– Каждый божий день. Их же тут пятеро. Составили полный список присутствующих. Мало того что гостей опрашивают, беседуют с официантами, поварами, посудомойками, швейцарами. Волокут, как неводом. Глядишь, какая-нибудь добыча и попадется.
– Тут не какая-нибудь, тут обязательно нужная попадется, – вздохнул губернатор и неожиданно спросил: – Как мне с ними связаться?
– Понятия не имею, – не моргнув глазом соврал прокурор. – Спрашивал у них контактные телефоны, не дали. Намекнули, мол, боятся давления, угроз. Сами иногда позванивают мне или моим помощникам. Если желаете с ними встретиться, могу при случае передать.
– Вот уж чего меньше всего желаю. Однако надо, друг ситный, надо. Как ты полагаешь, Вадим Алексеевич, нужно мне первому проявить инициативу и напроситься на встречу или это получится слишком несолидно? Звонить буду не лично, разумеется, через помощников.
В голове у прокурора замелькали беспокойно, словно птицы в клетке, мысли. От напряжения у него даже покраснели глаза. Что ответить? Какой вариант для него самого предпочтительней? Предположим, Сокольский встретится с ними. Он с ходу обольет грязью всех, кого упомянут следователи. Ведь эта старая лиса слова доброго о людях не скажет. И ему, Рыкалову от такого перемывания косточек ничего хорошего ждать не приходится. Если не встретится, имеется маленькая надежда на то, что следователи запутаются в ворохе материалов и кому-то удастся ускользнуть незамеченным из их сетей. Почему в числе таких везунчиков не оказаться и ему? Во всяком случае, чем позже увидятся следователи с Сокольским, тем лучше.
– Мне кажется, Аристарх Васильевич, что вам первому проявлять такую инициативу нецелесообразно, – посоветовал прокурор. – Вы же в крае человек номер один и вдруг звоните заезжим гастролерам. Да будь они хоть трижды "важняки", если вы попросите их о встрече, покажется, будто считаете себя в чем-то виноватым. Это однозначно.
– Что ж, так и порешим, – сказал на прощание Сокольский. – Все же, пожалуйста, ты держи меня в курсе дела, сообщай новости.
– Само собой.
После ухода прокурора, Аристарх Васильевич задумался. Он давно раскусил Рыкалова – донельзя лживый, неискренний человек. Примеры о его беспринципности можно приводить часами. Если этот жлоб посоветовал ему не встречаться с московскими следователями, значит, с ними необходимо срочно увидеться. Прокурор хорошего совета не даст, ему бы только подвести людей под монастырь. Выслушать, что он скажет, и поступить наоборот. Это уже проверено не раз и не два. Ведь врет же на каждом шагу как сивый мерин, рожа бесстыжая. Якобы следователи не сказали ему номера своих телефонов. Вранье. С какой стати они будут их скрывать?! Чьего давления они тут боятся?! Кто им станет угрожать, если наверняка все прослушивается и записывается?! Наоборот, они раздают свои телефоны направо и налево, мол, если что-нибудь важное вспомните – сообщите, пожалуйста. Да тот же Самощенко знает их телефоны, не может пострадавший не знать. Только вот кого попросить звякнуть во вражеский лагерь, узнать? На его Татьяну или даже тихоню Глазурина "справедливцы" реагируют как бык на красную тряпку.
Жена принесла ему обязательную чашку кефира. Аристарх Васильевич посетовал на возникшую трудность. У Антонины Антоновны практический склад ума, и она часто дает толковые подсказки, причем касающиеся не только быта. Так и в этот раз.
– Чего ты дурью мучаешься! Позвони Глейзеру – с ходу выпалила она.
Господи, ну конечно, Моте! Чем он только думал, что сам не догадался!
Матвей Семенович Глейзер был многолетним директором краеведческого музея. Он принадлежал к тому редкому типу людей, которые находятся в хороших отношениях со всеми окружающими. У него такой дивный характер, что он всех любит, и его все любят. Если он захочет узнать телефоны следователей, никто даже спрашивать не станет зачем. От Глейзера нельзя ждать никакого подвоха. Скажут, и вся любовь.
