Артур Михайлович Плиткин принял следователя сразу после лекции. Они устроились в большой и неуютной комнате кафедры кишечнополостных болезней, о чем напоминали развешанные на стенах неаппетитные тематические плакаты с изображениями почек и селезенок. Быстро выяснилось, что до трагического происшествия профессор не был знаком ни с Ширинбековым, ни с Самощенко и, как человек, мало интересующийся политикой, во всяком случае на уровне города, даже не слышал этих фамилий.
Турецкий рассказал ему о своих разговорах с Дынькиным и Щениковым, что крайне заинтересовало Артура Михайловича. Среднего роста, худенький, востроносенький, он слушал следователя буквально разинув рот и напоминал проголодавшегося птенчика.
– У вас промелькнула фраза, что Дынькин предположил возможность применения нового отравляющего вещества, созданного на основе диоксина и пентакарбонила железа, – сказал он после того, как Александр Борисович закончил свой рассказ. – Признаться, у меня у самого мелькнула такая шальная мыслишка. Хотя большой нужды создавать новое при хорошем существующем старом нет, но вы же прекрасно знаете, где мы живем.
– То есть вы полагаете, что в каких-то закрытых лабораториях по инерции делают то, от чего с чистой совестью можно отказаться?
– Ну, если существуют двадцать четыре смертельных яда, от которых не найдено противоядия, зачем создавать двадцать пятый? – спросил Плиткин и сам же ответил: – Да потому, что определенным людям необходимо иметь жирную кормушку. Все эти закрытые лаборатории у нас всегда хорошо финансировались, вот их и будут держать до последнего, выдумывая все новые и новые доводы в пользу их существования.
– Вы знаете, где производятся эти вещества?
– Диоксин, по-моему, во многих местах, на всяких химических комбинатах. Что касается пентакарбонила, его обычно делали на засекреченных предприятиях. Говорят, их осталось мало.
– Недалеко от Красносибирска расположен маленький город Шаховск. Профессор Дынькин упоминал его среди немногих центров по производству пентакарбонила железа.
– Вполне возможно. Во всяком случае, там есть гидролизный завод. А еще, я слышал, рядом с Шаховском имеется закрытый городок, который называется "Красное знамя" или что-то в таком духе. Обычно в подобных закрытых городках имеются и не менее закрытые лаборатории.
На прощание Турецкий дал Артуру Михайловичу номера своих телефонов, попросив его звонить, если вдруг вспомнится что-либо интересное.
Как человек интеллигентный, Плиткин очень понравился Александру Борисовичу. Мастер своего дела, правда, малость не от мира сего. То обстоятельство, что он полностью поглощен своей наукой и мало что замечает вокруг, для следователя, разумеется, было огорчительно. Однако, как выяснилось чуть позже, и профессорская приблизительность оказалась полезной. Чуть позже – в данном случае вечером, когда благодаря стараниям Светланы Перовой в стане москвичей случился праздник: она принесла полученные от Глазурина несколько кассет с записями разговоров губернатора и его посетителей.
Когда Глазурин упоминал о своей неряшливости, бедламе в своем хозяйстве, он кривил душой, чтобы выиграть время. На самом деле он уделял своей домашней фонотеке очень много внимания. Уже на следующий день Леонард Валерианович встретился со Светланой. Они побродили по городу перекусили в новой пиццерии. Там молодой человек галантно вручил своей спутнице четыре мини-кассеты, которые использовались в его диктофоне. Свой жест он сопроводил извинительным объяснением:
– Все, что смог найти. У меня вповалку лежат и музыкальные записи, и всякие другие. Многое пришлось проверять. По закону Мерфи то, что ищешь, обязательно находишь в последнюю очередь. Так и вчера получилось. До самого утра провозился.
