Поиски привели к огромным металлическим воротам с расположенной рядом маленькой дверцей. Слева от нее висело небольшое приспособление для считывания информации с карточки. Курбатов даже не стал выяснять, что является носителем: магнитная лента или штрих-код. Он вытащил сигарету, прикурил и, присев на ступеньку, принялся терпеливо дожидаться, когда они откроются сами.
Через пятнадцать минут заскрипели и поползли по рельсе в сторону огромные ворота. За ними стоял защитного цвета КамАЗ с кузовом, груженным одним деревянным ящиком. Курбатов, отметив, что в упаковке такого размера можно легко не только перевозить, но и хоронить трупы, спокойно прошел. Автомобиль газанул, наполняя пространство черным дымом, и тронулся. Александр на всякий случай скользнул по номеру: 450. Буквы запоминать было бесполезно. Его математический ум предпочитал исключительно цифры.
Чабанов оказался прав. Все свободное пространство было заставлено, завалено, загромождено коробками с детской игрушкой. Он заметил что-то подсчитывающую женщину в синем халате. Подойдя к ней, немного задыхаясь, спросил:
– Женю Степанова не видели?
– Так он в своей каморке.
– Это где? – уточнил Курбатов.
– Вон то стеклянное сооружение.
Курбатов неуверенно оглядел хрупкую конструкцию. Однако выхода не было. Кряхтя, начал подниматься по металлическим жердочкам. Под его весом они прогибались и скрипели, грозя вообще обломиться. Отворил дверь. Вошел. Молодой человек с неопрятной растительностью на щеках и подбородке, зажав в тисках лазерный прицел на гибком шарнире, водил по стене лазерной указкой. Прицел поворачивался за ней следом. Два лучика почти сливались. Второй если и запаздывал, то на доли секунды. Невольно залюбовавшись игрой, Курбатов немного постоял молча. Затем произнес:
– Вы, если не ошибаюсь, Степанов?
– Да, – ответил молодой человек. – А вы из какой лаборатории?
– Я не из лаборатории, – ответил Курбатов, – я из прокуратуры.
– Тогда садитесь, – предложил Степанов.
– Извините, профессиональное, но у нас принято говорить "присаживайтесь".
– А, да. У меня знакомый летчик никогда не говорит слово "последний", заменяя его на "крайний".
– Я расследую дело об убийстве академика Жбановского. Есть ряд вопросов по проекту "Умная пуля".
– Знаете, я не уверен, что имею право рассказывать все первому, извините, встречному. Покажите ваш документ.
Курбатов предъявил служебное удостоверение. Степанов его разглядел со всех сторон и со вздохом вернул обратно.
– Убедил? – спросил Курбатов.
– Нет, – ответил ученый. – Если бы мне приходилось видеть такой документ раньше, может быть. А так, при современном развитии полиграфии, верить какой-то бумажке глупо.
– Хорошо. Вам приказания Чабанова будет достаточно?
– Что вы! Он даже не знает! – замахал рукой исследователь.
– Что же тебе требуется? Официальный вызов на допрос? Сейчас оформим. Вопрос только, успеешь ли ты доехать до прокуратуры. Вот. Придумал. Держи мобильный. В меню третий номер – дежурный следственной части Генпрокуратуры. Звони и попроси соединить с помощником генерального прокурора Турецким. Вот у него и расспросишь обо мне. Или проще, спроси на проходной. Работает ли прокуратура в институте и как фамилия следователя? Можешь еще и о внешности справиться, хотя при нашем развитии пищевой промышленности...
– Я готов, – оторвался от своей игрушки Степанов. – Что вас интересует?
– Другое дело. Вообще, расскажите подоплеку.
