Не доезжая, остановились в старом бесхозном саду. Младший лейтенант Щербаков и младший сержант Дрыганов быстро побежали в обход домов, чтобы в случае необходимости отрезать Устюжину путь для отступления по огородам. Другая группа под началом капитана Чернущенко направилась к дому Петра Мятлова. Чухлов, Сердюк и Зайцев, помедлив, давая возможность Щербакову и Дрыганову занять позицию, пошли к кирпичному особняку Китайцевой.
Зайцев острыми молодыми глазами с расстояния разглядел, что в окне маячит чей-то силуэт.
Петька Мятлов!
- И этот здесь, - тяжело дыша, бросил Сердюк, с трудом поспевая за Чухловым и Зайцевым.
Когда открывали калитку палисадника, явственно услышали, как лязгнул засов входной двери. Не хотят впускать!
- Тут с сюрпризом будет, - опять подал голос Сердюк и расстегнул кобуру.
- Зайцев, - сказал Чухлов, - останься у калитки, за деревом укройся, с окон глаз не спускай.
- Есть!
- А мы, Павел, прямо... Такую дверь плечом не вышибешь!
Цеплялись за брюки колючие веточки крыжовника, угасающее солнце второй половины дня стелилось по оконным стеклам и белой цинковой кровле.
"Отгрохала Фимка коттеджик, - подумал Чухлов, - пока наш ОБХСС спит!.."
- Стучи, Павел, не жалей кулаков.
- Открывайте!.. Мятлов, и тебя касается!
"Через заднюю дверь будут уходить, - не сомневался Чухлов. - Заперлись, чтоб минуты выиграть, хоть на сколько-то нас задержать. Но Петька куда удирает, обалдел совсем, щенок!.. Не растерялись бы Щербаков с Дрыгановым..."
- Павел, продолжай тут с Зайцевым... А я - за дом, со двора!
Только за угол метнулся - сверху, над головой, по цинковой крыше рассыпалась дробь шагов. "Из чердачного окна вылезли..." Отбежал в сторону, запрокинул голову, чтобы увидеть, кто там: оба, один? На фоне небесной синевы ухватил взглядом вороненую сталь в вытянутой руке Гошки Устюжина, упал на землю, и тут же, секундой позже, грохнул выстрел. Не пистолетный - тот, как хлопок, а этот густой, ухающий, и сыпануло вокруг, словно горохом. "Обрез, картечью... сволочь! Как бы со второго раза не достал меня!"
Но Устюжина на крыше уже не было.
"Спрыгнул!"
Услышал Чухлов звон разбиваемого стекла, голос Сердюка:
- Зайцев, в окно! Я прикрываю!
И опять раздался прежний, из обреза выстрел, уже в саду, и одновременно с ним - голос Щербакова:
- Сто-ой, бросай оружие!
"Теперь Гошке не перезарядить, - отметил Чухлов, - не успеет. Не задел ли кого из моих?"
Он бежал по грядкам, с хрустом ломалась ботва под ногами, струился, обжигая глаза, пот из-под фуражки; силился понять он, отчего это ребят не слышно, никакого шума, только в висках у него невыносимо стучит, какой-то резкий металлический перестук, больно отдающийся в сердце, и сверлящая мозг мысль: "Неужели уйдет?" Черт те какие заросли крыжовника, всюду этот крыжовник! А Петьку Мятлова Сердюк, надо думать, уже взял. В доме. Возможно, во дворе иль на чердаке. На крыше Устюжин один был... А Петька стрелять не будет, нет.
У яблони, привалившись к ней спиной, сидел Щербаков, лицо его страдальчески кривилось.
- Ранен?!
- Ногу, по-моему, сломал...
- Выбрал время! В кого выстрел был?
- В Дрыганова.
- И что?
- Не знаю.
- А!..
- В той стороне, товарищ майор...
- Потерпи, Щербаков!
Опять бегом. Выскочил за садовую ограду, обрывающуюся на краю узкого, размытого вешними водами оврага. Слева кусты, справа тоже, еще гуще, на километр будут, а за их зеленой грядой желтое совхозное поле, пшеница, и хоть низкая - ползком по ней можно. Он по войне отлично знает, как бывало спасительным такое вот поле... Группе Чернущенко подоспеть бы, где они, маму их спросить бы, возятся!
И что Аркадий?
- Дрыгано-ов!..
Пересохший рот и какой-то клокочущий, чужой, лишенный необходимой звучности голос...
И вдруг...
Увидел!
Почти перед собой, малость наискось, метрах в двухстах, на срезе крутого овражного склона. Они только что выкарабкались со дна оврага, нет у них сил бежать, или Гошка Устюжин видит, что так не убежит, - напрягшись для прыжка, поджидает он медленно приближающегося к нему Аркадия. Шаг, другой... Где твой пистолет, Аркадий, у него ж, гляди, нож в руке! Нож, Аркадий!
Сколько потребуется минут, чтобы осилить овраг? Пять-семь, так?
Чухлов поднял руку с наганом, выстрелил в воздух. И еще... А сам тут же скатился в овраг, успев заметить, что его выстрелы сыграли свою роль: Гошка Устюжин испуганно оглянулся, на какой-то миг был сбит с толку - и Аркадий рванулся к нему... Лишь бы успеть, лишь бы продержался Аркадий эти пять минут. А может, три?
