Лалиберте дал указания собравшимся в зале парам. Команды были уже составлены. Данглара соединили с простаком Санкартье. Женщин Лалиберте объединил с женщинами - возможно, из соображений политкорректности: Ретанкур с хрупкой Луисез, а Фруасси - с Жинеттой Сен-Пре. В программе дня была работа на "месте событий". Взятие образцов в восьми домах, чьи хозяева согласились участвовать в эксперименте. На специальную карточку, обеспечивающую прилипание различных органических субстанций, - гремел Лалиберте, демонстрируя им эту самую карточку, как облатку. Она нейтрализует бактерии и вирусы, поэтому отпадает необходимость заморозки.
- Нововведение позволяет экономить - во-первых, время, во-вторых, деньги, в-третьих, место.
Адамберг слушал четкий инструктаж суперинтенданта, развалясь на стуле и сунув руки в мокрые карманы. Он нащупал зеленую программку, которую взял со стола для Жинетты Сен-Пре. Листок был в ужасном состоянии - грязный и мокрый, и комиссар осторожно разложил его на столе и разгладил ладонью.
- Сегодня, - продолжал Лалиберте, - будем брать: первое - пот, второе - слюну, третье - кровь. Завтра - слезы, мочу, сопли и кожную пыльцу. Сперму - у тех граждан, которые согласятся "поработать" на пробирку.
Адамберг вздрогнул. Не из-за слов о пробирке, а из-за того, что прочитал в программке.
- Следите, - подвел итог Лалиберте, повернувшись к парижанам, - чтобы коды карт соответствовали кодам сумок. Как я всегда говорю, надо уметь считать до трех: педантичность, педантичность и еще раз педантичность. Я не знаю другого способа преуспеть в своем деле.
Восемь двоек направились к машинам, снабженные адресами граждан, которые любезно согласились предоставить свои дома и тела для взятия образцов. Адамберг остановил Жинетту.
- Хотел вам вернуть, - сказал он, протягивая ей зеленый листочек, - вы оставили ее в ресторане. Мне показалось, она вам нужна.
- Черт, а я-то ее искала!
- Мне очень жаль, она попала под дождь.
- Не переживай. Скажи Элен, что я сейчас вернусь, только сбегаю к себе в кабинет, оставлю там это.
- Жинетта, - Адамберг взял ее за руку, - эта Камилла Форестье, альт, она из Монреальского квинтета?
- О нет. Альбан сказал мне, что их альтистка забеременела. На четвертом месяце. Когда репетиции уже начались, ей пришлось лечь на сохранение.
- Альбан?
- Первая скрипка, мой приятель. Он встретил эту Форестье - она француженка, и прослушал ее. Она ему страшно понравилась, и он сразу ее взял.
- Эй! Адамберг! - позвал Лалиберте. - Будешь шевелить клешнями?
- Спасибо, Жинетта, - сказал Адамберг и пошел к своему напарнику.
- Что я говорил? - Суперинтендант хохотнул и полез в машину. - Ты не можешь без баб. На второй день, с моим инспектором! У тебя есть класс, мужик.
- Брось, Орель, мы говорили о музыке. Причем о классической музыке. - Адамберг подчеркнул слово "классическая", словно оно подтверждало респектабельность их отношений.
- Мууу-зыка! - передразнил суперинтендант, трогаясь с места. - Не строй из себя святого, все равно не поверю. Вы ведь встречались вчера вечером, так?
- Случайно. Я ужинал в "Пяти воскресеньях", а она подсела ко мне за столик.
- Не лезь к Жинетте. Она глубоко замужем.
- Я возвращал ей программку, только и всего. Хочешь верь, хочешь нет.
- Не заводись. Я шучу.
После трудового дня, прошедшего под громогласные комментарии суперинтенданта, взяв все образцы у услужливой семьи Жюля и Линды Сен-Круа, Адамберг сел в выделенную ему машину.
- Что делаешь сегодня вечером? - спросил Лалиберте, наклоняясь к окну.
- Схожу на реку, прогуляюсь. А потом поужинаю в центре.
- У тебя как будто пропеллер в заднице, не можешь усидеть на одном месте.
