Мания расследования - Елена Топильская 2 стр.


- Да, и еще сказали буквально следующее, - давясь от смеха, добавил Лешка, - мол, до сих пор, когда вы версии по делу выдвигали, вы пользовались методом здравого смысла, так? А с появлением замечательного метода алгоритмов здравый смысл нам больше не нужен.

Наша разгоряченная десертными напитками компания просто легла от смеха, и только меня свербило. Я упорно пыталась свернуть разговор на возможность раскрытия любого преступления.

Кораблев из-за шторы пробормотал, что алгоритм действий следователя, как правило, простой - быстро выпить и убраться с места происшествия. Но под моим укоризненным взглядом признал, что это относится не ко всем следователям, а только к нерадивым, и не ко всем нерадивым, а преимущественно к мужчинам, и не ко всем мужчинам…

Потом оба представителя уголовного розыска высказались в том смысле, что если кто-то кого-то расстрелял из гранатомета в центре города, то, кропотливо работая, можно вытащить информацию об исполнителях и заказчиках.

- Но вот что делать с пропавшими без вести, для меня загадка, - Кораблев с таким удивлением уставился в свой опустевший бокал, как будто все оттуда вылакал какой-нибудь пришелец.

- Я тоже не понимаю, как потеряшки раскрываются, - поддержал коллегу Синцов, и я не выдержала - фыркнула. И это говорят люди, раскрутившие не один десяток преступлений, запутанных и на первый взгляд безнадежных, люди, размотавшие разные беспрецедентные козни буквально с нуля!

- Андрюша, а как вы заказные убийства раскрываете?

Синцов задумчиво посмотрел на меня сквозь бокал.

- Как-как… Там хоть труп есть, от которого плясать можно. Личность, про которую можно все узнать - враги там, друзья, скользкие темы… А если человек пропал, и все тут? От чего тогда плясать?

- От того же самого. У тебя есть такая же личность с врагами и скользкими темами, - пожала я плечами.

- Ну ты сравнила! Для начала - по потеряшке я даже не знаю, убит человек или сам гасится. Потом, если человека застрелили или подорвали, я даже по стилю убийства могу вычислить исполнителей. Ну, и свидетели иногда бывают. А по потеряшке?

- Но ведь есть кто-то, кто видел его в последний раз? Вот от этого и пляши.

- Эх, Маша, - положил мне руку на плечо Горчаков, - вечно ты все идеализируешь. А если к тебе дело попадет через полгода после того, как человек пропал? Каких ты свидетелей найдешь?

- Как это через полгода? - удивилась Лена Горчакова. - А как же?..

- А вот так, - ее супруг повернулся к ней. - Столько лет замужем за следователем, пора бы знать суровую правду жизни. Представь, что некому человека хватиться. Через три месяца кто-нибудь случайно заметит, что чувак пропал, пойдут в милицию, милиция будет еще пару месяцев голову морочить, что потеряшка вовсе не потерялся, а завис у бабы, например.

Лена вздохнула:

- Взял и оставил меня без идеалов. А я-то думала, что все тут же бросятся искать человека.

Горчаков обнял жену.

- Кто ж тебе бросится? Если только Машка. Но она одна. А в России каждый год пропадает больше двадцати пяти тысяч человек.

Лена Горчакова повернулась ко мне.

- Маша, но ведь из них, может, полпроцента убегают от жен или прячутся от кредиторов. Ну, может, еще кто-то умер от инфаркта на улице, а документов при себе не было… А остальных-то наверняка убили?

Я кивнула.

- И до всех этих убийств никому нет дела?

- Ну почему же, - Горчаков поцеловал ее в щечку, - вот тебе и Машке дело есть.

- Отстань, - Лена отпихнула тяжелого Горчакова, дышавшего ей в ухо коньячным ароматом, и с надеждой обратила взор в мою сторону.

Я вздохнула.

