Директор Фонда, или управляющий, как он себя представил, только что прибыл в офис и ничего решительным образом не понимал. Какая проверка? Какой обыск?! Какие посторонние люди?! Да не может этого быть, потому что не может быть никогда! Он утверждал, он настаивал, он даже сослался на известного депутата Государственной думы, который в некотором роде как бы курировал Фонд. Наконец, видя, что прибывший генерал милиции и сотрудники прокуратуры пока ничего ему не отвечают, не ругаются, не угрожают, а ведут себя смирно, словно ждут чего-то, управляющий и вовсе расхрабрился. Он даже набрал на своем мобильнике известный ему номер и, торжествуя, протянул трубку Турецкому, которого почему-то посчитал здесь старшим. Может, потому, что он молчал, а говорили только генерал милиции и молодой следователь, которого он, управляющий, Павел Григорьевич Сосновский, определенно где-то уже видел, он мог бы даже поклясться, поскольку был уверен в своей твердой памяти, но вот где - это вопрос.
Турецкий взял трубку и представился:
- Помощник генерального прокурора Турецкий, с кем имею честь?
И "на той стороне" произошла заметная заминка. Но Сосновский, видимо, не учел психологического момента и со сбивчивым торжеством прокричал:
- Вы говорите с депутатом Государственной думы, заместителем председателя комиссии по законности и праву господином Маркеловым!
- Вот как? - улыбнулся Турецкий и, пока длилась краткая пауза, вспомнил, что этого Маркелова, кажется, зовут Георгием Владимировичем. - Это вы, Георгий Владимирович? Доброе утро. Позвольте поинтересоваться, что вам так рано понадобилось в этом Фонде? Меня зовут Александром Борисовичем, к вашим услугам.
- Мне? - слегка опешил Маркелов. - Да ничего. Это же вы мне позвонили!
- Я? Увольте, уважаемый Георгий Владимирович. Это Сосновский, как он нам тут представился, зачем-то набрал ваш номер. Испугать, что ли, хотел? Так я депутатов не боюсь, я предпочитаю работать с ними рука об руку.
- Простите, - как-то нервно хихикнул Маркелов, - но воспользуюсь случаем и задам вам вопрос, Александр Борисович. Что вы-то в такой компании делаете в столь ранний час в помещении Фонда, как я вас понял? Если это не важнейший государственный секрет? Но уж, так и быть, может, между своими-то, а? А я никому не расскажу, обещаю.
- Секрет перестает им быть, едва о нем узнают посторонние, а так как это уже произошло, и не по вашей ни в коем случае вине, то могу сказать. К нам поступили сведения из некоторых источников о том, что в помещении этого так называемого Фонда могут скрываться очень опасные преступники, совершившие убийства известных вам генералов Порубова и Воронина.
- Убийцы?! В Фонде?! Простите, вы ничего не путаете?
- Я имею обыкновение сперва проверять факты, ну а уж потом предъявлять обвинение, и ничуть не раньше. Чем я сейчас, собственно, и занимаюсь. Устраивает ответ?
- Вполне. А этому… Ну Сосновскому-то что неясно? Может быть, вы согласитесь передать ему трубочку?
- С удовольствием, тем более что она ему и принадлежит. Всего вам доброго, Георгий Владимирович. Надеюсь, что подробности вы узнаете уже из прессы.
"Пресса!" Вот что вспомнил Сосновский и, снова приглядевшись, узнал вчерашнего "корреспондента", которого водила эта вездесущая Алена! Ну да, вот кто больше всех здесь болтает! Гнать ее нужно! Уволить ко всем чертям!..
Турецкий заметил, как вдруг изменилось выражение лица управляющего. Но он также слышал, как что-то крепко, видать, выговаривал тому депутат Госдумы, а сам Сосновский находился уже не здесь, а где-то в стороне.
Прибежал командир отделения спецназа и доложил, что в соседнем помещении гостиничного типа обнаружены трое молодых людей. Все они имеют при себе удостоверения членов общественного фонда "Славянский массив", а здесь они находятся в служебной командировке. Все они члены филиала фонда "Подвиг", расположенного в Омске. Факты, добавил командир, нуждаются в проверке, а владельцы удостоверений, ввиду того что иных документов, подтверждающих их личности, и в первую очередь паспортов, у них не обнаружено, подлежат задержанию.
