- Проклятье, Габриэл, я же не ребенок. Я взрослая женщина. И не надо беспокоиться о том, что для меня лучше. Я сама знаю, что мне лучше, черт бы тебя побрал.
- У тебя истерика.
- У меня? Пока нет, но будет, если ты немедленно не объяснишь мне, почему ты меня сначала использовал, а потом стал игнорировать. В чем дело? Ты такой и есть? Я, что ли, ошиблась в тебе?
- Я тебя не использовал. Но меня достала твоя подружка, что была на встрече. Она всю дорогу пялилась на полицейского. И даже не слышала, о чем мы говорили.
- Потому что там нечего было слушать! Габриэл, ты так этого и не понял? А она очень милая. И в том, что она понравилась комиссару, нет ничего удивительного. А тебе давно пора понять: мужчинам нравятся красивые женщины, особенно такие, вроде Ирэн.
- Отлично, значит, комиссар в надежных руках и хотя бы о нем я могу не беспокоиться.
- А кто тебя беспокоит? Тот аргентинец? Но он просто пошутил! Да он вообще не заслуживает твоего внимания!
- А я считаю, что заслуживает. Может быть, он не просто шутил.
- Господи, ну что ты там себе навоображал? Сначала этот ясновидящий, которого ты почему-то вообразил всемогущим Сатаной, потом этот полицейский, которого ты считаешь спасительным божеством! Интересно, на кого был похож твой отец?
- У меня нет отца. Он умер.
- Извини, я не знала.
- Я и не ожидал, что ты должна знать.
- Он давно умер?
- Да, мне было тогда десять лет.
- А от чего? Он ведь должен был быть еще молодым.
- У него был приступ… сердечный приступ… ему было тридцать пять.
- Тогда мне понятно, почему ты обратился к Эспинозе. Это имеет смысл.
Они шли рядом. Ольга смотрела на него, когда говорила, но он шел, уткнувшись взглядом под ноги, он уже не слышал ее слов. Он думал о своей матери. Ему вспомнился момент, когда он вышел из очередной закусочной, той самой, мимо которой они сейчас шли, и он ее увидел. Это было непостижимо. Он предпочел бы считать это оптической иллюзией.
- Так я жду тебя после работы.
- Зачем?
- Чтобы продолжить наш разговор. Мне не нравится, куда он зашел. И я что-то запуталась.
- Да ничего особого не происходит! Разве что это я полностью запутался. А так все прекрасно.
- Нет, мне не хочется все обрывать на такой ноте. Лучше нам сесть с тобой и поговорить, а то ты будешь в одиночку воображать себе невесть что.
- Ладно. Мы можем погулять вдвоем. Я все равно прихожу домой поздно.
Во вторник Габриэл не появился на работе.
В среду утром, как раз перед обеденным перерывом, Эспиноза получил сообщение о том, что Ольга Маринс, двадцатисемилетняя белая женщина, упала под поезд в метро на станции "Праса Саенс Пенья", в Тижуке.
5
Вид Ольгиного изуродованного тела стоял у него перед глазами четкой черно-белой картинкой, хотя Эспиноза сам не выезжал на место инцидента. Судебные эксперты вынуждены были все сделать очень быстро, чтобы не подрывать работу городского общественного транспорта. Инцидент произошел в час пик, ранним утром. Свидетели происшествия считали, что все произошло из-за сильной давки на платформе, переполненной пассажирами, которые при виде приближающегося состава стали пробиваться вперед. Место, где девушка упала на рельсы, находилось там, где скорость поезда все еще велика. Никто ничего не заметил. То есть, конечно, ее заметили, но уже в момент падения. Свидетели сильно расходились в вопросе о том, кричала ли она, когда падала. Кто-то заявил, что она дико кричала, другие утверждали, что она вообще не издала ни звука, и единственное, что они услышали, это глухой стук, когда тело сбил поезд. Еще некоторые говорили, что кричала вовсе не она, а кто-то на платформе. Для Эспинозы это был важный вопрос: ведь если она бросилась под поезд сама, то не стала бы кричать. В тот момент, когда он получил это известие, труп уже перевезли в Институт судебной медицины. Расследованием должны были заниматься полицейские 19-го округа, что был расположен в Тижуке.