Ну и склон, чтоб его!.. Хватался руками за траву, она выдиралась с корнем, обсыпая лицо рыжей землей, и кожаные подошвы скользили по травяной поверхности, словно по укатанному снежному насту. Упирался локтями и коленями - до радужных, сумасшедше крутящихся кругов в глазах, таких, как в детском калейдоскопе, который немыслимо быстро вращался...
Выбрался, замер для рывка - и в колеблющемся перед ним мареве сразу же увидел светлые вихры Аркадия, его коричневое тело, проглядывающее сквозь спущенную лоскутами форменную рубашку. Сидел Аркадий на Гошкиной спине, круто заломив ему руки, отчего носом и губами Гошка утыкался в землю... Оба были перемазаны кровью.
- Вставай, Аркадий, - глухо сказал Чухлов. - Отпусти его. А будет баловаться - подстрелю. Ты слышишь, Устюжин!
Аркаша поднялся, покачиваясь, улыбался белыми губами.
Ревели моторы несущихся сюда машин...
Гошка сидел, опустив голову, ощупывая и потирая плечи, шею... Узкая, длиной в ладонь финка с плексигласовой наборной ручкой валялась в траве, притягивая к себе веселый солнечный свет.
Чухлов хотел поднять ее, но передумал: пусть ребята, когда подъедут, посмотрят...
Аркаша Дрыганов по-прежнему улыбался белыми губами, щурился, следил взглядом за крошечным сизым облаком, плывущим, будто дирижабль, над разномастными крышами Доможилова.
Из подошедших машин выскакивали милиционеры.
- Мятлов уже в КПЗ, - сообщил Чухлову Сердюк и, наклонившись к Гошке Устюжину, скомандовал: - Руки, ты, быстро!
Гошка вытянул перед собой руки. Щелкнул замок наручников.
- Встать!
Гошка неловко, боком, с колен, вставал на ноги.
Чернущенко сказал:
- Он, Григорий Силыч, пенсионера Куропаткина убил.
- Да ты что, Миша?!
Чухлов подошел вплотную к Гошке - тот отвернулся.
- Смотри на меня, - приказал Чухлов.
Встретились взглядами. Гошкин - исподлобья, затравленный.
- В нас стрелял - понять можно. За что ж, гад, старого человека? Молчишь? А глаза бегают! Жалкие. У всех у вас, подонков, они бегают. Сколько ищу - ни одного с твердыми глазами не встречал. Уведите его в машину!
- Где фуражка ваша, Григорий Силыч? - спросил Чернущенко.
- В овраг, что ли, укатилась...
- Сержант, спуститесь в овраг, отыщите фуражку начальника!
- Слушаюсь, товарищ капитан.
- Павел, раскололся Петька, деньги где?
- С первого слова, Григорий Силыч. Деньги в сейфе. А сейф на торфяных выработках.
- Что ж, заедем за Петькой, в машину его - и за тем ящиком, будь он неладен!
- Двинулись...
- С Щербаковым, Павел, что?
- Железная балка в траве - не видел. Об нее. То ли закрытый перелом, то ли сильный ушиб, вывих... Отправили в больницу.
- Ваша фуражка, товарищ майор.
- Спасибо, Зайцев. А где Дрыганов, не вижу?
- Ему кисть руки перевязывают, товарищ майор, там, за "газиком"...
- Порезался?
- Нож выбивал - зацепило.
"Кто именинник сегодня - это он, Аркадий! - радостно и с благожелательной завистью старшего вспыхнуло в Чухлове; почувствовал, как жарко, до испарины на лбу, прошлась по телу некая неведомая волна, снимая с мускулов напряжение, а с души - тревогу. - Именинник, факт! И разве плохо... превосходно это: молод и, нужно если - принимаю бой! Из обреза чуть не в упор, ножом пощупали - а он все ж наверху, не сробел, не поддался. Один раз такое выдержишь - дальше, случись снова, вообще легче будет... По себе знаю".
Аркаша Дрыганов, уже с перебинтованной рукой, действительно стоял за машиной, перебрасывался словами с товарищами; он стащил с себя изодранную в клочья рубаху, был в одной майке, всегдашний юношеский румянец снова прилил к его щекам. Увидев приближающегося начальника, он подобрался, сказал смущенно:
- Товарищ майор, до дома переодеться не во что... поэтому так я.
- Геройски действовал, - опережая Чухлова, проговорил Сердюк, похлопывая младшего сержанта по плечу. - Если б не замечания по службе, к медали б можно было!
- Почему не стрелял? - спросил Чухлов. - Он - в тебя, а ты - предупредительный бы, вверх! Почему? Впрочем, ладно, все равно разбор проводить будем, на разборе объяснишь. Как рука? Немедленно к врачу надо... Укольчики - а как же! Опасность заражения и прочее... - И, помолчав, Чухлов закончил: - Доволен я тобой, Аркадий.
- Да?! - вырвалось у младшего сержанта, и с таким неподдельным восторгом и удивлением это прозвучало, будто он, Аркадий, не мог даже надеяться на подобное, не мог мечтать об этом, - все, кто подле стоял, за животы схватились. Га-га-га!..
А Чухлов серьезно добавил:
- И какие грехи, Аркадий, были за тобой - будем считать: их не было.
Сердюк зычно крикнул:
- Кончаем тары-бары... по машинам!
- Павел, не спеши, - вполголоса, чтоб не слышали другие, сказал Чухлов заместителю. - Командую пока я. Но ты прав - вперед!
Примечания
1
Цвет – наличие (жаргон.)