Сосновский, забыв про трубку, которая давно замолчала, слушал доклад с выпученными глазами.
- Это кто без документов? Наши коллеги из Омска?! Так вот же их паспорта! Разве они не сказали, что все важные документы обычно хранятся в сейфе управляющего?
- Так покажите, и обойдемся без криков. Значит, у вас все-таки функционирует служебная гостиница? И что, регистрация приезжих тоже ведется? Вот и прекрасно, вот мы и познакомимся. Пожалуйте, книгу регистрации.
- Да нет никакой книги! - совсем уже растерялся Сосновский. - Люди платят за постель, а в буфете и прочем - сами.
- И много ли у вас таких приезжих? - Турецкий внимательно посмотрел на Климова, и тот потупился.
- Два, от силы три человека, - ответил Сосновский.
- Мы пройдем с вами сейчас туда, а заодно и с паспортами ознакомимся, и поговорим. Прошу следовать за командиром. Документы не забудьте…
Трое молодых мужчин, все приблизительно тридцати с небольшим лет, что позже и подтвердилось, сидели в одной из комнат на трех гостиничных кроватях в свободных и несколько вызывающих позах. Задержанными они, во всяком случае, себя не считали. Лица были упитанные, головы модно стрижены под легкий ежик. На обнаженных накачанных плечах и торсах всевозможные "героические" татуировки - все больше парашюты, перевитые лентами. Понятно, какая публика. Они и вели себя максимально независимо. У двери "парились" в своих доспехах спецназовцы. Командир отослал их на свежий воздух.
- Давайте знакомиться, - сказал Турецкий, входя в комнату и усаживаясь на свободный стул. - Прошу их документы. - И, заглянув в первое удостоверение, прочитал: - Семенихин Геннадий Иванович. Где его паспорт?
Сосновский посмотрел в документы, которые держал в руках, и протянул. Турецкий стал внимательно рассматривать.
- Так… Геннадий Иванович… Семьдесят четвертого… Родился? Так… Вот те на! А вы, господин Сосновский, утверждали, что он из Омска! А прописан в Рязани, как это понять? Может, вы сами объясните, а, Геннадий Иванович?
- А чего неясного? - сердитым голосом ответил Семенихин. - Прописан в Рязани, а сейчас служу в Омске, в филиале этого, - он мотнул головой на стены, - фонда!
Турецкий протянул паспорт Климову:
- Срочно проверить. Следующий? Кто тут? Петренко Виктор Петрович. Паспорт! Так-так-так… Что ж это? Та же получается история, только прописан человек, получается, в подмосковном Раменском. А служит тоже в Омске? А? Или все-таки поближе? Где-нибудь в Муромских лесах, нет? Проверить! И последний… Смирнов Игорь Борисович… Тридцать пять лет, самый старший из группы… Ростов-на-Дону! Ну надо же! Тоже утверждаете, что из Омска прибыли? Билеты не сохранились?
- Нет, - прохрипел последний из вояк.
- А почему? Разве вы перед своей бухгалтерией не отчитываетесь? Это же ваш единственный оправдательный документ. Плохо дело, мальчики, ох и нагорит вам за этакую небрежность! Я правильно говорю, господин Сосновский? Да, а кстати, что ж это вы селите у себя людей, данные которых фактически расходятся с подлинными? Мы, конечно, проверим, но это нарушение серьезное. Евгений Анатольевич, - обернулся он к Климову, - вызывайте сюда нашу следственно-оперативную группу, и мы будем изымать всю документацию. Господин Сосновский, вы слышали? Всю! И изучать под микроскопом, поскольку уже носом чую здесь крупную липу.
- Вы не имеете права! - закричал Сосновский. - Кто вам разрешил?!