Прежде чем позволить себе связать смерть Ольги с Габриэлом, Эспиноза хотел ознакомиться с рапортами полицейских, которые видели тело. Он хотел также поговорить с патологоанатомом, что проводил вскрытие. Ольга вовсе не производила впечатления человека, который может покончить жизнь самоубийством, хотя он не мог все это полностью исключить. Кроме того, это расследование было не в его ведении и не в его юрисдикции.
По телевизору только и говорили, что о самоубийстве в метрополитене. Зазвонил телефон.
- Эспиноза! Это не самоубийство! Я знаю Ольгу со времен колледжа… о черт, мы были хорошими подругами…
- Спокойно! То, что вещают по телевизору, вовсе не обязательно правда.
- Но это и не может быть правдой! Я знаю Ольгу лучше, чем кто бы то ни было! Она никогда бы не наложила на себя руки.
- Так вы считаете, это несчастный случай?
- Какой, к чертям, несчастный случай? Вы же видели Ольгу! Разве она похожа на особь, что может случайно упасть под колеса поезда? Ее толкнули, чтоб ему самому провалиться! Этот сукин сын толкнул ее под поезд.
- Кто толкнул?
- Габриэл. Кто же еще?
- Это слишком тяжелое обвинение, чтобы просто так им бросаться.
- Но я же не в суде!
- А почему вы считаете, что это Габриэл?
- Потому что для этого достаточно посмотреть на этого парня! Он же больной!
- Больной в каком смысле?
- Просто больной. Парень в тридцать лет живет с мамочкой, разве это нормально?
- Ну, это не означает, что он будет швырять девушек под колеса поезда.
- Да плевать мне на других девушек, если бы это не была Ольга!
- Может быть, нам следует встретиться и поговорить на эту тему?
- Отлично!
Часом позже Ирэн шла через бар "Лагоа", направляясь в укромный зальчик, где было меньше народу и где ее ждал Эспиноза. Он встал и поприветствовал ее. Эспиноза подумал, что хотя Ирэн явно переживала по поводу смерти подруги и была одета очень просто, но выглядела она все равно потрясающе. Они обменялись рукопожатием. В отличие от предыдущей встречи в участке, когда она была в легкомысленном настроении и пыталась флиртовать, сейчас девушка, казалось, чувствовала себя неловко и держалась настороженно.
- Думаю, вам не раз говорили, что вы совсем не похожи на комиссара полиции?
- Да, бывало, а я всегда в таких случаях спрашивал, как, по их мнению, должен выглядеть комиссар.
- Ну, есть стереотипное представление, которое, конечно, страдает преувеличением, но вы под него не подходите.
- Спасибо, считаю это комплиментом.
- Пожалуйста.
Они сидели за столиком в той части ресторана, что была надежно укрыта как от шума, так и от навязчивых официантов. Они поговорили о работе, о ежедневных полицейских обязанностях, об опасностях этой профессии, пока Эспиноза не почувствовал, что пора переходить к тому делу, ради которого они сюда и пришли и которое интересовало их обоих.
- Почему вы так уверены, что Ольгу столкнули?
- Мы с ней были подругами. У нее не было от меня секретов, я хорошо ее знаю. Она сильная и ловкая. И никогда не свалилась бы с платформы, даже несмотря на час пик. К тому же народ начинает давить только в тот момент, когда поезд уже останавливается, а не тогда, когда он едва появился из туннеля. Ольга же упала как раз тот момент, когда поезд только появился, но еще не затормозил.
- Это говорит в пользу версии о самоубийстве.
- Нет, это говорит об убийстве.
