретил его не самым приветливым взглядом.
- Извините.
- Ничего. Спасибо, что зашел.
Вечерняя "сходка" в пятницу - безумно тягостное и тоскливое мероприятие. Особенно, если руководителю некуда спешить, или у него плохое настроение. Единственное, что греет - это предвкушение выходных, но его можно "подмочить", подержав людей в душном кабинете минут сорок. Видимо, сегодня в Артуре сочетались обе гибельные предпосылки. Он, не торопясь, подробно расспрашивал всех о выполненных планах, придираясь к мелочам.
- Саша, съездил в больничку?
- Да.
- Опросил?
- Да.
Ледогоров прекрасно видел негативный настрой шефа и не собирался облегчать ему жизнь.
- Ну и как?
- Врет. Прогнал фишку со случайными пассажирами.
- А ты что?
- Записал все подробно и старательно.
Знакомый тополь тревожно мельтешил, заглядывая в окно. Ледогоров знал, что докладывать начальству правду нельзя - полетят руководящие указания, гениальные идеи, доклады наверх.
- Дальше что будешь делать?
- Искать.
- Кого?
- Преступника.
- Как?
- С использованием всех форм и методов оперативно-розыскной деятельности.
Вышегородскии посмотрел на него.
- Чего ты ерничаешь?
Ледогоров с трудом удержался, чтобы не ответить вопросом "А ты?". Завязав с выпивкой, он старался сдерживаться, особенно в присутствии кого-то еще.
- Почему? Разве это не правильный ответ?
- У тебя сколько материалов?
- Ни одного. Вы поручили мне день и ночь раскрывать эту хулиганку.
- Коршунов! Сколько ты не добил материалов, отпускник?
Виталя потупился.
- Три, но я в понедельник выйду и…
- Отдашь Ледогорову, а то он с жиру бесится.
- Да я…
- Я сказал - отдашь! Понял?
- Понял.
Ледогоров скрипнул зубами.
- Спасибо шеф за заботу о моей фигуре.
- Не за что. Свободны все. И чтобы в кабинетах через пять минут никого не было.
Все вышли. В открывшуюся дверь хлынул воздух из коридора. Такой же плотный и влажный как в кабинете. За окном медное солнце отчаянно цеплялось за дома и деревья последними лучиками.
- Кончаются белые ночи.
Ледогоров подошел к Артуру. Тот смотрел в сторону, сидя за столом.
- Что? Не дают тебе Хохмачева турнуть?
- Причем здесь это?
- Притом, что не надо на мне за это отыгрываться.
Вышегородский продолжал глядеть в стену.
- Ты действительно не загружен. От трех материалов не развалишься. Посмотри на остальных.
Ледогоров хмыкнул.
- Я и от десяти не развалюсь.
- Учту.
- Сделай милость.
Артур повернул голову и посмотрел на него.
- Саша, почему вы меня так не любите? Ты, Полянский, Челышев?
Ледогоров пожал плечами.
- Что ты, девчонка, что ли?
Артур скривился и махнул рукой.
- Оставь. Ты понимаешь о чем я говорю.
Ледогоров наклонился к нему.
- Я-то понимаю, а ты вряд ли поймешь.
- Постараюсь.
- Просто мы менты. А ты милиционер.
Вышегородский молчал. Словно ждал продолжения.
- Я же сказал - не поймешь!
В коридоре висел полумрак. Из-за дверей Коршуновского кабинета доносились обрывки оживленного разговора и бульканье жидкости. Ледогоров тихо поцарапал ногтями дверь.
- Про меня не забыли?
- Ты же не пьешь?
- Зато ем!
Он сделал огромный бутерброд из булки, сыра, кильки в томатном соусе и ломтика помидора, после чего налил себе "Колы". К счастью, коньяка не было. Стаканы с "Охтой" в руках у ребят не вызывали никаких эмоций.
- Спокойнее! - сказал из угла знакомый голос. - Это не еда, а закуска!
- Я без обеда, - он откусил кусок и поднял глаза. - Какие люди!
Загорелый, отдохнувший Полянский весело улыбался.
- Здорово!
- Привет! Ты когда выходишь?
- Уже в понедельник. Шел мимо и нарвался на Виталю!
- Ладно, - Югов поднял свой стакан, - потом поговорите! У нас есть повод! Виталя! Хорошо тебе отдохнуть и ни разу за отпуск о работе не думать!
