Я тогда почему-то подумала, что киллеры-то знают - чтобы труп не всплыл, надо разрезать живот… И вообще, Регина, конечно, поразительно легкомысленная особа, но на убийство она не способна.
Правда, через приличествующий срок родственники угомонились, оставили Регину в покое, и она стала жить-поживать и добра наживать с тем самым несправедливо заподозренным приятелем; теперь им никто не мешал посещать бассейн…
Войдя в квартиру, Регина сбросила мне на руки свою шикарную шубу; я уже наслышалась историй про то, как она в театрах и ресторанах доводит гардеробщиков, они стонут, что иностранцы и то спокойнее к своим шубам относятся… Я повесила шубу не на плечики, а на крючок, но Регина даже не обратила на это внимания. Она отвлеклась на мою куртку.
- Машка, в чем ты ходишь?! Купи ты себе нормальную шубу или дубленку! Хочешь, я тебе свою короткую отдам? Всего за полторы тыщи баксов! И сапоги у тебя с прошлого сезона, давай завтра съездим в магазин к моему Сержу, возьмешь приличные…
Слава Богу, она не задержалась на моей обуви, чувствовалось, что вовсе не мой внешний вид занимает ее мысли. Я даже не стала объяснять, что до конца года мне о новых сапогах мечтать не стоит. А там уже и до лета рукой подать, буду носить босоножки.
- Пошли на кухню, - сказала я, и Регина послушно прошла за мной.
Когда я плотно закрыла кухонную дверь, Регина без переходов начала излагать свою проблему:
- Мы с Сержем подали заявление.
- Поздравляю! - от души ответила я. Рано. Эти осколки прошлого пронюхали, ну,
Я имею в виду Лебедевых (я уже поняла, что речь идет о родителях покойного мужа Регины, Арсения). Это Вадька с Гериком им стуканули, я же им разрешаю с бабушкой и дедушкой видеться, а зря.
- Ты думаешь, они гадить начнут?
- Ты о них плохо думаешь. Начнут! Они уже пустили тяжелую артиллерию.
Регина замолчала, уставившись в одну точку. Я помахала рукой у нее перед носом, и она очнулась:
- Да, так вот. Они орут, что докажут, что Вадик с Гериком не Сенины дети.
- Господи, Регина, мало, что ли, они орали? Не обращай внимания.
- Легко сказать. Они собрались проводить генетическую экспертизу.
- Ну пусть проведут, если у них деньги лишние, еще и лучше: будет у тебя заключение об отцовстве, они и не пикнут больше.
Регина опять замолчала, уставив невидящие глаза в стенку.
- Ты что, не уверена в результате? - догадалась я.
- Ну… Нет, - встряхнула она головой. - Эти проблемы я решу, заключение будет нормальное.
Я аж крякнула про себя, но если Регина говорит, что все будет в порядке, значит, так и будет.
- Они собираются Сенькин труп выкапывать, для экспертизы, - продолжила она. - Как ты думаешь, я могу им это запретить?
- Наверное, да, но точно я не знаю, они же все-таки родители… Давай я уточню.
- Уточни. Ничего себе у меня медовый месяц получится? Проведу его на кладбище.
- А зачем обязательно Арсения выкапывать? Разве нельзя взять материал для экспертизы у них - у родителей Арсения? - Я зевнула. - Извини, с ног падаю.
- Да? Нет уж, на фиг! Тут уж я костьми лягу и буду кричать, что я не уверена, что Арсений - их сын! Может, там мамочка от проезжего молодца родила, а мне потом отдуваться, почему экспертиза отрицательная?! Нет, если проводить экспертизу, то по полной программе!
- Слушай, - осенило меня, - не знаю, как насчет эксгумации, но ты ведь можешь запретить брать у детей кровь на анализ!
- Не выйдет, - покачала головой Регина. - Они же с детьми видятся, так они меня и не спросят, если уже не взяли у детей кровь. Я просто боюсь, что они еще и труп могут подменить, лишь бы мне нагадить, - чтобы экспертиза была отрицательной.
- Ты что, думаешь - они сами будут гроб выкапывать, какой захотят? Там же эксперты будут, они все проконтролируют.
- Блин, говорила я, надо Сеню кремировать. Нет, похоронила на свою голову!
- Регина, ну это уж ты хватила! - урезонила я ее. - Попробуй и их понять, все-таки они лишились сына. Люди сдвинулись немного, это бывает.
- Слушай, почему это ты такая добрая? - прищурилась Регина. - Сколько ты в прокуратуре работаешь? Лет десять?
- Двенадцать.
- По логике вещей ты давно должна была ожесточиться, а ты всем ищешь оправдание.
- А ты знаешь, я сама удивляюсь. Я действительно стала гораздо терпимее к людям и их слабостям. И всех мне жалко.
- Ну, если тебе всех жалко, то пожалей в первую очередь тех, кто поближе. Кто тебе дороже, я или эти ископаемые?
- Ты, ты, успокойся.
- Тогда придумай, как их бортануть. Как им запретить труп выкапывать?
- Ну, во-первых, эксгумации осенью и зимой запрещены, так что живи спокойно до весны. А там либо ишак умрет, либо эмир умрет.
- Ты что, они же из меня всю кровь выпьют за это время! А потом, это для вас они запрещены, а для них эти запреты не проблема, больше заплатят, и все им разрешат, вот увидишь. Ну подумай, что можно сделать.
- Ладно, я подумаю, Регина. - Я опять зевнула.