- Понятно, почему никто не хочет возбуждать дела по потеряшкам: это почти стопроцентный глухарь. Хорошо, если через полгода труп всплывет в какой-нибудь речушке и, если к шее камень не привязан, то дело тихо прекратят. А с чего бы он туда нырнул, в куртке и сапогах, это уже другой вопрос.

- Маша, - Лена Горчакова никак не могла успокоиться, видимо, это мартини бьянко так подействовало, - наверняка есть какие-то методические рекомендации, как такие дела расследовать…

При словах "методические рекомендации" представители прокуратуры и уголовного розыска зашлись в тихом алкогольном смехе. К ним присоединились эксперты. Все начали переглядываться, пихаться локтями, отпускать какие-то скабрезные шуточки, и мне стало обидно за методические рекомендации: бывало, что я вычитывала из них кое-что дельное.

- Ладно вам глумиться, - сказала я этому сборищу типов, у которых не было ничего святого. - Потеряшки ничем не хуже других дел. Просто по ним возни больше. А если взяться как следует…

Они перестали гнусно хихикать и уставились на меня. Возникла пауза. Потом Лешка прогундосил:

- Ты продолжай, продолжай, приятно слушать. Значит, если взяться как следует…

- Да, представь! - меня тоже занесло. - Человек не может пропасть бесследно. Если материальный объект существует в материальном пространстве, он всегда оставляет следы. Кто-нибудь обязательно что-то видел или слышал. В любом деле есть за что зацепиться, надо просто искать по-настоящему.

Они опять гнусно захихикали.

- Жаль, тебя Генеральный прокурор не слышит, он бы порадовался, - Горчаков скорчил мне рожу. - Может, ты хочешь какого-нибудь потеряшку порасследовать?

Вот это уже была провокация. Сейчас Горчаков скажет, что я ничем не отличаюсь от пропагандистов метода алгоритма, рассуждая абстрактно; а вот ты возьми конкретное дело и докажи, что человек не может пропасть бесследно и что добросовестный следопыт обязательно его найдет, было бы время и желание.

- А вот это уже провокация, - все-таки сказала я, и Горчаков тут же захохотал:

- Да я тебе сейчас в красках расскажу, как надо расследовать исчезновения людей. А как до дела дойдет - сдуюсь. Ну что, поспорим, что не всякого потеряшку можно размотать? Даже таким гигантам следствия, как ты?

Стеценко, трезво и внимательно следивший за развитием дискуссии, схватил меня за руку, но было поздно. Я успела открыть рот и произнести сакраментальное:

- Спорим. Всякого.

Глава 2

В понедельник утром, когда я пришла на работу после дня рождения, слегка припозднившись, около дверей кабинета меня поджидала целая депутация: Зоя представляла секретариат, две молоденькие помощницы по милицейскому надзору - номенклатурный состав нашего учреждения, начальник криминалистического отдела и оперативник из ОРО - районное управление внутренних дел.

- Машка, ты рехнулась?! - закричала Зоя, как только я показалась в коридоре. Из-за ее спины выступили две моих молодых коллеги и робко заговорили практически в унисон, интересуясь, правда ли, что я попросила прокурора города передать мне в производство дело по факту исчезновения Нагорного.

Даже не выслушав моего ответа, девушки перевели дух и продолжили так же тихо, но с известным воодушевлением, в том духе, что кроме меня, с этим делом никто в городе не справится. Выговорившись, они замолкли. Я не произносила ни слова, поглядывая на опера с криминалистом; интересно, что они мне сообщат?

Они сообщили следующее: все знают, что я - с тараканами, но никто не предполагал, что с такими. Однако со своей собственной судьбой я вольна делать все, что мне заблагорассудится, а вот распоряжаться судьбой своих товарищей мне никто права не давал. Если же дело Нагорного передадут в район, о спокойной жизни можно забыть. Проверки будут чередоваться с заслушиваниями, взыскания с наказаниями, от нас потребуют ежедневных отчетов, по другим делам работать будет некогда… Пока они перечисляли все негативные последствия моего необдуманного шага, я утомилась и решила их прервать.

