- Какого же черта ввязался в драку? Ведь ваш президент еще раздумывает?..
- Вот я и решил помочь президенту! Добровольно записался в английский корпус.
- А что же тебе это даст?
- Да ничего особенного! Немного долларов, много трещин на коже и сознание, что я хоть слегка
приличный парень, потому что не люблю Гитлера.
- Ну, и как ты воюешь?
- Я тебе скажу: моя английская "матильда" слаба оказалась перед их броней. Сильны, черти! А во мне
теперь пороха больше, чем в немецком снаряде. Так что я взрывоопасный! - и Джо захохотал.
- Ладно, я возле тебя курить не буду, - пообещал Ян. - Ты вот что скажи: ко мне тут никто не
приходил, пока я изучал тот свет?
- Приходили. Военные из штаба и какой-то в феске. По-моему, заместитель фараона. Он тебе газету
оставил, фрукты. Фрукты мы с сестрой пустили в ход. Чтобы не испортились. А газета там, в тумбочке. Хотя
газеты тоже портятся…
У Яна не было сил заниматься газетой. Он добрался до нее лишь через день. Это было каирское издание
на английском языке. В нем нашел снимок лежащего на тротуаре мужчины. Не без труда узнал капитана
Губаньского. В спине поляка торчало узкое лезвие клинка. Текст под фотографией сообщал, что неизвестными
лицами убит польский офицер. Полиция считает, что убийство - результат сведения счетов между
враждующими группировками иностранцев, которых так много нынче в египетской столице…
Ян долго рассматривал мутноватый снимок. Конечно, Ян сам во всем виноват. Нельзя было отпускать
Губаньского. Мягкотелость на войне нередко оплачивается лишней кровью. Фарук умышленно принес Яну
газету. Так сказать, в назидание. Пока что Ян только побродил по темным коридорам между жизнью и смертью.
Могло кончиться хуже. Ну что же, теперь главная задача - быстрее выздоравливать. Ян испытал чувство
глубокой признательности Фреду. Что бы он, Ян, делал тут без Фарука?
То, что Яна привезли в курортную зону неподалеку от Александрии, являлось обстоятельством
приятным. Вместе с тем это затрудняло связь с Фаруком.
Впрочем, Ян был еще так слаб, что его утомляли даже разговоры с общительным, добродушно-грубова-
тым американцем. Хотя в этих беседах стал проступать новый для Яна смысл. Джо откровенно говорил о
вещах, о которых другие предпочитали помалкивать. Ян спросил американца, что тот думает о положении на
африканском фронте.
- Положение аховое, - без малейшего сомнения объявил Макдональд. - Я тебе скажу, приятель:
английские генералы… по-моему, их производят в генеральское звание только при наличии справки о том, что
предъявитель - полный идиот. Эта немецкая лисица пустыни, этот Роммель, передавит их, - и нас с ними
заодно! - как жалких мышей… Ведь воевать надо уметь. Иначе приходится лишь зарывать убитых.
Представляешь: дело дошло до того, что воюем против Роммеля, а наши парни так им восхищаются, что
таскают в ранцах его фотографии. Нет, Ян, если Роммель ворвется в Египет и возьмет Каир, сразу начнутся
восстания против англичан в соседних странах.
- Ты полагаешь, что нет выхода? - спросил Ян.
- Выход один: мистер Черчилль каждый день должен молиться на неверующих русских! - захохотал
Джо.
Он приложился к фляге, завинтил колпачок, сунул сосуд под подушку.
- Вот что еще я тебе скажу, приятель. Если политики предают целые страны, что им стоит предать нас?
