Девушка выскользнула за дверь. Курбатов, еще сияя, вскрыл "дипломат". Вынул содержимое и поморщился, увидев научный труд, который ему принесли. Явно работал целый отдел в авральном порядке. На трехстах страницах принятые и уволенные, дежурные сантехники, электрики, уборщицы, ушедшие в декрет и совмещавшие должности на период отпуска, и так далее. Напрашивалось два вывода: либо опять перестарались, либо явное желание загрузить следствие. Нет. Этим займется ангелочек.
А вот и она с несколькими делами под мышкой. Девушка произнесла:
– Александр Михайлович разрешили! А это дела уволенных.
– Как вас зовут?
– Татьяной.
– Танюш, вот этот талмуд мне явно не зубам. Сделайте, пожалуйста, выборку по серьезным перемещениям, без всяческих декретов. Да, и еще один вопросик. Секретарша, что вы о ней можете сказать?
– Без нее становится скучно. Она такая веселая. Ее все любят, и вообще такое ощущение, что у нее нет проблем совсем. Я очень удивлюсь, если у нее окажутся недоброжелатели или враги. А уж поклонников толпы.
– А у вас?
– Я серая мышь!
– Убейте того, кто внушил вам такую глупость! – посоветовал Курбатов, раскрывая дело.
"Краснов Иван Иванович, 1945 г. р. – полковник, заместитель по политической части института. В 1980 г. уволен по сокращению кадров. В 1980 г. принят на работу в должности начальника клуба с сохранением должностного оклада. В 2002 г. уволен по достижении пенсионного возраста".
"Чернов Исакий Исаевич, 1946 г. р. – полковник, секретарь парткома. В 1980 г. уволен по сокращению кадров. В 1980 г. принят на работу в должности секретаря парткома с сохранением должностного оклада. В 1991-м в связи с прекращением деятельности КПСС переведен на должность заместителя генерального директора по воспитательной работе. В 2002-м уволен по достижении пенсионного возраста".
Остальные интереса не вызвали. Разве вот этого следует проработать: "Кормушкин Сергей Степанович, мнс, снс, начальник лаборатории, зам начальника отдела. Кандидат технических наук, изобретения, научные труды, награды. Допуск к материалам "особой важности". Уволен в 2003 г. по собственному желанию". В заявлении ни тени обиды, но и причин, побудивших успешного с виду ученого, которому загранпаспорт светит не раньше чем через пятнадцать лет, пойти на этот поступок. Хотя сейчас и на Родине мозги могут неплохо устроиться. Надо проверить.
– Танечка, прервитесь на секундочку, – попросил Александр. – Что вы можете сказать о Кормушкине? Где он сейчас?
– В Штатах.
– Как? Ведь режим секретности еще никто не отменял.
– Поехал к родственникам в Тбилиси. Сел на самолет и улетел в Лос-Анджелес, – объяснила простую схему Татьяна.
– А Чернов, Краснов?
– Были такие два старичка. Они всегда вместе ходили. Над ними любили поиздеваться. Однажды на Новый год в юмористической газете их изобразили с одним туловищем и о двух головах! Хотя, говорят, в старые времена обладали очень большой властью. Их держали скорей из жалости, чем за какие-то заслуги. Там есть адреса.
Курбатов решил навестить сначала секретаря парткома, проживавшего в соседнем доме, впрочем, как и бывший замполит. Но секретарь жил на третьем этаже, а замполит на шестом.
Курбатов любил мысленно рисовать обстановку по характеристике хозяина. Иногда совпадения получались даже в мелочах. Это волновало. Если не получалось, то забывал через секунду.
Вот и сейчас представил почему-то кабинет, увешанный портретами вождей, картинами полководцев, красными знаменами, которые на майские и ноябрьские митинги снимаются со стен и разукрашивают в праздничные цвета серые колонны несчастных людей, у которых отняли страну, идеалы, сбережения и веру в источники существования. Как, в принципе, была бы страшна эта толпа, если бы она просто молча шла, не расцвеченная флагами и счастливыми физиономиями различного рода предводителей.
