- Кое-что. Молчанов Владимир Игоревич, шестьдесят девятого года рождения, холост, родственников в Москве не имеет, сидел за хранение, освободился в девяносто пятом. Ежегодно направляется на принудительное лечение. В девяносто седьмом был госпитализирован с подозрением на шизофрению, но диагноз не подтвердился. Квартира принадлежала двоюродной тетке, которая умерла в девяносто шестом. Соседи от него не в восторге, но ведет он себя преимущественно тихо, так что пока терпят.
- Ладно, поднимусь, проведаю, - сказал Турецкий, - сахарку вот ему купил. Поможешь доски отодрать?
Доски оторвали с большим трудом, все гвозди были на месте - явно до того их никто не трогал. Вовик внутри не подавал особых признаков жизни, по крайней мере, к двери не подошел поинтересоваться, кто его навестил. Сыщики нашли его сидящим у расколотого зеркала. Наркоман голый по пояс делал макияж и напевал что-то негритянско-блюзовое.
- Помочь? - спросил оперативник.
- Нет, на лавочке подожди.
Вовик с отвращением стер с губ ярко-сиреневую помаду и попробовал золотисто-бежевую. Ему, похоже, понравилось. Турецкого он не замечал или игнорировал. На столе лежал одноразовый шприц, жгут и закопченная столовая ложка - не выдержал все-таки. "Важняк" обошел квартиру: окна, балкон, дверь - все в том же состоянии, как они с Денисом оставили четыре дня назад. Как попали наркотики в квартиру - загадка. Разве что они тут и были, а воля Вовика была крепка и непреклонна, а потом вдруг сломалась. Или он в порыве просветления вспомнил о давней заначке?
- Молчанов, ты где дозу взял? - спросил Турецкий. Вовик к тому моменту закончил с лицом и примерял парик, продолжая напевать.
В прошлый раз Турецкий его толком даже не рассмотрел. Если отвлечься от накладных ресниц и помады - обычный парень, среднего роста, тщедушный правда, болезненно бледный, с тонкими узловатыми руками и заметной плешью на макушке. Черный парик ему явно не шел.
- Где дозу взял? - повторил вопрос Турецкий, поскольку Вовик его ответом не удостоил.
- Я тебе нравлюсь? - в свою очередь спросил Вовик, томно закатив глаза и закусив губу, что, видимо, означало крайнюю степень возбуждения.
- Не нравишься. - Турецкий содрал с него парик и зашвырнул в угол. - Кончай ломать комедию, а то бить буду, и больно.
- Думаешь, я тебя боюсь? Ты кто вообще? Мент поганый? Трахнуть меня хочешь? Ну трахни, мне не жалко. Давай не стесняйся. - Вовик спустил штаны. - Кондом не забыл, козлина?
Турецкий, особо не раздумывая, двинул его кулаком по накрашенным губам. Не сильно, но так, чтобы тот почувствовал вкус крови. Вовик, поддерживая штаны, уполз на кровать.
- Я не мент, - сказал Турецкий, тоже усаживаясь на краешек кровати. - Я следователь Генпрокуратуры и трахать тебя не намерен. Я тебя четыре дня назад ловил, когда ты с балкона нырять собирался, помнишь? А приходил я тогда, чтобы поговорить о твоем хорошем знакомом Промыслове. Я же тебя тут законопачивал, потому что ты завязывать собирался. И поскольку я тогда тебя в кутузку не засадил за твои стрелковые упражнения, а пошел, так сказать, навстречу твоему желанию радикально порвать с наркотиками, теперь я желаю знать, где ты взял дозу.
- Женечка! - заскулил вдруг Вовик, размазывая по подбородку слюни и сопли. - Женя!
Турецкий вспомнил про пиво, которое купил для этого урода.
- Иди умойся, будем пиво пить, - предложил он довольно миролюбиво, хотя больше всего сейчас хотел двинуть Вовика по голове чем-нибудь тяжелым и шагать отсюда подальше. Достали эти наркоманы окончательно.
Холодный душ и пиво практически сделали из Вовика человека. Или хотя бы нечто подобное.
- Ты руку не разбил? - участливо спросил он у Турецкого, покончив со второй банкой.