- Я же говорил - мне нравится ходить пешком.
- На девок тебе нравится охотиться. Я никогда в центре города баб не снимаю, меня там все знают. Когда приспичит, еду в Оттаву. Ладно, парень, удачи! - добавил он и хлопнул рукой по дверце. - Пока и до завтра.
- Слезы, моча, сопли, пыль и сперма, - перечислил Адамберг, заводя машину.
- Надеюсь, что со спермой получится. - Лалиберте нахмурился, вспомнив о деле. - Если Жюль Сен-Круа сегодня вечером чуточку постарается. Сначала-то он согласился, но теперь, по-моему, решил дать задний ход. Ну, заставлять мы никого не можем.
Адамберг оставил Лалиберте с его пробирочными заботами и поехал прямо к реке.
Насладившись шумом волн Утауэ, он свернул на перевалочную тропу, чтобы добраться до центра города. Если он правильно понял топографию, дорога должна была вывести его к большому мосту у водопада Шодьер. Оттуда до центра было четверть часа пешком. Каменистую дорожку отделяла от велосипедной полоска леса, заслонявшая свет. Адамберг одолжил фонарик у Ретанкур - только она догадалась взять с собой нужное оборудование - и худо-бедно справлялся, обогнув маленькое озеро и уворачиваясь от нижних веток. Дойдя до конца тропы, он уже не чувствовал холода. Чугунный мост, огромное решетчатое сооружение, показался ему перекинутой через Утауэ Эйфелевой башней, только в три раза выше парижской.
Бретонская блинная в центре города силилась напоминать посетителям родину предков хозяина - на стенах висели сети, бакены, сушеная рыба. И трезубец. Адамберг замер, глядя на нацеленные на него острия. Морской трезубец, гарпун Нептуна, с тремя тонкими зубьями с крючками на конце. Он сильно отличался от его "личного" трезубца - крестьянских вил, тяжелых и прочных, земляного трезубца, если можно так сказать. Ведь говорят же: земляной червь и земляная жаба. Они были далеко, эти жалящие вилы и взрывающиеся жабы, он оставил их в туманной дымке по другую сторону Атлантики.
Говорливый официант принес ему гигантский блин.
На том берегу остались вилы, жабы, судьи, соборы и чердаки Синей Бороды.
Но они ждали, караулили его возвращение. Все эти лица, и раны, и страхи, следующие за ним по пятам. А Камилла и вовсе взяла и появилась прямо здесь, в самом центре города, затерянного на просторах Канады. Мысль о пяти концертах, которые состоятся в двухстах километрах от ККЖ, не давала покоя, как будто он мог услышать ее альт с балкона своего номера. Главное - чтобы не узнал Данглар. Капитан мог поползти в Монреаль на брюхе, а на следующий день коситься на него и брюзжать.
На десерт Адамберг заказал кофе и бокал вина. Не поднимая головы от меню, он почувствовал, что за столик кто-то молча сел. Девушка с камня Шамплена. Она подозвала официанта и заказала кофе.
- Хороший был день? - спросила она с улыбкой.
Девушка закурила и взглянула ему в глаза.
"Черт", - выругался про себя Адамберг и удивился. В чем дело? В другое время он ухватился бы за эту возможность, а сейчас не чувствовал ни малейшего желания затащить ее в постель. Может, потому, что все еще переживал события прошлой недели, а может, просто хотел обмануть нюх суперинтенданта.
- Я тебе мешаю. - Она не спрашивала - утверждала. - Ты устал. Быки тебя вымотали.
- Точно, - подтвердил он и вдруг понял, что забыл ее имя.
- У тебя куртка насквозь мокрая, - сказала она, дотронувшись до плеча. - Крыша у машины течет? Или ты приехал на велосипеде?
Что она хотела узнать? Все?
- Я пришел пешком.
- Здесь никто не ходит пешком. Ты не заметил?
- Заметил. Но я гулял по перевалочной тропе.
- Всю тропу пропилил на своих двоих? Сколько же ты времени потратил?
- Чуть больше часа.
- Везунчик, как сказал бы мой chum.
- Почему?
