Защитник, назначенный итальянским судом, пытался высокопарными словами изложить малоубедительные мотивы преступления: "Агджа действовал один, как человек унаследовавший в полной мере неосуществленную месть предыдущих поколений. Он принадлежит к племени тех фанатиков-террористов, которые убили Линкольна, Ганди, Кеннеди, Лютера-Кинга. Убийца-одиночка Агджа возжелал своим преступным актом возвыситься до уровня тех, кто составляют величие нашего общества и олицетворяют собой надежду мира". Послушать адвоката, так Агджа стрелял в папу исключительно ради того, чтобы заставить заговорить о себе. Суд с этой версией согласился, закрыв глаза на те показания Агджи, которые он дал в ходе расследования: сразу после покушения турецкий неофашист признал, что за его спиной стоит преступная организация, действующая в международных масштабах. "Они хотят убить и других людей", - сказал он в ходе допросов, категорически отказавшись, однако, уточнить, о ком именно идет речь.
Не пожелал суд заметить и знаменательный момент в поведении преступника. В первый же час судебного разбирательства Агджа произнес фразу, смысл которой лишь много позже расшифровали специалисты. Безо всякой связи с вопросами судьи Агджа вдруг заявил: "Если итальянское правительство будет хранить молчание, через пять месяцев я начну голодовку". Фактически эти слова, содержащие в себе закодированное сообщение, были единственной, ценной информацией Агджи в ходе процесса. Своим хозяевам на воле турок адресовал послание, которое в действительности означало следующее: "Потрудитесь вытащить меня на свободу не позже пяти месяцев, в противном случае я нарушу молчание и заговорю." Прокурор произнес в суде пустую, помпезную речь, служебный адвокат не сказал почти ничего, а обвиняемый практически вообще отказался говорить. Через три дня зачитали приговор. Он не был обжалован и вступил в законную силу. Наказание - пожизненное заключение - самое тяжелое по итальянским законам. Но строгость приговора не принесла успокоения, потому что причины покушения остались скрытыми.
Перед судом стояли два вопроса: каковы были побуждения Мехмеда Али Агджи и действовал ли он сам или существовал против папы заговор. Эти вопросы рассматривались поверхностно. Вину за это несет главным образом прокурор Николо Амато, от которого ждали, что он прольет свет на это преступление. Но вместо этого он окутал его густым риторическим туманом.
По первому пункту - побуждения - была отвергнута гипотеза о преступлении с корыстной целью. Идейные побуждения террориста также не были выяснены сколько-нибудь серьезно. Его взгляды в том свете, в каком они были представлены, граничили с патологией. Амато назвал обвиняемого параноиком. Суд с этим согласился. Не подвергая критике умышленно бессвязные заявления Агджи до процесса, судьи квалифицировали его как религиозного фанатика с непостоянными представлениями. Это - непростительное заблуждение, ибо оно противоречит важному следственному документу - заключению экспертизы, проведенной присутствовавшим на допросах Агджи д-р Джанкарло Купери. Он отметил, что турок "прозорлив и осторожен, внимательно формулирует ответы и умно реагирует всякий раз, когда вопросы > касаются деликатных вещей". Медицинский эксперт римской полиции пришел к заключению, что террорист обладает "живым умом, большим самообладанием и психической зрелостью".
В противоречии с материалами следствия прошло и судебное расследование по второму вопросу - о возможных соучастниках. Прокурор Амато заявил, что дело касается "изолированного нападения. террориста, пришедшего ниоткуда", который "сам задумал и исполнил этот постыдный акт". Служебному адвокату было нечего к этому добавить. Суд согласился с тем, что Агджа - "убийца-одиночка" и что "доказательства о существовании заговора отсутствуют".
Между тем произошли некоторые, вызывающие подозрение события. Был, например, переделан приказ об аресте Агджи, в первоначальном тексте которого говорилось о преступлении, совершенном "в соучастии с другими, пока неизвестными лицами". Был бесцеремонно отстранен от следствия судья-следователь Лучано Инфелизи, говоривший о неудобных вещах. После первых допросов и проверок он заявил: "Мы располагаем документами, показывающими, что Мехмед Али Агджа был не один" (газета "Стампа", 15.5.1981). На самом судебном процессе даже не постарались узнать происхождение фальшивого паспорта, оружия, денег, которыми располагал Агджа. Не зашла на нем речь ни о записках, найденных в пансионе "Иса", ни о долгом телефонном разговоре Агджи с Ганновером накануне покушения, ни о сообщениях очевидцев о том, что на площади было замечено несколько подозрительных лиц. Были оставлены без внимания и преступные связи турка с "серыми волками" в его собственной стране.
