- Ну… - Но Мустанг уже рысью выехал за ворота конюшни. Марик, тихо матерясь, оседлал подведенного конюхом молодого жеребца. Тот прогнулся под статридцатикилограммовой ношей, фыркнул и, не дожидаясь руководящих указаний, припустил вслед за вороным.
Ехали молча минут пятнадцать. Мустанг несколько раз круто сворачивал: сначала галопом взлетел на холм, потом протаранил лесополосу со страшным треском, а когда Марик решил, что они уже возвращаются, рванул через перепаханное поле к водохранилищу.
На противоположном берегу, примерно в километре от них, сидело несколько рыбаков. На лед никто выходить не решался: слишком тонкий, а по-хорошему, вообще, давно пора было ему растаять - Подмосковье, начало апреля.
Мустанг осторожно подъехал к кромке льда.
- Знаешь, Марик, старинную гусарскую забаву?
- Отыметь полборделя, не снимая шпаги и сапог? А потом сказать: гусары денег не берут?!
- Ага, типа того… Скачки по тонкому льду. Ходить уже нельзя - провалишься нафиг, а скакать можно: проваливаться не успеваешь. Главное не тормозить, все время галопом. Допер? Давай, пошел!
- Ты что, очумел? - Марик изо всех сил натянул поводья: его жеребец, словно сообразив о чем речь, норовил испробовать старинную гусарскую забаву.
Мустанг презрительно усмехнулся и пустил вороного вскачь. Из-под копыт полетели брызги, во льду оставались сквозные пробоины, но конь, тем не менее, шел вполне уверенно.
- Провалишься, скотина - спасать не буду, - пообещал Марик жеребцу и ослабил удила.
Выехали на берег рядом с совершенно обалдевшими рыбаками. Марик весь взмок, как будто он тащил жеребца на себе, а не наоборот. Мустанга гусарская забава тоже не позабавила, выглядел он угрюмее и злее прежнего, сцепил зубы, с бешенством уставился в одну точку, в сторону Фомичевского лесохозяйства, откуда они недавно вернулись. Проехали молча шагом еще минут десять, забрались в низину, откуда не было видно ни рыбаков, ни Кудряшевки, вообще, никаких признаков существования человека. Мустанг остановился, подождал Марика, благоразумного державшегося сзади, смерил его взглядом, уже почти спокойным, он кивнул в направлении Фомичево:
- Козлы, мать их… Не решат никак: они бабки делают или понты строят. Это Гиви, старый упертый дундук, воду мутит. - Он обернулся к Марику, но тот молчал. - Ну, что скажешь?
- Гиви - в законе, так что я ничего не скажу, ты говори.
- Не, братан, не финти. Собираешься меня пережить? - Мустанг зашелся утробным смехом, действительно напоминающим ржание. - Тоже мне, законник сраный. Давай, толкни речь.
- Если речь хочешь, сперва колись, о чем вы с Босым терли.
- Я с ним не тер, Марик, тупая твоя башка, - сказал Мустанг ласково. - Когда ты научишься со мной нормально разговаривать? Я с Босым вел коммерческие переговоры.
- Тогда объясни в чем разница, а то я что-то не догоняю.
- Разница в том, что при коммерческих переговорах каждый считает, сколько вложит и сколько с вложенного будет иметь. А когда перетирают за дело, считается, что базар за дележ - гнилой.
- Тогда проси Бухгалтера, пусть он тебе речь толкнет про сальду с бульдой, причем тут я?
- Притом, что это я вел с Босым Черепом коммерческие переговоры, а он со мной - "перетирал за дело". И выходит у него, что бабки ему как бы не важны, бабки ж - грязь! Если он станет за день снимать больше, чем сейчас за полгода - это все туфта. То, что я предлагаю - туфта! Зато сейчас он в своем сраном Фомичево - самый крутой, а так я вроде как влезу на его территорию. Понимаешь?
- Какая на хрен территория?! - Марик возмущенно покрутил пальцем у виска, - у него что, его задрипанный рынок отнимают?! Полторы палатки! Базар же про лес! Он с него и так ни рубля не имеет. А ты ему предлагаешь гостиницу, казино, бордель, охоту для фраеров…
- Ну, рубль он с леса, положим, имеет, проблема не в том. У Босого Черепа мозгов не больше чем волос на макушке, сам он от двух миллионов баксов в год отказаться не догадался бы. Это Гиви, старый черножопый козел, ему насоветовал.