- Потому что ночью там собираются голубые.
- Ну и?.. С чего мне их бояться?
- И насильники. Точно я не знаю, но такие слухи ходят. Вечером Ноэлла никогда не ходит дальше камня Шамплена. Оттуда тоже можно смотреть на реку.
- Это речка, впадающая в реку.
Ноэлла скорчила гримаску.
- Она большая, вот я и называю ее рекой. Я весь день обслуживала этих идиотов французов и страшно устала. Я тебе говорила, что работаю официанткой в "Карибу"? Не люблю французов, вечно они орут всем скопом, предпочитаю квебекцев, они милые. Только не мой chum. Ты помнишь, что он меня выгнал, как последний мерзавец?
Девушку снова понесло, и Адамберг не знал, как от нее избавиться.
- Вот его фотка. Красивый, правда? Ты тоже, но в другом стиле. Не обычный, всякая всячина в тебе, и немолодой. Мне нравятся твой нос и глаза. И ужасно нравится, когда ты улыбаешься, - сказала она, прикоснувшись пальцами к его векам и губам. - И когда ты говоришь. Твой голос. Знаешь, какой у тебя голос?
- Эй, Ноэлла, - перебил ее официант, положив на стол два счета. - Ты все еще в "Карибу"?
- Да, надо набрать денег на билет, Мишель.
- И до сих пор страдаешь по своему мужику?
- Иногда, вечерами. На некоторых тоска нападает по утрам, а на других - вечером. Я из последних.
- Можешь перестать о нем жалеть. Его загребли.
- Да ты чего? - Ноэлла вскочила.
- Точно тебе говорю. Он угонял тачки, перебивал номера и продавал. Представляешь?
- Я тебе не верю. - Ноэлла тряхнула волосами. - Он работал с компьютерами.
- До тебя долго доходит, красавица. Этот парень - двуличная сволочь. Лицемер. Просифонь мозги, Ноэлла. Это не глупости, раз написали в газете.
- Я ничего не знала.
- Черным по белому, в ежедневной газете Халла. Как-то он был в размазе, и копы повязали его, как ребенка. Он пытался оказать сопротивление, и дела его плохи. Твой парень был опасным человеком. Просифонь мозги. Я тебе рассказал, чтобы ты не убивалась. Извини, меня зовут.
- Ну надо же… - Ноэлла обмакнула палец в остатки сахара на дне чашки. - Ничего, если я с тобой выпью? Мне надо прийти в себя.
- Десять минут, - согласился Адамберг. - А потом я отправлюсь спать, - решительно сказал он.
- Идет. - Ноэлла сделала заказ. - Ты занятой человек. Нет, но ты можешь такое вообразить? Насчет моего?
- Просифонь мозги, - повторил Адамберг слова официанта. - Что это он тебе посоветовал? Забыть? Выбросить из головы?
- Нет. Хорошенько задуматься.
- А что значит "быть в размазе"?
- Напиться до бесчувствия. Хватит, Ноэлла тебе не словарь.
- Иначе мне не понять твою историю.
- Ну вот, значит, она еще глупее, чем я думала. Мне нужно прошвырнуться, - сказала она, допив одним глотком вино. - Я тебя провожу.
Изумленный Адамберг медлил с ответом.
- Я на машине, а ты пешком, - нетерпеливо объяснила Ноэлла. - Ты же не думаешь возвращаться по тропе?
- Собирался.
- На улице льет как из ведра. Ты меня боишься? Она пугает сорокалетнего мужчину? Полицейского?
- Конечно нет. - Адамберг улыбнулся.
- Вот и хорошо. Где ты живешь?
- Недалеко от улицы Прево.
- Знаю, мой дом в трех кварталах. Поехали.
Адамберг встал, не понимая, почему ему так не хочется ехать с этой прелестной девушкой в ее машине.
Ноэлла притормозила у его дома, Адамберг поблагодарил и открыл дверцу.
- Не поцелуешь меня на прощанье? Для француза ты не слишком вежлив.
- Извини, я горец. Грубиян.