Открывший дверь пожилой мужчина был слишком гладкокож для своих лет.
– Чернов Иван Иванович?
– Да, – с готовностью ответил пенсионер.
– Добрый день. Вы в курсе того, что случилось с академиком Жбановским?
– Да, конечно.
– Я следователь Генеральной прокуратуры Курбатов. Разрешите задать несколько вопросов?
– Да, конечно.
– Вам по долгу службы ведь приходилось разбирать жалобы, анонимки и прочее?
– Да, конечно. Следили за моральным обликом коммунистов, и такого безобразия не было.
– Вот в отношении Марка Борисовича бывали, говорят, сигналы? – спросил Курбатов.
– Кто говорит?
– А вы кого-то боитесь?
– Нет, конечно, – ответил любимым словом пенсионер. – Просто любопытно.
– Профессор Чабанов, – объяснил свою осведомленность Курбатов.
– Тогда понятно, – успокоился бывший партработник. – Ну, вообще-то Жбановский как руководитель был достаточно жесткий, недовольные были. Но открытых выступлений не случалось. А анонимки была директива ЦК КПСС не рассматривать, а проводить тайную проверку фактов и выявлять личности анонимов.
– Проводили?
– Да, конечно.
– Выявили?
– Нет, конечно. Письма были отпечатаны на машинке не нашего учреждения. Отправлены из разных почтовых отделений. Содержали практически одну и ту же информацию. Как правило, грязный поклеп и небольшой факт неподобающего поведения. Мы пришли к выводу, что автор один.
– Мы – это кто? – попросил уточнить Курбатов.
– О них, кроме меня, знал только замполит, – ответил Чернов.
– Они сохранились?
– Уничтожены, – произнес бывший секретарь парткома.
– Ну а какая часть повторялась чаще всего?
– Гадость насчет психического здоровья Жбанов–ского, пошатнувшегося после того, как ему не дали генеральских погон.
– А насколько это соответствовало истине?
– Генералом он действительно должен был стать, но не стал, а вот остальное полнейший бред.
– А что скажете насчет Виталия Игоревича Чабанова?
– Знаете, в науку мы старались не лезть. Нас больше занимали человеческие качества. Он проявил высочайшие моральные устои. Семьянин. Никогда не был замечен в аморальном поведении. Он вообще от женщин шарахался. Партийные взносы платил всегда первым.
– Ну, спасибо. До свиданья, – поблагодарил Курбатов.
Затем заодно посетил и второго. Задал ему те же вопросы. Получил почти те же ответы. "Этот человек совершенно не умеет говорить. Уму непостижимо, как он мог сделать карьеру замполита. Впрочем, бывший президент и бывший премьер, не умея разговаривать, вон какие карьеры сделали! – задумался Курбатов. – Странно, помню только голоса и интонации, а вот что они говорили? Ни одной мысли, ни одной фразы, ну разве та, избитая, которую уже тогда произносить было пошло, насчет "получилось, как всегда".
Какой-то слишком положительный Чабанов получался. А Александру он совсем не нравился. Обычно такие правильные несчастны в браке по причине своего занудства. Желая проверить предположение, покидая жилище бывшего замполита, Курбатов произнес:
– Красивая, наверное, у него жена?
– Ничего не могу сказать. Ее никогда никто не видел.
Дверь захлопнулась. А вот это интересно. Никто и никогда – слишком интригующе. В Курбатове проснулся охотничий азарт. Он понял, что эту ночь проведет на свежем воздухе, и отправился к месту жительства Чабанова.
Пыхтя, обошел дом, в котором обитал профессор Чабанов. Вычислил его окна и, припарковав свою "Таврию", устроился, вооружившись серьезной японской оптикой. Единственным неудобством была невозможность вздремнуть. Часа через два появился объект наблюдения. В одной руке Чабанов нес "дипломат", в другой – прозрачный пакет с четырьмя-пятью килограммами зрелых бананов. Курбатов даже присвистнул от неожиданности. Он не представлял, что можно съесть больше двух штук. Ну, допустим, на спор килограмм.
