- Я хочу быть индивидом, а не функцией.
Анника удивленно вскинула брови.
- Ты и так уже индивид, - сказала она. - Тебе надо подняться выше его обычного мужского ничтожества и стать частью чего-то неизмеримо большего. Добровольно освободиться от власти любого другого мужчины, который в нашем обществе никогда не будет вести себя по-другому.
- Никогда не думала об этом. - Анна выпила еще вина. - Но когда ты это говоришь, то фактически для меня это повод не желать жить с Мехметом. Это единственное, что позволяет мне быть в мире со своими мыслями, иначе я просто сошла бы с ума.
Анника понимала, что Анна всегда думала, будто она, Анника, никогда не одобряла ее отношений с Мехметом, и не представляла себе, насколько все было хорошо вплоть до самого разрыва.
- Человек не становится честнее оттого, что он - просто эгоист, - сказала Анника. - Я хочу сказать, что есть масса вещей, которые мы ставим превыше своих частных интересов, и делаем это ежедневно. И это не только наши дети, то же самое касается работы, спорта, да всего на свете. Сколько можно насчитать людей, которые ходят на работу и при этом остаются чистыми индивидами. И насколько я могла бы оставаться исключительно Анникой Бенгтзон, если бы играла в центре нападения "Тре крунур"?
- Вот, оказывается, где кроется причина моей ненависти к командным играм, - пробурчала Анна Снапхане.
- Но важно, - продолжала Анника, наклонившись к подруге, - стать частью такого целого, какое ты сама находишь чрезвычайно важным, чтобы без мучений стать функцией чего-то неизмеримо большего, нежели твое "я". Почему людей так привлекают секты и другие тесные и замкнутые группы, почему они находят их невероятно привлекательными для себя?
- Секты я всегда ненавидела еще больше, - сказала Анна и отпила из стакана.
Слова иссякли. Тихое жужжание телевизора вызывало противный зуд у корней волос. Анника снова откинулась на спинку дивана. От тишины ей снова стало холодно.
- Какова была реакция на пресс-конференцию? - спросила Анника только для того, чтобы не было так холодно, и отодвинула от себя тарелку с печеньем.
Анна поставила стакан на стол и прижала указательные пальцы к вискам.
- Руководство в Нью-Йорке обосрало все и всех, назвав это справедливой критикой. Поэтому я должна следовать их указаниям. Коллеги ведут себя как цепные псы, но они не заставят нас замолчать.
На экране за спиной ведущего возникла панорама Свартэстадена. Анника прибавила громкости.
Полиция уверена, что смерть журналиста Бенни Экланда наступила в результате умышленного убийства, совершенного с помощью угнанного автомобиля марки "Вольво-V70".
- Это уже не новость, - сказала Анника и снова приглушила звук.
- Он был убит из "вольво"? - спросила Анна, прекратив массировать виски.
- Ты разве не читала мою статью?
Анна виновато улыбнулась:
- У меня так много всего случилось…
- Я не понимаю, почему столько суеты вокруг твоего канала, - удивленно произнесла Анника. - Почему ваши владельцы не могут вещать и в цифровой сети?
- Могут, конечно, - Анна взяла в руку пустой стакан, - но они уже вложили кучу денег, много миллиардов в спутники и собственную кабельную сеть. Мы представляем реальную угрозу их доходам. Они сделают все, чтобы сокрушить нас.
Анника покачала головой, встала и вышла на кухню.
- Принести тебе воды? - спросила она.
- Нет, я выпью еще вина, - крикнула Анна вдогонку подруге.
У входа на кухню было полутемно, коридор играл переменчивыми тонами от серого к черному. Отблески на вытяжке светились, как огни отдаленного лагеря. Вода полилась в мойку, блестящими струями стекая по стенкам из нержавеющей стали.
Она наполнила водой два больших стакана, несмотря на возражение Анны.
Когда Анника вернулась в гостиную, подруга сидела в прежней позе на диване с пустым стаканом в руке. От выпитого вина лицо Анны заметно смягчилось.