- Когда? - не сообразил "важняк".
- Когда меня по морде съездил. У меня, наверное, СПИД, так что ты тут поосторожнее.
Турецкий придирчиво осмотрел кулак, но кожа вроде была не повреждена - еще этого не хватало. Знал бы - лупил бы стулом. Он лихорадочно вспоминал, не поранился ли в прошлый раз. А ведь ободрал пальцы. Но Вовик тогда, кажется, не кровоточил. А Денис? Черт, вот влипли. Придется провериться. Ирка с ума сойдет, скажет: добегался, доигрался… И вообще, представить страшно, что будет - конец всей жизни.
Турецкому вдруг расхотелось пива.
Он сбегал вымыл руки и вылил на них остатки какого-то лосьона из Вовиковой аптечки. Постоял немного у зеркала, глубоко вдохнул несколько раз и попытался успокоиться. Как говорил старина Карнеги, не стоит переживать неприятности, которые еще не произошли. Все будет о\'кей. Не было ничего. Не могли они с Денисом так по глупости вляпаться. Не могли. А не могли, значит, не вляпались.
Намного легче не стало, но способность соображать вернулась.
- Испугался? - Вовик пришел проведать Турецкого в ванную. - Я тоже вначале испугался, а потом привык.
- Давай поподробнее, ты кровь сдавал? Тебе диагноз поставили? - допытывался Турецкий, желая окончательно все прояснить.
- Я не сдавал. Мальчики, с которыми мы машинку по кругу пускали, в анонимный кабинет бегали - один просто носитель пока, а у другого СПИД, я был третий. Так что считай сам.
- А Промыслов? Он тоже из вашей компании?
- Нет, Женя не такой, он чистый. И в клинике его проверяли. Ты его найдешь? - Вовик схватил Турецкого за грудки и принялся отчаянно трясти. - Найдешь, да? Иначе я с балкона… или повешусь.
- Промыслов твой любовник? - спросил Турецкий.
- Нет, - вздохнул Вовик, - я его знаешь как люблю. Я для него на все согласен.
- А он?
- "А он"! "А он"! - передразнил Молчанов. - А он натурал, не гомик, понял? Даже попробовать не захотел. Он бабу свою любит, а я знаешь как ее ненавижу? Если бы не она…
- Ты ее знаешь?
- Боженой зовут, врачиха, все его по клиникам таскает. А я его любого люблю. Узнаю, какая сука его прячет, задушу собственными руками. Мне теперь ничего не страшно. Я знаешь за что сидел? За хранение. А должен был за распространение. Меня же с десятью дозами повязали, и я их действительно не для себя держал. Эти суки мне прямо сказали: будешь делать все, что нужно, пойдешь на принудительное лечение - и все, а заикнешься, кто тебе товар дал, гранату в жопу твою голубую засунем и чеку выдернем. Показали мне фотки, кого опознавать надо, я эти фейсы впервые в жизни видел. А после опознания этот мне и говорит: я вот выйду, достану тебя и собственные яйца сожрать заставлю. Только он сам в зоне ласты отбросил. Пронесло… А мне тоже на полную катушку отмотали. Вернулся, встретил козла этого, полковник уже. И Женю они же повязали или такие же, тоже домогались чего-то, ухо ему порвали. Там сережка была, я подарил. А когда узнали, что он тот самый Промыслов, ботинки ему чистили, домой подвезли, все, что отняли, вернули, извинялись. Он смеялся, думал, тем все и кончится. Уговаривал я его: уезжай из Москвы, пусть папа за границу отправит…
- То есть ты уверен, что его похитила милиция?
- Уверен.
- А не мог он просто где-то потеряться? Был под кайфом, забыл, кто он такой…
- Не мог. Я его знаешь как искал?
- Не знаю. Как?
- Долго и тщательно.
- Если хочешь, чтобы я его нашел, - назови фамилии тех ментов, которые с тобой работали и которые предположительно имели дело с Промысловым.
- А ты думаешь, я их знаю, они что мне, визитки дарили или представлялись?
- Как же ты их искать будешь, чтобы отомстить?
- По запаху. Где дерьмом пахнет, там и мусора поганые.