Шторы не раздвигались. Стемнело. Включился свет. Разобрать, что происходит, не было никакой возможности. Александр начал позевывать. Еще мгновение – его сморил бы здоровый сон человека с чистой совестью.
Вдруг штора отодвинулась. К окну подошел обнаженный до пояса профессор и уставился вдаль. Курбатов, пытаясь заглянуть в глубь комнаты, начал перестраивать фокус. Неожиданно волосатая обезьянья рука легла на плечо Чабанова и, резко дернув, заволокла в глубь комнаты. Наблюдатель не успел определить породу примата, но сомнений в гигантской силе не оставалось.
Наутро Курбатов заскочил в управление. Турецкий беседовал с Рюриком. Александр, воспользовавшись тем, что собеседники смолкли, с ходу задал вопрос:
– А где Володька?
– Исчез. Рюрик сейчас пойдет по его следу. А у тебя как дела?
– Так, копаю помаленьку. Пока топчусь на месте. Знаете, нужна "наружка" с хорошей аппаратурой.
– Есть идеи? – заинтересовался Турецкий.
– Да. Надо выяснить, кто живет в квартире с профессором Чабановым.
– Чует мое сердце, что готовишь ты нам сюрприз, – произнес Турецкий, прищуривая глаза.
– Вам, Александр Борисович, персональный. Сначала можно вопрос? Как вы относитесь к красивым женщинам двадцати восьми лет?
– Эх, молодежь, молодежь! Я в твои годы...
– Это, знаете, анекдот: "Я понял, что люблю только ровесниц. Со страхом жду старости". – Курбатов засмеялся.
– Так, а у тебя что, проблемы?
– У меня проблемы. Между прочим, не столько касаемо общения, сколько отношения к авиации. Я ведь совсем недавно подвергся такому стрессу!
– Ну это страшный комплекс! – произнес начальник.
– Не ловите меня на "слабо". Знаете, как летят из Владика в Москву японцы? – спросил Курбатов.
– Дай представлю. Неужели в кимоно и с ножами для харакири наготове? – произнес Турецкий.
– Хуже. Раком. Становятся у окошка с расширенными глазами и стоят все восемь часов. Они не могут осознать, что все это земля, земля, земля. Причем не какая-нибудь пустыня, скалы, джунгли. А пригодная для комфортного проживания, богатая неисчерпаемыми ископаемыми. Дозаправку делали в Красноярске, так половина разбежалась, думая, что долетели. Насилу повылавливали. А населения на их жалких островках сто миллионов! Против наших ста пятидесяти!... Да, о деле. Секретарша Жбановского, слухи о которой просто невероятны, через два часа после убийства вылетела в город Сочи. Необходимо срочно взять показания. Я не могу, надо весь институт перепахать.
– Ты аккуратней там. Плуг не затупи, – вставил Елагин.
– А будешь возникать, с собой возьму и отдам на растерзание, – произнес Курбатов. – Так что? Тряхнете стариной?
– Может, Рюрика заслать? – задумался Турецкий. – Полетишь?
– Смотрите, как напрягся! – засмеялся Курбатов. – Ему сейчас плохо станет. Боится он красивых. А они это чувствуют, и начинается такое... страшно становится за Елагина. Опять же, пока след свежий, надо пускать по нему.
– Уговорил. Так и быть, Сочи я беру на себя. Ты рой свой институт, Рюрик постарается найти Володьку. У него неплохо получается. Вот адрес. Где Малая Бронная, объяснять не надо? – оборачиваясь к Елагину, спросил Турецкий, несильно огорчившись необходимости слетать на море.
– Это вся информация, которую мне удалось по ней накопать, – произнес Курбатов, протягивая два исписанных листка бумаги. – Ох, завидую я вам!
Глава 5
Отдых по служебной необходимости
– Кость, ты никуда отъезжать не собираешься? – задал вопрос по телефону Турецкий.
– Нет, если не случится ничего экстраординарного, то собираюсь часов до десяти посидеть.