- Думаю, что ты не права, - сказала Анника, поставив стаканы с водой на стол. - Владельцы известны своей приверженностью к свободе высказываний, недаром уже сотню лет занимаются публицистикой.
- Уж не по велению ли щедрого сердца? - язвительно спросила Анна Снапхане и что-то невнятно пробормотала. - Они от этого сказочно разбогатели, или как? И продолжают год от года богатеть. Поверь мне, им просто нужны доходы от спутникового телевидения.
- Но у них великое множество других предприятий, - возразила Анника. - Почему ты думаешь, что они должны так сильно интересоваться каким-то стационарным телевидением?
- Посмотри на их дела в книгоиздательстве, - ответила Анна. - Они публикуют тысячи книг, но ни одна из них не занимает ведущих мест в рейтингах. Все газеты, за исключением "Квельспрессен", с треском проваливаются. Радиостанции продаются или закрываются.
Взгляд ее упал на молчащий телевизор. Анника тоже посмотрела на экран и увидела, что весь он занят лицом министра культуры. Она прибавила громкости.
- Начиная с первого июля все общины будут должны содержать по крайней мере одну народную библиотеку, - говорила министр Карина Бьёрнлунд. Глаза ее блуждали. - Новый закон о библиотеках - это еще один шаг к всеобщему равноправию.
В подтверждение своих слов она кивнула телезрителям. Невидимые корреспонденты явно ждали продолжения. Карина Бьёрнлунд многозначительно откашлялась и снова наклонилась к микрофону.
- К знанию. К равенству. К равным возможностям. И еще раз к знанию.
Один из корреспондентов поднес свой микрофон к губам и спросил:
- Не является ли это грубым вмешательством в общинное самоуправление?
Микрофон снова появился в кадре. Карина Бьёрнлунд прикусила губу.
- Ну, этот вопрос дискутируется уже много лет, но мы теперь предлагаем, кроме того, программу государственной поддержки детей и молодежи, на что выделяется двадцать пять миллионов крон, которые пойдут на закупку литературы для народных и школьных библиотек.
- Разве она не ужасная тупица? - спросила Анника и уменьшила громкость.
- Не понимаю твоего отвращения к ней. - Анна вскинула брови и поудобнее устроилась на диване. - Благодаря тем глупостям, что она вещает, только и может существовать мой канал.
- Она не должна была стать министром, - сказала Анника. - Это вышло по ошибке после истории с шестой студией. Она в то время была пресс-секретарем министра внешней торговли Кристера Лундгрена, если ты помнишь такого…
Анна задумалась, наморщив лоб.
- …и в этой должности тоже ничем особым себя не проявила, но после выборов она вдруг стала министром.
- Ага, - сказала Анна. - Вспомнила. Кристер Лундгрен, министр, который, как все думали, убил стриптизершу.
- Иосефину Лильеберг, для точности. Нет, он точно этого не делал.
Они снова замолчали, глядя, как на экране беззвучно шевелятся губы Карины Бьёрнлунд. Анника догадывалась, как пресс-секретарь получила свой пост в Государственном совете, подозревая, что сама, пусть и невольно, стала причиной этого назначения.
- Можно я его выключу? - спросила она.
Анна пожала плечами. Анника подумала было встать и пойти на кухню что-нибудь приготовить - поесть, выпить, да вообще сделать что-нибудь, чтобы занять себя. Однако передумала и остановилась, дожидаясь, когда пройдет охвативший ее страх.
- Я сегодня получила очень интересные сведения от полиции Лулео, - заговорила она. - О каком-то парне из Торнедалена, который, вероятно, и взорвал самолет на базе Ф-21, а потом стал профессиональным международным террористом. Почему вдруг людей заинтересовали дела тридцатилетней давности?
Анна молча слушала.
- Поменьше слушай, что говорит полицейский, - проговорила она наконец. - Вероятно, он не глуп и ему нужна утечка информации. Что может последовать за ней?