Адамберг с невозмутимым видом расцеловал ее в обе щеки. Оскорбленная Ноэлла нахмурилась. Он открыл дверь и кивнул консьержу - тот всегда заступал на пост после одиннадцати вечера. Приняв душ, он плюхнулся на широкую кровать. В Канаде все предметы больше, чем во Франции. А вот воспоминания мельче.
XIX
Утром температура упала до минус четырех, и Адамберг побежал смотреть на свою реку. Берега прудиков вдоль тропы замерзли, и Адамберг разбивал лед грубыми ботинками под бдительным взглядом белок. Он собрался пойти дальше, но споткнулся о мысль о сидящей на камне Ноэлле, вернулся назад и сел, чтобы понаблюдать за драчкой между утками и казарками. Повсюду идут битвы за территорию. Один из гусей взял на себя роль главного комиссара: он расправлял крылья и щелкал клювом, наскакивая на других. Адамбергу не нравился этот гусь. Он запомнил отметину на перьях и решил на следующий день прийти посмотреть, сумел тот стать диктатором или у гусей тоже бывают демократические выборы. Оставив птиц с их разборками, он пошел к машине. Под днище забралась белка, ее хвост маячил у переднего колеса. Адамберг осторожно тронулся с места, чтобы не раздавить зверька.
Суперинтендант Лалиберте снова пришел в хорошее настроение, узнав, что Жюль Сен-Круа показал себя настоящим гражданином, наполнив пробирку и запечатав ее в большой конверт.
- Сперма - основное доказательство! - кричал он Адамбергу, не обращая внимания на забившихся в угол супругов Сен-Круа. - Два варианта, Адамберг, - продолжал Лалиберте, стоя в центре гостиной. - Взятие проб "вживую" и "всухую". Первый случай - сперма находится во влагалище жертвы. Второй случай куда труднее. Тут все зависит от местонахождения спермы: ткань, земля, трава и ковровые покрытия требуют разного подхода. Сложнее всего с травой. Ты следишь за моей мыслью? Сейчас мы распределим ее в четырех стратегических местах: на дороге, в саду, на кровати и на ковре в гостиной.
Супруги Сен-Круа испарились из комнаты, как будто были в чем-то виноваты, а полицейские все утро наносили на разные поверхности капельки спермы, обводя их мелом, чтобы не потерять.
- Пока это сохнет, - объявил Лалиберте, - займемся мочой в туалете. Бери карту и сумку.
У семьи Сен-Круа выдался тяжелый день - к полному удовольствию суперинтенданта. Он заставил Линду плакать, чтобы собрать ее слезы, а Жюля гонял по холоду, чтобы получить его сопли. Все образцы оказались удачными, и он возвращался в ККЖ с добычей. Омрачило удачный день одно происшествие: в последнюю минуту пришлось произвести замену в команде, поскольку двое добровольцев категорически отказались отдавать свои пробирки инспекторам-женщинам. Это взбесило Лалиберте.
- Черт возьми, Луисез! - орал он в телефон. - Что они себе вообразили, эти кретины? Считают свою сперму жидким золотом? Готовы раздавать ее бабам направо и налево, а когда речь заходит о деле - выкобениваются! Так прямо и скажи этому гребаному гражданину.
- Не могу, суперинтендант, - отвечала кроткая Берта Луисез. - Он уперся, как медведь. Лучше мне поменяться с Портленсом.
Лалиберте пришлось уступить, но он до вечера переживал случившееся как личное оскорбление.
- Мужики, - сказал он Адамбергу, подходя к ККЖ, - бывают грубыми, как бизоны. Теперь, когда пробы взяты, я скажу пару ласковых этим чертовым гражданам. Женщины из моего подразделения знают об этой проклятой сперме раз в сто больше, чем эти уроды.
- Брось, Орель, - предложил Адамберг. - Плюнь и разотри.
- Я воспринимаю это как личное оскорбление, Адамберг. Отправляйся сегодня вечером к бабам, коли есть охота, а я после ужина нанесу визит двум ослам и объясню им, что почем.
В этот день Адамберг узнал, что бурная жизнерадостность суперинтенданта имеет не менее пылкую оборотную сторону. В Лалиберте уживались горячий, прямой, бестактный весельчак и закрытый, упертый холерик.