Двухметровый Марик затравленно, как щенок, посмотрел на хозяина.
- Короче, Мустанг, давай лучше мочи меня сразу. А завалить Гиви я не подписываюсь. И не рассказывай мне, что он сухарь и больше не в авторитете.
- Это все, что ты смог придумать? Замочить тебя, и на этом кончатся все мои проблемы?! - Мустанг опять расхохотался по-лошадиному и добавил сквозь смех: - Извини, Марик, но ты, братан, переоцениваешь роль своей личности в истории. - Он веселился, пока не увидел, что Марик тоже заулыбался. - Ладно, хватит ржать. Предлагай, что делать с Гиви и с Босым?!
- Если бы Гиви умотал подальше… На месяц куда-нибудь. Круиз ему что ли купить?
- Соображаешь! Только в круиз Гиви не поедет. Ты бы ему еще шоколадку преподнес: на, Гиви, держи, в знак нашей любви и почтения!
- Может, на разводку его пригласить ну, там… во Владивосток?
- В Буэнос-Айрес. Короче, с тобою мне все ясно. А на разводку Гиви пригласить надо. Завтра поедешь в Фомичево и устроишь бузу, сделаешь вид, что нажрался и скажешь все, что о них думаешь, по матери. Только Босого не поминай. Можешь раскроить пару харь, но ствол не доставай и вовремя смойся, пока они сами тебя не завалили. А потом уже мое дело. Приглашу Гиви на показательный процесс, отстегну, штук сто зеленых, может и уговорю, пока он теплый. Все понял?
- Нет. Я, типа, один должен в Фомичеве бузить?
…Да ради бога, бери кого хочешь. Но за каждого ответишь.
…В смысле?
…В смысле: ни стрельбы, ни жмуриков и Босого лично не оскорблять. Сечешь?
- Да ладно тебе, Мустанг, за кого ты меня держишь? - протянул Марик обиженно. - Не вчера родился. - А когда Мустанг отъехал, пробубнил себе под нос: - Только не везет тебе, шеф, с нормальным бизнесом, сколько не пыжься. Блин… Выйдет с твоим отелем то же, что и с кооперативом.
Вернувшись с верховой прогулки, Мустанг вызвал Бухгалтера - в сотый уже раз перепроверить все цифры.
- Проблема есть, - помялся Бухгалтер, - с пивом.
Мустанг отмахнулся:
- Потом пиво, давай еще раз Фомичево.
Крупных проектов было всего три: кроме строительства отеля на территории Фомичевского лесохозяйства еще реконструкция проходящей неподалеку от Кудряшевки автотрассы всероссийского значения на участке Дмитров - Дубна и скупка контрольного пакета Кудряшевского пивзавода, на котором работало больше половины народу в поселке. С прибыли пивзавода он и без всяких акций имел долю, но слишком незначительную, - крышу предприятию обеспечивали районные власти, причем весьма ревностно - больше ни одного рентабельного производства на весь район не было. Директор, он же владелец двадцати процентов - самого крупного пакета, чувствуя поддержку, упирался, и договориться с ним у Мустанга пока не получалось. Только с автотрассой все, вроде, было на мази, хотя до сих пор была осуществлена лишь расходная часть проекта - пришлось отстегнуть на взятки больше полумиллиона зеленых. А первые средства на реконструкцию должны поступить не раньше июня.
- Ну, что там с пивом? - спросил Мустанг, просчитав, какую долю в отеле можно безболезненно уступить Гиви.
- Сегодня внеочередное собрание акционеров. Утром объявили.
- Какого!.. - Мустанг подпрыгнул вместе с креслом. - За месяц положено объявлять!!!
Бухгалтер пожал плечами.
- Работяги и так все на месте, а районных втихаря предупредили, так что стопроцентный кворум. Опротестовать решение из-за несоблюдения сроков оповещения не получится, аллес, короче.
- Когда начало? - Спросил Мустанг, побледнев до синевы.