Анника принялась вертеть в руках стакан с водой, ожидая, когда пройдет серый туман перед глазами.
- Я раздумывала сегодня об этом целый день, - призналась она. - Думаю, что этот террорист вернулся на родину и полиция хочет, чтобы он понял, что она это знает.
Анна наморщила лоб, глаза ее прояснились, словно она не пила.
- Не притянуто ли все это за уши? - сказала она. - Может быть, они хотят напугать кого-то из его окружения. Какого-нибудь старого соратника. Предостеречь какие-то политические силы - как правые, так и левые. Зачем это им надо - бог весть. Тебе неведомы мотивы полиции.
Анника отпила немного воды и сделала судорожный глоток. Потом поставила стакан на стол. Решила сама разогнать неясные тени.
- Тот старик из полиции рассказал, что говорил об этом с офицером связи с прессой на военно-воздушной базе. Получается, что военные живо обсуждают этот вопрос и что-то готовят. Но почему именно сейчас и почему именно я?
- Во-первых, - сказала Анна, - не кажется ли тебе, что второе ясно как божий день? Сколько сегодня известных криминальных журналистов в Швеции?
Анника задумалась на несколько секунд. Было слышно, как по улице проехал автомобиль с сиреной.
- Подумай, - сказала она, - что это может иметь какое-то отношение к убийству журналиста. Тогда все хорошо сходится.
- Это вполне допустимо, - согласилась Анна. - Ты возьмешься за это дело?
Анника вздохнула, словно эхо проехавшей пожарной машины.
- Я принимаю его, - сказала Анника, - хотя окончательное решение за Шюманом. Мне кажется, что он начинает от меня уставать.
- По-моему, это ты должна от него устать, - сказала Анна и отломила кусочек печенья.
Лицо Анники приняло решительное выражение, она подтянула колени к подбородку и обняла их.
- Я хочу только, чтобы у меня был покой и работа.
Юный официант поставил на стол два джина с тоником, унес кофейные чашки и коньячные бокалы, поменял свечу и вытряхнул пепельницу.
- Кухня закрывается в десять, но бар работает до часа, поэтому только скажите мне, если решите еще что-то заказать.
Он беззвучно исчез, поднявшись по лестнице, застланной толстым ковром.
- Ну кто бы мог подумать, что все так обернется? - с улыбкой воскликнула София и хлопнула в ладоши.
Томас не смог сдержать клокотавший в груди смех. Обстановка в ресторане была по-восточному сюрреалистичной, пол и стены покрыты слоями толстых массивных ковров, в углах стояли большие бронзовые сосуды, на каменных столах горели масляные светильники. Они сидели здесь одни напротив друг друга за широким столом темного дуба на обитых выделанной кожей стульях. Красивый, выложенный красным кирпичом свод напоминал строения семнадцатого века.
- Дома в старом городе чреваты множеством тайн, - сказал Томас, не устыдившись собственной банальности.
- Вы живете в Кунгсхольме? - спросила коллега и посмотрела на него через край стакана с джином.
Он кивнул и отхлебнул из своего стакана.
- Кафельная печь. Лепные украшения, паркетный пол, как в балетной школе.
- Дом по жилищному закону?
- Сейчас да. Мы задешево купили его год назад. А где живешь ты?
София закурила сигарету с ментолом, затянулась и выпустила дым красивыми мелкими колечками.
- В Эстермальме, - сказала она. - У моих родителей там недвижимость.
Он уважительно вскинул брови, София отвела взгляд и улыбнулась.
- Эта недвижимость наша уже несколько поколений, - сказала она. - В моем распоряжении всего-навсего маленькая трешка. У меня есть родственники, которым парадное жилье нужно больше, чем мне.
Она взяла горсть арахиса, оставшегося после пива.
- Ты живешь одна?
- С Соксом, моим котом. Окрестили по имени кота семьи Клинтон, если помнишь…
Он от души рассмеялся. Да, да. Соке в Белом доме.
- У тебя семья? - спросила она и затушила сигарету.