– А как посмотришь на эксплуатацию личного шофера? Мне в одну сторону, – произнес Турецкий. – До аэропорта.
– Бери, но в последний раз, – предупредил Меркулов. – Саня, сколько можно говорить, что тебе положен служебный автомобиль с персональным водителем. Потрать полдня, побегай по управлению делами, разберись и выбей. Ты что думал, мне все эти блага тоже на блюдечке принесли? Сидит там бухгалтер и подсчитывает экономию за твой счет. А с нее себе премию начисляет.
– Некогда. Вот получу передышку, еще и секретаршу выбью, – пообещал Турецкий.
– А вот в этом я тебя поддерживать не собираюсь.
– Ну тогда, если я вернусь раньше восьми, то ты его еще разочек пошли во Внуково.
– Куда летишь?
– Естественно, в Сочи, – ответил Турецкий.
Он заскочил в шоферскую. Водители резались в домино. Александр Борисович мог понять все, кроме жизни, потраченной на убийство времени. Он выхватил глазами меркуловского водителя и скомандовал:
– Филипыч, на выезд. Меня срочно во Внуково. Вернешься один, – поставил задачу Турецкий.
Не принимавший участия в игре пожилой мужчина встал и вышел, недовольно ворча:
– Совсем загонял, Борисыч. Я же знаю, что тебе свой положен. Думаешь, хорошо устроился? Филипыч туда, Филипыч сюда.
– Так ты что, работу свою не любишь? – по пути к стоянке спросил Турецкий.
– Чего это ты так решил?
– Ну не нравится тебе ездить, иди в сторожа. Вот кого никто не дергает.
– Нет, без руля мне нельзя, – констатировал водитель.
– Филипыч, а почему ты в домино никогда не играешь? – продолжил допытываться Турецкий, зная, как пустяковый разговор располагает к себе человека.
– Терпеть не могу убивать время, – последовал неожиданный ответ.
– Да? И чем же ты занимаешься, пока ждешь начальство?
– Медитирую, – объяснил Филипыч.
Турецкий зашел в управление аэропорта. Дежурный немедленно выписал ему билет на ближайший самолет. В ожидании посадки Александр Борисович развернул бумажный лист с набросанной Курбатовым информацией и набрал номер на мобильнике. В ответ прозвучало:
– Обломись! Я не я, а мой автоответчик! Если хочешь, можешь оставить сообщение. Пока-пока.
Он не стал терять время на объяснения с неведомым почтовым ящиком. А просто отключил аппарат.
Полтора часа – и в раскрывшиеся двери лайнера ударил горячий влажный воздух. Турецкий вышел. Как старых знакомых оглядел далекие вершины, окружавшие адлерскую долину. Нет. Никакой Запад не сможет сравниться с этой первозданной красотой. Цветущие магнолии, безумно чистый воздух, сумасшедшее сочетание моря и гор. Место, созданное для любви.
Стояла дообеденная жара, когда все обитатели санаториев и домов отдыха проводят время исключительно на пляже. Турецкий добрался до турбазы "Кудепста". Тоскливо посмотрел на сотни ступеней, которые предстояло штурмовать. Напротив же, на пути к пляжу, красовался корпус гостиницы "Бургас". Не колеблясь, он направился к нему. Там нашел администратора и завладел на сутки одноместным номером. Немедленно принял душ. Переоделся и направился на пляж, надеясь исключительно на свое чутье.
Разделся. Прошел по глубоко выдающемуся в море мостику. Секунду постоял на краю и бросился в море. С наслаждением уплыл за буйки. Минут через двадцать вернулся, вышел на пляж и увидел ее. Приблизился. Перед ним в шезлонге лежало совершенное тело бронзового цвета. Рядом было свободное место. Турецкий проворно сбегал за лежаком и бросил его поблизости. Лег. Почему-то в голову ничего не шло. Ему просто было хорошо вот так лежать под южным солнцем, под шум моря, крики детей и чаек и чувствовать неподалеку молоденькую женщину, как будто он с ней.