Наконец, существует документ, из которого видно, что судьи сами не верили себе и знали намного больше того, что было сказано на процессе. При наличии стольких неясностей суду следовало потребовать дополнительные сведения по некоторым основным пунктам. Это было сделано без шума только через два месяца после вступления приговора в силу. Имеются в виду письменные мотивы приговора, составленные председателем состава суда Северино Сантиапики. Это документ объемом в 51 страницу, внесенный в канцелярию суда 24 сентября 1981 г. Как позднее стало известно, в нем также говорится, что Агджа является человеком "дисциплинированным, обладающим чувством профессиональной ответственности, которым, словно пешкой, орудовали скрытые умы". Манипулирование процессом налицо. И напрасно было бы искать в анналах судопроизводства более кричащее противоречие между мотивами и приговором.
Кто был заинтересован в сокрытии истины? Да те, кто впоследствии сочинил "болгарский след", повторяя на все лады, что за покушением стоят государства Восточной Европы.
Первая реакция из-за океана была продиктована страхом перед скандалом. Наиболее показательной, пожалуй, является быстрота этой реакции. Сигнал о сворачивании следствия был дан на следующий день после покушения, 14 мая. На следующее утро газета "Нью-Йорк тайме" опубликовала корреспонденцию из Рима, в которой говорилось: "По сведениям, полученным из правительственного источника, полиция убеждена в том, что г-н Агджа действовал один." Американскую версию поддержал Альфредо Лазарини - начальник итальянской полиции по борьбе с терроризмом (ДИГОС), которая обычно ведет длительные расследования, прежде чем выступить с заявлением. Только Ватикан хранил в этом дружном хоре молчание. А когда 21 июля начался процесс, орган святого престола газета "Оссерваторе романо" заметила: "Все это звучит как-то неубедительно". Да и как объяснить то, что не успело еще заглохнуть эхо выстрелов на площади Св. Петра и папа все еще находился на грани между жизнью и смертью, а истину уже решили похоронить? Ясно, что для некоторых лиц официальных западных учреждений подобный подход не был. неожиданностью. Они знали о чем-то "политически нетерпимом" для Запада и это "что-то" ни в коем случае нельзя было открывать миру.
После 13 мая 1981 г. Агджу допрашивают 12 часов подряд, а затем и в течение целых недель. Он отказывается назвать сообщников, утверждает, что действовал один. Он пока не знает, что лишь чудо или провидение спасло ему жизнь в первые минуты после покушения.
На фотографиях, сделанных туристами на плошади Св. Петра сразу после выстрелов в Иоанна Павла II, виден убегавший со всех ног шатен в черной кожаной куртке с пистолетом в руке. В момент стрельбы в папу второй террорист находился далеко от него, позади Агджи, но видимо не имел возможности в начавшейся свалке прицелиться в своего партнера. Высшие чины итальянской полиции в беседах с журналистами высказывали убеждение, что по логике вещей Агджа должен был погибнуть в первые минуты после убийства от рук сообщников. С вечера 13 мая 1981 г. признак смерти прочно устроился за спиной Агджи. Вокруг полицейского управления Рима, где содержался преступник в период следствия и суда, была выставлена усиленная охрана. Под контролем - крыша здания, соседние улицы и переулки. Рядом с террористом неотлучно находились несколько полицейских. Существовали опасения - они не исчезли и по сей день - что нежелательный свидетель будет в конце концов уничтожен теми, кто опасается разоблачения. Угрозы и даже попытки покушения на заключенного Агджу продолжались, о чем турок не перестает заявлять тем, кто желает его слушать.
После римского суда лета 1981 г. Турция, где Агджа уже давно приговорен заочно к смертной казни, требует выдачи убийцы. Но Агджу не выдали. Итальянский суд постановил, что первый год заключения террорист проведет в одиночной камере в условиях строгой изоляции. Первые недели Агджу действительно никто не посещал, и он имел возможность размышлять, вспоминать события своей жизни и гадать о том, как сложится его дальнейшая судьба. Он мог считать себя знаменитостью хотя бы потому, что его фамилию узнали и запомнили не только турки, но и все жители планеты, которые хоть иногда слушают радио и читают газеты.