Сокольский взглянул на часы – ишь ты, сколько они просидели с прокурором. Уже поздно, звонить неприлично. Придется отложить на завтра.
Однако утром Аристарху Васильевичу звонить не пришлось, поскольку ночью у него случился сердечный приступ и его отвезли в больницу.
Глава 5 ОБОРОТЕНЬ ПОД КРОВАТЬЮ
Рано утром Светлана Перова, предварительно созвонившись с женой Приходько, заехала к ним домой. Почти каждый вечер она встречалась с Глазуриным, и, хотя Леонард худо-бедно снабжал следователей важными материалами, дополняющими картину жизни красносибирской камарильи, за это ему отдельное спасибо, все-таки излишняя назойливость помощника губернатора была Перовой в тягость. Глазурин явно пытался перейти от служебных отношений к интимным, что Светлане было ни к чему. Личных симпатий она к нему не испытывала и сегодня с удовольствием отправилась по делам одна. Разыскала улицу, блочный дом-башню и остановилась перед стальной дверью, обитой хорошей искусственной кожей вишневого цвета. На звонок из-за двери послышался громкий лай – то ли радостный, то ли угрожающий. Светлана услышала, как хозяйка закрыла собаку в комнате и пошла открывать входную дверь.
Так получилось, что Светлана в основном присутствовала при обысках и допросах, которые проходили где-нибудь в учреждениях, в магазинах. В квартирах бывала редко. Поэтому сейчас она с интересом бросила взгляд на обстановку. Та никоим образом не выдавала преступных наклонностей своего хозяина. Квартира как квартира, таких у нас в стране миллионы: польская мебельная стенка, телевизор "Самсунг", хрусталь в серванте, над которым висят несколько фотографий. На одной из них – самой большой – молодая счастливая пара. Такие снимки обычно делаются вскоре после свадьбы. Она в светлой блузке, с невообразимо большим букетом цветов, роз; он, нежно обняв жену, смотрит в объектив. Могли ли молодые люди предполагать в тот момент, какой неприветливой стороной повернется к ним через много лет судьба?!
– Нет, не знаю, – ответила на первый вопрос Лариса Федоровна. – Сказал, что на некоторое время испарится. Для своей безопасности. И моей тоже.
– Владимир Георгиевич звонил после отъезда, присылал письма?
– Нет. Ни слуху ни духу.
– С ним впервые такое?
– Чтобы прятался, не давая о себе знать? Да, раньше такого не было. Когда официальные командировки, регулярно звонил, а тут… – Она беспомощно развела руками.
– У вас есть какие-нибудь предположения, где может находиться муж?
– Даже в голову ничего не приходит. Иногда кажется, он где-то рядом. Иной раз думаю, заслали его в Чечню или даже в какой-нибудь Ирак.
На прощание она сказала Светлане:
– Допускаю, что на работе муж может быть грубым, развязным, истеричным. Но вот преступником, которого разыскивает милиция, его мне представить трудно.
Выслушав рассказ Перовой об утреннем визите, Александр Борисович сказал:
– Любой жене трудно представить, что ее муж преступник. Выходят-то они за законопослушных граждан.
Турецкий хотел было поехать в Коленовку на задержание, очень много шансов было поймать там Приходько, но один неожиданный визит смешал его карты.
Строго говоря, сначала был телефонный звонок. Некто Матвей Семенович Глейзер, директор местного краеведческого музея, сказал, что хотел бы зайти к нему. Турецкий по опыту знал, когда на горизонте расследования появляются новые, доселе не фигурировавшие в нем люди, это всегда приносит пользу. Тем более директор краеведческого музея в любом углу – неиссякаемый источник ценнейшей информации. По роду деятельности он сталкивается со многими людьми, связан с городским правительством. Такую встречу откладывать нельзя. Вдруг у человека минутный порыв, который в любой момент может бесследно погаснуть. Бывает, что за человеком следят, потому что преступники боятся его показаний. С нежелательными свидетелями в наши дни не очень церемонятся. За примером далеко ходить не нужно – получивший в "Красном флаге" яд Филенков многое знал, да теперь не скажет.
