Мать к этому времени умерла, так и не дождавшись сына. В родительском доме он пребывал совершенно один, поздно приходил, рано вставал. Выходные коротал рыбалкой на протекавшей вблизи Кусе, а зимой - за чтением у собственноручно выложенного камина.
Так, в затворничестве, проходил год за годом. За это время Меньшов заочно закончил Челябинский политехнический институт. И стал начальником цеха, в котором около сем лет проработал мастером.
Женившись в сорок два года на симпатичной брюнетке, работавшей в отдел кадров фабрики, Федор, казалось, обрел, наконец, долгожданный семейный очаг и навсегда порвал с одиночеством. Через год у них родилась дочь. В память о матери Федор назвал ее Тамарой. А еще через два внезапно умерла Мария. И Меньшову показалось, что он уже никогда не сможет любить другую женщину и второй раз жениться. Так оно, как показала дальнейшая жизнь, и получилось.
Менялись времена, параллельно с ними - генсеки, прокуроры и директора крупных предприятий. Менялись сами люди, уже редко вспоминающие о войне, и вместе с ними - весь, привычный до того, уклад жизни. Потому и предложение, с которым пришел Меньшов к новому директору фабрики и своему старому приятелю Петру Силантьевичу Тимофеву, не показалось тому странным. И цех Меньшова стал работать в две смены, причем работали в нем лучшие швеи фабрики. Не удивительно, что продукция из него выходила несравнимо лучшего качества. А люди стали вместо грамот, медалей и премиального червонца получать высокую стабильную зарплату. Никто из них и не подозревал, что работают они не на благо социализма, а на первых подпольных цеховиков.
Меньшов вступил в кооператив. И вскоре они с дочерью переехали в центр, в новую трехкомнатную квартиру. Плоды упорного, многолетнего труда были ощутимо видны. Но Федор Терентьевич ни на миг не задумывался, к чему все это. Глядя на подрастающую Тамару, все больше напоминающую свою мать, он вновь и вновь возвращался к трем самым счастливым годам в его жизни. И от того еще сильнее ощущал потребность дать дочери все, что в его силах, компенсировать не познанную материнскую заботу и любовь.
Безупречно закончив училище, Тамара была полна радужных надежд и наполеоновских планов на будущее. За время учебы она успела сыграть в бесчисленном количестве спектаклей (правда, чисто студенческих) и снялась в полнометражном фильме, в эпизодической роли. Но ее заметили, и в дамской сумочке уже неделю лежало приглашение явиться на пробу на новую роль в телевизионной многосерийке.
Превосходного настроения не испортила даже смерть Елизаветы Петровны. Тем более, что старушка незадолго до своей кончины, прописала ее у себя. Будто чувствовала свой скорый уход. И теперь на правах законной и единственной наследницы Тамара въехала в собственную квартиру. Она стала, пусть и не коренной, но москвичкой.
Единственным, кто не радовался событиям последних дней, был осиротевший Виссарион. Он заметно постарел, почти не выходил во двор и, забившись в давно облюбованный уголок на кухне, следил подслеповатыми глазами за передвижениями Тамары. Оказалось, что с годами его воинственный пыл по отношению к ней не поубавился. Как только она приближалась, Виссарион выгибался, взъерошивал мех и пытался шипеть. Получался жалкий хрип. Видимо, он по-прежнему чувствовал себя в доме хозяином, а Тамару признать ему не позволял кодекс кошачьей чести.
На второй день Тамара начала "собирать его чемоданы". Их оказалось всего ничего - старенькое блюдечко для молока и прочей еды. По-барски наполнив его сметаной, она открыла входную дверь и выманила в подъезд отупевшего от старости кота. Когда Виссарион наелся, что называется, от пуза, оказалось, что дверь закрыта. Он поднял истошный крик. Тамара приоткрыла дверь и, - увесистый пинок под зад спустил Виссариона вниз по лестнице. Еще сохранившейся частью здравого рассудка он понял, что жизнь его круто изменилась - и не в лучшую сторону - и присоединился к лазающим по помойкам бездомным четвероногим. Хотя такого пансиона, по его мнению, он никак не заслужил.