- Если я скажу, что генеральный прокурор, вы ж все равно не поверите. А если назову еще и президента России, вам может стать плохо. Берегите свое здоровье, оно вам еще может понадобиться. Ну а с вами, молодые люди, мы поступим следующим образом. Сегодня, сейчас, вы отправитесь в изолятор временного содержания, а когда мы полностью разберемся с вашими документами, если все окажется в порядке, я обещаю лично извиниться перед каждым. Но не раньше.
- Нужны нам твои извинения, фраер, - не выдержал Смирнов, тот, что из Ростова.
- О как заговорил! - улыбнулся Турецкий. - Знакомая блатная музыка. Боюсь, что ты можешь выйти не скоро.
- А я не боюсь.
- Ну, значит, и я бояться не стану. Наденьте им браслеты, для порядка.
Они попробовали посопротивляться, но пришедшие из соседней комнаты на помощь бойцы мигом навели порядок.
- Заберите ваши вещи, - посоветовал Грязнов, молча наблюдавший эту картину.
Скованными руками парни собрали свой нехитрый багаж, один из них заглянул в соседнюю комнату и достал из-под кровати тапочки. Обыкновенные, домашние.
- А эти чего не забираешь? - кивнул на другую пару боец с автоматом и поднятым забралом.
- А они не мои, - ответил парень.
- Чьи же? - спросил Турецкий. - И вон еще майка в шкафу. Тоже не твоя?
- Нет.
- Ну ладно, двоих на выход, а этого, как тебя, Петренко, да? Останешься. Еще поговорим.
- А чего я? - взбунтовался было тот, но офицер взял его за локоть и толкнул на диван.
- Приказано сидеть.
- Ну вы даете! - Петренко вдруг набычился, словно хотел вскочить и разметать всех присутствующих в стороны.
Но офицер направил автомат в его сторону и негромко сказал:
- Не балуй.
И все. И сразу тишина, потому что и остальные двое тоже поняли, что с ними не играют, а все происходит всерьез.
Двоих вывели, третий сидел, поджав под себя ноги, и смотрел волком. Сосновский был бледен и словно находился в прострации.
- Господин Сосновский, во избежание неприятностей говорите правду, кто еще ночевал сегодня здесь? Вы, как управляющий, просто не можете этого не знать. Иначе мы сейчас соберем здесь всех до единого ваших сотрудников, включая бабку со шваброй у входа, и начнем допрашивать их всех по одному. И кто-то обязательно скажет правду. Но тогда мы будем расценивать ваше молчание как преступное нежелание сотрудничать со следствием. А что это такое, вам ваш депутат, видимо, уже объяснил. Так кто еще был?
- Я не знаю, - жутко забеспокоился вдруг управляющий. - Мне трудно вспомнить, но я почти уверен, что никого… впрочем, можно посмотреть вечерние записи.
- Ах, значит, они у вас все-таки имеются?
- Ну есть, - торопился Сосновский, старательно отворачиваясь от сидящего на диване Петренко. - Но это не здесь, надо в офис…
- Пройдемте, - спокойно предложил Турецкий. - А этого выводите…
Признания были мучительными. Сосновский маялся, цедя в час по чайной ложке. Но вынужден был признаться, что вместе с этими членами фонда прибыли еще двое человек, на этот раз из Екатеринбурга. А впрочем, может быть, и из Нижнего Новгорода, где тоже есть крепкий филиал. Но уехали не то еще вчера вечером, не то сегодня рано утром, во всяком случае, даже уборщица, та самая бабка, что орудовала шваброй, их не видела. А вот на чем они уехали, этого Сосновский не знал, но предположил, что, может быть, на машине. Кажется, у них была своя машина.
- Марка? - немедленно потребовал Турецкий. - Номер?
- По-моему, "мазда", синенькая такая. Но не уверен. А номер я ж откуда могу знать?
На вопрос, как они оба выглядели, Сосновский мялся, что-то бурчал себе под нос, но так и не смог внятно описать. И тогда Турецкий сунул ему фоторобот Рэма Собинова, который все время исправлялся и уточнялся - по мере поступлений новых о нем сведений. И Сосновский страшно побледнел, будто увидел свою смерть, а потом, заикаясь, стал кивать и блеять, что этот человек на фотографии кажется ему чем-то очень похожим на того командировочного. Турецкий сказал Грязнову, что здесь, в помещениях, надо произвести тщательный обыск и собрать "пальчики", а может, что и посерьезнее обнаружится.