- Ну, ладно. Версия о несчастном случае выглядит довольно шатко, с этим я согласен. Она стояла у края платформы, когда поезд еще не затормозил. Если кто-то толкнул ее плечом, она могла бы покачнуться и упасть на рельсы. В принципе это возможно. Что не означает, будто бы это в действительности произошло. Но я не понимаю, почему это должен был быть Габриэл. Они ведь вместе работали, дружили, встречались. Они нравились друг другу, и именно потому он обратился к ней, когда нуждался в поддержке. Тогда зачем ему ее убивать? Это кажется бессмысленным.
- Болезнь никогда не имеет смысла.
- Но он не болен!
- В самом деле? Человек, который просит полицейского расследовать убийство, которое еще не совершено, и указывает в качестве будущего убийцы самого себя, - это, по-вашему, не больной?
- Он, конечно, странный парень, но не сумасшедший.
- Странный - это просто приличное название для сумасшедшего. И когда такой странный парень толкает кого-то под поезд, то он превращается в натурального психа и его место в психиатрической клинике!
- Мы пока что мало знаем об этом инциденте. Мы не знаем, где Габриэл был в то время, когда произошло несчастье. Он мог идти из дома или ехать по другой ветке метро, за много миль от того места, где умерла Ольга…
- Или мог выйти из дома пораньше, поехать на поезде в противоположную сторону до "Праса Саенс Пенья", где, как ему было известно, она садится на поезд, и в то мгновение, когда нужный ей поезд подъезжал к станции, подкрасться сзади и слегка ее подтолкнуть. А потом в общей суматохе выйти наверх, спокойно доехать на такси до Катете, сесть в метро, как обычно, и поехать на работу.
- Это весьма занимательная история, но в ней имеются нестыковки. Во-первых, если бы он вообще собирался убить Ольгу, то она держалась бы от края платформы как можно дальше. Во-вторых, она его хорошо знала, так что ему трудно было бы подкрасться незамеченным.
- Он мог сделать несколько попыток. Мог, к примеру, притвориться, что он встречает ее, чтобы проводить до работы. Очень романтично! И это облегчило бы ему возможность подвести ее к краю платформы.
- Так, чтобы никто этого не заметил?
- Вы что? Никогда не ездили в метро в час пик?
- Ну, хорошо, допустим, что он действовал хладнокровно и намеренно, в чем я сомневаюсь, но все равно остается еще вопрос о мотиве.
- Я уже сказала - он псих.
- Интересно, что будут думать о полицейском, если он все непонятные происшествия будет приписывать маньякам, которые вдруг оказываются в нужное время в нужном месте?
- От вас не требуется думать так все время. Речь идет лишь об этом случае.
- Когда вы видели свою подругу последний раз?
- Мы с ней обедали вместе на прошлой неделе.
- А по телефону?
- Один раз созванивались.
- И как она вам показалась?
- В прекрасном настроении, если вы об этом. Но даже если бы у нее было и дурное настроение, это ничего не значит. Человек, который всегда был нормальным, здоровым, счастливым, успешным в профессиональном смысле, такой человек не бросится ни с того ни сего под поезд.
- Не все самоубийцы ведут себя столь открыто. Большинство из них ведут нормальный образ жизни, скрывая свою депрессию.
- Но это не тот случай. Ольга не была ни в какой депрессии.
- Согласен, что в том, что касается вашей подруги, вам лучше знать, могла ли она покончить с собой. Но ведь Габриэла вы практически не знали, видели лишь один раз, так что не можете судить о нем. И кстати, когда вы с ним виделись, он был в непривычной для него обстановке и тем не менее держался прекрасно, вполне контролировал себя и ситуацию. Вы не можете просто так обвинить его, здесь нужны доказательства.
- Но та история, о которой он…
- Та история, о которой он говорил, вовсе не характеризует его как сумасшедшего. Множество людей верят в ясновидящих, гадалок и экстрасенсов. Вот вспомните собственных знакомых, которые обращаются к астрологам, гадателям на картах Таро, к сенсам. И что, вы считаете их всех сумасшедшими?