Бухгалтер полез за часами, нервно дергая левый рукав сорочки, но тот не хотел ни сдвигаться наверх, ни расстегиваться. Мустанг сунул ему свои часы под нос.
- Через полчаса, точнее, через двадцать восемь минут.
- Какого ж ты молчал?! Тормоз, фраер долбанный! Хватай Марика и дуй на завод! Мне там показываться нельзя. Обещай директору что угодно, сколько запросит, хоть десять лимонов деревянных. Один хрен…
- Вы же сами не хотели его… Говорили, что вся районная ментовка пишется…
- А теперь хочу! Сам допросился, некуда уже деваться - край! Все, звони каждые десять минут, держи в курсе. Начнется собрание - вообще мобильник не выключай, буду слушать, кто что говорит.
Бухгалтер задом выскользнул в дверь. Не успел Мустанг отдышаться, как заявился неожиданный гость - Гиви.
- Здравствуй дорогой, - Гиви потрепал шагнувшего навстречу с широчайшей улыбкой Мустанга по плечу и увалился в его кресло. Мустанг подтолкнул себе кресло для гостей. - Ты знаешь, что мой прадед…
В узком кругу Гиви любил рассказывать, что его прадед дожил до ста десяти лет, а последнего сына завел в восемьдесят пять. Рассказами своими он всех давно и смертельно достал. Однажды известный вор Репа, набравшись до беспамятства и накурившись дури, очень вежливо, а, учитывая его состояние - просто с королевской изысканностью, высказал Гиви свои сомнения. А через два дня его выловили в Клязьме, где трехлетнему ребенку по грудь в самом глубоком месте. Потом кто-то специально ездил в Грузию наводить справки, но безрезультатно: документов никаких не сохранилась, а земляки из уважения к Гиви готовы были подтвердить, что его прадед был знаком с царицей Тамарой. Самому Гиви было под семьдесят, хотя выглядел он на все сто десять.
Зазвонил телефон - по всей видимости Бухгалтер.
- Э-э-э, выключи, - сказал Гиви нараспев. - Или ты меня не уважаешь?
- Извини, пожалуйста, дело срочное. - Мустанг снял трубку, но Гиви нажал рычаг.
- Дела могут подождать. А если ты такой деловой, то у меня к тебе тоже дело. Кто тебе звонил, твой человек?
- Да.
- Может он более уважаемый товарищ, чем я?
Запищал сотовый, но Мустанг выключил звук и отвечать не стал, рассудив, что, в конце концов, Бухгалтер сам разберется, не маленький, а Гиви, если с первых слов так насел, настроен на серьезный разговор. Не удастся его убедить - быть большой стрельбе.
- Что пить будешь? - спросил Мустанг. - У меня есть твое любимое домашнее, специально в Грузии заказал.
- Шикарно живешь, - прохрипел Гиви, помедлив, - в Грузии вино заказываешь, в Италии мебель, в Германии строителей, в Туле кованые перила для своего моста… Водки давай выпьем, а то простыл я. - Мустанг налил ледяной водки из специального бара с холодильником. Гиви недовольно повертел в руках покрытую инеем бутылку. - Тоже заграничные цацки.
Мустанг не выдержал:
- Это не цацки, батоно, это инструмент бизнеса. Ты тоже на "Запорожце" никогда не ездил и на "Москвиче" не ездил, и на "Жигулях". Только на черной "Волге", пока на "мэрс" не пересел. А почему не на белой? Потому что так положено было. Секретарю ЦК Грузии положено было носить пиджак, не носить кепку и ездить на черной "Волге". И тебе положено было ездить на черной, не хуже чем у секретаря грузинского ЦК, потому что с тобой советовались, кого секретарем назначить, а тебя назначили, не спросясь, в политбюро.
- Ты опытный вор, Мустанг, сам должен понимать, где солидность, а где барство. Посмотри на себя! Живешь, как фраер из новых беспредельщиков. Они думают, с их бабками им ничего не страшно! А только и делают, что на кладбище ездят в один конец. И за забором по штуке в минуту отстегивают, чтоб на петушиный насест не порхнуть.
- Ты…
- Погоди, не говори ничего, выпей лучше. - Гиви сам разлил: себе стопку, Мустангу - целый стакан. - Пей! За здоровье гостя!