Судя по голосу, Глейзер человек пожилой. Александр Борисович сказал, что сам может к нему зайти.
– Нет, нет, мне совсем несложно, – торопливо ответил тот.
– Мы можем встретиться в прокуратуре, можем в моем номере в гостинице "Ермак-Хилтон".
– Честно говоря, в гостиницу мне заехать сподручней. Да и интересней – после реконструкции "Ермака" я там еще ни разу не был.
– Ладно, буду ждать вас.
Не свидетелем был этот милый человек. Глейзер оказался посыльным свидетеля. Но какого!
– Меня попросил связаться с вами мой хороший знакомый Аристарх Васильевич Сокольский, губернатор нашего края. Дело в том, что сегодня ночью он в очередной раз попал в больницу. Состояние здоровья у него скверное, врачи говорят, со дня на день может умереть. Раньше такого больным не говорили, а сейчас принято рубить правду-матку Возможно, он и сам знает, что недолго уж осталось. Так или иначе, но наш Аристарх Васильевич попросил меня в первую очередь узнать ваш телефон, мне его сказал Евгений Владимирович Самощенко, тоже мой хороший знакомый, а потом попросить вас зайти к нему. Он не сказал зачем, однако, полагаю, вы услышите много интересного.
– К которому часу?
– Приемные часы для посетителей с пяти до восьми.
– А не поздно будет? – с сомнением произнес Турецкий.
– Ну, не настолько он плох, чтобы не дожить до вечера, – сказал Матвей Семенович. – И вы знаете, что я хочу сказать. Скорее всего, вы услышите настоящую исповедь человека, одной ногой стоящего в могиле. Так можно было понять по его тону. Став губернатором, Аристарх Васильевич крестился, соблюдал церковные обряды. Но уж если он вместо священника зовет следователя, можно представить, как важно для него ваше присутствие.
Вот поэтому ближе к вечеру Александр Борисович вместо задержания отправился в больницу, ту самую, где когда-то лечили от отравления Самощенко. В это же время Грязнов, Романова и Яковлев выехали в Коленовку. Из местных оперативников с ними отправился майор Горяинов. В следующей машине ехали пятеро милицейских спецназовцев. Дежуривший возле корсаринской дачи молодой опер доложил, что ничего подозрительного вокруг дома не происходило. Ничего не случилось и возле дома Сельцовского.
– Как думаете, майор, отстреливаться будет? – спросил Вячеслав Иванович Горяинова.
Тот прищурил глаза и сделал брови "домиком", мол, трудная задачка.
– Как минимум одно убийство – Филенкова – на нем висит. Если он вдобавок причастен к делу Фортунова, то точно опасен. Чертовски опасен.
– Стрелять может, – подтвердил Грязнов спецназовцам, – будьте предельно осторожны.
– Как только заметит нас, постреляет, конечно, – высказала свое мнение Галина. – А через час-другой перегорит, можно будет брать голыми руками.
– Особенно если мы этот час-другой проведем здесь, а Приходько находится на сельцовской даче.
– Для меня это будет подлинным потрясением, – сказал Горяинов.
– Что именно?
– Что, кроме Корсарина, еще кто-то согласится прятать преступника.
– Олег Андреевич, вы хотите сказать, что в каждом ГУВД может быть лишь один оборотень? – засмеялся Грязнов. – Дружище, мне вам остается только позавидовать – вы безудержный оптимист.
Они простояли на обочине дороги до того времени, когда сгустившиеся сумерки перешли в темноту. Спецназовцы действовали на редкость слаженно и умело. Не прошло минуты, как они уже миновали участок от забора и с трех сторон прилипли к стенам дома. На их громкие призывы сдаться и сложить оружие никакого отклика не последовало. Тогда все перебрались на сторону фасада, к входной двери.
– Приходько, сдавайтесь! Вы окружены! – зычно закричал командир отделения.