- Надеюсь, вы правы. Умерла моя лучшая подруга, и хотя, конечно, мне немного легче думать, что ее убил какой-то сумасшедший, а не кто-то, кого она знала и кому доверяла, но все это не вернет ее назад. Я только хочу сказать одну вещь: это предсказание о том, что Габриэл кого-то убьет, в нем ведь не сказано, кто будет жертвой, мужчина или женщина.
- Вы уже ужинали?
- Что?
- Я интересуюсь, будете ли вы ужинать?
- Извините, но я пришла сюда не есть. Разве что какой-нибудь сандвич с пивом.
Он заказал два сандвича и два пива.
- Вы родились в Рио?
- Это что, такой хитрый способ спросить, живу ли я в Рио?
- Я и так уверен, что вы живете здесь, но в Рио-де-Жанейро обитают и уроженцы других районов и даже других стран.
- Я родилась в Бразилии, а в Рио живу с девяти лет. А как вы догадались, что я нездешняя?
- А я не догадался. Я просто хотел сменить тему разговора.
- Ну, хорошо, вернемся к этому позже.
Эспинозе понравилось слово "позже" - оно прозвучало обнадеживающе. Речь могла идти о сегодняшнем вечере, что пробудило в нем некоторые фантазии, или о встрече в другой день, что намекало на удовольствие встретиться через некоторое время. Обе возможности казались ему вдохновляющими.
Следы оформления в стиле ар-деко все еще сохранялись на стенах, несмотря на то, что бар "Лагоа" был построен уже шестьдесят лет назад. Внутри этих стен происходили многие важные события в истории Ипанемы. Среди посетителей ресторана находились как завсегдатаи, знавшие по именам большинство официантов (которые, соответственно, тоже знали их имена), так и простая публика, приходившая сюда либо для того, чтобы поглазеть на знаменитостей - артистов, писателей, последних победительниц конкурсов красоты, либо просто в поисках какой-нибудь уникальной - хотя их было множество - красотки, которую можно было бы назвать "Девушка из Ипанемы". Эспинозу и Ирэн ничуть не смущало окружающее великолепие, но вот друг с другом они чувствовали себя несколько скованно.
- И что вы об этом думаете?
- Ну, я привык считать себя скорее не думающим, а воображающим. Я провожу большую часть времени, что-нибудь воображая.
- Тогда вам надо было выбрать профессию писателя или рекламщика, нам, по крайней мере, за это платят.
- Разница в том, что вы используете свое воображение, а я являюсь его рабом.
Не считая той вежливой улыбки, которой она приветствовала Эспинозу при встрече, сейчас Ирэн впервые искренне улыбнулась ему и сразу стала невероятно обаятельной. И хотя Эспиноза находил ее очень привлекательной, он не мог не заметить и другую, невидимую простому глазу Ирэн, которая его пугала - и чем дальше, тем больше. То, что его настораживало в ней, это ощущение, что она нечто скрывает. Он был убежден в том, что все женщины в принципе загадочные существа, но лишь немногие из них сами это сознают, и еще меньшая часть умеет использовать эту свою власть. Такие женщины являются исключением. И он подозревал, что одно из таких исключений находится перед ним.
Их встреча продлилась не более часа, но ночь потом показалась ему долгой. После ресторана он проводил ее домой - она, оказывается, жила всего в нескольких кварталах оттуда, - однако Ирэн не пригласила Эспинозу на чашку кофе. Возможно, она и в самом деле хотела встретиться лишь в связи со смертью ее подруги.
Он пешком вернулся к ресторану, где оставил машину. На фоне чистого ночного неба хорошо вырисовывались горы, что окружали озеро. С одной стороны скала Гавеа и горы Доис Ирмаос, с другой - Корвокадо с ярко освещенной статуей Христа Спасителя. И все же, несмотря на ясный вечер, на душе лежала тяжесть.
Он вернулся домой, думая об Ирэн, о ее дружбе с Ольгой, о том, как она оказалась вовлечена в эту историю, и о том, как сразу вслед за этим Ольга трагически погибла. И наконец - чего она от него хочет?