Они все еще торчали в ванной. Турецкому это наконец надоело, он еще раз взглянул на себя в зеркало и, не заметив никаких явных признаков СПИДа, все же почувствовал необходимость покурить и подышать свежим воздухом. Перебрались на балкон. Внизу на лавочке по-прежнему сидел оперативник, а рядом стоял Денис. Турецкий жестом пригласил его подняться.
- Куришь? - протянул он Вовику пачку "Кэмела".
- А травки нет? - спросил тот.
- Ну ты совсем охренел. Кстати, ты мне так и не сказал, как тебе удалось в запертой квартире раздобыть дозу или все-таки старая заначка?
- Карлсон принес, - осклабился Вовик.
- А может, Фридрихсон?
- Ладно, иди покажу. - Вовик опять потащил Турецкого в ванную и отогнул кусок ДВП, прикрывавший нишу в стене, где располагались канализационный и водопроводный стояки. - Добрые люди сверху на веревочке спустили, а я им также на веревочке зелененького президента отправил. Вот президент действительно из заначки.
- Планы насчет господина Молчанова меняются, - вполголоса сообщил Турецкий Денису, выйдя с ним на площадку. (Вовик из внезапного человеколюбия пошел варить чай для дорогих гостей.) - Во-первых, этот урод предположительно болен СПИДом, его нужно проверить, а заодно и нам с тобой провериться, потому что, пока мы его в прошлый раз спасали, он запросто мог и нас заразить. А кроме того, если все, что он мне тут наболтал, хоть в какой-то степени правда, то Вовик опасный свидетель и его могут попытаться убрать. Так что его нужно хорошенько спрятать и, совмещая приятное с полезным, лучше упечь в какую-нибудь клинику, пусть здоровье поправляет.
- Человека оставить для наблюдения? - справился Денис, перспектива оказаться носителем СПИДа его почему-то совершенно не испугала.
- Нет, человека снимай, а микрофончик в квартире нужно оставить, на всякий случай, если вдруг кто-то сюда наведается.
Пить чай Турецкий не остался, предоставил дальнейшее общение с Вовиком Денису. Выбрался на улицу, даже не чувствуя жары, было острое желание вымыться, и не просто под душем, а в бане.
Недолго думая, Турецкий поехал в Сандуны, сто лет там не был, да и вообще никогда не был в одиночку.
Однако сегодня было не до шумных компаний, не пиво пить ехал, не удовольствие получать от ленивого трепа в парилке о бабах (пардон, дамах). Ехал мыться, смывать с себя запах дерьма из говоровского подъезда, запах Вовиковой квартиры, вчерашние еще свежие запахи Рязани и всю прочую вонь, которой что-то уж слишком много в этом деле.
По поводу вечера, а может, по поводу жары, в бане было малолюдно.
Турецкий забрался в парную и влез на верхнюю полку. Для достижения максимального эффекта решил действовать по всем канонам - первый пар принимал всухую. Поначалу сильно обжигало, опасался даже сжечь уши, но и вирусу проклятому тоже было несладко. Лежал и предвкушал минуту, когда пробьет первый пот. Пот наконец обнаружился мельчайшими, идеально округлыми капельками. Потом потекло струями, ручьями, реками, солеными водопадами. Закрыл глаза и застонал от удовольствия.
Теперь мыться.
Тер себя до одурения, хлестал веником дубовым, потом березовым. Окатывал горячей водой, потом холодной, снова горячей и снова тер. Позвал банщика и еще ему позволил над собой поизмываться - помять, похрустеть косточками, разобрать и собрать заново.
Потом нырнул в бассейн и понял, что все - силы кончились.
Домой ехал в сладкой истоме. С одной мыслью добраться до кровати - и спать. До утра, а может, и до вечера. Телефон вырубить, к едрене фене, пейджер в холодильник - оттуда не допищится, звонок дверной отключить, и гори оно все синим пламенем.
25
А на ступеньках подъезда сидел Славка и нагло и одновременно обиженно ухмылялся этой своей ухмылкой, разрушая такие стройные, такие хрустальные мечты Турецкого о глубоком и безмятежном сне.
