Все эти подробности выяснились гораздо позже. Кучемасов рад бы дать задний ход, да оказалось сложно. Трудно было обнаружить и инициаторов этой подхалимской авантюры. Все люди вокруг интеллигентные, воспитанные, никто откровенно не стоял перед ним на задних лапках. Просто каждый говорил маленький кусочек полуправды, в результате чего на свет появилась одна огромная ложь.
Неужели ему могут поставить в вину захват помещения? Вряд ли. Не такое это уж чудовищное нарушение политических приличий. Тогда что же? Городская квартира и загородная дача автоматически предоставляются всем полпредам, тут тоже не к чему придраться.
Второй раз незнакомец позвонил через тридцать минут.
– Виктор Михайлович, в ваших силах сделать так, чтобы это дело снова прекратили, теперь уже окончательно. В конце концов, мертвые не должны мешать живым. Свалите всю вину на Филенкова или, если угодно, на Корсарина. Так или иначе, вам следует вызволить Приходько и обелить Базилевского, который на выборах представляет "партию власти". Это же только в кино люди бывают либо целиком белые, либо черные. В жизни все гораздо сложнее, у каждого есть плюсы и минусы. Взять хотя бы вашего сына Артема.
– Ах вот оно что. Ну-ка, ну-ка, интересно послушать.
– Юноша явно живет не по средствам.
– Почему же? Он работает, трудится. Молодежь вообще хорошо приспособилась к нынешним условиям, многие прилично зарабатывают.
– Это вы можете рассказать в другом месте. У вашего Артема одна из самых дорогих машин в городе.
– Машина не его. Сын взял ее у товарища, ездит по доверенности.
– На машине иностранные номера. Кататься на такой машине по доверенности запрещено. Я много чего еще могу напомнить про вашего старшего отпрыска, только опять же нет возможности разговаривать слишком долго. Поэтому лучшим вариантом будет, если вы все-таки попытаетесь разрулить ситуацию и по возможности спустить дело на тормозах.
Прервав разговор, незнакомец больше не звонил, и вот теперь Виктор Михайлович летел в Красносибирск. Сын его здорово подвел, хотя сделал это невольно, по юношескому недомыслию, за которое даже трудно осуждать. Полпреда самого ловко надули с помещением для резиденции. Что уж говорить про девятнадцатилетнего парня, который попал на работу в туристическую фирму и начал получать большие деньги. Владелец фирмы "Пилигрим" оказался прожженным дельцом, умеющим смотреть на пятнадцать ходов вперед. Помимо оклада младший Кучемасов постоянно получал от него огромные премии – за консультации в турбизнесе, хотя специалистом в этом деле Артем никогда не был. Зато его работодателю понадобилась государственная поддержка для создания туристического центра в одной из заповедных зон. И теперь у всех будут подозрения, что не соответствующая его квалификации зарплата Артема была на самом деле подкупом отца, чтобы тот оказал необходимую поддержку. Ведь Виктор Михайлович действительно помог владельцу "Пилигрима" заполучить лакомый кусок.
В Красносибирске у Кучемасова не было постоянного помещения для приемов. Во время своих кавалерийских наскоков пользовался тем, что предоставляли хозяева. Это могла быть и прокуратура, и краевая администрация, и уютный особняк фонда культуры. Сегодня он предпочел встретиться со следователем в здании законодательного собрания, то бишь краевой Думы.
Встреча была заранее подготовлена помощниками полпреда, Турецкий согласился.
В большой квадратной комнате, обставленной новой офисной мебелью, так называемой переговорной, постоянно никто не работал. Все здесь было вычищено и вымыто до блеска, но из-за отсутствия бумаг, книг, папок комната казалась выставочным экспонатом. Самовар, кофеварка, вазочки с конфетами и печеньем отнюдь не придавали переговорной обжитой вид, а, наоборот, только подчеркивали, что уют этот временный и исчезнет, как только посетители уйдут за порог.
Кучемасов был одет в очень хороший темно-синий костюм, безупречно облегающий его фигуру. Накрахмаленная рубашка и галстук подчеркивали в нем тип неистребимого номенклатурщика, сохранившегося во властных структурах с советских времен. С его лица не сходила приветливая улыбка.
– Я приехал сюда посетить некоторые предприятия, – сообщил он, – и заодно решил встретиться с вами. Генеральная прокуратура пустяками заниматься не станет. А я тут за все в ответе. Нужно быть в курсе дела.
Александр Борисович довольно подробно рассказал о событиях, произошедших с марта, то есть с момента задержания и гибели Фортунова. Владимир Михайлович слушал, время от времени понимающе поддакивая. Однако по мере повествования холеное лицо полпреда все больше мрачнело. Оно даже приобретало синеватый оттенок. Чувствовалось, Кучемасов очень огорчен услышанным.
– Спасибо за рассказ, – поблагодарил он. – Слушая вас, я думал, какие должен сделать выводы. Но получается, вы сделали их без меня.
– Что вы имеете в виду? – поинтересовался Турецкий. Он с предубеждением относился к приглашению полпреда, был уверен, что тот начнет давить на следствие, просить поблажек, и действительно не понял реплики Виктора Михайловича.
– Я имею в виду что если вы все сделали безошибочно, то в выводах не может быть никаких кривотолков. Из ваших слов ясно, кого нужно гнать поганой метлой.
Кучемасову понравилось, как решительно говорил следователь. Чувствовалось, у того нет никаких сомнений в своих выводах, он слишком убежден в своей правоте, после сделанной на совесть работы его позиции прочны, и теперь их вряд ли удастся пошатнуть. В такой ситуации даже заикаться о послаблении для подозреваемых было нелепо. Человеку вроде Турецкого остается только подражать. Или на худой конец – завидовать. Принципиальность самого Кучемасова не всегда выдерживала испытания на прочность. Это обстоятельство и позволило незнакомцу, по сути дела, отправить полпреда в Красносибирск на выручку своих друзей или покровителей. Обрушившееся возмездие за отравление Ширинбекова и Самощенко будет страшным ударом по их мафиозному клану. Поэтому они закопошились, начали бить во все колокола, плакаться в жилетки всем подряд. Теперь и следователям придется выдержать много атак. Чтобы не сломаться под их напором, следует иметь прочный фундамент, без червоточинки, позволяющей расшатать все здание.
– Трудная у вас работа, Александр Борисович, – сказал полпред. – Не только опасная, но и предельно трудная. Представляю, какая армия людей занята сбором компрометирующих материалов на следователей. Скольких обуревает желание лишить вас морального права осуждать других.
– Что есть, то есть, – подтвердил следователь. – В этом смысле нам действительно нужно быть всегда начеку.
– На моей должности тоже приходится отбиваться от наскоков.
– Полагаю, не меньше, чем мне.
– Только вы к этому привычны, – вздохнул Кучемасов. – Я же в подобных ситуациях теряюсь, чувствую себя неуверенно. Тем более при нынешней манере, что называется, сливать компромат в средства массовой информации.
Турецкий почувствовал, что Виктор Михайлович нуждается в совете, и сказал:
– Представляю ваше положение. Мне приходилось наблюдать, как высокопоставленных людей обкладывают, словно волков. Порой такие драмы разыгрываются, что Шекспир отдыхает.
– Вот-вот, – обрадованно подхватил полпред, – именно драмы. Пьесы, в которых интриги конструируются по одной схеме: раскопать какую-нибудь промашку в прошлом, пусть даже незначительную, и пугать ею человека.
– В общем, да, – согласился Турецкий. Он замолчал, понимая, что собеседнику необходимо выговориться. Тот сказал:
– Мне, например, сейчас пытаются инкриминировать большие доходы моего сына. Он работает в туристической фирме, все время получает премии, ходит с ребятами по ресторанам. Многие замечают, иные заносят это в мой пассив, начинают меня шантажировать.
– До боли знакомая картина.
– Прямо не знаю, чем это может закончиться.
– Да ничем не закончится, – успокоил его Турецкий. – Ведь преступления ваш сын не совершал. Ему сколько лет?
– Девятнадцать.
– Насколько подсказывает мой скромный опыт, политикам часто не везет с детьми. Но и их детям, по-моему, тоже не везет с родителями, – улыбнулся следователь. – Попросите его вести более скромный образ жизни, чтобы не повредить вашей репутации. И не нужно бояться анонимщиков.
Виктор Михайлович раскрыл рот от удивления:
– Разве я говорил про анонимщиков?
– Нет. Вы просто сказали, что все эти интриги конструируются по одинаковой схеме.
Глава 13 КЛЮЧ ОТ СЕЙФА
Следователь из Москвы оказалась крепким орешком. На какие только ухищрения не пускался Глазурин, чтобы затащить Светлану в постель. Не получалось. Вроде бы и темперамент у нее есть, и по каким-то проскальзывающим репликам можно догадаться, что к сексу она не равнодушна. А вот не удавалось Леонарду достичь своей заветной цели, из-за чего он чувствовал себя если и не обманутым, то по крайней мере обделенным.
У него имелся единственный способ привлечь внимание Перовой. Заключался он в том, что Леонард говорил, будто постоянно разбирает и систематизирует свой архив, свою фонотеку, постепенно находя все новые записи, которые могут заинтересовать следователей. Чтобы передать кассеты, он встречался со Светланой, это был хороший повод. Однако записи – не бездонная бочка, рано или поздно им должен прийти конец. Леонард и так уже приносил сомнительные материалы для прослушивания. Вряд ли следователям интересно знать, как Аристарх Васильевич ругает директора филармонии за то, что в арендуемых у того помещениях затеяли перепланировку. А более значимых записей уже не осталось. Есть только одна-единственная приманка: ключ от находившегося в комнате отдыха губернатора сейфа.
Когда Глазурин говорил московским следователям, что в комнате отдыха стоит сейф со сложной системой кодов, он лукавил. На самом деле это был простой несгораемый шкафчик с добротным, оригинальным замком, не более того. Что называется, неладно скроен, да крепко сшит. Он запирался тремя толстыми штырями, после чего дверка превращалась в монолит. Кодов не было, имея ключ, его мог открыть любой. А кроме губернатора, ключ имелся и у его помощника.
Строго говоря, у Леонарда был дубликат ключа, и оказался он у Глазурина случайно. Случайным можно считать и его знакомство с зубным техником с редкой, но хорошо всем знакомой со школьных лет фамилией Чацкий. Этот Чацкий одно время был соседом Леонарда по лестничной площадке, а позже куда-то переехал. Однажды зубной техник рассказал ему, что из легкоплавкого металла для зубных коронок проще пареной репы сделать копию какого-либо предмета. Он продемонстрировал это: на глазах у зашедшего к нему в поликлинику Глазурина сделал пятирублевую монету. Сначала оттиск из гипса, получившуюся форму залил расплавленным металлом, отполировал, отшлифовал. Монетка получилась почти как настоящая, разве что немного полегче. Тогда Леонард возьми да попроси, мол, сделай мне копию ключа от сейфа.
О том, чтобы принести оригинал в поликлинику, и речи не было. Даже на работе трудно улучить момент, чтобы ненадолго взять этот ключ в руки. Чацкий научил Глазурина, как нужно сделать оттиск ключа на воске. С этим заданием Леонард хорошо справился. После чего зубной техник через несколько дней вручил ему дубликат.
В работе новый ключ никогда не участвовал, был только на тренировке. Подвернулась Леонарду возможность проверить его качество, чем он и воспользовался. Вставил ключ в скважину, повернул два раза по часовой стрелке, потянув дверцу на себя, убедился, что сейф открыт, после чего мигом запер его, не заглядывая внутрь. С тех пор он до сейфа не дотрагивался.
Глазурин знал, что из всех несгораемых шкафов Аристарх Васильевич предпочитает тот, который в комнате отдыха. Там губернатор мог хранить документы, ни при каких обстоятельствах не предназначенные для чужих глаз. Стало быть, если и существует так называемый секретный план соответствующих структур, он может находиться только в нем, и нигде больше.
– Чтобы провести обыск, нужно иметь разрешение Генеральной прокуратуры и суда, – сказала Перова.
– Но ведь тогда о нем нужно предупредить самого губернатора.
– Разумеется.
Помощник губернатора хмыкнул:
– Не слишком гуманно. Такое известие может доконать больного человека.
– Что же вы, Леонард, предлагаете?
– Залезть к нему в сейф, не афишируя этого.
– Секретарша же будет знать.
– Если ее официально предупредить, чтобы помалкивала, она и не скажет Сокольскому.
Светлана задумалась.
– На мой взгляд, можно было бы даже сделать обыск, – сказал Глазурин. – Разве в этом есть что-то предосудительное? Ведь идет следствие, нужно использовать все возможности для сбора документов.
– Если бы имелась стопроцентная уверенность в том, что этот план действительно хранится в сейфе, тогда можно и вскрыть его. Атак… – Перова развела руками. – В общем, нечего нам заниматься самодеятельностью. Я должна посоветоваться с Александром Борисовичем.
Когда ближе к вечеру Светлана встретилась с Турецким и передала содержание разговора с помощником прокурора, Александр Борисович точно так же неопределенно развел руками:
– Боюсь, этот план сейчас мало что даст, даже если мы обнаружим его в сейфе. Ведь почти известно, кто отравил Ширинбекова и Самощенко, завтра я буду допрашивать Углову. Сомневаюсь, чтобы это был конкретный план с указанием фамилий. Он может представлять для следствия ценность, если удастся выяснить, чьей рукой он написан. Если писал Корсарин, то все это мимо цели.
– А вдруг Плотников знает, кто его писал. Нужно на всякий случай позвонить.
– Правильно, Светочка, сейчас мы это дельце и обтяпаем.
Он разыскал в электронной записной книжке номер телефона, в свое время предусмотрительно взятый у Криницкого. Трубку снял мужчина с таким низким голосом, что, казалось, он может говорить с другим городом, не прибегая к помощи телефона. Его бас рокотал, разрывая барабанные перепонки.
– Владимир Матвеевич, моя фамилия Турецкий, зовут Александр Борисович, я следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры России. В Красносибирске наша комплексная бригада заканчивает следствие по делу об отравлении небезызвестных Ширинбекова и Самощенко. Ваш телефон мне сообщил Ричард Викторович Криницкий, сделал это в высшей степени деликатно, надеюсь, вы на него не будете в обиде.
– Тоже надеюсь, – громыхнуло в ответ.
– Владимир Матвеевич, я хотел бы с вами встретиться, чтобы уточнить одну маленькую деталь. Не слишком существенную, но которая может сыграть определенную роль. И конечно, есть большое желание обойтись без лишней бюрократической части: повестки, пропуска.
– Вы где находитесь?
– В гостинице "Ермак-Хилтон".
– Так я к вам подскочу.
– Чтобы не затруднять, могу и я к вам.
– Жена в командировке. А я не люблю затруднять себя развешиванием одежды по шкафам. У меня все попросту висит на спинках стульев, валяется на диване. Гостей принять неудобно. Так что лучше я к вам.
Сначала донесся его голос. Выйдя из лифта, Плотников спросил у дежурной: "Шестьсот восьмой где?" И хотя дверь номера была закрыта, да вдобавок находится достаточно далеко от лифта, Александр Борисович услышал этот рокот и вышел навстречу гостю.
Плотников – человек богатырского сложения, во внешности царит "совковость": шляпа, очки в роговой оправе, из нагрудного кармана пиджака выглядывают авторучка и расческа, которой он, сняв шляпу, сразу воспользовался, зачесал жидкие волосы.
Еще раз уточнив, что интересует следствие, Александр Борисович спросил:
– Каким образом этот план попал вам в руки?
– Сокольский показал. Вот, говорит, какую цидульку изобрели наши партийные деятели.
– И вы ее прочитали?
– Пробежал глазами.
– Что-нибудь запомнилось?
– Там большой конкретики не было. Общая лабуда: информационная блокада, выдвижение технических кандидатов. Ну, временное устранение Самощенко, был такой пункт.
– Для чего Аристарх Васильевич дал вам посмотреть этот план?
– Я же консультант губернатора, – простодушно ответил Плотников. – Однако в данном случае он показал мне эту цидульку как курьез. По-моему, Аристарх Васильевич скептически смотрел на такую затею. Уж очень она смахивала на пионерские приключения. Прямо Васек Трубачев и его товарищи. Там было предписано следить за всеми передвижениями Самощенко, готовить специальных людей для устранения субъекта.
– Имелось в виду убийство?
– Нет. Временное устранение, то есть отравление и, как следствие, влияние на внешний вид. В негативном смысле. И чем сильнее – тем лучше, вплоть до уродства. Последний пункт предписывал потом как можно чаще показывать его по телевидению. То есть нужно было сделать так, чтобы людям стало неприятно на него смотреть, – пояснил Владимир Матвеевич. – Кто же за такого Квазимодо голосовать станет? Это имелось в виду Турецкий, закурив, перевел дух. От услышанного голова шла кругом. Только наивный человек вроде Плотникова может сравнить подобное злодейство с пионерскими приключениями. На самом деле "неделимцы" ведут себя, словно чикагские гангстеры в тридцатые годы двадцатого века. Хотят устранить соперника любым способом. Для них не существует ни моральных устоев, ни юридических рамок. Они уверены в своей полной безнаказанности.
– Владимир Матвеевич, как выглядел этот план? Я имею в виду, он напечатан на принтере, на машинке, написан от руки?
– Точно помню, от руки. Шариковой ручкой, почерк разборчивый.
– Кто писал, конечно, не знаете?
– Конечно нет. Не интересовался.
– Что потом сделал Сокольский с этим планом?
– Понятия не имею.
– При вас он не скомкал его, не выбросил с презрительным выражением лица в мусорную корзину?
– Нет, с собой унес. Думаю, оставил, положил куда-нибудь на всякий случай.
Поблагодарив Плотникова за помощь, Александр Борисович дал понять, что больше его не задерживает. Тот поднялся с большой неохотой, взявшись за плащ, пробасил:
– Обидно, что мы затронули такую мрачную тему. Я тут захватил бутылочку коньяка. Так вы теперь не захотите выпить со мной. Подумаете, что он отравлен.
– Нет, почему же, – сказал Турецкий. – У меня в номере и рюмки есть.
Глава 14 ТАЙНОЕ СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ
На следующий день Александру Борисовичу снова пришлось выпивать – на этот раз дома у Карпенко. Андрей Андреевич позвонил и извиняющимся тоном сказал:
– Старина, это уже становится неприличным. Ты столько времени в Красносибирске и до сих пор не зашел ко мне в гости.
– Не по своей вине.
– Правильно. Каждый вечер приходилось выезжать на задания. Но сегодня буду свободен, и мы ждем тебя. Жена уже сделала закупки, теперь приковала себя к плите, вовсю готовит.
Турецкий не любил гостиниц, и ему вдвойне приятно было оказаться в уютной домашней обстановке – с коврами, хрусталем в серванте и массой картин на стенах – сын Карпенко, живущий сейчас в Петербурге, был художником. До совершенства уют доводили букет аппетитных запахов и прекрасно сервированный стол. Были даже матерчатые салфетки в старинных серебряных кольцах, что следователю доводилось видеть разве лишь в исторических кинофильмах.