– Что тут скромничать. Идея моя. Однако мало ли кому в голову что приходит. Главное – физическая реализация. За что я благодарен Жбановскому, так это за его научное чутье, хватку. Я знаю, сколько светлых голов не могут реализовать свои проекты из-за идиот–ского тщеславия. Сейчас времена Эдисонов прошли, хотя считается, он первый начал эксплуатировать чужие мозги. Для меня главное – реализация проекта, воплощение мечты в "железе", материализация идеи. В конце концов, главное – благо Родины. А под чьим именем, не важно. Я бы даже сравнил свой труд с рождением ребенка. Для отца логичнее: пусть он живет в чужой семье, чем вообще не появится после девяти месяцев вынашивания.
– Для матери, – уточнил Курбатов.
– Что для матери? – не понял Степанов.
– Мать обычно детей вынашивает, – пояснил Александр.
– Пожалуй, да, – махнул рукой ученый, показывая, насколько это не важно. – Так вот. Приношу ему идею. Он мгновенно ее оценивает. Составляем соглашение об авторстве, соавторстве и вознаграждении и – вперед.
– Знаете, в этом есть еще один положительный момент. Ваше имя не фигурирует среди знающих секрет. И только благодаря этому вы живы, – произнес Курбатов. – Профессора убили исключительно из-за этого мифического оружия.
– Ни фига себе! Что же делать? Я жить хочу! – запаниковал, теребя бородку, Степанов.
– Поэтому, пока до вас не добрались, берите отпуск, и мы обеспечим надежным местом, где будет все для окончания экспериментов. А пока продолжайте.
– По сути, пуля – это не совсем пуля, хотя и не без этого. На начальном этапе дается некий импульс, и она просто выстреливается. Причем не обязательно с помощью порохового заряда. Это может быть бесшумная пневматика или даже арбалет. Но на конечном отрезке траектории превращается в ракету. У нее появляются стабилизаторы и микроскопический маршевый двигатель. Заряда пока хватает на двадцать метров любых маневров. Если прописать программу заранее, то пуля может, влетев в это окно, сделать три полных облета по периметру и попасть в лоб человеку, находящемуся в любом месте.
– И что, она действительно существует? – поразился Курбатов.
– В таком виде – да. Опытный образец и чертежи у меня, а второй экземпляр был у Жбановского. Все же он ведущий специалист в области ракетных двигателей и все расчеты проводил сам, – ответил Степанов.
– Вы представляете, что значит такое оружие в руках к-киллера? – заикаясь, воскликнул следователь. – Он просто узнает распорядок дня жертвы и, проезжая по соседней улице, делает выстрел ввверх. А пуля, влетев в окно, находит его в своем рабочем кресле во время заседания. Или спокойного сна. Да где угодно. Правильно я понял?
– Да, – подтвердил Степанов. – Но оно разрабатывалось не для криминала. Мечта была расправиться с терроризмом. Представляете, там, в Буденновске, каждому бандиту – персональная пуля. Один залп – и несколько человек получают по пуле. Проблема сейчас только в системе наведения и поиска. Видите, как лучик гоняется за зайчиком? Мы разработали несколько вариантов... Один весьма забавный. Тело человека содержит некие вещества – порфирины. Под воздействием лазерного облучения они начинают светиться сами. Причем спектр излучения значительно отличается от того, каким облучали. Это дает возможность создания самонаводящейся системы. Такой образец уже существовал, но разобран. Если в укрытии один или несколько человек, которых необходимо уничтожить, то они просто не имеют шансов на спасение. Мало того, уже были опыты по избирательному прицеливанию. Существуют такие соединения, называемые сансибилизаторами. В принципе они разрабатывались как одно из направлений борьбы с раковыми опухолями. Так называемая фотодинамическая терапия. Там принцип прост. Вводят в опухоль фоточувствительное вещество. Оно проникает внутрь раковых клеток. Затем облучают лазером. Вещество вспыхивает, и клетка взрывается изнутри. Проблема в том, что свет видимого спектра не способен проникнуть глубже нескольких миллиметров в ткани. Так вот, если дать человеку принять, допустим, с бокалом виски, например, родехлорин, то при облучении его светом длиной волны в пятьсот тридцать нанометров отклик будет на порядок сильнее и длиной пятьсот шестьдесят нанометров. Уловил?
