Трудно сказать, как долго Габриэл стоял на тротуаре, не двигаясь с места, словно ребенок, у которого мороженое выпало из рук на асфальт. На улице стемнело. Ему не хотелось возвращаться домой, по крайней мере, не прямо сейчас; он не мог пока придумать, что ему следует делать, когда мать задаст невинный вопрос о том, хочет ли он поужинать. Ноги затекли от того, что он долго стоял неподвижно. Голова тоже побаливала - не сильно, но достаточно, чтобы поддержать общий приступ жалости к себе. Габриэл попытался сделать шаг, но ноги словно вросли в тротуар. Тогда он попробовал медленно и осторожно оторвать от земли одну ногу и поболтать ею в воздухе, потом другую. На этот раз получилось. Размявшись, он решился сделать несколько шагов. И обнаружил, что у него ломит не только ноги и голову, но все тело. Габриэл вернулся в "Макдоналдс" и сел за пустой столик у входа. Лишь спустя некоторое время, когда к нему подошел служащий и поинтересовался, хорошо ли он себя чувствует, он поднялся из-за стола и вышел наружу.
На улице субботний вечер уже вступал в свои права.
4
Третий день подряд Габриэл добирался с работы домой - из Копакабаны во Фламенго - пешком. Это не был короткий путь, даже по прямой там было около семи километров. Маршрут же, которым он двигался, являлся в некотором роде графическим отображением состояния его души: Габриэл не только периодически сворачивал в сторону, но иногда и петлял, повторяя прежний путь. Сегодня, как и два предыдущих дня, он шел пешком во Фламенго не потому, что стремился попасть домой, а потому лишь, что нуждался хоть в каком-либо общем направлении, даже если и сворачивал с него в сторону.
В первый день мать пришла в отчаяние, когда он вернулся на два часа позже. Во второй день часы, что она прижимала к груди, как распятие, показывали одиннадцать десять, когда он наконец появился - не с той стороны, что обычно, - и, войдя, тут же провозгласил, что он больше не будет возвращаться с работы к определенному часу. И что она не должна беспокоиться об ужине - ей достаточно оставить еду, и он подогреет ее в микроволновке. Дона Алзира сама подогрела еду и твердо заявила, что она и впредь будет так поступать, пока им не удастся преодолеть нынешние проблемы. Она была настроена очень решительно: во-первых, потому что поклялась себе противостоять злу и, во-вторых, потому что убедилась, что в этом противостоянии им с сыном никто не поможет. Даже падре Кризостомо отказался помочь!
Все эти дни Габриэл держал свой путь в сторону дома по одной лишь причине - он понимал, что, если не хочет довести себя до нервного срыва, ему надо где-то есть и спать. Он шел по городу, будто бы просто гулял. Но, в отличие от обычной прогулки, это не доставляло ему никакого удовольствия. Лишь чуть-чуть умеряло боль. На улице почти стемнело, когда он выбрался с работы в плотной толпе спешащих людей и двинулся своим извилистым путем. Большинство других служащих стремились побыстрей попасть домой, некоторые, в основном мужчины, задерживались ненадолго в Копакабане, чтобы посидеть в каком-либо баре - но не из тех, что на набережной, где было слишком холодно. Габриэл не хотел иметь ничего общего с публикой, посещавшей бары, или шляться с товарищами после работы. Человек человеку вовсе не брат, как это хотят считать христиане. Человек человеку враг. Габриэл чувствовал себя одиноким волком, что бредет, понуро опустив плечи и уставившись взглядом в землю. Над ним нависла непонятная угроза, но и сам он тоже представляет собой угрозу. В каком-то предопределенном месте в предопределенное время он кого-то убьет. Ибо так было предсказано.
Ему вновь пришла в голову мысль об оружии. Не для того, чтобы кого-то убить, а чтобы защититься от того, кто нападет на него. Это был единственный вариант, при котором предсказание может обернуться правдой. Он не был убийцей, хотя желание кого-то убить у него иногда возникало. Но это было просто чувство, ничего серьезного. Засунув руки в карманы, Габриэл брел почти по самой кромке тротуара, из-за чего ему приходилось обходить стоявшие на краю киоски, велосипеды и мотоциклы, прикрепленные к фонарным столбам, а также прорезать густую толпу, что скапливалась на перекрестках. По середине тротуара он предпочитал не ходить, поскольку никогда не мог сообразить, с какой стороны лучше обходить встречных - то ли справа, то ли слева.