Говоря это, Леонард Валерианович откровенно врал. У него дома вообще и в его бумагах в частности порядок поддерживался идеальный. Все кассеты были пронумерованы и стояли на определенных местах. В каталоге кассет указывались даты записи, имена и фамилии участников, а также были написаны примечания, которые могли напомнить владельцу какие-либо подробности. Например, "А. В. Первый день после второго инфаркта", что означало: губернатор Аристарх Васильевич вышел на работу после болезни. Или: "Пир горой". Плотников. Два бифштекса". Губернаторский консультант Плотников был большой любитель женского пола. Знакомые знали: когда он вечером идет к любовнице, то днем заказывает себе два мясных блюда. Это и произошло в ресторане "Пир горой", а о чем тогда шла речь за столом, можно узнать, прослушав кассету.
Для молодой следовательницы – эстетическое чувство языка не позволяло Глазурину даже мысленно назвать женщину этой профессии в мужском роде, как принято по правилам: поэт Ахматова, иллюзионист Кайранская, следователь Перова – Леонард Валерианович подготовил скромную подборку из четырех кассет таким образом, чтобы у слушателя создалось впечатление о случайности и безобидности записанных разговоров. Чтобы стало очевидно – не компромат собирает старательный помощник, а старается сохранить для потомства живую речь губернатора, дух его подвижнической деятельности на благо родного края. Поэтому собравшимся в номере Александра Борисовича москвичам пришлось наслушаться малоинтересных для них разговоров про жилищно-ипотечные кредиты и ставки на них; о срочной подготовке научно-технической документации на строительство нового аквапарка; про воздушную обработку реагентами территории, пострадавшей от разлившегося после крушения железнодорожного состава с нефтепродуктами мазута, и много еще чего. Однако проскользнули реплики, привлекшие внимание следователей.
На коробочках не были указаны имена разговаривающих. Однако москвичи быстро узнали губернатора – все обращались к нему уважительно, даже подобострастно. Чаще всего его собеседником был Григорий Федорович, это, стало быть, Базилевский. Не установленные без комментария Глазурина Екатерина Августовна и Дмитрий Михайлович, надо полагать, рядовые отраслевые специалисты. Завтра хозяин кассет обещал зайти, чтобы ответить на все вопросы следователей. Владислав Игоревич, видимо Корсарин, участвовал в одном разговоре, который привлек наибольшее внимание москвичей.
Речь шла о том, что у некой Алены Угловой происходит бурный роман с ныне покойным Ширинбековым. Эта неожиданная новость привела в бешенство первого вице-губернатора, который рассчитывал на ее благосклонность. Москвичи еще раз прослушали последние фразы разговора:
"– И это не мое эгоистическое желание. Это – требование партии. Враг – он и есть враг. Чем меньше врагов, тем легче жизнь. Ты должен превратить этого босяка в крематорский пепел!
– Аристарх Васильевич, ехать в "Красный флаг"?
– А я что? Григорий дело говорит. По-моему, современные выборные технологии допускают любые методы борьбы. В том числе и такие. От Самощенко я бы тоже с удовольствием избавился.
– То есть это – приказ?
– Приказ! А уж как его выполнить, сам подумай. Ты же милиционер".
При других обстоятельствах можно было подумать, что разгорячившиеся люди кричат, не придавая своим словам буквального смысла, подобно тому, как любящая своего мальчугана мать может с ложной строгостью прикрикнуть во время готовки на баловника: "Не хватай пирожки – руки поотрываю". Насторожило упомянутое в разговоре название "Красный флаг". Оно еще раз прозвучало и на другой кассете – в тот момент, когда губернатор говорил с кем-то по телефону, он сказал: "Для него этот "Красный флаг" что дом родной".
В беседе с Александром Борисовичем Плиткин упомянул закрытый городок "Красное знамя". Однако при этом оговорился, что название помнит неточно, сказал: "Красное знамя" или что-то в этом духе". Как раз флаг и есть в этом духе.
Александр Борисович решил, что сотруднику ФСБ не привыкать к поздним звонкам, и позвонил Карпенко.