- Надеюсь не ты его так разозлил? - с тревогой спросил Адамберга сержант Санкартье.
Санкартье говорил тихим голосом и ходил чуть согнувшись, как все застенчивые люди.
- Нет, два кретина, которые отказались отдать пробирки нашим женщинам.
- Ну и слава богу. Можно дать тебе совет? - Он поднял на Адамберга темные глаза.
- Слушаю тебя.
- Лалиберте - хороший мужик, но когда он шутит, лучше смеяться и не вякать. Не стоит его провоцировать. Когда наш босс в гневе, даже деревья трепещут.
- С ним часто такое случается?
- Когда ему возражают или если встал не с той ноги. Ты знаешь, что в понедельник мы работаем вместе?
После коллективного ужина в "Пяти воскресеньях" в честь окончания первой рабочей недели их пребывания в Канаде Адамберг возвращался в гостиницу через лес. Он привык к тропе, угадывал все горки и ямы, различал блеск воды по краям и шел очень быстро. На полпути он остановился перевязать шнурок, и тут на него направили луч фонарика.
- Эй, парень! - Низкий голос звучал агрессивно. - Что это ты тут делаешь? Ищешь чего?
Адамберг посветил фонариком и увидел крепкого парня, тот наблюдал за ним, приняв бойцовскую стойку с расставленными ногами. Одет он был как лесник, на голове красовалась надвинутая до бровей ушанка.
- В чем дело? - спросил Адамберг. - Думаю, тропа для всех открыта?
- Ага, - произнес незнакомец после паузы. - Ты из старой страны. Француз, так?
- Да.
- Удивляешься, как я догадался? - Лесник засмеялся и подошел ближе. - Говоришь как по писаному. Что ты здесь делаешь? За мужиками охотишься?
- А ты?
- Не груби, я делянку охраняю. Приходится охранять инструменты, они денег стоят.
- Какую делянку?
- Разве не видишь? - Сторож посветил фонарем.
В лесу над дорогой Адамберг заметил пикап, трейлер и прислоненные к деревьям инструменты.
- А чем здесь занимаются? - вежливо поинтересовался Адамберг.
В Квебеке не так-то просто бывает прервать разговор.
- Выкапывают сухие деревья и сажают клены, - объяснил ночной сторож. - Я подумал, ты хочешь стянуть инструменты. Черт, извини, что остановил тебя, но это моя работа. Ты часто так бегаешь по ночам?
- Люблю побегать.
- Ты турист?
- Я полицейский. Работаю с ККЖ в Гатино.
Это сообщение окончательно развеяло сомнения сторожа.
- О'кей, парень, все в порядке. Не хочешь выпить пивка у меня в будке?
- Спасибо, но мне пора. Надо работать.
- Что ж, ладно. Пока.
Подходя к камню Шамплена, Адамберг замедлил шаг. Закутанная в анорак Ноэлла сидела на камне. Он заметил огонек ее сигареты, бесшумно отступил и поднялся в лес, чтобы не встречаться с ней. Через тридцать метров он вернулся на тропинку и поспешил к зданию. Черт возьми, ну не дьявол же во плоти эта девчонка! Дьявол, напомнивший ему о судье Фюльжансе. Думаешь, что все забыл, а мысли возвращаются, бьются под черепом, выглядывают из-за облачка над океаном.
XX
Вуазне собирался провести выходные в лесу и на озерах, с биноклем и фотоаппаратом. Машин не хватало, и он брал с собой Жюстена и Ретанкур. Четверо других парижан выбрали город и уезжали в Оттаву и Монреаль. Адамберг решил отправиться на север. Утром, перед отъездом, он пошел проверить, отстоял ли вчерашний клекочущий гусак свое верховенство или нет.
Оказалось, что деспот остался у власти: гуси следовали у него в форватере, синхронно поворачивая, стоило вожаку поменять направление, и застывая, когда он, распушив перья, кидался гонять по воде уток. Адамберг ругнулся, погрозил ему кулаком и вернулся к машине. Перед тем, как тронуться, он присел на корточки, чтобы проверить, нет ли под машиной белки.