Томас отодвинулся от стола вместе со стулом.
- Да, - самодовольно сказал он и скрестил руки на животе. - Жена, двое детей, кота, правда, нет…
Они рассмеялись.
- Твоя жена работает? - спросила София и пригубила джина.
Он не смог сдержать глубокий вздох.
- Работает, и слишком много.
Она улыбнулась и закурила еще одну ментоловую сигарету. Молчание повисло между ними, словно мягкая крона зеленого дерева, сквозь ветки которого проникают светлые и теплые солнечные лучи. В этом восточном ресторанчике царило вечное лето - было тепло и мирно.
- Зимой она некоторое время не работала и сидела дома, - тихо заговорил он. - Это было самое лучшее время в нашей жизни. Дети чувствовали себя великолепно, я чувствовал себя великолепно. В доме все было хорошо. Мы отремонтировали кухню, в квартире было всегда прибрано.
София, скрестив руки на груди, откинулась на спинку стула. Он вгляделся в ее внимательные глаза и только теперь понял эффект, произведенный его собственными словами.
- Я хочу сказать, - проговорил он и сделал глоток джина, - что отнюдь не считаю, будто женщины должны исключительно заниматься домашним хозяйством, стоять у плиты и рожать детей. Это не так, я, естественно, считаю, что женщина должна иметь равные с мужчиной шансы на образование и карьеру, но есть же масса приятной журналистской работы. Я не понимаю, почему она упорно пишет о насилиях, смертях и прочей грязи.
В голове у него зазвучал голос матери, она - в его мыслях - говорила то, что никогда не произносила вслух, но о чем всегда думала: "Да, она такая. Любительница грязи, которая несет с собой несчастья. Ты слишком хорош для нее, Томас, тебе следовало бы познакомиться с хорошей женщиной".
- Она хорошая женщина, - произнес он вслух. - Интеллигентная, но не особенно интеллектуальная.
София склонила голову набок.
- Одно с другим не обязательно связано, - заметила она. - Можно быть одаренным, но не очень начитанным.
- Именно так, - согласился Томас и сделал большой глоток. - Так все и обстоит на самом деле. Анника невероятно умна. Проблема заключается в том, что она прет вперед как бульдозер.
София захихикала, прикрыв рот рукой, он удивленно посмотрел на нее, но потом тоже засмеялся.
- Но это истинная правда! - воскликнул он и снова посерьезнел. - Она особенная во всех отношениях. Она никогда не успокоится, пока не достигнет своей цели.
София подавилась смехом и участливо посмотрела на Томаса.
- Наверное, очень тяжело жить с таким упорством в характере, - сказала она.
Томас медленно покачал головой и взял стакан с остатками джина.
- Моя мать терпеть ее не может. - Он снова поставил стакан на стол. - Она считает, я изменился к худшему и мне следовало остаться с Элеонорой.
София вопросительно посмотрела на него.
- Элеонора - это моя первая жена, - пояснил он. - Она была директором банка. То есть она и сейчас директор банка. Сейчас она снова замужем за каким-то гуру, высадившимся на наших берегах. Последнее, что я о них слышал, - это то, что они купили остров недалеко от Ваксхольма.
Молчание снова раскинуло над ними свою приветную листву. Они сидели и смотрели друг на друга. Забытая сигарета догорала в пепельнице.
- Мы можем поехать домой в одном такси, - сказала София Гренборг. - Нам же в одну сторону.
Мальчик остановился у открытой двери автобуса и судорожно сглотнул. Он наклонился вперед и принялся что-то высматривать на улице, ледяной ветер немилосердно кусал лицо. Пахло автомобильным выхлопом и железом.
- Ты выходишь, или как?
Мальчик робко взглянул на водителя, торопливо перевел дух, перепрыгнул через обе нижние ступеньки и приземлился на тротуаре. Двери автобуса с шипением закрылись, он тронулся и, глухо взревев мотором, погрузился в холодную мглу падающего снега.