Не дождавшись ответа, спецназовцы получили команду проникнуть в дом. Со стороны сыщикам бросилась в глаза удивительная скоординированность их действий. Каждый предвидел передвижение товарища и моментально старался занять позицию, которая была удобна для остальных. Эти беззвучные перемещения были сродни артистической, хорошо отрепетированной пантомиме. Эффектные движения участников группы захвата продолжались и тогда, когда они скрылись с глаз наблюдавших. Один из спецназовцев неуловимым движением открыл замок, и дверной проем, словно воронка, втянул в себя всю пятерку.
Теперь их полное взаимопонимания движение продолжалось по комнатам, кухне. Они бесшумно стелились вдоль стен, не задевая висящих там вещей, перескакивали с одной стороны коридора или комнаты на другую, ни на мгновение не упуская из вида всю обстановку. Не только пантомиму, это напоминало еще поступательное движение поршня в цилиндре, медленно, но верно выдавливающего оттуда воздух. Спецназовцы оставляли позади все больше проверенного пространства, постепенно облегчая себе задачу. Теперь они спокойно страховали друг друга, не опасаясь нападения или выстрела в спину. Был момент, когда их уверенность в своей безопасности могла перейти в самоуверенность, однако командир жестом приказал – не расслабляться, что и было учтено бойцами.
Спецназовский поршень продавил почти все пространство дома, осталось спуститься в подпол, не приспособленный для жилья, – электрические провода тянулись туда от включенного в кухне удлинителя. Бойцы ловко просочились вниз, продолжая борьбу с невидимым и потому опасным соперником до последней секунды, той, когда их добротно выполненная работа была вознаграждена видом небритого, нервно кусающего губы человека, забившегося под самодельную лежанку как можно дальше от преследователей, от их безостановочного движения. Мужчина был загнан в угол, оказался в тупике, в безвыходном положении, и ему ничего не оставалось, как признать, что в этой игре в прятки удача оказалась не на его стороне.
– Ваша взяла! – в сердцах сказал Приходько.
Глава 6 ГДЕ ДЕНЬГИ, ЗИН?
Артур Михайлович открыл дверь, однако даже не смог выйти в коридор – трое крепких мужчин буквально впихнули его обратно в комнату, войдя за ним следом. Один из них был в штатской одежде, двое в милицейской форме, в знаках отличия профессор не разбирался.
– Гражданин Плиткин? Артур Михайлович? – спросил один из них, видимо, главный, в штатском.
– Да, я. Что случилось? Что за обращение?
Вместо ответа главарь сунул ему под нос развернутое удостоверение. Обычно в подобных ситуациях люди так начинают волноваться, что слабо воспринимают прочитанное. В этом смысле Плиткин не стал исключением. Он понял, что перед ним стоит сотрудник управления по борьбе с организованной преступностью, однако возмутиться этим обстоятельством не возмутился, да ему и времени на это не дали. Слишком сильный напор оказали на него пришельцы, сразу взяли быка за рога.
– Гражданин Плиткин, к нам поступило сообщение о даче вам крупной денежной взятки.
Артуру Михайловичу показалось, что он сошел с ума и очутился в каком-то абсурдном мире среди других таких же умалишенных. Иначе как можно расценить эти нелепые слова о взятке? Или это какой-то изощренный розыгрыш, который подготовили сотрудники по непонятному поводу? Может, нужно слегка подыграть им, чтобы не выглядеть потом посмешищем.
– Вы имеете в виду те сто тысяч долларов, которые по утрам приносят мне пациенты?
– Нет. Мы имеем в виду коробку конфет "Король-олень", врученную не утром, а мужем пациентки Лаврентьевой несколько минут назад. Позвольте нам ее осмотреть.
– Коробку конфет? – переспросил Плиткин. – Это считается взяткой в особо крупных размерах?
– Артур Михайлович, дайте, пожалуйста, коробку. Разрешите посмотреть ее содержимое.
– Да ее у меня и нет. Я отдал ее девушкам в ординаторскую, они сейчас пьют чай.
– Вы помните, кому конкретно дали конфеты?