- Все сказали? - я обвела недовольным взглядом всю эту разношерстную компанию.

Они что-то забурчали, но я отодвинула их, достала из сумки ключ, открыла кабинет и уже с порога довела до их сведения, что никакого Нагорного я в свое производство не просила и уж тем более не получала, и лучше бы им не собирать всякие сплетни, а заниматься своими делами.

- Ты что, Маша? - закричала Зоя мне в спину. - Ты что, не знаешь? Тебе из городской прислали дело Нагорного, по спецпоручению. Шеф сказал, что наверняка ты сама напросилась.

Вот тут у меня заныло под ложечкой. Исчезновение молодого депутата областного Законодательного собрания, а по совместительству - видного мафиозо Нагорного уже полгода было притчей во языцех и активно муссировалось во всех средствах массовой информации, причем только профнепригодный журналист не пнул прокуратуру и милицию за возмутительное бездействие, из-за которого в центре города среди бела дня пропадают люди.

- Я ничего не просила, - в моем голосе зазвучали заискивающие нотки; по лицам товарищей я поняла, что мне все равно никто не поверит, даже если прокурор города даст мне об этом справку с подписью и печатью. - Я правда ничего не просила!..

- Вот только не надо! - жестко обрезала меня Зоя. - Горчаков нам уже сказал, что ты вчера с ним поспорила, что раскроешь самого крутого потеряшку. А круче Нагорного пока в Питере нету.

- На что хоть спорили? - мрачно поинтересовался опер из ОРО, всем своим видом показывая, что отныне собирается поддерживать со мной дипломатические отношения только из вежливости.

Я прижала руки к груди:

- Ребята, правда, я никакого Нагорного в свое производство не просила! Мы с Лешкой просто разговаривали…

Зоя театрально стукнула кулаком в дверь кабинета Горчакова, и мой вероломный друг и коллега тут же нарисовался в проеме.

- Леша, что ты народ дезинформируешь? - набросилась я на него, но он решительно пресек мои поползновения.

- А что, скажешь, мы с тобой не спорили?

- Но это же так, шутка была, - пролепетала я.

- Хорошенькая шутка, - возразил Горчаков и отвернулся от меня. - Я-то думал, граждане, что она просто болтает, а она, оказывается, просто почву готовила. Сопроводиловка-то из городской еще в пятницу подписана, то-то она в воскресенье уже намекала, что ей любого потеряшку раскрыть - раз плюнуть, - доверительно сообщил он собравшимся.

Я махнула рукой и скрылась у себя в кабинете. Ну ладно же, Лешенька! Попросишь ты у меня хлебушка в голодный год!

Буквально через три минуты Зоя с торжествующе-скорбным видом принесла мне увесистый том, аккуратно подшитый следователем отдела по расследованию умышленных убийств и бандитизма Управления по расследованию особо важных дел прокуратуры города. К делу был приложен толстый пакет, тщательно заклеенный и опечатанный с обеих сторон. Наша секретарша шваркнула дело с пакетом мне на стол, с треском раскрыла разносную книгу и ткнула пальцем в строчку, где мне надлежало расписаться, после чего гордо удалилась. Без слов было понятно, что мои вечные поиски приключений достали даже ее, поскольку возросшая нагрузка на район косвенно заденет и ее обожаемого Горчакова, не говоря уже о том, что я постоянно вовлекаю Лешеньку во всякие рискованные мероприятия, подвергая опасности его драгоценную жизнь и здоровье. (Мои жизнь и здоровье, естественно, такой ценности не имеют).

Уже от дверей Зоя сухо бросила:

- И к шефу зайди, он просил.

Поскольку желание начальства видеть меня было стопроцентно связано с новым делом, я сунула том вместе с пакетом под мышку и поплелась к шефу.