Передышка была, правда, короткой. В сентябре 1981 г. римский суд, вынесший приговор, направляет в высшие правительственные сферы, в канцелярию президента республики Сандро Пертини доклад с доказательствами того, что Агджа действовал на площади Святого Петра не один. Судебное расследование возобновляется. Раздаются требования "пролить свет на подрывную террористическую операцию, осуществленную на международном уровне", Кем? Ответ услужливо подсказывала западная пресса с первых же часов после ранения папы: "Рукой Москвы, направляющей международный терроризм".
Данный тезис для нужд империалистической идеологической войны против социалистических стран требовал углубленной разработки. Демагогические намеки Агджи требовали более конкретного адреса. Западным журналистам уже приелись "сенсационные заявления" Агджи, которыми их снабжали в первые дни в изобилии римские следователи. Агджа, как оказалось, был неплохим демагогом: "Я международный террорист. Я не делаю различий между фашистами и коммунистами. С моей точки зрения, международного террориста не должны заботить политические ярлыки. Он должен доверять своему оружию, и этого вполне достаточно". Агджа выдавал себя за религиозного фанатика, который хотел убить главу католичества. Он отрицал принадлежность к любой террористической организации, хотя и был с детства воспитан турецкими неофашистами.
Он неплохо держится, морочит следователям голову, предлагая им одну за другой фальшивые и противоречивые версии. От него добиться правды невозможно. Он хорошо подготовлен физически и психологически. Нервная система устойчива, он хорошо владеет собой, не устает, ему достаточно вздремнуть немного на стуле, как силы возвращаются к нему. Психиатры после долгих, 40-дневных обследований сообщили, что преступник полностью вменяем. Альфредо Лазарини, глава римской антитеррористической бригады, говорил об Агдже, как о крупном террористе, прошедшем основательную и всестороннюю подготовку.
Характеризуя линию поведения Агджи с итальянскими следствием и судом, важно отметить главное - стремление преступника ценой всевозможных ловких ухищрений оставаться в центре внимания мировой прессы и продолжать тянуть время, настаивая на своей клевете против Антонова. Сделка Агджи с итальянским правосудием зиждется лишь на одном требовании - обвинении болгар. А попутно он волен был плести любую ересь, выдавать по очереди на растерзание следователей своих действительных и мнимых соучастников, клеветать, до бесконечности менять свои показания, юродствовать, лгать.
Агджа "обучен стрелять, а также и лгать" - к такому выводу пришел один из самых популярных в Италии телекомментаторов Энцо Биаджи, один из трех итальянских журналистов, взявших в течение первых двух месяцев 1985 г. интервью у турецкого террориста Али Агджи в римской тюрьме "Реббибия". Сопоставление трех опубликованных записей бесед с Агджой выявляет многочисленные противоречия, дает иллюстрацию техники наглой лжи Али Агджи. На страницах миланской газеты "Коррьере делла сера" Агджа утверждает, что он поддерживает связи с "серыми волками" после поступления в Анкарский университет. В то же время он подтверждает, что был знаком с Оралом Челиком еще в Малатии - родном месте обоих. А хорошо известно, что в то время Челик руководил "серыми волками" в этом турецком городе. В интервью "Оджи" Агджа заявляет: "Я никогда не компрометировал себя никакой террористической и преступной деятельностью, кроме моего участия в демонстрациях или в чем-то подобном". Но тут же он сам опровергает свои слова: "Я совершил исключительно серьезные ошибки, даже преступления. Да, у меня очень тяжелое прошлое". А лишь месяц спустя в интервью телевизионному журналисту Энцо Биаджи он нагло подчеркивает: "Я Мехмед Агджа, турок. Я террорист и всегда считал себя таковым". "Мне никогда не платили", - заявляет Агджа в "Коррьере делла сера". "Я ничего не делал за деньги", - добавляет он в "Оджи". Но корреспондент "Коррьере делла сера" цитирует неопубликованные выдержки из протоколов допросов террориста, проведенных судьей-следователем Мартеллой. А в них признается, что "все мы ("серые волки". - Ред.) были авантюристами и наемниками, готовыми за деньги совершить любую акцию".
Противоречивы также заявления террориста о числе выстрелов в папу римского. В интервью, данном "Коррьере делла сера", Агджа утверждает: "Но я лишь ранил его, так как мне удалось выстрелить только два раза". А в протоколах допросов, цитируемых той же газетой, террорист говорит: "Я не уверен, выстрелил ли я лишь два раза в папу. Может быть, выстрелов было три". Агджа также дает два ответа в связи с риском его освобождения. "Мне ничего не угрожает ни сейчас, ни после освобождения", - с убежденностью твердил убийца перед журналистом. А во время одного из допросов, цитируемых "Коррьере делла сера", он заявляет: "Я опасаюсь не только за свою безопасность после возможного освобождения в результате помилования президентом республики, но и за то, что мне не поверят". Комментируя характеристику, данную Агдже Энцо Биаджи, болгарский еженедельник "Поглед" подчеркивал, что этому итальянскому журналисту было достаточно беседы с Али Агджой в течение двух часов, чтобы прийти к заключению, к которому не пришла итальянская юстиция в течение многих лет.