Время от времени Габриэл вытаскивал руку из правого кармана. При этом он воображал себе, что в руке у него зажат пистолет и что он стреляет в кого-нибудь из прохожих. Он не доходил до того, чтобы изображать стрельбу жестами, а лишь воображал, что поднимает руку и целится в голову идущего. Потом он представлял себе, как первая же или вторая пуля сражает насмерть и жертва умирает еще раньше, чем начинает падать тело. Обе пули попадали в горло. Естественно, чтобы его план сработал, убитый должен сначала продемонстрировать явные намерения убить его, Габриэла. Но поскольку между ними не будет большого расстояния, то не следует дожидаться, пока другой парень выстрелит в него. Габриэл должен стрелять сам, как только тот вытащит правую руку из кармана. Он почему-то все время думает о мужчине, но ведь это может быть и женщина. Почему бы и нет? Раз он не имеет понятия о причине, почему кто-то должен на него напасть, тогда это может оказаться и женщина. Тут Габриэл стал представлять себе, что все женщины, идущие ему навстречу, являются возможными убийцами. И сразу же самые обычные их жесты, такие как открыть кошелек, переложить сумку из руки в руку, стали казаться ему подозрительными. Он стал лавировать, стремясь переходить на другую сторону улицы в те моменты, когда на улице возникала воображаемая опасность. Но с чего это он решил, что убийца будет идти ему навстречу? Разве не логичнее подкрасться сзади и напасть совершенно незаметно? Тогда Габриэл принялся искать тихие спокойные улочки, где проще сохранять достаточную дистанцию от людей, идущих позади. Иногда он сворачивал и делал круг, чтобы проверить, не наткнется ли таким образом на своего преследователя. Ему было неважно, сколько времени уходит на эти побочные петли. И его главной целью было не дойти домой - туда он в конце концов доберется. Нет, главное сейчас - обдумать сложившуюся ситуацию, а это лучше делать на улице, подальше от материнских глаз и ушей.
Когда он добрался до Тунел Ново, что соединяет Копакабану и Ботафого, этот узкий подземный переход совсем опустел. Спустившись туда, Габриэл увидел небольшую группу людей у выхода, в дальнем конце туннеля. Он даже подумал, не вернуться ли ему и не сесть ли на автобус, но потом решил идти вперед. И ничего не случилось! Отсюда до дома было еще далеко. Вполне достаточно времени, чтобы подумать. Особенно если он пойдет не напрямик.
Со вчерашнего вечера в участке царило напряжение. Полицейские без конца хватались за оружие, все были возбуждены. Причиной того был анонимный звонок - им сообщили, что торговцы наркотиками собираются напасть на участок, чтобы освободить сидевших там товарищей. На встрече с подчиненными комиссар Эспиноза пытался развеять эту напряженную атмосферу, доказывая, что никто на самом деле не решится напасть на полицейский участок и что, кроме того, подобные звонки случались и ранее, но никто никогда не пытался совершить налет.
Как раз тогда им позвонили из полицейской управы 15-го округа, что на улице Мем де Са. Поскольку мысли у всех были заняты вероятным налетом, на звонок не обратили особого внимания. Звонил служащий ракового госпиталя, он сообщал о парне, который, выдавая себя за экстрасенса, обещал родителям в детском отделении провести "показательное лечение с корректирующим воздействием". Поскольку в управе знали, что Эспиноза ищет экстрасенса, то решили - эта информация может быть для него интересной. К тому же у парня был испанский акцент.
Эспиноза выяснил, что экстрасенс и его партнерша владеют маленьким кукольным театром и устраивают представления для юных пациентов госпиталя. Но на самом деле они таким образом подбирались к несчастным родителям, которым туманно намекали на некое "мощное дополнение" к обычному медицинскому лечению. Уэлбер был послан по больницам поговорить с лечащим персоналом и выяснить, не приглашали ли они кукольников для развлечения больных детей. Предварительное расследование по телефону показало, что некий парень предлагал свою "помощь" в нескольких больницах. Он давал кукольные представления, развлекал детей, но одновременно использовал это для торговли своим "корректирующим воздействием". Если это был тот самый аргентинец, которого видел Габриэл, - а судя по многим признакам, это он и был, - это означало, что его аудитория состояла не только из детей, но также из наивных взрослых. У Габриэла он не просил денег, но у других брал. Никто не может быть арестован за то, что выдает себя за экстрасенса, но вот когда речь идет о выплате денег за обещанное излечение, в таком случае вы можете преследовать его, хотя бы по телефону. Эспиноза решил, что парня следует просто попугать, дать ему понять, что за ним следит полиция, потому что обычно, когда дела такого рода доходят до суда, то редко удается добиться признания вины. Хитрые юристы даже умудряются вывернуть всю ситуацию наизнанку и представить обвиняемого невинной жертвой.