Отец, конечно, помог Тамаре с ремонтом и покупкой мебели. И вскоре квартиру покойной Елизаветы Петровны невозможно было узнать. Она превратилась в уютное гнездышко начинающей актрисы.
Тамара с головой окунулась в жизнь столичной Мельпомены. Гастроли по стране с театром им. Маяковского, в перерывах съемки в кино, банкеты, многочисленные приглашения и поклонники, шампанское, и, конечно, цветы, цветы, цветы. О Родионе Кичигине она забыла.
Выходить замуж Тамара не спешила. В стране назревали перемены, пока еще смутно понимаемые неподготовленным к ним сознанием. Она присматривалась, как присматривается, притаившись в густых ветвях дерева, рысь в поисках добычи, и выжидала. Ей нужен был надежный, уверенный в себе человек, который бы сделал в браке ее еще счастливей, чем она была сейчас.
Толик Жигунов. Начало. 1971 год
- А вас, Жигунов, я попрошу остаться!
Фраза сакраментального звучания еще не имела. Шел только семьдесят первый год, до появления Штирлица, как крупнейшего фольклорного феномена советской эпохи, оставалось еще четыре года. Толик Жигунов удивленно поднял разбитую бровь - и все.
Тренер подождал, пока остальные уйдут в раздевалку.
- Почему вдруг на "вы"? - первым спросил Толик.
- Странно, что именно этот вопрос вас интересует в первую очередь, молодой человек. Я бы, скажем, поинтересовался, зачем меня попросили остаться. А еще лучше - помолчал бы и послушал, что мне скажут. Но если вы спросили… Ну, ладно, давай на "ты", если такой стеснительный. Объясняю: человек должен чувствовать, что заслуживает уважения. Только тот, у кого есть это внутреннее чувство, и пользуется у людей уважением. Понятно?
- Нет.
- Хорошо, объясню проще: вчера я сказал, чтобы вынесли из раздевалки бутылку из-под минералки. Вас оставалось двое, ты ее принес, но забрал не ты - Вовка Лобухов, хотя он к ней даже не притронулся, отказался. Почему? Он среди всех самый хилый и самый затюканный? Нет, он старше тебя на год, он кэмээс, без пяти минут мастер и тяжеловес. Но сам считает себя не мужчиной, а пацаном. Переростком. Поэтому и воспринял мои слова в свой адрес. А ты посчитал, что при наличии Вовки выносить мусор - западло. - Толик насупился и молчал. Это он умел хорошо. - Глаза подними! - усмехнулся тренер. - Все правильно ты сделал. А я специально эксперимент провел, ты что думаешь, мне та бутылка мешала? Ее все равно уборщица забрала бы, еще и обрадовалась бы - двенадцать копеек. - Толик глаза поднял, но хмурого выражения лица не изменил. - Поехали, в общем, отвезу тебя в одно место. Давай переодевайся скорей, жду.
Приехали к тренеру домой, а может и на дачу, в районе Хлебниковского лесопарка. Место глухое, дом на отшибе, темно, хоть глаз выколи: тренировка закончилась в восемь, пока добрались - без четверти девять, а на дворе конец сентября. Толик застрял на пороге, тренер не пригласил его пройти дальше. Сам он быстро, не разуваясь, направился в дальнюю комнату, и через минуту вернулся с охотничьим ружьем.
- Пошли.
Они прошагали около километра по лесу параллельно кольцевой дороге в направлении Алтуфьевского шоссе, передвигаясь практически на ощупь. Можно было бы идти по обочине вдвое быстрей, но тренер, видимо, не хотел показываться на людях ночью с ружьем и подъехать к цели на машине тоже по какой-то причине не хотел. Все это здорово напоминало детские игры в "войнушку", за исключением того, что Жигунов ни по возрасту - через три месяца шестнадцать, ни по комплекции - восемьдесят пять килограмм, перворазрядник по вольной борьбе, на ребенка походил. Тренер - тем более. И ружье было настоящим.