– Да, но лучше продолжай разжевывать, как для слабо соображающего, – пожелал Курбатов.
– Пуля найдет жертву даже на балу по случаю приема английской королевы, – образно разъяснил ученый.
– Ах, твою мать! – выругался Курбатов. – Остается только напоить бандитов виски.
– Ну, это не проблема. Отдельные результаты есть. Жбановский уже вел переговоры по пробным испытаниям. Через два месяца оружие должно было пройти апробацию в Чечне. Выбирается наиболее неспокойный район. Проблема в чем? Днем все мирные жители. Эдакие овечки трудолюбивые. Ночью несколько человек устраивают нападение на федералов. Потери несутся в первые секунды боя. Дальнейшая перестрелка ничего не дает. Поутру начинается зачистка. Ищутся опаленные брови, ороговевшие указательные пальцы. Как правило, страдают те же мирные жители, которые в эту ночь просто спали. Достигнут второй результат. Недовольство народа. А теперь представим: вводим каждому мужчине сансибилизатор. Притом что он абсолютно безвреден, выводится в течение двух недель. Обстрел. В ответ выпускается несколько пуль. И если там есть меченый, они найдут его.
– Научная фантастика! – сделал вывод Курбатов.
– Вот-вот. Мы тут сотрудничаем с одним медицинским институтом для идентификации конкретной личности.
– Как называется учреждение? – вспотев от информации, спросил Курбатов.
– Институт медицинских и биологических препаратов имени Марасевича.
– Е..! – вновь выругался Курбатов. – Имя профессора Волобуева ни о чем не говорит?
– Это научный руководитель разработок по нашей тематике, – подтвердил Степанов.
– Его убили, – проинформировал Курбатов.
– Что? – оглядываясь, спросил Степанов.
– Застрелили в лифте, – уточнил следователь.
– Я с вами. Сейчас соберу документацию. А отпроситься в отпуск смогу и по телефону.
– И образец ружьишка прихвати, – напомнил пораженный открывшейся информацией Курбатов.
Через несколько минут раздался призывный крик. Александр подбежал и обнаружил Степанова стоящим перед пустым помещением.
– Еще утром стояло здесь... На том столе... А устройство для программирования пули осталось.
– Оно в единственном варианте?
– Да.
– Что из себя представляет оружие без него? – задал вопрос Курбатов.
– Детская игрушка, – ответил Степанов.
– А по "мозгам" пули невозможно "крякнуть" принцип ее программирования?
– Хорошему хакеру по зубам, – почесывая пятерней заросшую шею, произнес Степанов, – однако без наших данных о баллистике, диаграмм изменения параметров с расходом горючего и других результатов, установленных исключительно в ходе многомесячных расчетов, поверяемых бесконечными опытами, это ни к чему не приведет.
– Ну немного успокоил. Где данные? – выдохнул Курбатов.
Вскрыв сейф, Степанов вынул несколько лазерных дисков. Затем схватил отвертку и, вскрыв компьютер, вытащил винчестер. Вместе с Курбатовым они отправились к выходу. Следователь подошел к женщине, сидевшей в будке с надписью: "Диспетчер". И спросил:
– Не подскажете, сколько автомобилей сегодня покинуло склады?
– Сегодня? Да ни одного не было.
– Точно?
– Так у нас отчетность строгая. Вот сколько надо всего оформить. – Она показала толстую тетрадь.
– А вы не отлучались? – дал ей шанс Курбатов.
– Нет, не отлучалась. А ты, собственно, кто? Предъяви документы и пропуск в закрытую зону! – грозно перешла в наступление женщина.
– Пожалуйста, – Александр протянул ей раскрытое удостоверение. – Вы все поняли? А теперь, если не скажете правду, мы вас будем вынуждены арестовать как соучастницу. На этом КамАЗе был вывезен похищенный опытный образец стоимостью два миллиона долларов. И суду надо будет доказать, что вам дали за соучастие тысячу долларов, а не тридцать тысяч. Ведь это совсем другая статья.