Вот тебя и меня, скажем. Не думал? А ты пораскинь мозгами. Пока их не вышибли…
Такие разговоры с Джо будоражили, щекотали нервы. Ян стал все чаще возвращаться мыслями к истории
с Ковентри. Тысячи погибших под фашистскими бомбами в Ночь варварского налета - разве они не были
фактически преданы? Конечно, можно найти много высоких слов. Во имя сохранения военной тайны. Во имя
победы. Во имя нации. Однако суть остается страшной: население целого города отдали на откуп врагу. Там
погиб человек, которым в прошлом спас жизнь другому человеку. Тому, кто распорядился принести Ковентри в
жертву дьяволу войны. А завтра ради так называемых высших интересов кто-то решит растопить льды
Северного полюса или Антарктиды. И на земле начнется всемирный потоп…
Постепенно душа Яна начинала восставать против хитросплетений политики, которые причиняли зло
людям, несли им горе и несчастья. Здесь, в госпитале, устроенном англичанами на лазурном
средиземноморском побережье, у Яна было время для основательных, неспешных раздумий.
Ян потерял много крови. Пуля задела легкое. Выздоровление шло медленно. Джо Макдональд уже
ковылял с костылем по палате, а Ян поднимался с трудом. Надо отдать должное: врачи тут были
профессиональные, сестры - внимательны, в лекарствах недостаток не ощущался. Но вместе с возвратом
физических сил возникали новые тревоги. И таблеток против лих не было.
От Фреда Саммербэга пришло письмо. Он, естественно, был в курсе дела, выражал всяческое
сочувствие, желал скорейшего выздоровления. Яна порадовала весть от Фреда. Но по содержанию письма
понял, что его не собираются возвращать в Англию. Во всяком случае, в ближайшее время. В принципе, в этом
была своя логика: Ян пока что И выполнил порученной миссии. Но он теперь не мог освободиться от
ощущения, что его решили подержать на длинном поводке.
Все последние события, все мысли и сомнения рождал в Яне другого, нового Яна - более зрелого и,
значит, менее веселого, более жесткого.
В начале четвертой недели пребывания Яна в царств эскулапов появился Фарук. Он был в сером
элегантном костюме и в неизменной феске.
Фарук привез пакет со свежими фруктами и букет орхидей от Альвии.
Американец прихватил свой костыль, которым практически уже не пользовался, сказал, что ему
осточертело сидеть в палате, как в танке, и он отправляется дышать морским воздухом. Когда Джо вышел,
египтянин всмотрелся в Яна своими длинными глазами, извлек из пиджака большую плоскую бутылку темного
стекла с яркой красной этикеткой.
- Наш местный бальзам, - объяснил. - Очищает кровь, придает силы.
"Если бы эта штука очищала и мозги!" - подумал Ян, а вслух сказал:
- Ну, вот, Фарук, вы решили меня забальзамировать. А ведь я еще не построил себе пирамиду…
Яну показалось, что Фарук вздрогнул, едва заметно оглянулся, словно испугался незримого присутствия
таинственных духов. "Господи, нельзя с ним так шутить, - упрекнул себя Ян. - Европейский костюм и
европейские манеры не защищают его от тысячелетних предрассудков".
- Не сердитесь на меня, дорогой Фарук. Видимо, я еще не пришел в себя. Болтаю что попало. А мне
прежде всего следует благодарить вас. Если бы не вы… тот человек добил бы меня.
- Я знаю. Я еще там, на базаре, понял, что он постарается убить вас, - признался Фарук. - Мои друзья
были уверены в этом. Я не послал их по следу шакала. И допустил ошибку.
- Какие могут быть упреки! Я вам обязан жизнью…
В темных фараоньих глазах египтянина отразилось какое-то движение - словно шелохнулась вода в
пропасти глубокого колодца.
- Когда поправитесь, Ян, я обязательно покажу вам Мертвый город. Там легче понять паше отношение к
жизни и смерти… А пока… пока, Ян, вам нужен бальзам. И, по-моему, хорошая женщина.
- Ну, бальзам уже есть, - усмехнулся Ян.
Вскоре Фарук, сославшись на дела, уехал.
Когда Джо вернулся с прогулки, Ян вытащил пробку, понюхал подаренный напиток и почувствовал, что
он пахнет какими-то неведомыми травами. Ян подмигнул американцу.