– Разумеется. Ведь это произошло совсем недавно. Медсестре Ларисе Шахворостовой.
– Очень хорошо. Вас не затруднит проводить нас в ординаторскую и представить этой Ларисе?
Главный из визитеров держался уверенно-невозмутимо, а на лицах двух его сподручных промелькнуло выражение растерянности. Как будто их столкнули с наезженной колеи, и теперь они не знают, как им вновь выбраться на дорогу.
"Неужели я чем-то подвел девочек? – недоумевал Артур Михайлович. – Да нет, все в порядке, произошла ошибка".
Медсестры уже закончили чаепитие, сейчас просто сидели и трепались. А стол еще убрать не успели. На нем красуются нарезанный кекс, банка с джемом и раскрытая коробка конфет. При появлении Плиткина и милиционеров девушки на некоторое время лишились дара речи. Они с удивлением смотрели на пришельцев и хлопали глазами. Те же негромко поздоровались, главарь подошел к столу и посмотрел на название коробки конфет.
– "Вей, ветерок!" – с непонятным сарказмом произнес он. – Хорошие конфеты. Правда, не такие хорошие, как "Король-олень". Не правда ли, девушки?
На этот риторический вопрос никто не откликнулся. Тогда Артур Михайлович обратился к Шахворостовой:
– Ларисочка, я передавал вам коробку конфет. Там с ней произошло какое-то недоразумение. Товарищи из милиции хотели ее осмотреть.
– Ой, Артур Михайлович, а ее больше нет.
– Где она? – последовал суровый вопрос. – Уж не съели ли вы ее ненароком? Столько сладкого вредно.
– Мы вообще не раскрывали эту коробку. Мы отдали ее Зине Мякотиной. Она должна была идти в гости, хотела купить. А зачем? У нас ведь была коробка, вот мы ей эти конфеты и отдали.
– Куда она поехала?!
Тут уже и Лариса перешла на повышенный тон:
– Нам-то откуда знать?!
– Там что – отравленные конфеты? – спросил Плиткин.
– Да, да, отравленные. Нужно срочно разыскать вашу подругу, иначе быть беде.
Медсестры всполошились. Кто-то вспомнил, будто Зина собиралась к своей школьной приятельнице Марине, однако никто не знал ни фамилии этой девушки, ни где она живет. Оставалось одно – дождаться, пока придет с работы Зинина мать, которой пока дома не было.
Плиткин обратился к милиционерам:
– Теперь я понимаю, что меня хотели отравить. Только неясно, каким образом вы узнали об этом?
– Артур Михайлович, я вас умоляю, все подробности потом, – ответил главный. – У меня голова кругом идет.
Плиткина вызвали к пациенту, и он ушел. Испуганные девушки каждые пять минут звонили Зине домой.
Мякотина-старшая вернулась в начале восьмого. Она знала, что дочь поехала к Маринке Бурмистровой, и дала милиционерам их телефон, по которому главный сразу позвонил. Трубку снял молодой мужчина.
– Зинаида? – удивленно переспросил он. – Да, она у нас.
– Можно ее на минутку?
– Пожалуйста.
Когда она подошла к телефону, главный милиционер сказал:
– Зинаида, здравствуйте. С вами говорит сотрудник УВД капитан Толкачев. Вы только не удивляйтесь. Тут произошла невероятная путаница с коробкой конфет "Король-олень", которую вы взяли в больнице. У нас большая просьба – если вы уже вручили эту коробку хозяевам, пожалуйста, попросите свой презент обратно и не раскрывайте ее.
– Почему не раскрывать?! – удивилась Зина. – Мы эти конфеты уже вовсю едим.
– Как едите?! – вырвалось у капитана.
При этих словах все медсестры схватились за головы – неужели их подруга отравилась и умрет?!
– Зинаида, пожалуйста, до нашего приезда конфеты больше не трогайте.
Милиционеры записали адрес Бурмистровых и ушли. Им стоило больших трудов убедить медсестер в том, что здоровью Зинаиды ничего не угрожает.