Женщина вспыхнула:
– Что? Тысячу? Да мне ни рубля не заплатили! Ничего себе, сразу в тюрьму! За что?
– За преступную халатность при исполнении служебных обязанностей, – сформулировал Курбатов.
Она внезапно обмякла, раскисла и залилась слезами.
– Приказали мне пропустить.
– Кто?
– Начальство, – оттягивала неприятный момент женщина.
– Не виляйте. Кто это мог заставить вас?
– Профессор Чабанов. Лично. Он еще предупредил, чтобы никому ни под каким предлогом не рассказывала. Что теперь будет? Он выкинет меня?
– Ничего не будет. Вы нас не видели. Мы вас не спрашивали. Хорошо запомнили?
– Да, – ответила она.
– Номерок не помните?
– Четыреста пятьдесят НЮ, а первую букву забыла.
– Ну и ладно. А насчет миллионов не волнуйтесь. Я пошутил. Ничего ценного не пропало, – попытался успокоить ее Курбатов.
Вышли из мастерских и направились к автомобилю следователя. Уже в нем Курбатов достал мобильный телефон и, выбрав из памяти фамилию Турецкий, позвонил.
– Александр Борисович. Попробуйте через ваших знакомых с Петровки пробить КамАЗ четыреста пятьдесят НЮ. Может, где застрял? Похоже, игрушку вывезли на нем.
Глава 9
Гамлет Алексинского уезда
Елагин сидел рядом с водителем и рассматривал пролетавшие пейзажи. Перед ним стояла практически невыполнимая задача: разыскать в Туле мастера, о котором было известно только его отчество – Анатольич. И то оно могло быть псевдонимом. Информация о военнослужащих, оказывавших военную помощь Эритрее в семидесятых годах, была настолько засекречена и запутана, что ответ на запрос Генеральной прокуратуры мог и вовсе не прийти. Фамилии и имена, под которыми регистрировались и проходили службу, были вымышленными. И только на отчество такой запрет не распространялся. Потому и молодой лейтенант мог быть Петровичем или Анатольичем.
Для поездки Рюрику выделили служебную "девятку" с шофером. Трасса была одной из немногих, содержавшихся в идеальном состоянии. Поэтому водитель не стеснялся давить педаль газа. Елагин отметил, что через каждый километр стоит синяя палатка с надписью: "Тульские пряники" и поделился с водителем:
– Странный бизнес... Похоже, держит одна фирма. Однако к чему столько точек с копеечным однотипным товаром, не пользующимся спросом? У них что, задача просто занять людей?
– Да нет, – ответил опытный шофер. – У них, похоже, бизнес как раз процветает.
После такого намека Рюрик взглянул на палатки под несколько другим углом и наконец понял, что ему в них показалось с самого начала странным. Продавщицы, все как на подбор, были молодыми, раскрашенными девицами в коротких юбчонках. Одна из палаток была закрыта. Рядом стоял автомобиль с московскими номерами.
– Это что? Публичный дом? – догадался Рюрик.
– Причем самый длинный и самый дешевый. Все знают, но сделать ничего не могут. Любовь отдельно, наценка на пряники отдельно.
Добравшись до города, Елагин прежде всего направился в военкомат. Пенсионный отдел располагался в старом, насквозь пропитавшемся влагой строении начала прошлого века. Он нашел отделение учета и, раскрыв скрипящую дверь, заглянул в комнату. Увидев нескольких пожилых женщин, спросил:
– Скажите, могу я как-нибудь узнать адрес военного пенсионера, если известно только отчество Анатольич и то, что он умелец?
– А ты кто сам-то будешь?
– Я из Москвы, из прокуратуры, – тряхнув кудрями, произнес Елагин. – Нужна его консультация.