- Джо, тут мне притащили какую-то отраву. Я решил испытать ее сначала на тебе.
- Валяй, приятель. Я пью все, кроме танковой смазки. И лишь потому, что пока не ржавею. А начну
ржавчиной покрываться - и смазка пойдет в ход…
Они пропустили по полстаканчика смеси, которая оказалась очень крепкой.
Джо подвигал языком во рту, смакуя напиток.
- Черт подери! - воскликнул. - Я себя чувствую пьяной коровой.
- Почему - коровой? - не понял Ян.
- Корова сдуру хлебнула спирта и закусила на лугу цветами…
Ян расхохотался.
В палату на звуки смеха заглянула медсестра Рут. Т самая, чье лицо увидел Ян, впервые раскрыв глаза
после забытья.
- Что-то у вас слишком весело, - Рут заметила бутылку. - Ага, все понятно!.. Вот чем вы лечитесь!
Мне что же - доложить врачу?..
- Рут, не играй на волынке! Иди к нам, - махнул рукой американец.
- Сестричка, не надо… шуметь, - у Яна от слабости заплетался язык. - У меня сегодня… этот… день
ангела… Пожалуйста, попробуйте… это божий нектар…
Рут можно было назвать симпатичной. Несколько портили впечатление крупные, слегка выдающиеся
вперед зубы. Но в белом госпитальном одеянии она походила на ангела.
Рут поколебалась, но все же вошла в палату и прикрыла за собой дверь. Ян торопливо раскрыл пакет с
фруктами, налил Рут немного бальзама.
- Заставляете брать грех на душу, - Рут не без кокетства глянула на Яна слегка выпуклыми глазами.
- Это не грех. Это бальзам. Кто пригубит… будет вечен, как царица… ну, как там ее… Нефертити.
Выпейте, Рут!
- Черт побери, скверно, что я не могу стать царем, - пожаловался американец.
Рут пригубила бальзам, закашлялась. Но допила до конца. И тут же поднялась.
- Сейчас найду вазу для цветов. Я вижу, женщины вас не забывают…
- Зато я их, кажется, забыл, - отозвался Ян.
Когда Рут вышла, Макдональд ткнул Яна костылем в бок, посоветовал:
- Слушай, я тут к ней клинья подбивал. Но ей нравишься ты, это точно. Так что не теряйся, приятель! А
то ведь когда забальзамируют… Кстати, давай хлопнем еще по глотку. Что-то мне начинают нравиться
фараоны…
Рут стала чаще появляться в палате. Особенно если Ян оставался там один. Через несколько дней врачи
разрешили Яну прогулки. Как-то вечером Рут пригласила Яна заглянуть к ней. Она жила неподалеку, в комнате
с отдельным входом. Ян подождал, пока стемнело, и отправился к медсестре. Дорога вела вдоль моря. Из
безлунной мглы на песчаный берег упруго накатывались волны. Вспыхивали белые лезвия пены. Где-то
бушевал шторм. Сюда долетали только его отголоски. Пахло солоноватой свежестью прибоя.
Ян шел не спеша и думал о том, как прекрасна жизнь. Он вернулся к ее цветам и запахам из черной
бездны небытия. И теперь ощущал ее дыхание по-новому, с особой пронзительностью. Он шел по древней
земле к молодой женщине. Он все еще был молод, и можно было хотя бы сегодня не думать о будущем.
Рут бесшумно впустила Яна в коридор. Ян наклонился, чмокнул Рут в щеку. Она приложила палец к
губам, провела его в большую комнату, тщательно затворила дверь. Деловито взяла пакет, принесенный Яном.
- Пригодится.
Рут ждала Яна. Был накрыт небольшой мол в углу комнаты. В приглушенном свете бра, прикрытом синей
материей, все выглядело интимно и аппетитно.
Они выпили по бокалу вина, поцеловались. Рут деловито положила Яну на тарелку закуску, заговорила.
- Знаешь, милый, я на войну смотрю по-своему. Если она неизбежна, то вздохи ни к чему. Изо всего
надо извлекать пользу, правда?