Вышли к просеке. Вдоль нее тянулась линия электропередач, и деревянные фонарные столбы. Некоторые фонари горели. Под одним из них, примерно метрах в тридцати сидела огромная овчарка. Увидев людей, она зарычала и медленно пошла на них. Тренер взвел оба курка и передал двустволку Толику.
- Стрелять умеешь?
Толик промолчал, подождал, пока овчарка подойдет поближе, метров на семь-восемь, и высадил заряд прямо ей в морду.
- Почему ждал так долго? - удивился тренер, - могла бы прыгнуть, не успел бы глазом моргнуть. Она сегодня утром одну девчонку чуть до смерти не задрала.
- Я же не знал, что ружье пулей заряжено, - ответил Толик, - вдруг там дробь. Вообще, я в охоте слабо разбираюсь, охотничье ружье раньше никогда в руках не держал.
Тренер взял у него двустволку и дал взамен охотничий нож.
- Дело нужно закончить.
Они подошли к столбу, у которого сидела овчарка при их появлении. Там копошились пять слепых щенков. Толик хотел спросить, зачем нож, не проще ли их утопить, а еще лучше продать на рынке или просто раздать знакомым - породистые же, но промолчал. В кармане у него лежал полиэтиленовый пакет с яблоком и бутербродом. Пакет он надел на руку, чтобы не запачкаться кровью и быстро заколол всех пятерых.
- Надо закопать, - сказал он тренеру, возвращая нож, предварительно воткнув его несколько раз в песок, чтобы стереть кровь.
- Не надо. Завтра закопают. Я скажу.
На первое дело он пошел спустя неделю. Как и положено, первый раз стоял на шухере. Работали тренер и еще один тип лет двадцати двух-двадцати трех, Толик его не знал. Похож на борца, судя по повадкам - блатной, наверняка уже отсидел.
Тренеру было тридцать девять, он сам ежедневно по четыре часа тренировался и находился в великолепной форме. Но, увидев, как он выбивает ногой дверь, Толик про себя назвал его дедом и подумал, что тренер зря лезет на рожон: мог бы найти еще одного исполнителя. Или доверить физическую работу ему, Толику. За стояние на шухере он получил сто рублей и был страшно горд. Хотя по его прикидкам тренер с тем типом унесли тысяч по пять, минимум, - он разглядел мельком толстую пачку четвертных. Товарищ, видимо, не внимал призывам хранить деньги в сберегательной кассе.
К шестнадцатилетию на счету Толи Жигунова было уже пять разбойных нападений. После того, как он, стоя в третий раз на шухере, скрутил не в меру любопытного дедульку, заподозрившего неладное и порывавшегося вызвать милицию, тренер перестал брать на дело блатного приятеля и начал ходить вдвоем с Толиком.
Делиться не хочет, решил Толик, после первого же налета, - желает иметь большую долю. И зря не хочет, - блатной приятель тренера, по всей видимости, служил еще и наводчиком. У старушки, которую Тренер оглушил, шлепнув ладошкой по темени, они изъяли четыреста рублей и всякую дребедень, которую и за полтинник не продашь. И ту тренер, вздохнув, выкинул в мусорный бак. Значит, блатной приятель был еще и сбытчиком краденого, а сам тренер заниматься сбытом не рискнул, чтобы не засветиться. За первое настоящее дело Толик получил все те же сто рублей.
Следующее дело действительно оказалось настоящим: тренер подготовился несравненно тщательнее. Жертвой был замдиректора рынка. Они ждали его в подъезде, облачившись в рабочие спецовки и сварочные маски, под маской на голове чулок - два натуральных Фантомаса. Для полноты картины даже приволокли с собой тяжелый как штанга кислородный баллон, валявшийся на задворках дворца спорта.