Автобус скользнул в сторону Лаксгатан и исчез, шум мотора стих за пеленой снега и дворовым забором. Мальчик некоторое время постоял на тротуаре, бдительно осмотрелся, сосредоточенно прислушался. Он не услышал ничего, молчал даже металлургический завод.
Усилием воли он заставил себя выдохнуть и опустить судорожно приподнятые плечи. Нет никаких поводов для паники.
Он выплюнул попавший в рот снег.
Черт, скоро он станет таким же нервным, как та репортерша из Стокгольма. Она вообще была какая-то словно одеревенелая. Они сегодня читали ее статью о нем в "Норландстиднинген", и он рассказал Алексу, как она вела себя тогда на лестнице.
- А так это же она, - сказал Алекс, - та самая, которая была в заложниках у террориста. У нее после этого что-то случилось с головой.
Сегодня вечером ему не особенно везло в игре, он был не в форме. Собственно, он был мастером, его положение было лучше, чем положение Алекса, но другие игроки несколько раз сожгли его из огнемета. Он вылез только за счет набранных ранее очков. От досады он так сильно пнул глыбу льда, что чуть не сломал пальцы. Надо будет поменять аватар. Злой Дьявол никогда не станет Богом Теслатрона с таким послужным списком. До вершины он, пожалуй, доберется под кличкой Мастер Ниндзя.
Он медленно вышел из желтого круга света, отбрасываемого уличным фонарем, и направился к дому. У Андерсонов слабо светилось окно, из которого сквозь темноту сочился голубоватый свет. Старик, наверное, смотрит спортивные новости.
Вдруг перед фасадом мелькнула какая-то тень, мелькнула быстро, как злой демон, - появилась и сразу исчезла. Мальчик вытянул шею и стал всматриваться во тьму, туда, где скрылся призрак. Он так сильно втянул в себя холодный воздух, что у него замерзло горло. Мышцы напряглись, он был готов в любой момент удариться в бегство. Зрение и слух напряглись, мальчик изо всех сил смотрел и слушал темноту.
Ни шума, ни звука. Только голубоватый свет из окошка Андерсонов. Леденящий холод проник от земли сквозь кожаные подошвы и принялся грызть пальцы.
Ничего. Но, кажется, кто-то проскользнул мимо окна.
Он поймал себя на том, что не выдыхал уже целую минуту. Часто и поверхностно задышал, на глаза навернулись слезы.
Поганое дерьмо, подумал мальчик, какое тупое и поганое дерьмо.
Он перестал рассуждать, преодолел страх и вслепую двинулся к своей двери. Во дворе, как всегда, была непроницаемая темнота, но он отлично знал, куда старик Андерсон кладет свои железные штуковины, и удачно проскользнул между этими подводными камнями.
Он рывком распахнул входную дверь, включил яркую стопятидесятисвечовую лампу, висевшую на площадке на мокрых проводах. Дрожа всем телом, с трудом отыскал в кармане ключи. Дверь захлопнулась, и он в ту же минуту сильно захотел отлить. С тихим стоном вбежал в туалет и поднял крышку унитаза.
Он закрыл глаза и немного всплакнул, когда теплая струя ударила в чашу унитаза. После этого натянул трусы, оставив спущенными брюки, и сел на унитаз. С протертого до блеска коврика ему дружелюбно улыбались подсолнухи.
Да, он стал пугливым, как годовалый младенец. Он похихикал над собой, он же никогда в жизни не боялся темноты.
Он медленно встал, спустил воду, ополоснул руки и рот. Сегодня вечером он не смог заставить себя почистить зубы. Он стряхнул с ног спущенные штаны, взял их в охапку и пошел в свою комнату.
На его кровати кто-то сидел.
Откуда-то явилась шальная мысль, но он не поверил ей, несмотря на то что ясно видел все собственными глазами.
На его кровати сидела какая-то тень.
Руки мальчика опустились, одежда упала на пол. Он попытался вскрикнуть, но голоса не было. Тень медленно зашевелилась, встала и направилась к нему, заполняя собой всю комнату до потолка.