- Мы, видимо, уже давно находимся в таком положении, - сказал он. - Естественно, что сначала мы должны тщательнейшим образом провести внутреннее расследование. Надо как можно скорее связаться с нашими контролерами.
Анника закрыла глаза и с трудом сглотнула несуществующую слюну.
Она пожелала заведующему отделом удачи и положила трубку.
Потом она молча посидела, раздумывая, сколько надо еще выждать, прежде чем позвонить в следующий отдел.
Нет, ждать нечего, решила она.
Она позвонила заведующему отделом экономики и самоуправления. Она начала разговор в робком тоне, поинтересовавшись, как относится объединение областных советов к дутым предприятиям своих сотрудников. Когда собеседник вспылил и был уже готов прекратить разговор, Анника безмятежно спросила, не знает ли руководство, по какой причине София Гренборг заплатила за прошлый год налоги всего лишь с 269 тысяч крон.
Собеседник заинтересованно замолк.
Анника закончила свою реплику вопросом:
- Объединение областных советов финансируется из денег налогоплательщиков. Не кажется ли вам странным, что служащие объединения пытаются уклониться от уплаты налогов?
Человек с трудом подыскивал слова для ответа.
- Разумеется, да.
Анника положила трубку, пообещав позвонить снова и узнать, как продвигается расследование.
После разговора она попыталась встать, но не смогла: мышцы ног стали тверды как камень, а бедра свело судорогой. Ком в груди ворочался из стороны в сторону, обжигал и рвал легкие. Аннике казалось, что ее вот-вот разобьет паралич.
Она постучала кулаками по ногам, и мышцы снова стали ее слушаться. Потом она разогрела в микроволновке кружку кофе и сделала третий звонок - заведующему отделом международных финансов и спросила, как относится руководство объединения областных советов к правому экстремизму среди своих сотрудников. Она получила сведения о том, что одна из сотрудниц объединения в недавнем прошлом была активисткой одной из правоэкстремистских организаций, двоюродная сестра сотрудницы была осуждена за экстремистскую деятельность, а теперь руководство сочло уместным назначить эту даму в группу, занимающуюся угрозами в адрес политиков со стороны точно таких же правоэкстремистских групп. Правильно ли это?
Шеф отдела сказал, что, к сожалению, не может сразу ответить на этот вопрос, но пообещал разобраться в этом деле, и если она позвонит на следующей неделе, в понедельник или во вторник, то получит какой-то ответ.
Анника обмякла на стуле, чувствуя только легкое покачивание и слабость в голове и конечностях.
Она спрыгнула с высокого стула.
Самое главное - приземлиться на ноги.
22 ноября, воскресенье
Томас потянулся за кофейником, но он оказался пуст. От охватившего его раздражения Томас стиснул зубы, едва слышно вздохнул и бросил взгляд на жену, сидевшую за столом напротив него. Анника допивала четвертую кружку заваренного им, Томасом, кофе, опустошив кофейник до того, как он успел налить себе единственную чашку. Анника ничего не заметила, она была погружена в статью какого-то профессора, специалиста по исламу. В статье речь шла о том, кто такие, собственно говоря, иракцы. Волосы она скрутила в запутанный узел на затылке и машинально вертела в руке свисавший на лоб локон, болтавшийся в ее поле зрения. Халат был полурасстегнут, и Томас видел под махровой тканью матово поблескивавшую кожу жены.
Он отвел глаза и встал.
- Не хочешь еще кофе? - спросил он, не скрывая иронии.
- Нет, спасибо.
Она даже не подняла глаз, чтобы посмотреть на него.
"Я для нее просто мебель, - подумал он. - Инструмент, который позволяет ей безбедно жить и писать статьи о чем ей хочется".
Он снова стиснул зубы и наполнил водой маленький кофейник. В Ваксхольме у них всегда был электрический чайник - и у родителей, и у него с Элеонорой, но Анника считала, что им электрический чайник не нужен.