Мустанг осушил стакан залпом. Снова зазвонил телефон, но он выдернул шнур и сунул аппарат под стол - чтобы не нервировал своим видом и звоном гостя.
- Ты не прав, Гиви. Извини, конечно, но ты не прав. Это, - Мустанг провел рукой вокруг головы, - не цацки. Я тебе уже объяснил, и еще раз повторяю - это все нужно для дела, как тебе нужна была твоя черная "Волга". Или как Босому ствол. Не все вокруг такие босяки, как мы, весь мир не так живет, и неплохо живет, делает такие бабки, какие нам и не снились. И, между прочим, там, у братвы понятия мало отличаются от наших. А гребут в десять, в сто раз больше!
- А-а! - Гиви разгневанно махнул рукой. - Знаю я твою песню: греби побольше! Причем здесь понятия?! Ты мне пургу не стели! Понятия… Или живи как вор, или не называй себя вором! Придут мусора и скажут: понравилась нам, Мустанг, твоя хаза, хотим в ней устроить свой ментовский клуб, хочешь членский билет - сдавай корешей!
- Значит, считаешь, что я ссучился? - спросил Мустанг ледяным тоном, рывком поднялся с кресла и открыл настежь дверь кабинета.
- Сядь, сядь, - замахал Гиви, - прости старика, если обидел. Говори, я слушаю.
Мустанг нехотя вернулся на место.
- Кончился совок, Гиви! И никогда больше не вернется. Поэтому жить мы будем так же как все. Нам даже придумывать ничего не надо: смотри, как там народ делает, и мотай на ус. Не через год, так через два у нас будет то же самое. Кто раньше это поймет - тот и будет завтра в авторитете и при бабках. А кто не поймет - на кладбище будет загорать. Только не думай, что это я про тебя! Я тебе, Гиви, желаю прожить больше прадеда и самому все увидеть.
- И что я увижу в твоем светлом будущем?
- Увидишь, что вору нужен не только авторитет, но и огромная куча бабок. Иначе любая сявка из новых беспредельщиков без авторитета и понятия всех вокруг перекупит, и будет смотреть в окно своего "мэрса", как мочат вора, будто он дешевый фраер. А бабки такие спереть нельзя, даже в богатой стране. Их нужно делать. Самому. Поэтому все, что ты видишь вокруг не цацки. И мост в том числе.
- Ты голова, Мустанг, я всегда знал. - Гиви уставился в пол. - Далеко вперед смотришь! Ты еще десять лет назад про новые времена говорил. Не захотел крышу фраерам делать, фраеров разогнал, сам кооператив открыл. Только сгорел он у тебя. Потому что времена-то все старые. И еще долго будут старыми - и на мой век хватит, и на твой.
- Прости, Гиви, я на минутку.
Мустанг выскочил за дверь и набрал по сотовому Бухгалтера, но Бухгалтер не ответил. Странно… Набрал еще раз. Ответил не Бухгалтер, вернее не то чтобы ответил.
"От хрень какая! - сказал незнакомый голос, - какую хоть тут кнопку нажимать?"
"Я че тебе, буржуй?! Вон у главного инженера спроси!"
"Э-э-э! Ты куда?! - вмешался третий голос, - мы че, вдвоем с Юрцом должны этого двухцентнерного жмурика на третий этаж волочь? Ладно, первый был хилый интеллигент. Потом спросишь. Да кончай играться! В карман спрячь, придурок, я из-за тебя весь в кровищу извозился! Светка мне голову оторвет, единственный пиджак надел на собрание".
- Это Гиви! - прошептал Мустанг, судорожно сжав кулаки. Мобильный телефон хрустнул, осколок пластмассы глубоко впился в ладонь, но он не почувствовал, не обратил внимания. - Это Гиви, старый мудак! Просто так работяги не могли завалить Марика с Бухгалтером. Даже одного Бухгалтера не могли. Там же на пивзаводе бабы в основном. А у Марика с собой всегда минимум пара стволов…
Мустанг услышал на отдаленный шум и выглянул в окно. По дороге в сторону его дома от пивзавода валила толпа, человек двести, у всех в руках дрыны или железные прутья. Они были примерно в полукилометре - пять минут быстрой ходьбы.