Ян машинально кивнул головой. Ему не хотелось касаться высоких материй.
- Если не терять голову, то и война пригодится, - продолжала Рут. - Ведь глупцов на земле больше,
чем умных,
- Что ты имеешь в виду? - неохотно спросил Ян.
- Не надо теряться. И не надо жалеть тупоголовых. Они все равно это не оценят, - засмеялась Рут.
"У нее все же слишком крупные зубы. Они ей не идут, - подумал Ян. - Или, может быть, просто
неудачно падает свет?.."
- Я знаю, у тебя большие возможности, милый, - сказала Рут, наливая Яну вино. - Ими нужно
пользоваться. Даже я на своем маленьком шесточке и то кое-что могу. Местным так необходимы лекарства… Но
ведь это капля в море, правда, милый? Почему ты не ешь? Давай выпьем! За нас!
"Ну вот, - поморщился Ян. - Жизнь прекрасна и удивительна. Сейчас я лягу с этой женщиной в
постель, и все будет, как тысячелетия назад. Кроме одного: никогда, даже на мгновение, эта женщина не станет
близкой. Ну и что из этого? Разве ты шел сюда в надежде, что придешь одиноким, а выйдешь, развеяв
одиночество, как пепел на ветру?.."
- Мой муж погиб в первый день войны, - тихо сказала Рут. - Знаешь, я его не очень любила. И все
же… А теперь бывает так неуютно, так одиноко… Но ведь сегодня так не будет, правда, милый?
Рут заглянула Яну в глаза, поднялась, откинула покрывало на кровати. Шепнула:
- Ты, наверное, устал… Я скоро…
И Рут вышла в ванную. Сбросила шелковый халат С удовлетворением выгнулась перед зеркалом
крепким, гибким телом. Набросила прозрачный пеньюар. Занялась косметикой. Наконец, улыбнувшись своему
отражению, шагнула в комнату.
В комнате никого не было. Полуоткрытая дверь в коридор тихонько скрипнула, словно жаловалась.
Рут постояла, присела к столу. Крупные, злые слезы обожгли щеки.
А Ян, засунув руки в карманы, шагал обратно тем же путем. Волны, набегающие из темноты, шипели
хищно а злобно, как ядовитые змеи. От запаха йода было почему-то больно. Словно йод лили на свежую рапу…
В палате Ян растолкал спящего американца.
- А, это ты, приятель. Ну, как - погулял?
- Нормально, - отозвался Ян. - Слушай, что ты ей про меня сказал?
Джо откуда-то из-под кровати вытащил флягу.
- Да ничего особенного, приятель. Сказал, что ты - интендант. У них теперь это знаешь как модно?!
Рут появилась в палате через сутки. Вела себя сухо, деловито. Ничем не напоминала о случившемся.
А через несколько дней Джо Макдональд не ночевал в палате. Появился только под утро, разбудил Яна.
- Ну, приятель, доложу я тебе… Не женщина, а пылающая нефтебаза!..
Ян не испытал ни досады, ни сожаления. Между женщинами, которые были в его жизни, и теми, кто мог
возникнуть в будущем, стояла Кристина.
Настала пора выписываться. Забрав документы, Ян поспешил в палату. Американец бросился ему
навстречу, стал тискать в объятиях.
- Ну, поздравляю, приятель! Как - с чем? Ты ничего не слышал? Германия напала на Россию! Теперь
Англия спасена!.. Прыгай, танцуй и закажи богу свечку выше Вестминстерского аббатства!
Ян распрощался с бравым танкистом и вернулся в Каир.
Ян Мортон попал в Северную Африку в период, когда чаша военных весов драматически склонялась то в
3 одну, то в другую сторону. Поначалу маршал Грациани бросил в наступление двести тысяч итальянских
войск вдоль автострады, тянувшейся по побережью от Туниса до Египта. (Кстати, все последующие боевые
действия в Северной Африке велись только вдоль этой тысячекилометровой дороги!) Маршал предполагал
одним ударом подорвать имперские устои Великобритании в обозначенном районе. Тем более что у англичан
едва насчитывалось пятьдесят тысяч солдат, не хватало вооружения, страдала организация управления частями.