- Это еще один прибор. У нас и так повернуться негде. Кроме того, на газовой плите чайник закипает быстрее.
Она была права, но речь шла не об этом.
Речь шла о том, что ее диктат лишал его законного места в доме. Анника же занимала в нем слишком много места, и чем больше оно становилось, тем больше съеживалось его, Томаса, пространство.
До того события в туннеле он ощущал это неравноправие не так отчетливо. Тогда все происходило постепенно, шаг за шагом, она захватывала его жизненное пространство незаметно для него, дети приезжали домой, и она автоматически становилась главной, оттесняя его на второй план, но и потом, когда она снова вышла на работу, все осталось по-прежнему, она так и продолжала руководить бытом и детьми. Томас превратился в бесправного статиста.
Он внимательно посмотрел на жену, когда в чайнике начала кипеть вода. Резкая, угловатая, с большими мягкими грудями. Уязвимая, хрупкая, но свирепая.
Должно быть, она почувствовала, что он пристально ее рассматривает. Анника подняла глаза от газеты и удивленно посмотрела на мужа.
- Что такое? - спросила она.
Он отвернулся:
- Ничего.
- Ничего так ничего, - сказала она, взяла газету и вышла с кухни.
- Послушай! - крикнул он ей вдогонку. - Звонила мама и пригласила нас на обед. Я согласился. Надеюсь, ты не будешь возражать?
"Почему я об этом спрашиваю? - подумал он. - Почему я должен извиняться за то, что принял приглашение собственных родителей?"
- Что ты сказал?
Она снова появилась на пороге кухни. Газета, которую Анника держала в руке, волочилась по полу.
- Мы приглашены на обед в Ваксхольм, на двенадцать часов.
Она сильно тряхнула головой и возмущенно фыркнула:
- Как ты можешь принимать приглашения, не поговорив предварительно со мной?
Он отвернулся к плите, налил кипяток в кофеварку.
- Ты, как всегда, говорила по мобильному телефону, мне не хотелось тебе мешать.
Его охватило страшное желание так встряхнуть ее, чтобы развязался дурацкий узел на затылке, чтобы клацнули ее зубы, чтобы слетел с плеч халат.
Вместо этого он закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Отвечая, он смотрел на кухонную вытяжку.
- Я не думаю, что мои отношения к моим родителям стоят меньше, чем твои отношения с твоими отцом и матерью.
Он услышал, как снова зашуршала газета, когда Анника вышла с кухни.
- Хорошо, - бесстрастно произнесла она из прихожей. - Возьми с собой детей, но я не поеду.
- Нет, ты поедешь, - сказал он, по-прежнему уставившись на вытяжку.
Она вошла на кухню. Он обернулся через плечо и посмотрел на нее. Анника была голая - в одних чулках.
- И что будет, если я не поеду? - спросила она. - Ты ударишь меня палкой по голове и оттаскаешь за волосы?
- Это было бы просто замечательно, - сказал он.
- Я пошла в душ.
Он проводил взглядом ее качающиеся ягодицы.
София намного круглее и соблазнительнее, и кожа у нее розовая. Анника же отдавала в едва заметную зелень, а на солнце ее кожа быстро становилась оливковой.
Она чужачка, подумал Томас. Маленькая зеленая женщина с другой планеты - колючая, бесформенная и неразумная.
Как можно жить с инопланетянкой?
Он попытался прогнать эту мысль и судорожно сглотнул.
Почему, зачем он сам так усложняет себе жизнь?
У него есть выход, но для этого он должен сделать выбор. Он может вернуть себе жизнь, по которой так тосковал, стать обладателем мягкой человечной женщины с розовой кожей, женщины, которая с радостью примет его в своей мансарде.
"Боже мой, - думал он, - что мне делать?"
В тот же миг зазвонил телефон.
Этого еще не хватало, подумал он. Это она. Зачем она звонит? Он же говорил ей, чтобы она не звонила ему домой.