- Кудряшевский пивной путч! - усмехнулся Мустанг вполголоса, и вернулся в кабинет.
- Что с тобой? - удивился Гиви.
- Где?! - Только теперь он заметил, что вся правая рука у него в крови.
А Гиви правую руку сунул за пазуху. Тоже ствол прихватил, догадался Мустанг. Гиви - добряк! Пришел уговорить, может, в последний момент одумаюсь… Он повернулся к гостю спиной, взял с журнального столика хрустальную вазу и с разворота запустил ему прямо в голову. Ваза отскочила от головы, как мяч, разбив стеклянную дверцу шкафа. Гиви сполз на ковер, рука выскользнула из-за пазухи, но пистолет он не выпустил. Мустанг достал из канцелярского набора нож для разрезания бумаги и вогнал Гиви в шею по самую рукоятку. Затем, отстранившись, чтобы не забрызгало кровью, выдернул. Взял из бара бутылку спирта, вылил на пол, поджег, выскочил из дома через заднее крыльцо и, пригибаясь, чтобы не заметили с дороги, побежал к конюшне. По пути выкинул нож в полынью.
Тамара. Детство
Тамара росла единственным ребенком в неполной семье. Мать, умерла когда девочке едва исполнилось два года, и Тамара ее совсем не помнила. Единственным напоминанием о ней служили черно-белые фотографии в семейном альбоме. Красивое задумчивое лицо молодой черноволосой женщины. Почти нигде Мария Николаевна не улыбалась. За исключением двух фотографий: свадебной, где они с отцом стояли рука об руку у небольшой колонны, увенчанной вазой с искусственными цветами, и еще одной, видимо, снятой сразу после рождения Тамары, где счастливая мать, стоя на ступенях родильного дома, прижимала к груди затянутого в пеленки младенца. Так сказать, пара наиболее ярких исторических событий семьи Меньшовых.
Надо заметить, что Тамара была поздним ребенком. Федор Терентьевич женился в сорок два года. Тома появилась через год. Оставшись без супруги, скончавшейся от очередного неизвестного докторам вируса гриппа, он всю свою нерастраченную любовь и заботу перенес на маленькую дочь. Небезосновательно было бы предположить, что Тамара должна была вырасти избалованной и эгоистичной девочкой. Но получилось не совсем так.
Бывший фронтовик, Федор Терентьевич оказался любящим, но строгим отцом. Он старался ни в чем не отказывать дочери, скрасить протекающее без матери детство. И в то же время не терпящим возражения тоном, а иногда и действием, пресекал далеко зашедшие шалости. Тамара надувала губки, убегала к себе в комнату, но быстро отходила, равно как и отец. В этом они были похожи.
Когда ей исполнилось пять лет, Федор Терентьевич стал позже приходить с работы домой, часто отсутствовал и в выходные. За Тамарой присматривала нянечка, Нина Мефодьевна, полная пожилая женщина с добрым, открытым лицом. Они ладили и ни разу не поссорились. Бывший воспитатель детского сада, Нина Мефодьевна имела свой индивидуальный, если не сказать уникальный подход к детям.
А через год прояснились и причины большой загруженности отца на работе. Они переехали в новую трехкомнатную квартиру, с просторным холлом и большими светлыми комнатами. Старый дом на окраине Белореченска Федор Терентьевич решил оставить под дачу. Места там были живописные: совсем рядом протекала речка Куса, а на ее противоположном берегу сразу же начинались сосновые и березовые рощи, переходящие в еще не тронутый девственный лес.
Родная природа Урала с раннего детства завораживала Тамару. И теперь, живя в центре строящегося города, она с особой радостью приезжала с отцом по выходным в их старый домик.
Они вместе ходили на рыбалку (у Тамары была собственная маленькая бамбуковая удочка), где она познавала азы рыбной ловли с подсечкой и где испытала первое разочарование. Случилось так, что выуженная ею плотвичка, выскользнула из слабых детских ладошек и, вильнув хвостом, скрылась в родной стихии. Тамара, сердито надув по привычке губы, упрямо забросила удочку на прежнее место. Искоса наблюдавший отец, заметил:
- В следующий раз отбрасывай рыбу подальше от воды. А потом отцепляй. Тогда уж точно не уплывет.