Когда замдиректора рынка открыл дверь квартиры, они втолкнули его внутрь и ворвались следом. Мужик был не на много старше тренера, лет, примерно, сорока пяти и здоровый, как шкаф, вполне вероятно бывший спортсмен, скорее всего штангист, хотя и изрядно обрюзгший. Сложилась патовая ситуация: тренер заломил ему руку за спину, но свалить не смог, соотношение веса было явно не в его пользу - девяносто пять килограмм против добрых ста пятидесяти еще и ватник сковывал движения в узком пространстве. Толик тоже не смог сходу вмешаться: тренер и хозяин загородили собой весь коридор, причем тренер оказался ближе к нему. А из комнаты уже спешил на помощь сын хозяина - здоровенный лоб лет двадцати, весь в отца, может, лишь немного поменьше калибром, зато без пуза. Толик оглянулся в поисках какого-нибудь орудия, нужно было спасать ситуацию. В прихожей стоял на подзарядке автомобильный аккумулятор. Схватив зарядное устройство, - достаточно увесистый агрегат в металлическом корпусе, он, изловчившись, ударил хозяина по шее сзади и чуть сбоку. Тот вырубился и мягко сполз по стене на пол, почти без стука, как тюлень на льдину. Тренер, не долго думая, ударил сынка ногой в пах.
Хозяину скрутили руки проволокой и отволокли на кухню, сын остался на попечение Толика. Он затолкал его в комнату. Парень смотрелся внушительно, хотя спортом не занимался: сквозь расстегнувшуюся при падении рубаху проглядывал жирок на боках, отсутствие мощного по фигуре пресса, и прочие мелкие детали, понятные знающему человеку. Подражая голливудским злодеям Толик, медленно, словно нехотя, саданул ему под дых. Парень покраснел как помидор, стараясь поймать воздух закрытым ртом, открыть его, как велит инстинкт, он почему-то не решился. В глазах его был написан ужас и полное отсутствие воли к сопротивлению. А еще в большей степени - стыд по этому поводу. Для закрепления эффекта Толик повторил удар в тоже место, лениво замахиваясь, и наблюдая, как этот здоровяк сперва съеживается от страха, а потом пытается плечом смахнуть выступившие слезы, шевелить руками он боялся.
Нагнувшись, Толик схватил его за волосы и прошептал в самое ухо:
- Где у папаши тайники? Колись быстро, если предок все выложит раньше - моему напарнику достанется больше, а я тебе кое-что оторву.
Глаза у парня от страха совсем вылезли из орбит. Нужно сбавить обороты, подумал Толик, а то он сейчас обделается. Он отпустил его, отступил на шаг и огляделся. Комната выглядела богато: японский бобинный магнитофон, портрет битлов на полстены, письменный стол, явно антикварный, куча разнообразных побрякушек: от импортной наливной ручки с золотым пером до меча и ножен на стене. На книжной полке учебники.
- Студент?
Парень кивнул.
- Ну что, студент, вспоминаем про тайник или приступим к обрезанию? - Толик взял со стола огромный перочинный нож с полусотней лезвий и надписью Made in Switzerland, в жизни он ничего подобного не видел, и открыл одно из них, напоминающее рыболовный крючок.
Но тайников "студент" не знал. В ящике стола лежали пятьсот рублей в основном пятерками и трояками, а на шкафу, среди груды безделушек часы, тоже Made in Switzerland и в хрустальной пепельнице, отдельно от всякой чепухи, золотая шпага грамм пятнадцать весом.
- Возьми, все возьми, - залопотал, наконец, отдышавшийся "студент", - нафиг все забирай, только не трогай.
Вдобавок к тому, что Толик уже прихватил "студент" протянул ему дрожащей рукой японский калькулятор и кошелек из висевшего рядом с ним на стуле пиджака. В кошелке было семнадцать рублей. Толик все это небрежно сунул в карман брюк.
Ощущение полной, абсолютной власти над этим холеным детиной захлестнуло его через край. Захотелось еще раз приложиться покрепче под дых, но он сдержался. Зачем? Эффект достигнут, правильней будет отвесить ему оплеуху, но не сейчас, попозже.