– Есть там секретная химическая лаборатория, – подтвердил Андрей Андреевич. – Старая, создана в начале тридцатых годов. Отсюда и выспреннее название.
– А охрана объекта тоже придерживается традиций того времени?
– Думаю, нынешняя принадлежит к более строгому поколению. Сейчас шлагбаум установлен даже на дороге к "Красному флагу". Однако, если понадобится, я выпишу вам пропуск.
– Это далеко от Красносибирска?
– Нет, от силы километров десять. Вы один туда отправитесь?
– Со мной поедет генерал Грязнов.
– Имя-отчество?
– Вячеслав Иванович.
После разговора с Карпенко Александр Борисович позвонил домой, в Москву. Его сбивала с толку разница во времени, из-за этой путаницы он уже два дня не мог застать жену, соскучился.
– Тебе звонила Лариса, – сообщила Ирина.
– Какая?
– Ваша секретарша из отдела. Сказала, что на твое имя прибыли два похожих конверта без обратного адреса.
– Судя по всему, не служебные и отправлены одним человеком, причем из Красносибирска?
– Точно. Сашуля, ты прямо колдун. Все знаешь.
– Только не знаю, где сейчас находится наша дочь.
– Этого я и сама не знаю. Но что дома ее нет – это точно. По-моему, пошла на какой-то вернисаж. У нее сейчас появился приятель-художник.
– Богема, значит. Ох, следи, мамка, за ней, следи. Боюсь я эту богему, витают в облаках.
– Да будет тебе. Хорошие ребята. Ты лучше не забудь про Ларису.
– Завтра обязательно позвоню.
– Можешь сделать прямо сейчас. Она сказала, что допоздна сидит в управлении.
Дома у Ларисы не было компьютера, а сейчас приближалась пора сдавать студентке-заочнице курсовую. Она слабо представляла, как можно ее писать, пользуясь книгами. Это же каменный век! Интернет, только Интернет может служить подлинным источником необходимых материалов. Поэтому несколько вечеров подряд Лариса проводила в управлении.
Турецкий еще до отъезда получал анонимку из Красносибирска, которую на всякий случай захватил с собой. Тогда текст состоял из одной фразы: "Самощенко отравили бывшие сотрудники КГБ". Интересно, какой новостью неведомые доброжелатели порадовали его на этот раз.
– Ларисочка, прочитай мне оба письма.
Они были отправлены с интервалом в один день и опять не отличались многословием. В первом было написано: "Отравление Самощенко – дело рук специалистов из КГБ". Во втором: "К отравлению Самощенко причастны спецслужбы. Кагэбэшники хотят выбить его из предвыборной борьбы".
– Письма напечатаны на машинке?
– Да.
– Буквы бледные, то есть лента пересохла?
– Да, совсем плохо заметны.
Поговорив с секретаршей, Турецкий задумался над анонимными письмами. Формулировка везде выбрана хотя и расплывчатая, однако четко отражающая точку зрения автора или авторов. Речь идет о бывших сотрудниках госбезопасности, в настоящее время организации с таким названием не существует. Автор, видимо, трусоват – кое-что знает, однако страшится мести. Скорее всего, письма характеризуют его самого. Пусть лежат до поры до времени.
Глава 16 ЖЕЛТАЯ КАРТОЧКА
Рыкалов рвал и метал. Сотрудники прокуратуры в эти дни старались как можно реже попадаться своему боссу на глаза. Причина негодования была в том, что Генеральная прокуратура сделала ему предупреждение о неполном служебном соответствии. Это как в любимом Вадимом Алексеевичем футболе: первый раз за нарушение показывают желтую карточку, а второй – красную, что означает удаление с поля. Еще одна такая московская придирка – и прости-прощай завидное кресло, другой человек усядется на это сладкое место, другой станет заправлять хозяйством на фантастически огромной территории, которая в дальнейшем – если не дай бог победит ратующий за объединение Самощенко – может стать существенно больше. Однако до этого еще дожить нужно. А с таким жлобьем, как Базилевский и Корсарин, далеко не уедешь. Вот и сегодня Владислав пришел в прокуратуру – на этот раз ему требуется спустить на тормозах дело Фортунова. Вернее, не Фортунова, его уже нет в живых, а того, по чьей вине он погиб.