Эспиноза погрузился в кресло-качалку, не помня уже о том, где он припарковал машину или как он дошел от машины до квартиры. Он мог бы не заметить, включен или выключен свет (в тяжелые дни ему бывало лень даже щелкнуть выключателем). Опустив руку вниз, он вдруг удивился, что под рукой он не чувствует меха собаки - той самой собаки, которую еще не приобрел. Эспиноза убрал руку и припомнил, что уже целых два дня не виделся с Алисой. Что-то загораживало ему обзор, и только тут он сообразил, что так и не открыл жалюзи. Но не стал вставать и открывать, поленился даже протянуть руку и включить висевшую рядом лампу. Он думал о красоте Ирэн, о счастливом детстве Алисы, о Соседе, который еще совсем младенец, об Ольге, умершей под колесами поезда. Эспиноза незаметно для себя задремал и проснулся чуть погодя все еще на том же кресле-качалке. На кровать он перебрался где-то посреди ночи, при этом все тело у него ломило от неудобного положения на кресле, ноги затекли, а в голове забрезжило понимание этого доселе не понятного ему выражения - "средний возраст".
Эспиноза опять вышел поздно и не встретил Алису. Когда он пришел в участок, первым, кто ему позвонил, оказался Габриэл.
- Комиссар! Это ужасно, мы только вчера узнали на работе. Я в шоке! Не знаю, что и думать.
- Извини, но ты не можешь припомнить, не была ли она последнее время в подавленном настроении, в депрессии?
- Нет. На самом деле… она была счастлива.
- Она звонила тебе перед выходом из дома?
- Нет. Не звонила. Она никогда мне не звонит.
- Когда ты пришел на работу?
- Как всегда, около девяти. А почему вы спрашиваете?
- Потому что это могло быть самоубийство, и все, что она могла сказать тебе по телефону, могло бы нам помочь.
- И что теперь?
- Теперь расследование, это в 19-м окружном участке, в Тижуке. Ольгина смерть вне нашей юрисдикции.
- Расследование?
- Когда кто-то умирает при подобных обстоятельствах, всегда открывают дело, чтобы выяснить, не было ли там состава преступления.
- Что вы подразумеваете? Это что, было не самоубийство?
- Мы не уверены.
- Это мог быть несчастный случай?
- Ну, да, это один из вариантов.
- Каких вариантов?
- Когда человек умирает под колесами поезда, то в этом может быть виноват сам человек, или замешано какое-то третье лицо, или же это может быть происшествие, вроде "поскользнулся на банановой корке". Маловероятно, но не исключено.
- Вы считаете, это может быть не самоубийство? Что кто-то мог ее толкнуть?
- Возможно.
- Но кто мог это сделать?
- Я как раз хотел задать тебе тот же самый вопрос. Вы были с ней друзьями и коллегами. Не знаешь ли ты кого-либо, кто мог желать ей смерти? Это на случай, если мы убедимся, что это сделано неким третьим лицом.
- Никто! Абсолютно никто! Действительно, совершенно никто.
- Ну, значит, этот вариант мы отбрасываем.
- О! Конечно! Это совершенно абсурдно. Никто. Я поговорю с вами позже.
Эспинозе сообщили результаты вскрытия по телефону еще до того, как прислали отчет. Ольга не была пьяна, не принимала наркотики, нормально позавтракала. Позже эксперты должны были еще дать заключение о характере ран - все ли они произошли от столкновения с поездом.
Не прошло и часу, как вновь позвонил Габриэл.
- Комиссар, извините за то, что опять вас беспокою. Но вы сказали, что начнется расследование?
- Да, в 19-м участке.
- Вы хотите сказать… что возможно… может быть…
- Что тебя, возможно, вызовут как свидетеля?
- Да…
- Вряд ли. Нет причин. Или ты хочешь сказать, что есть?
- Нет, конечно, но поскольку мы встречались…
- Наш разговор не был официальным, как мы и договаривались. Так что все, что ты мне рассказал, я не буду передавать комиссару того участка, разве только окажется, что это сможет пролить свет на обстоятельства смерти.