Снабженный названием госпиталя, который дал Эспиноза, и помощью детективов из 15-го округа, Уэлбер начал заниматься этим делом, собирая необходимую информацию, которая могла бы вывести его на местожительство аргентинца. Вот теперь он чувствовал, что занимается нормальной оперативной работой, а не просто расследует фантазии Габриэла. Ради того, чтобы остановить парня, который вытягивает деньги из отчаявшихся родителей больных детей, ему надо будет совершить небольшую прогулку по городу. Если повезет, то он найдет типчика за один уик-энд. А как только он его обнаружит, то достаточно будет намекнуть, что он с удовольствием захватит того с собой в участок для выяснения. За редкими исключениями мошенники такого сорта раскалываются легко, особенно если иностранцы.
В приемной больницы никто не был в курсе того, кто именно позвонил в полицейский участок, не слышали они и о паре кукольников, что выступали перед детьми. Уэлбер решил подойти к вопросу с другой стороны и попросил разрешения увидеться с главврачом. Реакция врача оказалась совсем не такой, на какую он рассчитывал. Ах, он так занят, и у него дел больше, чем у всех полицейских Рио, вместе взятых, и он просто возмущен, услышав о том, что какой-то шарлатан смеет вмешиваться в лечение больных детей! Потом, в какой-то момент, симпатия к полиции все же в нем проснулась и главврач согласился провести Уэлбера к заведующему отделением, в котором выступал кукольный театр. Но и заведующий мало что прояснил.
- Простите, детектив. Но я не имею ничего общего с игровым сектором. План развлечений для детей составляют они. Найдите их начальника. Она работает в Службе социальной помощи. Предпоследняя дверь по правой стороне в конце коридора.
Конечно же, это оказалась вовсе не предпоследняя и даже не последняя дверь, и даже не в этом коридоре, но тот, кто умеет выслеживать уголовников, вполне способен найти нужного работника больницы в его рабочие часы.
Маленькая комнатка, казалось, едва вмещала в себя молодую девушку, чей вес, похоже, далеко перевалил за сто килограммов.
- Да, это ее офис.
- А я могу с ней поговорить?
- Не сегодня.
- А почему?
- Сейчас не ее смена.
- Смена?
- Мы работаем посменно. Здесь никто не высидит круглые сутки.
- Да, верно. И как мне все же поговорить с доной Соней?
- Вы уверены, что только она может вам помочь?
- Нет, не уверен. По правде сказать, я с ней незнаком. Мне просто нужна информация насчет мага.
- Мага? Думаю, милок, вы обратились не по адресу. Вам в другую больницу.
- Простите. Мне нужна информация насчет парня, что дает кукольные представления.
- О! Это совсем другое дело. Вы, значит, ищете Красавчика?
- Как?
- Красавчик. Он выглядит, как звезда экрана. Периодически какая-нибудь из мамочек просит его пригласить. И дети и мамаши - все от него в полном восторге.
- Красавчик, это что, имя?
- Ну, конечно же, нет! Это мы его так прозвали.
- А как его на самом деле зовут?
- А этого никто не знает. У нас он выступает под своим сценическим псевдонимом - Идальго.
- Идальго?
- Ага. Но это не его настоящее имя.
- А как же вы ему платите, он же должен подписывать всякие там бумажки?
- Нет, он не получает платы.
- Он работает бесплатно? - с изумлением переспросил Уэлбер.
- Да, здесь, в госпитале. А в других местах за деньги.
- А вы не знаете, где он еще работает?
- Нет, не знаю. Кажется, он организовывает дни рождения для детей. Вы за этим его, наверное, и ищете?
- Ага, верно, и буду вам очень благодарен, если вы попросите его мне позвонить. Вот мой домашний телефон.
- Хорошо. Я передам Соне. Это она с ним договаривается.
- Если нетрудно, попросите ее тоже мне позвонить. И спасибо вам за помощь!
Уэлбер покидал госпиталь, убежденный в одном: этот Идальго гораздо умней, чем он думал. Он, скорее всего, использует ту же легенду и в других больницах. И таким образом зарабатывает себе безукоризненную репутацию благородного человека.