Еще один звонок.
- Ты ответишь?! - крикнула Анника из душа.
Третий звонок.
У Томаса застучало в висках. Он бросился к телефону и снял трубку, пытаясь набрать побольше слюны в пересохшем рту.
- Вы звоните Томасу и Аннике, - услышал он, как будто со стороны, свои слова, произнесенные потрескавшимися от сухости губами.
- Я хочу поговорить с Анникой.
Это была Анна Снапхане. Она говорила таким голосом, словно ее душили, но Томас испытал такое облегчение, что ему стало горячо в паху.
- Сейчас, сейчас, - выдохнул он, - я ее позову.
Анника вылезла из ванны, обмоталась полотенцем и пошла к телефону, оставляя на полу мокрые следы. Острый камень продолжал немилосердно вращаться в груди, в голове неумолчно тянули свою песнь ангелы. Она прошла мимо Томаса, не взглянув в его сторону, от мужа тянуло таким холодом, что она села спиной к нему.
- Ты читала утреннюю газету? - придушенным хриплым голосом осведомилась Анна Снапхане.
- Ты с похмелья? - спросила Анника, сдвинув в сторону кусок сыра, чтобы поудобнее расположиться за столом. Томас громко вздохнул и отодвинулся на два миллиметра, чтобы дать жене поместиться.
- Да, я со страшного бодуна, но мне наплевать. Бьёрнлунд закрыла канал.
Анника отпихнула от себя хлеб, освободив еще больше места.
- О чем ты? - спросила она.
- Министр культуры только что оставила меня без работы. Это написано в газете.
Томас демонстративно отвернулся от Анники еще на четверть оборота и высоко вздернул плечи, подчеркнув свое отчуждение.
- Где это сказано? Я не видела, хотя только что читала газету.
- На первой странице вверху.
Анника приподнялась и взялась за первую часть газеты, которую читал Томас. Тот раздраженно потянул газету на себя.
- Подожди, - сказала ему Анника. - Я только посмотрю. "Бьёрнлунд изменила условия цифрового вещания". Это?
- Руководство было проинформировано вчера поздно ночью. Они тотчас вылетели из Нью-Йорка. Самолет приземлился всего полчаса назад. Их уже известили о том, что передачи отменены. В половине третьего состоялась официальная встреча, на которой было формально заявлено о закрытии ТВ "Скандинавия". Я закончу свои дни репортером на радио в каком-нибудь медвежьем углу.
- Ну послушай, - сказала Анника и толкнула Томаса коленом, чтобы он подвинулся, - не надо думать о самом худшем. Почему бы вам не открыть спутниковый или кабельный канал?
Анна расплакалась в трубку, до Анники дошла вся серьезность положения, и ей стало совестно за совет.
- Подожди, я перейду к другому телефону.
Она бросила трубку на аппарат и случайно задела Томаса, спрыгнув с высокого стула.
- В чем дело? - взвился Томас, смяв газету на колене.
- Сиди, сиди, я пойду в спальню, - сказала Анника и как была, в полотенце, засеменила через прихожую в спальню.
Там она сбросила полотенце, нырнула под одеяло и сняла трубку.
- Все должно как-то разрешиться, - были ее первые слова. - В чем проблема?
Анна собралась с силами.
- Я же тебе об этом говорила, - сердито ответила Анна, но Анника не дала ей договорить.
- Для меня это были просто какие-то технические детали, и я тебя слушала плохо, можно сказать, из вежливости. Рассказывай.
Она удобнее уселась на подушки, пока Анна собиралась с мыслями.
- Основная идея затеи с ТВ "Скандинавия" - это возможность вещания на всю Скандинавию. Это означает вещание на двадцать пять миллионов потенциальных зрителей, а это одна десятая населения Соединенных Штатов. Для того чтобы охватить такое количество телезрителей, нас должны были принимать в каждом шведском домохозяйстве, а значит, вещание надо было осуществлять через "Тераком". Меньшей целевой группой нам не удалось бы вызвать интерес американской компании.