В свое время Фортунов был задержан возле губернаторского дома в автомобиле с большим количеством взрывчатки. Бывшего сапера спешно доставили в милицию и допрашивали с таким пристрастием, что через два часа тот погиб от нанесенных ему телесных повреждений. Общими усилиями милиции и прокуратуры на судмедэкспертов надавили таким образом, что они сделали заключение, будто Фортунов скончался от сердечного приступа. Все было шито белыми нитками, и сейчас, когда родственники погибшего в поисках справедливости бьют во все колокола, Рыкалов не может рисковать, своя рубашка ближе к телу. Дойдет до Москвы, тут же последует проверка, а следом, можно не сомневаться, ему будет показана уже красная карточка.
Пришлось по факту гибели Фортунова возбудить уголовное дело. Основным обвиняемым стал заместитель начальника оперативно-розыскной части УБОП ГУВД майор Приходько. Именно он, по мнению следствия, нанес телесные повреждения, повлекшие смерть задержанного. Такой вариант меньше всего устраивал Корсарина, слишком много тайных нитей связывало его с Владимиром, и, прекрасно зная характер майора, Владислав Игоревич ни минуты не сомневался, что в случае чего тот на первом же допросе сдаст его со всеми потрохами, расскажет о всех прегрешениях.
– Ну, нельзя, нельзя Приходько сейчас судить! – с жаром доказывал полковник прокурору. – Не та ситуация, чтобы его трогать. Это принесет больше вреда, чем пользы.
– О пользе вообще никто не говорит, – парировал Рыкалов. – Я рисую тебе простейшую схему: во время допроса милиционер убил задержанного. Кого тут можно судить?
Корсарин задумался.
Они уже битый час обсуждали одно и то же и никак не могли прийти к общему знаменателю. Лицо Вадима Алексеевича уже покрылось красными пятнами. Он готов был растерзать настырного полковника, который старается вызволить своего дружка, совершенно не думая о последствиях для других. Владислав Игоревич держался по-прежнему спокойно, как вошел в кабинет, так и сидит. Наконец после длительной паузы он предложил:
– Можно бросить им кость – я отстраню от занимаемой должности начальника отделения.
Прокурор даже не понял, о каком начальнике идет речь.
– Начальника отделения милиции, в котором допрашивали Фортунова.
– Ах, какое страшное наказание! – саркастически засмеялся Рыкалов. – Кто там начальник? Чебутыкин? Думаешь, при этом известии его хватит инсульт? Да он перейдет на другую сторону улицы и устроится гораздо лучше, охранником в каком-нибудь банке. Еще спасибо тебе скажет.
– Если просто уволить, то перейдет. А можно сделать так, что не сможет перейти.
– Послать вслед за Фортуновым? Этого еще только недоставало!
– Да нет же! – Владислав Игоревич поморщился от непонятливости собеседника. – Нужно отдать его под суд.
– Здрасте! Его-то за какие грехи?
– За халатность, повлекшую по неосторожности смерть человека. За то, что не организовал процесс дознания, не обеспечил работу с подозреваемым.
– Ну-у – разочарованно протянул Рыкалов. – Я ожидал от тебя предложения пооригинальнее. Что-то вы, господа офицеры, не блещете фантазией.
– Это чем тебя не устраивает?
– Чебутыкин в ту ночь сделал все, что от него зависело: вызвал опергруппу, предоставил кабинет и компьютер.
– Ну а сам где был?
– А то ты не знаешь – занялся разминированием машины.
– Лучше бы он руководил работой с Фортуновым.