– Да здесь, милок, почитай, весь город умельцы.
– Скажите, а база компьютерного учета имеется?
– Подымись на второй этаж. Ежели начальник разрешит, копайся скока душе угодно.
Елагин, пообщавшись с военкомом, был допущен к компьютеру. Вскоре он вышел с распечаткой из ста пятнадцати имен, подходивших под временные условия и имевших нужное отчество. Теперь все зависело от оперативности местных оперативных служб.
– Ну как, получилось? – поинтересовалась одна из женщин.
– Да как сказать? – произнес Рюрик. – Вот список на сто пятнадцать человек. Теперь буду бегать по городу. А вы не взглянете, быть может, знакомый попадется, так вычеркнем за ненадобностью?
Женщины, обрадовавшись появлению небольшого развлечения, сгрудились над списком. Действительно, многих они знали. Пошла в ход авторучка. Вычеркивали инвалидов и тех, у кого руки растут не из того места. И тут одна из них закричала, тыкая пальцем в конец списка:
– Степановна, ему же этот нужен! Рыбак, блин, теоретик.
– Рыбак-теоретик? – заинтересованно переспросил Елагин.
– Ну да. Он – Анатольич. Мы тут так одного прозвали. Умный. Все знает. Но ленивый. Видишь, дверь скрипит. Так как зайдет, рассказывать начинает, почему скрипит и каким маслицем надо смазать и из какого дерева сделана. Или, скажем, пылесос сломается. Все объяснит, как устроен, какие системы пылесосов бывают, что с ним надо делать. А сам не берется. Занятой слишком. Щас, дам. Вот, улица Красноармейская, дом семнадцать. Я здесь на листочке все написала.
– Молодой человек, а вы женаты?
– Да, – соврал Рюрик, заранее зная, что сейчас последует.
– Жаль. Дочка у меня...
...Приобретать карту города водителю показалось неразумной тратой денег. Поэтому до улицы Красноармейской добирались, расспрашивая местных жителей.
Автомобиль затормозил у частного дома, украшенного странным механизмом, напоминающим вечный двигатель. Рюрик вошел в распахнутую калитку. Постоял у двери. Толкнул. Она открылась без скрипа. Спиной к Елагину за заваленным хламом столом сидел мужчина в авиационных наушниках. Перед ним по девятнадцатидюймовому монитору проносились горящие "юнкерсы" со свастиками. В верхнем углу экрана были изображены три большие красные звезды, что, вероятно, свидетельствовало о высоком рейтинге игравшего. Рядом стояла глубоко несчастная женщина.
– Да иди ты со своей доской, Степановна! Я трижды Герой Советского Союза. На столе погладишься.
– Извините, я из Москвы, от Прохорова, – громко произнес Елагин.
Женщина толкнула игрока в бок. Мужик встрепенулся. Снял наушники и обернулся.
– Я из Москвы, от Прохорова, – повторил Елагин.
– Мечтал об истребительной, – как бы объясняя свое увлечение, произнес Анатольич. – Да ты присаживайся. Не получилось. Давление. Служил в дальней авиации. Летать пришлось побольше иных пилотов. А вот до штурвала дорвался только сейчас. Хорошая игра. Все натурально. Я же, как только выдавалась возможность, сразу на место второго пилота. Вот и воюю на старости лет то со старухой, то с фашистами виртуальными. Надо бы еще памяти докупить да процессор раскачать... Так, говоришь, Прохоров? Помню такого. Толковый парнишка был. Все железом "иховым" интересовался. Вот "клондайк" где! Представляешь: пустыня. На расстоянии ну ста метров друг от друга штук тридцать единиц разбитой бронетехники. Соляру высосут, аккумуляторы снимут, карманы выпотрошат и все. Оружие, шикарнейшея оптика, приборы ночного видения, радиостанции никому не нужны. Им вообще ничего не надо! Головой у нас бомж работает больше.
– Что, на самом деле? Второй раз слышу эту характеристику.