- "Тераком"?
- Это государственная вещательная компания, часть прежнего "Телеверка", но она стала прибыльным акционерным обществом одновременно с другими.
Ангелы замолчали, смущенные отчаянием Анны Снапхане. Анника вдруг почувствовала, что камень в груди успокоился и тихо лежал теперь в груди тупой неподвижной тяжестью.
- Нет ли других компаний? Может быть, вам стоит создать свою собственную?
- Ты шутишь? "Тераком" вышел на рынок, невзирая на то что на нем уже давно все заняли другие операторы цифрового вещания. Представляешь, какую конкуренцию он выдержал?
Анника расслабилась, принявшись искать выход. При этом в мозгу открылась какая-то дверь и отпустила прочь Томаса, Софию, детей и Ваксхольм.
- Но ведь очень мало таких зрителей, которые могут принимать цифровые передачи, - сказала она, - ведь для этого надо иметь специальный ящик. Неужели это и правда играет такую большую роль?
- Пару лет назад цифровых телевизоров действительно было мало. В США аналоговые сети уже прекратили свое существование, мы отстали приблизительно на год. Большое дело - предложения правительства. Там, где цифровые сети получают такие же права, как и все остальные отрасли вещания - например, спутниковые или кабельные, - там рынок просто взрывается.
В комнату ворвался отчаянный вопль Эллен, а через пару секунд на пороге спальни появилась и она сама. За ней бежал, глухо рыча, Калле, с согнутыми и растопыренными пальцами, изображая выпущенные когти.
- Мама, помоги, на меня напал тигр!
- Нет, - сказала Анника, пытаясь взмахом руки выпроводить детей из комнаты. Попытка успехом не увенчалась. Дети попадали на кровать в приступе истерического хохота. - Но я не понимаю, - сказала она в трубку, - как можно решением правительства закрыть канал.
- По настоящее время именно правительство решает, кто получит доступ к государственным телевизионным передатчикам - как аналоговым, так и цифровым. Аналоговых всего три, и это есть результат чисто политического решения: пунктов один, два и четыре. Или нет?
- Эллен, - сказала Анника, - Калле, идите одеваться. Вы сейчас поедете к бабушке с дедушкой.
- Цифровые передатчики требуют меньше частотных полос, - сказала Анна, - поэтому если упраздняют три аналоговых передатчика, то на их месте может появиться двадцать пять новых цифровых станций. Правительство наконец поняло, что не сможет никому приказывать, что и как вещать, если не делегирует право принимать решения относительно прекращения вещания своим телевизионным и радиостанциям.
- Мы не хотим ехать, там будет скучно, - сказал Калле от себя и от сестры, - там нам запретят бегать.
- Ну-ну, - сказала Анника, - идите чистить зубы и наденьте чистые рубашки.
- Все это было ясно и раньше, - продолжала Анна Снапхане. - Предложение о создании канала больше года рассматривали в риксдаге. Собственно, поэтому американцы и вложили деньги, но в утренних газетах раскрыли наконец тайну. Оказалось, что в директивах телевизионным и радиостанциям появилось еще одно предписание, которого не было в прежних редакциях.
Анника прогнала детей за дверь, закрыла глаза и сосредоточилась.
- И?..
- В парламентских обсуждениях фигурировали десять пунктов, которые должны были выполняться телевизионными компаниями, согласно третьей главе, точнее, ее первому, второму и четвертому параграфу от 1996 года. Теперь вдруг появился одиннадцатый пункт.
Анника откинулась на подушки.
- Итак, Карина Бьёрнлунд ударила во все колокола и в самом конце изменила правила игры.
- Да, все это произошло буквально на днях. Одиннадцатый пункт гласит: "Заявители с преимущественной долей иностранного капитала, вещающие на несколько стран внутри Скандинавии, но не на другие страны Европейского союза, не имеют права доступа к цифровым сетям".