Удивительно, но наш прокурор был благодушен и приветлив. Я-то ожидала бури несправедливых обвинений, а он улыбнулся мне и пригласил сесть, сказав неожиданную фразу:

- Да положите вы дело на стол! Что вы в него вцепились, как в любимое дитя?

Я послушно сбросила на стол тяжелый том и присела напротив шефа.

- Владимир Иваныч, - начала я смиренно, надеясь убедить его, что к передаче дела в район я не имею ни малейшего отношения, но он только отмахнулся.

- Не повезло нам, спихнули эту бодягу оттуда, - он ткнул пальцем в потолок, имея в виду вышестоящую, городскую прокуратуру.

- А почему? - робко поинтересовалась я.

- Почему? Почему, почему… - шеф махнул рукой. - Интерес потеряли. Приостановили и в район, теперь мы будем отбиваться.

В принципе, другого ответа я и не ждала.

Как только следственную часть прокуратуры города переименовали в Управление по расследованию особо важных дел, сразу начались дискуссии о том, какие дела считать особо важными.

Естественно, мнение районных прокуроров и следователей, желавших сбагрить неподъемные преступления из своего производства в чужое, и мнение руководства прокуратуры города, которому за отсутствие результатов расследования приятнее и логичнее было показательно пороть районных следователей, нежели своих непосредственных подчиненных, резко разошлись.

Районные прокуроры настаивали на том, чтобы считать особо важными те дела, которые представляют сложность в расследовании: многоэпизодные, с большим количеством обвиняемых, связанные с давлением на следствие, - уж коль скоро декларировалось, что в горпрокуратуру отбирают следовательскую элиту, лучших специалистов. Управление по расследованию особо важных дел утверждало, что особо сложные - суть общественно значимые дела. Нетрудно догадаться, чья точка зрения победила. Поэтому с мафией и бандитизмом в одиночку боролись районные следопыты, а следовательская элита, сконцентрировавшаяся в горпрокуратуре, бесстрашно расследовала дела о преступлениях века: о хулиганском нанесении побоев личному шоферу прокурора города или о клеветнической заметке в адрес губернатора, опубликованной в подпольной газетенке тиражом в двести экземпляров.

По первости, как только следственная часть стала гордо носить имя Управления, я пыталась уговорить одного из знакомых важняков порасследовать дело об организованном преступном сообществе, занимавшемся похищением людей и выполнением заказов на убийства. (Прежде чем приступить к делу, я вежливо поинтересовалась, как его жизнь, и чем он в данный момент занимается. Мой знакомый с гордостью поведал, что в данный момент он ремонтирует свою квартиру, поскольку дел в производстве все равно нет, не накопили еще социально значимых). Выслушав мою информацию, он солидно помолчал, потом сказал, что посоветуется с руководством.

Посоветовавшись, он перезвонил мне и сообщил, что руководство отказало в просьбе о передаче дела в горпрокурзтуру.

- Нет, это не наш уровень, бандиты какие-то.

- Послушай, банда-то серьезная. Что ж, тогда ваш уровень, если не это?

- Наш уровень? Наш уровень - это губернатор, упаси Господи, или председатель Законодательного собрания.

- Ну, а пока губернатор и председатель ЗАКСа еще не сидят, может, все-таки с мафией поборетесь? - безнадежно спросила я, просто для проформы.

- Кто там, говоришь, привлечен? "Мурманские"? "Казанских" валили? - важняк опять солидно помолчал, давая понять несерьезность моих притязаний. - Я начальству доложил, а мне знаешь, что сказали?

- Что?

- Сказали… Ты за интонацией следи: сказали - эти разборки нас не интересуют, - он выделил голосом слово "эти". - Поняла?

- Поняла, - ответила я, пожелала ему всяческих успехов в ремонте квартиры и более с подобными глупостями к сотрудникам Управления не приставала.

Так что если утрата актуальности дела об исчезновении Нагорного означала, что "эти" разборки перестали интересовать городскую прокуратуру, то все было не так страшно. В этом случае иметь нас будут только для приличия, а это, поверьте, совсем не то, что иметь от души, когда кто-то кровно заинтересован в деле.