- Ну где тебя носит? Целый час сижу. Денис сказал, ты домой поехал. И чего это ты такой розовый, как из бани?
- А я и есть из бани, - буркнул Турецкий.
- Неужели со Старухиной парился?! - восхищенно присвистнул Грязнов. - Склеил все-таки?
- Со Старухиной я в кабинете парился. И не склеил. - Турецкий впустил друга в квартиру. - Ужинать будешь?
- Пожрать я всегда не против, - честно признался Вячеслав Иванович. - Чем угощаешь?
- Глазуньей, болтуньей или омлетом. Выбирай.
Грязнов подумал и выбрал:
- Хочу жареной картошки.
- Ну жарь. - Турецкий налил себе ледяной минералки и устроился под вентилятором. - И кофе свари, я спать хочу.
- А кто не хочет? - Грязнов заглянул в морозильник и, убедившись, что оставшаяся с прошлого раза бутылка коньяка на месте, принялся за картошку.
Ловко орудуя ножом, он объяснил причину своего появления:
- Я, собственно, забрел информацией поделиться. Насчет сахновского института.
- Они там новый философский камень изобрели, который сахарную пудру в кокаин превращает? Или лекарство от похмелья?
- Лекарство от наглости изобрели. Кто к кому, вообще, в гости пришел, бери нож, присоединяйся.
Турецкий взглянул на плававший в кастрюльке десяток картошин:
- И достаточно. У меня еще тушенка есть.
Грязнов, обреченно вздыхая, развел огонь под сковородкой.
- В этом сахновском заведении происходят, оказывается, странные вещи. Например, шестого апреля в подъезде своего дома была застрелена некая Столярова Ирина Геннадьевна, которая трудилась в лаборатории известной тебе Божены Долговой в должности младшего научного сотрудника. Убийство было профессиональным и явно заказным, "макаров" бросили в подъезде, контрольный выстрел присутствовал, в общем, все чин чинарем, только жертва непонятная… Где у тебя соль?
Слава изрядно посолил и поперчил картошку, подумал и добавил еще карри и кардамон.
- Ну сам посуди, кому могло понадобиться заказывать двадцатишестилетнюю химичку без вредных привычек, капитала и влияния в каких-либо кругах?! Рассматривались две версии: ее заказал муж, которому она до смерти надоела, или ее просто с кем-то спутали. Нет, ну конечно, мог кто-то интриговать на работе…
- Слава, давай ближе к делу, - зевнул Турецкий, - я сейчас засну под твои сказки.
- Ну ты хам! Я стараюсь, бегаю по жаре, одалживаюсь у кого-то, здоровье порчу, потому что друг попросил. И вот вместо благодарности что я слышу? Может, тебе письменный отчет составить? В баню без меня ходил, теперь я тебе ужин готовлю…
- Да не заводись ты, - остановил излияние справедливого возмущения друга Турецкий. - Извини, спасибо, я больше так не буду, честное пионерское. Доволен?
- Доволен, но не удовлетворен. Тушенку давай. - Грязнов вывалил полбанки мяса поверх картошки, вбил пару яиц и еще раз для верности посолил. - Короче, муж оказался ни при чем, остался с двумя малолетними детьми, любовницы у него не было, особых разногласий с женой тоже. Зато насчет обознатушек выяснилось, что в этом же подъезде проживают целых три бизнес-леди, каждая из которых вполне могла раздражать конкурентов, или "крышу" или еще кого-нибудь. Правда, ни одну из них по внешнему виду спутать со скромной химичкой было нельзя, но мало ли как в жизни нашей скорбной случается. Киллер неопытный попался, темно было в подъезде, возможно, она его заметила и заподозрила. В общем, ковырялись с этим убийством долго и фактически списали в висяки. А новорусские дамы завели себе по эскадрону телохранителей, но ни на одну из них повторного покушения совершено так и не было. В конце концов следствие решило, что мишень, которая прозорливо догадалась, что именно она была мишенью, восприняла это убийство как суровое предупреждение и уладила свои проблемы мирным путем.