Однокомнатная квартира, выходящая на вентиляционную шахту, была расположена в большом доме у кладбища Сан Жоан Батиста. Это было самое дешевое жилье, которое им удалось найти, когда они решили съехаться и жить вместе, чтобы было удобнее работать. "Будет проще репетировать и выезжать на представления", - сказала тогда Стелла. И сейчас, год спустя, она могла бы сказать, что была права. Ее союз с Идальго позволил ей вырваться из той жизни, что она вела на задворках сомнительных театриков. Идальго был умным, вежливым, утонченным и прекрасно выглядел. Чего еще можно желать? Правда, у него совсем не было денег, но уже скоро, в совсем недалеком будущем - таком недалеком, что ей казалось, оно уже вот-вот наступит, - они станут богатыми или, по крайней мере, добудут столько денег, чтобы переехать в какое-то менее унылое место. Она мечтала о жилье на проспекте Атлантика, у моря, но могла удовлетвориться и просто двухкомнатной квартирой (она подумывала о том, чтобы завести ребенка), да где угодно, только не с видом на кладбище. Хотя сейчас была зима, но Стелла уже знала, какая это пытка - провести лето в квартире, единственное окно которой выходит на стену, расположенную в каких-то двух метрах. Летом стена нагревалась, в квартире было невыносимо жарко, и единственное, что помогало, это залезть в душ и пустить холодную воду - когда водопровод работает. Вокруг этого кладбища все казалось ей мертвым, а не живым. А она чувствовала себя полностью живой.
- Милый?
- Хм.
- Я забыла тебе сказать. У нас есть сообщение от той женщины из госпиталя. Кто-то хотел с тобой встретиться.
- Они оставили номер телефона?
- Ага, некто по имени Уэлбер.
- Первый раз слышу.
- Он в моей сумочке.
- Что в твоей сумочке?
- Номер.
На Стелле, что сидела на краешке кровати, были одеты одни лишь трусики, в руке у нее были зажаты кусочки ваты, она делала маникюр. Идальго на калькуляторе высчитывал что-то, поглядывая в колонку биржевых новостей в газете. Прошло около пяти минут. Стелла произнесла:
- И как только можно додуматься дать маленькому ребенку такое имя!
- Какому маленькому ребенку?
- Этому Уэлберу.
- Ты его знаешь?
- Милый, ну конечно, нет, я просто удивляюсь, как мать или отец могут смотреть на ребенка и называть его Уэлбер, Серафим или Бонифаций.
- Хм. Это его имя?
- Идальго! Ты просто совершенно не слышишь, что я говорю! Как только ты берешь в руки калькулятор, ты уже ничего вокруг не замечаешь.
- Извини, Кнопка, я скоро закончу, и тогда смогу уделить внимание не только тому, что ты говоришь, но и тебе самой.
- Эй, не так быстро! У меня еще ногти не просохли!
Стелла вышла, чтобы позвонить по автомату по номеру, который она получила в службе телефонных сообщений. Имя Уэлбер вызывало противоречивые мысли. Оно могло принадлежать, например, богатому иностранцу или, напротив, кому-то очень низкого происхождения. Стелла очень надеялась, что это иностранец. Они отчаянно нуждались в деньгах. Идальго умудрялся сводить концы с концами благодаря игре на бирже, но порой цена на акции резко падала вниз, и тогда приходилось всерьез суетиться. Стелла работала в государственной конторе, и на ее зарплату было не прожить. Зато на деньги с одного кукольного представления они могли протянуть целую неделю. За квартиру уже было заплачено, но плата за квартиру и за то небольшое количество еды, что они потребляли, не исчерпывала их расходов. Идальго придавал особое значение изысканности в одежде: он считал, что она была его главным оружием, благодаря которому удавалось производить хорошее первое впечатление и вызывать доверие клиентов. Стелла же думала, что красоты, элегантности и хороших манер, которыми обладал Идальго, уже было бы вполне достаточно, чтобы произвести нужное впечатление.
Она набрала номер и прослушала автоответчик. По голосу мужчина не был похож на иностранца. Запись была слишком короткой, чтобы делать какие-либо другие умозаключения, но ее женская интуиция подсказывала, что это некто, кто скорее стремится скрываться, а не обнаруживать себя.
Она не стала оставлять сообщения, лучше перезвонит ему сама позже. А потом посмотрит по ответу Уэлбера, стоит ли вообще с ним договариваться.
- Ну, Кнопка, и кто же он?
- Его не было дома. Автоответчик. Кое-что в его интонации мне не понравилось.
- Что ты подразумеваешь?
- Не знаю. У него грубоватый голос, но он пытался быть вежливым и мягким. Ладно, выясним это, когда я с ним поговорю.
- У тебя потрясающее чутье!
- Милый, в этом и заключается мой талант. А твой - в том, что ты умеешь очаровывать людей. Не забывай еще о парне, что разыскивал нас в выходные. Не удивлюсь, если это окажется этот Уэлбер.
- И что, если так? Это имеет какое-то значение?
- Пока не знаю.