– Когда в отделение понаехало столько старших чинов, он уже и руководить не мог. Слишком много командиров образовалось.
– Отговорки, отговорки. Все прекрасно мог. Машину и без него разминировали бы. Тоже мне сапер выискался. Поэтому Чебутыкина следует отдать под суд. Это лучше, чем ничего.
– То есть? – опять не понял прокурор логики собеседника.
– Потому что Приходько судить нельзя – он скрылся от следствия.
Казалось, Вадим Алексеевич обезумел от этой новости. Во всяком случае, так можно было подумать по его выпученным глазам.
– Что ты несешь?
– То, что слышишь.
– С какой стати он станет скрываться, если к нему никто не цеплялся?! Когда это произошло?
– Вадим, если бы ты не был умным человеком, я бы тебя дураком назвал, – усмехнулся Корсарин, вставив любимое изречение своей бабки. – Зачем нужно все разжевывать? С какой стати, когда сказано тебе русским языком, скрылся – значит скрылся, спрятался, затаился. Объявишь его в розыск, будем дружно искать. А уголовное дело заведешь на Чебутыкина. Ведь нельзя же ничего не делать с начальником отделения после того, что там случилось.
После ухода полковника Рыкалов еще долго не мог прийти в себя. Он и дома весь вечер был взвинченный, без конца придирался по пустякам к жене – то пицца пересолена (а супруга купила готовую, только разогрела), то чай холодный, то с телевизора пыль не вытерта. Долго не мог заснуть, ворочался с боку на бок, а под утро ему приснился сон. Вообще-то сны прокурор видел редко, тут же совершенно ясно видел, как стоит он на пустынной улице, на краю тротуара, и к нему приближается человек в форме. Главное, форма непонятная: то ли военная, то ли казачья, то ли милицейская, от всех форм в ней что-то было намешано понемножку. Он на чудную форму засмотрелся, из-за чего не увидел лица приближающегося человека. Кто это? Какой-то мужчина. Или оборотень. Подошел незнакомец к Рыкалову вплотную и вдруг перед самым носом у того поднял руку, в которой держал красную карточку. Прокурор испугался, уставился на эту карточку, глаз оторвать не может. В это время зазвучала музыка "Боже, царя храни!", и прокурор ясно видит: карточка постепенно светлеет, светлеет, и вот она из красной превратилась в желтую…
Глава 17 "АЛЬФА-КОНСАЛТИНГ"
В "Красносибирских ведомостях" нежданно-негаданно появилась вакансия – первый заместитель главного редактора, женившись, переехал в другой город. Звонников поневоле вынужден был заняться подбором человека на освободившееся место. А это не так-то просто. Желающих оказалось больше чем достаточно, только не каждому такая работа по плечу. Выбирая заместителя, нужно учесть слишком много факторов. Помимо всего прочего, необходимо не упускать из вида этический момент: как давние сотрудники будут смотреть на возвышение одного из них. Тут ведь и обиды могут возникнуть, и конфликты не исключены. Поэтому и не спешил Константин с выбором, осторожничал.
В середине дня, перед самым началом редакционной "летучки", ему неожиданно позвонил первый вице-губернатор края Базилевский.
– Константин Игнатьевич, прослышал о ваших проблемах. Уволился ваш заместитель?
– Да, Григорий Федорович, переехал в Питер. Женился.
– Ну что ж. Совет им да любовь. Но ведь, как известно, свято место пусто не бывает. Придется подбирать замену. Нельзя же тащить такой воз в одиночку.
"Понятно, к чему клонит, – с грустью подумал Звонников. – Сейчас будет рекомендовать своего человека".
– Константин Игнатьевич, желательно, чтобы вы среди прочих кандидатур рассмотрели и предлагаемую краевой администрацией.
Редактор напрягся:
– Безусловно, обратим внимание. Кого вы имеете в виду?
– Я говорю про Алену Углову. Слышали про такую?
– Да, что-то краем уха.