Вообще чудные Дела творились порой в следственных кулуарах… Вот, например, несколько лет назад ко мне пришли оперативники из тогдашней структуры по борьбе с организованной преступностью (уж и не упомню, как она, многострадальная, тогда называлась), показали сводки прослушивания телефонных переговоров, в которых регулярно повторялся один и тот же номер телефона, и спросили, не знаю ли я, что это за номер. Некие люди звонили туда и спрашивали, как отмазаться от убийства, а владелец телефона давал им подробнейшие консультации. "Понимаешь, - сказали опера, - мы знаем, что этот номер - в городской прокуратуре, а чей, нам никак не выяснить. Наверное, это бухгалтерия или отдел кадров. Не поможешь?"

Отчего же не помочь, сказала я и достала телефонный справочник; открыв его, я показала борцам с организованной преступностью, что искомый номер установлен не где-нибудь, а в кабинете заместителя прокурора города.

Опера побледнели, потом покраснели, потом заорали, что надо бежать разоблачать. Я только усмехалась; но на очередном заслушивании, при том самом заместителе прокурора города, один из них ляпнул, что разыскиваемые убийцы ведут активные телефонные переговоры с пособником. Зональный прокурор удивился, а почему пособник еще не в тюрьме, и потребовал объяснений, что сделано для его поимки, но зампрокурора города как-то быстро свернул совещание, сказав, что сводки ПТП - дело секретное, нечего их тут разглашать направо и налево, неизвестно, кому тут нужно их знать, может, в наши ряды затесался соучастник бандитов… И больше заслушиваний по этому делу не назначал, а вскоре оно само собой заглохло, поскольку на раскрытии убийства никто не настаивал.

Но я отвлеклась, погрузившись в воспоминания; глуховатый голос шефа вернул меня к действительности, то есть к делу Нагорного:

- Так что вы дело полистайте, составьте план расследования, мне его на утверждение, там подчистите, если что-то не доделано, и - до следующего отчета.

Я опешила. Фактически прокурор района давал мне индульгенцию на приостановление дела. А приостановленные дела - это всегда головная боль для прокуроров. Любой зональный при желании придумает, какие указания дать, и возобновит производство по делу для выполнения этих указаний, ибо зональные - тоже люди, и у них тоже существует проблема показателей (отменил постановление по делу - себе в отчет галочку поставил). А раз что-то еще надо делать, значит, дело приостановлено преждевременно, стало быть, незаконно…

- В общем, не закапывайтесь. Своих-то дел сколько?

- Ой!… - я задумалась. А придя к себе, открыла сейф и посчитала.

Своих дел и вправду было прилично. Как всегда. Причем, в полном соответствии с законами Мерфи, каждое дело требовало вдвое больше времени, чем казалось поначалу. Свидетели не являлись, чихать они хотели на вызовы в прокуратуру, эксперты были завалены заданиями, поэтому сроки экспертиз выросли в несколько раз. Бюро пропусков следственного изолятора теперь закрывало свои двери ровно в шестнадцать часов, поэтому нечего было и планировать в один и тот же день на общественном транспорте добраться сначала до морга, а потом до тюрьмы, и до окончания рабочего дня вернуться в прокуратуру. Лешка Горчаков, устав месить на улицах грязь, мерзнуть на остановках и давиться в общественном транспорте, напрягся и купил старенькую машину. При этом ездить он стал без водительского удостоверения, и хотя с прокурорской корочкой" имел шансы отмазаться от гаишников, предъявлять ее на местах случайных ДТП не осмеливался. Поэтому все нажитое непосильным трудом уходило на возмещение ущерба пострадавшим автовладельцам. А страдали они с удивительной периодичностью.

- Представляешь, опять мужику бампер снес, - жаловался Лешка, стреляя у меня мелочь до зарплаты.

Назад Дальше