Он нащупал в кармане золотую шпагу. Толк в золотых изделиях он уже понимал: специально прошелся по ювелирным магазинам и ломбардам, выяснял, что к чему и почем. Тренеру, понятное дело, ничего не об этом не сказал, придурка изображать из себя нельзя, но и шибко умного тоже. Пусть лучше считает его глупее, чем он есть на самом деле. Главное, теперь все это его и с тренером делиться необязательно. А шпага наверняка золотая, не станет такой напыщенный индюк держать у себя бижутерию.
В дверях показался тренер и кивнул: "Уходим"! Толик приблизился к обрадовавшемуся было студенту и влепил ему оплеуху. Не сильно. Но со смаком.
- Запомни. И папаше своему растолкуй: стукнете в ментовку, я вернусь. И кое-что тебе оторву. Кусачками. Не понянчит он внуков.
- Сколько взял? - поинтересовался тренер, когда они приехали к нему на дачу в Хлебниковский лесопарк. (Толик проследил и выяснил, что это именно дача, квартира у тренера была в другом месте, там он появлялся редко и его никогда туда не водил).
Он предъявил пятьсот рублей и калькулятор.
Деньги тренер вернул и добавил еще тысячу. А калькулятор отобрал.
- Выкинь! И никогда не бери то, что нельзя реализовать.
- Почему же нельзя? - делано удивился Толик, он видел, по крайней мере, несколько вполне надежных способов. Например: отдать за полцены продавцу комиссионки, но деньги получить сразу, не оформляя никаких документов.
- Нельзя! - повторил тренер, - потому что все скупщики краденного, комиссионные магазины, толкучки, и вообще, все, что может тебе прийти в голову, милиции пришло в голову гораздо раньше. Не ты первый.
Он подвез его до дома, но Толик тут же поймал такси и поехал следом. Тренер поехал к себе на квартиру и первым делом спустился в подвал. Следить дальше было опасно, да и бессмысленно.
Купив навесной замок, похожий на тот, которым запирался подвал в доме тренера и, поэкспериментировав с пластилином, он научился делать слепки ключей без самих ключей, только при наличии замочной скважины. Через три дня у него уже был ключи от тренерского подвала. Через неделю он туда пробрался и отыскал тайник в полу. Взять хотя бы одну купюру он поостерегся, решил не спешить, да и зачем, спрашивается, спешить? Чем больше тренер снесет в подвал, тем больше потом он, Толик, оттуда вынесет. Так что спешить совершенно незачем.
За день до его шестнадцатилетия тренер решил испробовать новый вид бизнеса - кидание покупателей автомобилей. Поставил на свою "Волгу" липовый номер, где-то раздобыл липовый техпаспорт, а Толика взял для прикрытия: толкать машину придется кавказцам, мало ли что. Проблема состояла в том, что действовать на сей раз приходилось без масок, и Толика это нервировало. Но возразить он, понятное дело, не мог: тренер возражений не терпел. А Толика это раздражало, чем дальше, тем больше. Тренер не был профессионалом, и о многих естественных вещах просто не догадывался. Однако, обжегшись пару раз на рацпредложениях, Толик дал себе зарок помалкивать, но все замеченные просчеты тщательнейшим образом обдумывал и анализировал. Даже дневник завел. Правда, спустя несколько дней, сжег - испугался. Пока склероз не начался, надежнее все держать в голове.
С машиной сразу все пошло не так. Кавказец его узнал. Трудно было ожидать такого невероятного совпадения, но рано или поздно нечто подобное обязано было произойти. Произошло рано. Кавказец, звали его смешно - Заза, остановился не в гостинице, а у соседа Толика - Георгия Георгиевича Сихарулидзе. Они столкнулись утром на лестничной площадке. Предупредить тренера заранее Толик не смог, по диспозиции он должен был подойти после того, как тот начнет разговаривать с клиентом, а тренер представит его, как своего племянника, страшно интересующегося машинами. Заза, увидев Толика, моментально расслабился, и предложил проехаться по кольцевой, чтобы оценить, как себя поведет машина в руках "настоящего джигита". Только после того, как проездили минут сорок, Толик запросился по нужде и, улучив секунду, все объяснил тренеру. Тренер поморщился и сказал: