И он ушел в комнату отдыха, где пристроился на маленьком диванчике, стоящем рядом с журнальным столиком.
Андрей некоторое время сидел за широким письменным столом госсекретаря, рассматривая "свежеиспеченные" Указы Президента России, но через некоторое время почувствовал, что сам уже не контролирует себя: глаза у него слипались, голова налилась такой тяжестью, что, казалось, ее уже невозможно удержать на плечах. Навалившаяся усталость и напряжение последней ночи давали о себе знать. Незаметно для самого себя он погрузился в вязкий, тревожный сон.
Собственно говоря, это даже нельзя было назвать сном. Это было скорее забытье, сквозь которое нахлынули кошмарные видения последних суток: горящие троллейбусы в подземном туннеле, дикие вопли распаленной толпы, окровавленные трупы на мостовой, казаки, размахивающие шашками, брокеры, несущие российский флаг, бомжи, вырывающие друг у друга бутылку водки…Сквозь сон Орлов слышал, как какие-то люди входили и выходили из кабинета, с удивлением смотрел на Бурбулиса, показавшегося в дверях комнаты отдыха в одних трусах, а спустя некоторое время уже одетым в строгий костюм.
Сквозь забытье Андрей слышал, как началась трансляция заседания чрезвычайной сессии Верховного Совета России, проходившего тут же, в Белом доме. Откуда-то издалека до его сознания доносились голоса: назидательно-визгливый - Хасбулатова, уверенный и резкий - Ельцина, отрывистый и грубый - Бакатина. Но проснулся Андрей только тогда, когда в динамике послышалось настойчивое требование найти кого-то. Сначала Андрей даже не среагировал на него, но потом до его сознания дошло: кто-то требовал немедленно найти Иваненко.
- Где Иваненко? Почему его нет? - все громче звучал голос, в котором Орлов узнал характерный акцент Хасбулатова. - Где он? Найдите его немедленно!
Видно, кто-то из зала ответил Руслану Имрановичу, что Иваненко, свалившийся от усталости, спит в кабинете Бурбулиса. Это вызвало еще большую волну негодования Председателя Верховного Совета:
- Что-о? Спит?! Нашел время! Разбудить немедленно. Пусть идет сюда и объяснит! Спит! И так все проспали!
Андрей, не зная сути, но понимая, что обсуждение на сессии приобретает серьезный оборот для его шефа, бросился в комнату отдыха и стал теребить Иваненко, который, казалось, уснул мертвецким сном. С минуту он безуспешно тряс его за плечо, прежде чем дождался от него ответной реакции.
- Виктор Валентинович! Виктор Валентинович! Хасбулатов вас спрашивает…
- Да шел бы он!
- Ищут вас! Говорят, надо вам срочно на сессию! - не отступал Орлов.
- Ладно, Андрей, встаю. Иди.
Через несколько минут Иваненко появился в дверях комнаты отдыха, уже побритый и аккуратно причесанный, с посвежевшим лицом. И все же скрыть недовольную гримасу ему еще не удавалось.
Потом события стали развиваться так быстро, что угнаться за ними было просто невозможно. Около двух дня Ельцин сообщил о том, что члены ГКЧП "отправляются в сторону аэропорта Внуково", это было встречено на сессии бурной овацией. Кто-то считал, что гэкачеписты пытаются поспешно скрыться, может быть даже за границу, кто-то уверял, что они отправляются в Крым, чтобы еще раз уговорить Горбачева поддержать их. Сессия единогласно приняла решение о задержании и аресте в аэропорту членов ГКЧП как государственных преступников, но они успели вылететь в Крым. Вслед за ними около пяти часов вечера туда отправились по поручению Ельцина вице-президент Руцкой, председатель Совмина Силаев, Бакатин, Примаков. В те дни мало кто представлял, что на самом деле происходило в высших эшелонах власти. Но главное понимали уже все: переворот провалился, а его организаторов, скорее всего, ждет суровая расплата. А как распорядятся своей победой победители, стало ясно буквально в ближайшие дни.
22 августа 1991 года, день.
Москва. Теплый стан
Олег Кузин провел дома несколько дней, не показываясь на работе и даже не выходя на улицу. После мимолетного разговора с Орловым в коридоре здания КГБ он испытывал сложные чувства. С одной стороны, он злорадно думал о том, что теперь его бывшему начальнику, к которому он испытывал едва скрываемое чувство зависти, а поэтому и ненависти, может явно не поздоровиться. Было вполне очевидно, что с введением чрезвычайного положения всем российским структурам, которые посмеют противостоять ГКЧП, придется не сладко, а уж КГБ РСФСР и подавно. С другой стороны, Кузин отдавал себе отчет в том, что победа гэкачепистов будет означать для него самого крушение надежд на новую жизнь, которая открывала блестящие возможности для предприимчивых людей, к категории которых он не без основания себя относил.
Сидя дома, Олег пытался найти себе какое-нибудь занятие - то брался читать детектив, то включал свою стереосистему и слушал джазовую музыку, то листал западногерманские журналы "Штерн", пару десятков которых ему по случаю удалось раздобыть на работе. По телевизору сначала шла очень скупая информация, из которой Кузин даже не мог понять, на какую сторону перевешивается чаша весов в противостоянии российских властей и ГКЧП. Потом стало понятным, что у гэкачепистов что-то не ладиться, а когда после гибели трех молодых людей они стали выводить войска из Москвы, Олег понял: победил Ельцин!
Он стал обзванивать своих сослуживцев и друзей, но почти никого не смог застать дома - кто уже несколько дней не приходил домой со службы, находясь на казарменном положении, кто был в отпуске, кто, возможно, просто не брал трубку. Только Игорь, давний приятель Кузина, как ни в чем не бывало прокричал в трубку:
- Привет, Олег! Все болеешь?
- Да нет, я просто…
- Ладно, ладно! Это, может быть, к лучшему. Сейчас знаешь как…
- Что? - спросил Кузин, рассчитывая узнать хоть что-нибудь внятное.
- Кузя, это не телефонный разговор, понял?
- Ну а что мне…
- А чего тебе? Болеешь? Ну и сиди дома! Там будет видно, что делать. Ну пока! Бывай! - И, не дождавшись ответа, Игорь повесил трубку.
- Олежка, с кем ты говорил? - На него с тревогою смотрела жена. - Тебя вызывают на работу?
- Едрён батон! Сколько раз я тебе говорю: не суйся не в свое дело! - как всегда грубо ответил Кузин Надежде. Но увидев блеснувшие в глазах жены слезы, нехотя встал, подошел к ней, обнял за плечи.
- Извини, Надюха, нервы не к черту! Сорвалось.
- Ничего, я привыкла, - тихо ответила жена, легко отстраняя руку Олега и высвобождаясь из его объятий. - Пойду разогрею обед. Ты… не уходишь?
- Снова за свое? - опять повысил голос Олег, но, спохватившись, уже спокойнее продолжил: - Поем и пойду прошвырнусь.
В холле раздался звонок.
"Не дай бог, вызывают на работу!" - мелькнуло в голове у Кузина.
Жена, с тревогой посмотрев на мужа, направилась в холл.
- Куда? - буквально взвизгнул Кузин. - Остановись, дура! Это же не тебя!
Он подскочил к телефону, но не поднял трубку, а выжидающе остановился, с ненавистью глядя на аппарат. Некоторое время звонки продолжали звучать, но потом резко прекратились. В квартире повисла тягостная тишина.
"Кто бы это мог быть? - задавался вопросом Кузин. Осознавая опасность обстановки, Олег очень боялся, что его вызовут на работу и он окажется втянутым в какие-то дела, которые доставят ему массу неприятностей. - В это время лучше отлежаться на дне", - только успел подумать он, как снова зазвонил телефон.
"Посчитаю до десяти сигналов. Если будут звонить дольше - подниму трубку, если нет - то не очень, видно, и нужно", - загадал Кузин.
Телефон звонил. "Один, два, три… - считал про себя Олег. - Кому это приспичило вдруг?"
Звонки тем не менее продолжались. "…семь, восемь, девять…"
Когда раздался одиннадцатый звонок, Кузин поднял трубку.
- Алло!
На том конце провода послышались какие-то щелчки, потом небольшое замешательство. Наверное, человек, звонивший по телефону, уже не ожидал застать Олега дома и даже не сразу среагировал на ответ.
- Алло! - с раздражением проговорил Кузин. - Говорите!
- Олег Юрьевич! - наконец раздался голос.
"Опять они!" - холодея, Кузин узнал голос Анатолия Алексеевича, которого уже несколько раз в этом году снабжал служебной информацией. Прошло около месяца, как Олег встречался с ним последний раз в Измайловском парке, где дрожащими руками передал вложенные в газету листы с выписками из секретных документов. Понимая уже, что влип в очень опасную историю, Кузин теперь не знал, как освободиться от возникшей зависимости. Несколько раз ему приходила в голову мысль все рассказать своему начальнику отдела, но каждый раз он отгонял ее от себя. "Посадят! Как пить дать посадят!" - со страхом думал он.
Иногда Кузину в голову приходила шальная мысль напроситься на прием к руководству шавка, чтобы рассказать о том, как он, на свой страх и риск, вступил в контакт с преступниками или, быть может, даже шпионами. Что он все заранее спланировал, как учили в Высшей школе, и теперь готов принять участие в оперативной игре, в ходе которой будет раскрыта целая шпионская сеть. Но и тут сомнения обуревали его: "Не поверят! Точно не поверят!" Он искал выхода из капкана, в который загнал себя сам, и не находил. И вот теперь очередной "их" звонок.
- Олег Юрьевич! Говорят, вы приболели? Что с вами? Что-нибудь серьезное? - От этих вопросов, в которых Кузину чувствовалась явная издевка, его даже перекосило. Но он сдержался и как мог спокойнее ответил:
- Здравствуйте Анатолий Алексеевич! Да ничего! Так, простуда!
- Может лекарства какие нужны?
- Нет, спасибо! У меня все есть!
- Ну вы, я надеюсь, не лежачий больной? - Кузин снова уловил в голосе собеседника иронию.
- Э… Как сказать… Температура есть… Кроме того…
Но звонивший не дал Олегу договорить:
- Олег Юрьевич, я жду вас на старом месте ровно через полтора часа. Договорились? - Теперь голос на том конце провода был жестким и не терпящим возражений.
- Анатолий Але…
- До встречи!
В трубке раздались короткие гудки.
"Ну вот! Опять! Они меня взяли на крючок, и теперь мне от них не оторваться!" - с тоской подумал Кузин.
- Олежка, что, вызывают на работу? - сочувственно спросила жена.
Понимая всю безвыходность своего положения, Кузин даже не нашел сил что-либо ответить жене. У него даже не нашлось привычных грубых слов, которые он бросал ей всякий раз, когда ему казалось, что она вмешивается в его дела. Он только с тоской посмотрел на жену, потом перевел взгляд на часы. Времени было в обрез, чтобы добраться до Измайлова.
"Странно, что за спешка такая! "Жду через полтора часа!" Прям горит у них там все!" - с раздражением подумал Кузин. - "А может, правда горит?" - И стал собираться.
22 августа 1991 года, день.
Москва. Северное Измайлово
- Олег Юрьевич, это наш очень хороший друг, можно сказать, компаньон нашей фирмы! - представил Кузину молодого человека, по возрасту его ровесника.
Улыбаясь, тот протянул руку Олегу:
- Зовите меня Борисом.
- Кузин, - без особого энтузиазма проговорил Олег.
Анатолий Алексеевич, видя кислое лицо Олега, проговорил:
- Ну что же вы, Олег Юрьевич! Не надо расстраиваться! У нас впереди - блестящие перспективы! Борис наш очень хороший друг и надежный товарищ. Вы можете быть с ним откровенны так же, как со мной. А я… - начал он фразу, затем посмотрел на Бориса и, когда тот кивнул, продолжил: - Я вас оставлю. Думаю, вы сами договоритесь обо всем!
- Но Анатолий Алексеевич, я еще не поправился… - попытался возразить Кузин. Однако Анатолий Алексеевич, пожав обоим руки, быстрым шагом направился к машине, стоящей около ряда гаражей, притулившихся у бетонного забора, за которым начинался Измайловский лес.
- Олег… Вы разрешите - я буду называть вас Олегом. Так проще. Мы же, наверное, почти одногодки? Ты какого года? - взял в свои руки инициативу Борис.
- Пятьдесят второго, - нехотя ответил Кузин и посмотрел на собеседника. Он не любил панибратства и не очень легко переходил на "ты" с незнакомыми людьми. Тот был высокого роста, гораздо выше Олега. Беглого взгляда хватало для того, чтобы заметить его атлетическое телосложение - широкие плечи, мускулистые руки, прямую спину. Вместе с тем густые, но короткие, торчащие в стороны волосы, выступающий вперед нос с вогнутой спинкой придавали ему поразительное сходство с ежом. Кузин отметил это довольно быстро и он сразу про себя назвал этого человека "ежом".
- А я пятьдесят четвертого! - в свою очередь ответил Борис и добавил: - На два года моложе! Но ты, Олег, на два года мудрее! Ну ладно, давай о деле!
- О ка-каком… деле? - Кузин снова почувствовал, как комок страха подкатывает горлу, отчего сразу пересохло во рту и ноги стали как будто из ваты.
- Слушай, ты соображаешь вообще, что происходит?
- Что?
Еж криво усмехнулся. Потом в упор посмотрел на Олега и четко произнес:
- Кончат вас теперь, чекистов-то!
- Как "кончат"?
- Ну как кончат? Демократия победила! Все гекачеписты сам знаешь, где теперь! Кто на нарах, кто… - он сделал рукой движение вверх, - кто уже того… на том свете. Всех, кто им помогал, тоже арестуют. А кто - главная опора ГКЧП? КГБ! Это известно всем! Так что, Олег, судьба ваша незавидна!
- А при чем тут я? - воскликнул Кузин. - Я-то при чем? Я вообще ни в чем не участвовал! Я на бюллетене! Я болен! У меня температура высокая!
- Да теперь ты знаешь куда можешь запихнуть свой бюллетень? Знаешь?
Кузин смотрел на Бориса расширенными от страха глазами, еще до конца не понимая смысла того, что говорит этот парень, похожий на здоровенного ежа.
- Да я уже давно хотел уволиться из…
- Хотел! Ну и что ж, что хотел! Ведь не уволился же! Все, кто хотел, уволились! Калугин, например!
- Да Калугина уволили, а не он сам!
- Ну, не важно! Главное не в этом! Теперь будет принят закон о люстрации и…
- Что - "и"?
- И всех чекистов погонят. Кого не посадят в тюрьму, тех прогонят отовсюду. Вы будете зарабатывать на жизнь мусорщиками, уборщиками всякими… Дерьмо возить будете! Понятно?
Кузин живо представил себе, как он едет на повозке, управляя лошадью, и везет бочку с нечистотами, а все прохожие, зажимая носы, плюют в него и выкрикивают что-то презрительно-унизительное. То ли эта картина навеивалась какими-то детскими впечатлениями, то ли ее рисовала игра его воображения. Может быть, впервые он воочию почувствовал, что опасность подкралась к нему так близко. "Дурак! Дурак! Почему я не уволился раньше! Действительно, теперь после провала ГКЧП в первую очередь расправятся с чекистами! Что же делать? Что же делать?"
Еж, будто прочитав мысли Кузина, сказал:
- Что теперь делать? Вот для этого мы и встретились. Кстати, Олег, ты хорошо знаешь расположение комнат в зданиях КГБ?
- Где?
- Ну, в старом и новом зданиях КГБ.
Кузин с удивлением посмотрел на Бориса:
- А зачем… зачем тебе это?
- Нет, ты скажи, ты знаешь?
- Нет, конечно, всех я не знаю, но… В общем, я знаю, в основном, где какое подразделение находится… А зачем?
- Зачем? А ты помнишь, как все было в ГДР? Помнишь, как толпа ворвалась в дом "штази"? Какой они погром там учинили!
- Помню, - ответил Кузин, еще не понимая, куда клонит Еж.
- Так вот, по некоторым данным, сегодня вечером будет штурм зданий КГБ. Сам понимаешь, люди возмущены… Столько жертв из-за этих…
- По каким "некоторым данным"? - Кузин испытующе посмотрел на Бориса.
- Для тебя это не важно. Главное - говорю тебе: сегодня будет штурм. Ты должен быть там и помочь нам…
- Кому - "вам"?
Неожиданно лицо Бориса исказилось злобой и приобрело какое-то ожесточенное выражение, как будто он увидел перед собой врага, которого следует немедленно раздавить, уничтожить, истребить. Теперь он совсем не походил на ежа. Его фигура, черты лица и агрессивный вид придавали Борису сходство с доисторическим ящером, настигшим свою жертву. Кузин даже невольно отшатнулся от него.
- Еще раз говорю тебе, - продолжил, едва сдерживая свое негодование, Борис. - Тебе не важно знать, кому - "нам". Если ты хочешь жить и сохраниться во всей этой кутерьме… Если ты хочешь получать нормальные "бабки", а не чистить парашу, то ты должен нам помочь. Если не хочешь - разговор окончен. У меня мало времени.
- Что я должен сделать? - тихо, почти шепотом, спросил Олег.
- Вот это другое дело! - похвалил его человек, к которому снова возвращалось сходство с ежом. - Давай лучше говорить о деле. Здесь… - Он посмотрел на прогуливающуюся рядом женщину с коляской. - Здесь не удобно. Давай пойдем вон туда. - Он показал на скамейку, стоящую между двумя деревьями.
Двое сидящих на скамейке молодых мужчин, наверное, производили на окружающих, которых, собственного говоря, было не так то уж и много, впечатление друзей, что-то оживленно обсуждающих между собой. Здесь, на самом краю Измайловского леса, который отделяла от городской застройки широкая асфальтовая дорожка, проложенная в сторону окружного шоссе, было одно из самых любимых мест жителей окрестных домов. Мамы с колясками, стайки мальчишек, обнимающиеся парочки, пенсионеры за деревянными столиками, "забивающие козла" или играющие в шахматы - вот типичная публика этого уголка Измайлово. Алкаши и прочий сброд забредали сюда гораздо реже, поскольку место было на отшибе и удалено от питейных точек.
Борис достал из внутреннего кармана куртки сложенные вчетверо листочки, на которых угадывались очертания плана какого-то здания.
- Это - поэтажный план вашей "конторы", всех трех зданий на Лубянке. Крестиками… Видишь? - отмечены помещения, которые нас интересуют. Посмотри! - Он протянул листки Кузину. Тот нехотя, будто опасаясь, что они отравлены, взял их в руки.
План представлял собой не очень качественную ксерокопию с какими-то мелкими надписями, буквы которых сливались в непонятный прямолинейный узор. На каждом листке плана, а их тут было не менее двадцати, имелось множество отметок, сделанных красной шариковой ручкой.
- Твоя задача, когда народ ворвется в здание, попасть вот в эти помещения, - Борис провел пальцем по пестроте красных крестиков на одном из планов, - и помочь нашим людям вытащить оттуда все документы, а потом…
- Да вы что! Там все документы в сейфах! Кто же держит их открыто?!
- Олег, это не твоя забота. Твое дело - дождаться наших людей и, если будет нужно, помочь им! Запомни: пятый этаж твой!
- Вы не понимаете…
- На "ты"! Мы же договорились, что перешли на "ты"!
Кузин хмуро посмотрел на Ежа.
- Ты вообще в своем уме? Это же здание КГБ! Режимная зона! Там - охрана! Если кто-то попытается захватить, они будут стрелять!
- Но вот тут уж ты не прав! Никто стрелять в народ не будет! Ты что, не понял еще этого? Они уже наложили в штаны со страху! А когда сто тысяч человек соберутся на площади и начнут громить их гадюшник…
- А… это действительно может… - Кузин недоверчиво посмотрел на Бориса.