Поначалу итальянцы быстро продвинулись вперед и вступили на территорию Египта. И тут англичанам
повезло. Между Муссолини и Грациани начались разногласия. Итальянская армия дальше успех не развила.
Англичане воспользовались трехмесячной передышкой, перебросили в Египет новые части и оружие. К
февралю 1941 года они вышибли итальянцев из Египта и оттеснили их к Бенгази. Наступление оказалось
успешным не только в тактическом плане: восстали Абиссиния, Эритрея, Сомали. Практически рухнула
"Восточно-Африканская империя" дуче.
Гитлер, всячески рекламируя необходимость "спасти союзника и друга", а на деле опасаясь потерять
африканскую нефть и африканское сырье, стал спешно перебрасывать в этот район немецкий Африканский
корпус.
Командование было поручено любимцу фюрера генералу Роммёлю. Роммель был энергичным
организатором, хитрым, изобретательным тактиком. Он быстро навел поря-рок в разболтанных итальянских
частях. На узловые посты назначил своих людей. Объединенные германо-итальянские войска ударили по
английским частям и загнали их в крепость Тобрук. Затем военные действия снова утихли, причем на много
месяцев.
Основная причина была в трудностях снабжения горючим, боеприпасами, запчастями немецкого
Африканского корпуса. Роммель постоянно жаловался командующему силами вермахта в Италии Альберту
Кессельрингу, а при случае и Гитлеру, на глупость итальянских штабов. Итальянцы выгружали боеснабжение,
горючее и тапки не в Бенгази, а в Триполи. До передовых частей Роммеля танкам приходилось преодолевать
семьсот-восемьсот километров. Горючего хватало только на переход, техника сразу требовала ремонта.
Но и в этих условиях Роммель взял крепость Тобрук и гнал английские войска до Эль-Аламейна. Там он
выдохся и остановился в какой-то сотне километров от Александрии. Английская армия стала торопливо
окапываться под Эль-Аламейном. Над английским пребыванием в Северной Африке нависла смертельная
угроза.
Первой половины этих событий - "игры в поддавки" с итальянцами - Ян не застал. Вторая половина
разыгрывалась у пего на глазах.
Оправившись после ранения, Ян энергично инспектировал штабы различных родов войск. Прилагал все
усилия чтобы немцы не догадались, что об их замыслах, как правило, известно загодя.
К счастью, Роммель в бесконечных переговорах с Кессельрингом и Берлином пользовался услугами
"Энигмы". Ее "теневая сестричка" так послушно и охотно поставляла информацию, что английские штабы
порой больше знали о конвоях, их грузах, времени выхода из портов отправления, чем многие немецкие
генералы.
Обычно фашистов дурачили весьма нехитрым, но оправдывающим себя способом. Получив данные
"Ультра" о выходе очередного конвоя с грузами для Роммеля, поднимали в воздух самолет. В задачу летчика
входило "обнаружить" суда конвоя. Но, главным образом, "показать" себя. Только убедившись, что он замечен,
пилот имел право скрыться. Ну, а затем появлялись крейсеры, эсминцы или подводные лодки. И безжалостно
пускали транспорты на дно. От многих не оставалось даже следа… Между тем, немцы ничего не подозревали.
Было потоплено около трети всех конвоев, когда в системе пользования секретной информацией
случился, как говорится, прокол.
Для усиления Роммеля был подготовлен большой караван судов со свежей танковой бригадой, с важным
грузом снабжения. "Ультра", словно о близком знакомом, подробно поведала штабам о новом конвое. Конвой в
назначенное время вышел из Неаполя и взял курс на Бенгази. Англичанам все было известно - вплоть до
предполагаемых курсов каравана. Одно "Ультра" не смогла предусмотреть: на море возник густой туман.