Следующий вопрос к Сосновскому, естественно, последовал такой: как фамилия и где проживает сотрудница Фонда Алена?..
Турецкий задумался, как бы вспоминая, и Сосновский быстро вставил:
- Фомина? Вы ее имеете в виду? - Но при этом посмотрел на Климова.
- Ее, ее, - кивнул Евгений. - Назовите домашний адрес.
- Она проживает, по-моему, где-то на Сретенке, нужно уточнить в кадрах.
Турецкий посмотрел на Женю и кивнул:
- Проверь. Мало ли?.. - А сам подумал: "Дай бог ошибиться…".
А еще через полчаса в помещении гостиницы работала следственно-оперативная группа и эксперт-криминалист Иван Иванович Козлов на корточках ползал по комнатам, собирая со всех возможных предметов отпечатки пальцев для дальнейшей их идентификации.
Но больше всего Александра Борисовича обрадовала синяя "мазда", и еще до конца дня эта машина была объявлена в розыск. Главным образом внимание работников дорожной службы обратили на Горьковское направление.
2
Климов сделал Турецкому неожиданный подарок.
Не в том смысле, что слишком решительная подруга Григория Гладкова оказалась жива и здорова, но просто, мягко выражаясь, слегка помята для ведения обширной и разнообразной общественной жизни. Вид у нее был такой, будто девушку задел проезжавший мимо каток. Серьезный, отдающий уже в желтизну, крупный фингал под глазом, рассеченная и вспухшая верхняя губа и приличный клок белокурых волос, вырванный со стороны левого виска. Все, вместе взятое, указывало на профессиональную "ручную работу". Причем специалист действовал с правой руки, потому что пострадала больше левая сторона лица. Про остальное тело речи не шло, поскольку Алена прятала его в шапке густой пены.
Когда Женя прибыл по указанному в отделе кадров адресу, на его настойчивые звонки никто не отвечал. Климов уже подумал о самом худшем варианте, но услышал в тишине за дверью медленные шлепающие шаги. Новая порция звонков обрушилась в глубину квартиры, и вот уже тогда он расслышал и шепелявый, слабый, почти старческий голос:
- Кто? Кого надо?
- Алена Фомина здесь проживает? - почти заорал Климов.
- Здеся, а кто это?
- С работы ее!
- Так болеет она…
- Откройте, может, вам лекарство нужно какое? - почти вопил уже Женя.
Открыла дверь, уступая настойчивым просьбам, пожилая женщина, напоминающая сгорбленную под тяжестью ежедневных трудов домработницу.
- Где она? - сказал он, входя и руками отстраняя женщину.
- Постойте! Куда вы? Она в ванной! Господи, ну надо же на такого мерзавца нарваться!
- Кто? Вы о чем?
- Сами посмотрите! Кавалеры, называется… - И женщина, обреченно махнув рукой, ушла в комнату.
Климов постоял и толкнул дверь в ванную. В белой шапке пены лежала Алена. Причем первыми бросились в глаза именно эти подтеки на лице. Уже потом он увидел и ссадину на виске.
Женя присел на край ванной, побултыхал палец в воде и стал почесывать ей кончик носа. Она открыла глаза, потянулась, ойкнула от боли и, увидев над собой его лицо, "зарылась" в воду, собирая над собой пену.
- Что с тобой случилось? - спросил Женя, беря ее за руку.
- Ты откуда взялся?
- Где ты умудрилась так?
- Не где, а от кого… - проворчала она, пряча глаза и с трудом открывая рот - из-за вспухшей губы. - Напали в подъезде…
- Кто напал? Тот, кому ты звонила? Или его приятели, козлы очередные?
- А ты злопамятный.
- А ты сама виновата. Надо было слушаться, тогда была бы здорова. Что это там за женщина?
- Не что, а кто! Мать моя, - зло ответила Алена. - Понял теперь, какая я старая?
- Ты не старая, ты глупая… А мы очень испугались за тебя. И я, и мой начальник… Так кто отделал? Руки кто приложил?