- Но это значит, что…
Она услышала, что Томас на кухне кричит на детей.
- Все, кто выполняет данное условие, могут вещать, но только не мы.
- Исключительный закон о ТВ "Скандинавия", - сказала Анника. - Это не пройдет через риксдаг.
- Еще как пройдет, это предложение поддержали зеленые.
- При чем здесь они?
- Правительство поддерживает предложение о введении новой пошлины на автомобили. Со следующего года тарифы увеличатся, но только в том случае, если Карина Бьёрнлунд прикроет ТВ "Скандинавия".
Анника сама удивилась скепсису в своем тоне, когда сказала:
- Но это же полная нелепость. Зачем она это делает?
- Это, - сказала Анна Снапхане, - очень хороший вопрос.
Она тихо заплакала. На кухне снова раскричался Томас и заплакала Эллен.
От детского плача и отчаяния, пробивавшегося по телефонной линии из Лидингё, ангелы вдруг оживились и снова принялись петь, слова мешались, путались, и Анника вдруг словно мираж увидела перед глазами отрывок из дневника министра культуры.
Пожелание встречи для обсуждения важного вопроса.
- Ты сегодня что-то пила? - громко спросила Анника, стараясь перекричать внутренние голоса.
Анна некоторое время молчала, потом ответила:
- Не-а. - Она шмыгнула носом. - Но я думала об этом и даже налила себе стакан джина, но потом вылила его в туалет. С меня хватит, понимаешь?
Шум на кухне стих. Рыдания перешли в отдельные всхлипывания, дети замолкли.
- Сначала Мехмет, потом еще и это. Я не выдержу.
- Еще как выдержишь, - сказала Анника. - Одевайся и приезжай ко мне. Только не садись за руль.
- Не знаю, смогу ли я.
- Сможешь. Томас с детьми уезжает в Ваксхольм. Мне целый день нечего делать. Обещай, что ты приедешь.
- Я не могу больше оставаться здесь, я не выдержу-у-у-у…
Послышался новый приступ плача.
- На меня все время пялятся какие-то подонки, Миранду приходится все время возить, то к ним, то ко мне, зимой надо все время убирать снег…
- Приезжай, посмотрим, какие квартиры сдаются. Тебе надо переехать, как делают все нормальные люди.
Анна замолчала, громко дыша в трубку - сначала лихорадочно, потом спокойнее.
- Мне надо подумать.
- Ты знаешь, где я живу.
Калле прошел к Аннике от входной двери в своих красивых зеленых сапогах с отражателями. Щеки мальчика раскраснелись, ему было жарко в верхней одежде, широко открытые глаза возмущенно блестели.
- Почему папа на нас сердится?
Анника наклонилась к сыну, погладила его по щеке.
- Папа устал, - сказала она. - Он очень много работает. Но скоро все исправится.
Она, улыбнувшись, посмотрела в глаза сыну, внушая ему спокойствие и уверенность, которых не чувствовала и сама.
- Я хочу остаться дома с тобой, - захныкала Эллен.
Анника посмотрела на дочку, вспотевшую от волнения.
- Ко мне приедет Анна, она очень расстроена, и мне надо помочь ей в одном деле.
- Взрослые тоже иногда расстраиваются, - изрек Калле.
Анника отвернулась, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы, камень в груди снова зашевелился, разрывая ее изнутри. "Мои милые детки, мои любимые крошки".
- Вы же скоро вернетесь, - глухим голосом произнесла она, затягивая пояс халата.
Из холла в спальню вошел Томас. Он дымился от злости, казалось, над головой его повисла черная туча.
- Что ты ищешь? - окрепшим голосом спросила Анника.
- Мобильный телефон. Ты его не видела?
- Тебе обязательно брать его с собой?
Он посмотрел на нее как на идиотку.
- Ты не пробовал на него позвонить? - спросила Анника.