Три года, как известно, продолжалось судебное следствие, в котором Агдже была доверена роль главного действующего лица. Тысячадвухсотстраничное обвинительное заключение судьи-следователя Иларио Мартеллы уже было готово, когда Агджа решил напомнить о вознаграждении, обещанном ему за "сотрудничество", т. е. за нужные показания. Он публично попросил о помиловании "из гуманных соображений". Итальянский католический еженедельник "Сабато" опубликовал отрывки из интервью, которое профессиональный убийца дал 12 декабря 1984 г. в своей камере в тюрьме "Реббибия" представителю этого журнала. "Я сотрудничал с итальянским правосудием, не ставя им предварительных условий, не прося ни о чем", - заявлял Агджа, известный тем, что говорит только "чистую правду". - "Ничего не просил я и у папы Иоанна Павла II во время нашей встречи. Сейчас я хочу, чтобы итальянское государство помиловало меня из гуманных соображений", - продолжал человек, считающий, что столь нужной кое для кого клеветой на невиновных людей он заслужил прощение за свое участие в покушении. Итальянский еженедельник напомнил, что президент Итальянской Республики может воспользоваться своим правом на помилование согласно статье 87 конституции страны, если пострадавшее лицо (в данном случае папа Иоанн Павел II) простило покушавшегося на его жизнь человека, а папа это сделал 27 декабря 1983 г., лично посетив заключенного в камере. "Я сотрудничал с правосудием, не ставя предварительных условий." Ну что ж, на этот раз можно ему поверить - условия, наверное, поставил кто-то другой, а сейчас Агджа напомнил ему, что пора бы их выполнить.
После продолжительного и тенденциозного предварительного следствия по делу о соучастии в покушении на папу Иоанна Павла II, в результате которого было выдвинуто необоснованное обвинение против болгарских граждан, предстояло рассмотрение дела в Римском кассационном суде. Процедура перед итальянским судом присяжных имеет свои особенности, на которых стоит остановиться подробнее. Состав суда, приступавшего в конце мая 1985 г. ко второму рассмотрению дела о покушении на папу, аналогичен тому, что в течение всего нескольких десятков часов заседал по этому же делу ровно 4 года назад.
Что касается сроков, то судебное рассмотрение дела до момента вынесения приговора первой инстанцией должно закончиться в рамках полутора лет. Такой же срок предусматривается и для рассмотрения дела апелляционным судом присяжных в случае, если будет вынесен обвинительный приговор и он будет обжалован.
Высшей и последней судебной инстанцией является Верховный кассационный суд, производство в котором тоже продолжается полтора года. То есть при такой процедуре любой процесс может затянуться на 4–5 лет.
Судебная процедура в итальянском суде тянется очень долго. В суде первой инстанции председатель суда, его заместитель и шесть присяжных заседателей образуют судебную коллегию, которая обсуждает и решает все вопросы, возникшие при рассмотрении дела и выносит приговор большинством голосов. При равном количестве голосов (4 голоса "за" и 4 "против") принимается решение, наиболее благоприятное для подсудимого. Итальянский уголовно-процессуальный кодекс в принципе предусматривает публичное рассмотрение дел, но в интересах государственной безопасности, общественного порядка, морали и т. д. допускаются и исключения.
Судебное следствие начинается после конституирования сторон и оглашения обвинения. Подсудимому могут помогать не больше двух защитников.
Председатель состава суда руководит судебным заседанием, дает указание зачитывать документы, обращается с предупреждением к сторонам, приглашает произнести клятву, проводит допрос и исследование документов, руководит дебатами сторон и делает им замечания в случае необходимости.
Допрос подсудимого обязателен, и начинается он с установления его личности. Председатель суда излагает в ясной понятной форме приписываемое ему преступление и связанные с ним обстоятельства и предлагает ему привести доказательства своей невиновности или доказательства, облегчающие вину. В ходе судебного заседания подсудимый имеет право давать объяснения и советоваться со своим защитником.
Допрос свидетелей проводится в порядке, определенном председателем суда, при этом преимущество получает пострадавший от преступления.