Прошло полчаса. Турецкий почувствовал, как начинает попахивать жареным мясом его тело. Неожиданно она произнесла:
– Я на отдыхе принципиально ни с кем не знакомлюсь.
– Я и не собирался, – ответил Турецкий.
– Это плохо, – прозвучало в ответ.
– Почему?
– Я подумала: "Вот лежит очень скромный человек, которому понравилось мое тело. Он перебирает в голове сотни вариантов, как познакомиться с девушкой, и не может решиться". А оказывается, все проще. Вы извращенец, получающий удовольствие от лежания рядом.
– Хотите знать правду?
– Нет. Здесь с такой фразы всегда начинается интересная ложь с одной целью: забить уши девушке.
– Ладно, не буду. На самом деле я просто в командировке на один день. И даже не могу рассчитывать пригласить вас на ужин. Через два часа улетаю в Москву.
– Как там погода?
– Как всегда. Никак.
– Ну тогда другое дело. Просто каждый козел считает, что я приехала сюда именно затем, чтобы скрашивать его старость на курорте. Три дня не разговаривала с нормальным человеком. Никогда больше одна не приеду! Представляете, я какая-то приманка для придурков. А чем вы занимаетесь?
– Задаю вопросы, – ответил Турецкий.
– Слишком загадочно, чтобы быть правдой.
– А если я скажу, что специально прилетел сюда, чтобы побеседовать с вами?
– Вы знаете мое имя?
– Да, – честно ответил Александр Борисович.
– Вы подло провели разведку? – гневно приподнялась девушка.
– Не хочется портить вам отпуск, но с Марком Борисовичем случилось несчастье, – разворачиваясь к ней, произнес Турецкий.
– Что-нибудь серьезное? – испуганно спросила она.
– На него было совершено нападение. Он скончался. Я следователь Генеральной прокуратуры Турецкий, – нарочно принизил свою должность Александр Борисович.
– Поплыли к буйкам, – предложила секретарша.
– Вы себя достаточно уверенно чувствуете? – обеспокоился Турецкий.
– Думаю, что да. Понимаете, я относилась к Марку Борисовичу с большим уважением. Он был для меня как бы учителем. Его ум, энергия, умение организовать дело просто поражали. Мне его так жаль...
Они подплыли к буйку. Девушка схватилась за него. Турецкий плавал поблизости. С берега они напоминали простую беззаботную парочку. Однако разговор шел более чем серьезный.
– Когда это произошло? – спросила она.
– Через два часа после вашего отлета. Расскажите о последнем дне. Постарайтесь вспомнить детали. Это важно.
– Ничего особенного не было. Пятница – конец недели. Марк Борисович любил такие дни за возможность заняться творческой работой. Когда я убегала, он занимался расшифровкой результатов последних испытаний по проекту "Умная пуля".
– Извините, можно узнать поподробнее, что это за "пуля не дура", – заинтересовался Турецкий.
– Так это его давняя мечта. После всплеска терроризма, когда единственным выходом стало адресное уничтожение бандитов, он ни о чем другом и думать не мог. Два года он потратил на создание нового оружия: управляемой пули. Она сама находит цель.
– И как далеко продвинулась разработка? – подплывая ближе, задал вопрос Александр Борисович.
– Были проведены испытания макета. И по-моему, с неплохими результатами, – прозвучал ответ.
– Но мы подняли весь перечень секретных научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ и не нашли ничего подобного, – недоумевая, произнес Александр.
– Он принципиально не засекречивал, чтобы можно было брать материалы на дом. Академик говорил, что знает по опыту: чем сильнее засекретить разработку, тем пристальней к ней окажется внимание потенциальных противников. Даже Чабанов не знал. В курсе работ были только я и Женя Степанов. Это, кстати, его изобретение. А Жбановский всегда выделял молодых и талантливых. Едва выслушав, хватался за идею, делал из мечты реальность.
– Значит, в чемоданчике могли быть сведения об "умной пуле"? – предположил Турецкий.
– Можете не сомневаться, – подтвердила, отталкиваясь от буйка, секретарша. – Они там были.