- Тот самый, про кого ты так настойчиво пытал меня. Гриша это. Только его ты уже не догонишь. А мне? Ну досталось, так сама же и виновата, не надо было заботиться о сволочах…
- А вот так всегда! Заботятся о сволочах, а в результате страдают хорошие и ни в чем не повинные люди. Женщину, к примеру застрелить, мать пятилетней девочки… Человека взорвать совершенно непричастного… А мы все жалеем, все понять хотим, в душу его черную влезть…
- Да ну тебя к черту, самой противно… Ты представляешь? И после всего этого… - она рукой провела вокруг лица, - этот козел еще условия ставит! На-ка вот, посторожи мою машину, пока я буду в отъезде! Ну как тебе?
- Какая машина? - насторожился Климов.
- Да "жигуль" поганый! За окном стоит.
Знал уже об этом "жигуленке" песочного цвета Женя Климов. И у него даже сердце заколотилось от ощущения близкой удачи.
- Где, говоришь? - как можно спокойнее произнес он.
- Из окна кухни выгляни, увидишь… Слушай, а как ты узнал? Я ж тебе ни фамилии, ни адреса не давала!
- На фирме твоей. Мы там с утра уже несколько человек задержали, а Сосновский твой полные штаны наложил. И никакие депутаты ему не помогли, представляешь?
- Значит, добился своего?
- От тебя-то? А как же! Мы теперь и тебя охранять станем, ты у нас как главный свидетель по делу пройдешь… Шучу, конечно, - заторопился он, увидев, как изменилось ее лицо. - Но этих двоих, что нам больше всего были нужны, мы не накрыли, успели они смыться. Ты ж им и сказала, верно?
- Ну и что мне теперь будет? - Она с гневом взглянула на него.
- Да ничего. Считай, что беседу с тобой душеспасительную я уже провел, так и доложу начальству, что ты чувства к человеку испытывала, никто и не посмеет обвинить…
- А сам думаешь, сука я последняя, да? С тобой кувыркаюсь, а сама все на сторону поглядываю? А может, это от безысходности!
- Все может быть, - улыбнулся Климов. - Ты давай отлеживайся, приходи в себя, а эту машину мы, наверное, все-таки заберем. Могут оказаться вещественные доказательства, понимаешь?
- Какие там доказательства, в этой развалюхе! - пренебрежительно бросила она.
- Всякие бывают. Ну лечись. Телефон ты мой знаешь, если какая помощь нужна, звони, сразу прибегу. А на службу тебе выходить пока незачем, там обыски идут. Так что день-два у тебя в запасе имеются.
- Слышь, Жень, ты правда не сердишься?
- Нет.
- А поцеловать боишься.
- Так у тебя ж губы болят, не у меня.
- А у тебя, значит, ничего не болит? - попробовала она улыбнуться "загадочно", но только скривила гримасу и сама это поняла.
- Пока нет. Но вообще-то тебе видней, - ухмыльнулся он, почесал намечающуюся свою лысину и, подмигнув, вышел из ванной.
- Можешь не бояться! - крикнула она вдогонку…
Песочные "Жигули" стояли в стороне от остальных стоянок и никому тут не мешали. Просто как бы приткнулись боком к железной оградке газона. И до дома было не меньше семидесяти метров. Но именно вот это и насторожило Климова.
Одинокая старая машина. Могла быть оставлена здесь случайно, могли ее и бросить, чтобы не маяться и не вывозить на свалку, куда-нибудь к черту на кулички. Но мог быть и иной расчет. Следователь, которому протрепалась о своих приятелях Алена, наверняка к ней еще мог вернуться, чтобы хотя бы посочувствовать, и он уж точно не пропустил бы мимо внимания брошенный ими автомобиль, тем более что этот "жигуль" уже не раз засветился. Вот именно поэтому, прежде чем забраться в салон машины, а уж тем более завести двигатель, надо было сто раз убедиться в том, что в машине не заложен специально оставленный для того же следователя сюрприз. А проверить это могли только специалисты. О чем Климов тотчас сообщил Турецкому.