Турецкий нехотя оторвался от вентилятора и занялся нарезкой петрушки и зеленого лука. А Грязнов продолжал излагать нарытые сведения:
- Но двадцать шестого апреля исчезает еще один сотрудник той же лаборатории - Щетинин Максим Максимович. Исчезает бесследно, и ничто не говорит о том, что он это сделал по собственной инициативе. А пятого мая его труп вылавливают из Москвы-реки. С переломом основания черепа и привязанной к ногам бетонной балкой. Опознали, правда, только по одежде и ботинкам, отпечатки пальцев, к сожалению, рыбы съели, а к стоматологу он если и обращался, то к частному. В общем, два трупа в течение месяца для одной, даже химической, лаборатории многовато. Особенно если учесть, что в ней всего работает девять человек, включая начальницу. Ничего сверхсекретного, согласно документации, они не производят. Сам Сахнов, пока был жив, уверял, что ни конкурирующим импортным ученым, ни местным мафиози их разработки особенно интересны быть не могут, и все сотрудники единодушно сходились во мнении, что все это цепь трагических совпадений. Теперь убили Сахнова. А он хоть и не из этой лаборатории непосредственно, но как бы идейный отец ее и наставник… Вот такие, Саша, дела.
Грязнов взгромоздил сковородку на стол и достал коньяк.
- Жарко же, - вяло запротестовал Турецкий.
- А кофе пить не жарко? - Слава решительно разлил по стаканам. - За нашу победу.
Рука его замерла на полпути ко рту - запищал пейджер.
- Черт, а такой вечер намечался. - Он все же выпил и только потом прочитал сообщение. - Однако не все еще потеряно. Спи спокойно, дорогой товарищ, а у меня сексуальное свидание.
- С кем? - справился Турецкий, лениво ковыряясь вилкой в сковороде.
- Не со Старухиной. - Слава сделал ручкой и помчался на выход.
- Ну и флаг вам в руки. - Турецкий, недолго думая, засунул сковородку в холодильник и, удовлетворенный таким исходом вечера, отправился спать.
26
На этот раз Турецкий приехал в НИИ Сахнова с твердым намерением вытрясти из Долговой абсолютно все и о Жеке, и о Сахнове, и о Столяровой со Щетининым. Независимо от того, сколько на это понадобится времени и сил. То, что из Долговой каждое слово придется тянуть клещами, Турецкий предвидел - и не ошибся. Пожалуй, будь ее воля, она бы "важняка" и на порог своей лаборатории не пустила.
- Вы разве в прошлый раз узнали не все, что хотели? - спросила она, не поднимая головы от журнала, в котором что-то быстро писала карандашом. Компьютер, повизгивая от удовольствия, медленно строил жирный зеленый график. Несмотря на раннее по конторским меркам утро - начало десятого, когда уважающим себя ученым полагается мирно пить кофе и обмениваться впечатлениями о прошлом вечере или о других мировых проблемах, в лаборатории кипела работа.
Турецкий уселся, не дожидаясь приглашения:
- Нет, конечно, разве можно выяснить все в получасовой беседе?
Долгова наконец взглянула на него. Судя по покрасневшим, припухшим глазам и отсутствию макияжа, она сегодня вообще не ложилась.
- Не в получасовой, а в сорокапятиминутной, - поправила Долгова, глядя на часы, очевидно собираясь и на этот раз точно подсчитать, сколько драгоценного времени уйдет на беседу со следователем, то есть впустую. - Что вас теперь интересует?
- Начнем с Сахнова…
Она была крайне удивлена:
- У вас странная манера вести расследование.
- А у вас есть какое-то представление о том, как должно идти расследование?
- Может, объясните, почему для допросов о Георгии Емельяновиче вы выбрали именно меня? Я что, центр вселенной, средоточие всего неживого и регрессивного? Вы ведь не говорили больше ни с одним человеком. Вы хоть знаете, что у Сахнова была секретарша, которую после его смерти уволили и у которой на днях случится нервный срыв, если ее не допросит следователь. Я не гарантирую, что вы получите от нее много полезной информации, но вы же должны допросить всех. Или я ошибаюсь?
- Нет, вы абсолютно правы. - Ну, положим, это не у меня странные методы, а у Азарова, подумал Турецкий, ведь именно он ведет дело об убийстве Сахнова.