Ледогоров пробрался к Полянскому.
- Как дела?
- Отлично! Взял Жанку в охапку и рванул дикарем в Абхазию.
- Ну, ты рисковый парень.
Все закурили. Сизый дым начал заполнять кабинет.
- Откройте дверь!
- Артур еще здесь!
- Да пошел он на …! Открой!
- Извини! - Ледогоров отвлекся. - Хорэ! Мужики! Не нарывайтесь! Уйдет и откроем!
Несмотря ни на что, ему было немного жалко Артура и не хотелось ставить его в совсем неудобное положение.
- Так как Абхазия?
- Очень хорошо! - Полянский взял со стола веточку укропа и сунул в рот. - Цены мизерные. На Россию все молятся. Правда, после войны ни хрена не восстановлено, но море - есть море.
Народ гудел все громче и громче.
- Виталя! У тебя что с рукой?
- С рукой? Ничего.
- А почему не наливаешь?
Ледогоров плеснул себе еще "Колы".
- Я в перестрелке копаюсь. По твоей земле, кстати.
- Ну, я включусь, с понедельника.
Дышать стало совсем нечем. Несмотря на открытое окно, все взмокли от жары.
- Да откройте же вы дверь! Задохнемся!
Ледогоров посмотрел на часы.
- Серега! Мне пора! В понедельник поговорим. - Он начал вылезать. - Мужики! Я посмотрю сейчас, где Артур! Виталя! Хорошо тебе отдохнуть!
Дверь кабинета Вышегородского была опечатана. Ледогоров заглянул обратно.
- Все нормально! Проветривайте! Только не орите сильно!
Небо стало серо-зеленым. По прежнему парило. Опаздывая, он бегом пересек забитый пятничной пробкой Литейный, нырнул в проход-няк возле почты и оказался на Моховой. Юлька демонстративно стояла на улице, поглядывая на часы. В очередной раз кольнула собственническая гордость за ее сногсшибательную фигуру.
- Опаздываете, мужчина, - она нахмурилась. - Не боитесь, что уведут девушку?
Он обнял ее.
- Нет. Не боюсь.
- Правильно, - она нашла его губы.
Проходящая пожилая пара смотрела на них с улыбкой. Ледогоров с трудом перевел дух. Внутри все дрожало. Он чувствовал себя как школьник после первого настоящего поцелуя.
- Куда пойдем?
Она посмотрела на него снизу вверх.
- Конечно домой! И по-быс-трее!
Сгущалась вязкая вечерняя мгла. Снова невесть откуда взявшийся ветер шелестел над головами уставшей от жары листвой.
* * *
Ночью по городу идет гроза, разгоняя царящую дневную духоту, дождевыми потоками отбивая чечетку по железу остывающих крыш и стеклу запыленных окон. Электрическими дугами эротично выгибаются в темном небе молнии. Юлька плотнее прижимается к нему, касаясь губами небритой щеки.
- Можно я тебя спрошу?
- Нет.
- Что нет?
- Я тебя не люблю.
Она слегка кусает его за щеку.
- Больно?
- Нет.
- Врешь.
- Вру.
- Будешь вредничать - я тебе ухо от кушу.
Красная дуга ослепительно сверкает за раскрытым окном. Кто-то смеясь пробегает через двор, цокая каблуками.
- Ты меня сразу полюбил?
- Нет.
- А что ты подумал, увидев меня в первый раз?
- А ведь трахает ее кто-то.
Она прижимается сильнее, больно впиваясь в него ногтями.
- Не думай больше об этом!
- Не думаю.
Удар грома сотрясает стены.
- Чего ты хочешь больше всего на свете?
- Честно?
- Честно.
- Выпить.
Она вскидывается, наклонившись к его лицу.
- А меня?
- Ты же просила честно.
- Мог бы соврать.
- Хорошо, теперь буду врать.
- Не надо.
Кажется, ливень заполняет все пространство за пределами комнаты, оглушительно шурша в проеме "колодца".
- Ты меня любишь?
- Нет.
- Ты меня хочешь?
- Нет.
- Ты врешь?
- Нет.
- Врешь!
- Ты же сама просила.
- За-гры-зу!
Хорошо разговаривать в темноте. Никто не увидит, как ты улыбаешься.