- А вообще, знаешь: пожалуй, я им разрешу провести экспертизу. Пусть заткнутся. Я лучше свадьбу отложу ради такого дела. Зато потом, если они после установления отцовства что-нибудь квакнут…
- Может, ты и права, - согласилась я, держась за щеку.
Регина посидела еще немного, придумывая страшные казни бывшим родственникам в случае своей победы, и распрощалась со мной, стребовав предварительно с меня обещание присутствовать при эксгумации вместе с ней. После посещения Регины в квартире до утра пахло продукцией фирмы "Элизабет Арден". Я вдыхала аромат "5 Авеню" всю ночь, не в состоянии уснуть из-за зубной боли. Утром я обнаружила, что распухла не только десна, но и щека. Я проверила запасы анальгина, солпадеина, эфферал-ана ("Девушка, какое средство самое лучшее от головной боли?" - "Бабушка, возьмите эффералган упса…" - "Господи, я у мужа-то никогда не брала, а уж у пса…"), набила ими сумочку, позвонила маме, чтобы она приехала за Гошей, поцеловала его, сонного, в теплый лобик и отбыла на работу.
4
Мокрый снег продолжал досаждать тем, кто шел лицом к ветру. Зуб ныл, но терпимо. Сапоги за ночь так и не просохли, заставив меня решать мучительную проблему, брать или не брать деньги в долг, чтобы купить новые сапоги, в связи с любезным предложением Регины, в магазине у ее хахаля. Ах, пардон, жениха… На фоне мрачных мыслей о грядущих долгах, еще и по причине необходимости визита к стоматологу, пустяком показалось возможное недовольство руководителей, когда я доложу о результатах эксгумации.
Нет, родной шеф, конечно, слова худого не скажет, но расстроится. Вот городская прокуратура развопится, как будто я сама лишнего покойника в гроб подсунула или нарочно назначила эксгумацию, в надежде на приключения. Почему-то в городской прокуратуре районных следователей, за которыми надзирают, воспринимают как досадное обстоятельство, мешающее победным рапортам и получению премий. И зачем вообще мы сдались! Без нас было бы значительно лучше и спокойнее; вот только на кой они нужны без тех, за кем надзирают, на это они и сами не ответили бы.
Не успела я повернуть ключ в двери кабинета, как из канцелярии высунулась наша главная делопроизводительница Зоя с сообщением о том, что меня срочно просили позвонить в морг Юрию Юрьевичу.
- Зоя, а шеф на месте? - вяло спросила я.
Зуб ныл хоть и не сильно, но настойчиво, и нудная пульсирующая боль выталкивала из моего бедного мозга всякие побуждения к работе.
- Он же на коллегии сегодня, будет около двенадцати. Маша, позвони в морг, тебя очень просили, буквально умоляли. Я обещала, что обязательно передам.
- Позвоню, позвоню.
Войдя в кабинет, я сразу подошла к телефону. Снимать пальто и сапоги не было сил; набрав номер, я опустилась на стул. Долго ждать не пришлось, Юра снял трубку моментально.
- Маша, - сказал он, - у меня к тебе очень серьезное дело. Очень. Ты одна в кабинете?
- Одна.
- Закройся, пожалуйста, изнутри, чтобы нам никто не помешал. Пожалуйста.
- Юра, не морочь мне голову. У меня очень болит зуб, я с трудом воспринимаю окружающую обстановку. Говори, что тебе надо.
- Хочешь, я сейчас же пришлю машину, тебя отвезут к стоматологу? Очень хороший стоматолог…
- Короче, Склифосовский, - оборвала я рекламную паузу.
- Маша… - он помолчал. - Скажи, пожалуйста, ты руководству доложила о результатах эксгумации?
- Нет, еще не успела, шеф на коллегии в городской. А что?
- А протокол осмотра трупа зарегистрировала?
- Я только что вошла, еще даже не разделась.
- Маша… - он опять помолчал. - Ты же знаешь, что можешь обратиться ко мне с любой просьбой, я все сделаю…
- Юра, если можно, короче, сил нет.
- В общем, - было похоже, что он наконец собрался с духом, - ты могла бы кое-что сделать для меня? Ты могла бы не сообщать руководству про второй труп?
Я не поверила своим ушам.
- А можно узнать, с какой стати?
- Маша… Дело в том, что труп пропал.
- Юрий Юрьевич! У тебя все в порядке с головой?! Объясни мне, что значит "пропал"! - От возмущения я даже забыла про больной зуб.
- Ночью труп исчез, я пришел утром, послал санитара кисти отчленить, отдать физико-техникам на пальчики, а санитар мне доложил, что трупа нет. Мы все перевернули, весь морг перетрясли, - Юра в расстройстве даже не замечал, как он выражается.
- Когда же вы успели? Рабочий день только начался.
- Я же прихожу к половине восьмого, мы уже два часа ищем…
- Ладно, Юра, я сейчас приеду. Пока это все, что я могу для тебя сделать.
Мое дальнейшее поведение оправдывалось только моим болезненным состоянием. Безусловно, мои умственные способности оказались притупленными в результате болевого шока и длительного приема анальгетиков.
Поэтому я поднялась со стула, насыпала в рот и проглотила очередную порцию обезболивающего и поехала в морг. Одна. Вместо того чтобы взять с собой дюжину работников милиции в форме и с табельным оружием и парочку своих коллег по прокуратуре, которые однозначно не отказались бы мне помочь. Вместо того чтобы перекрыть милиционерами все ходы и выходы в этом муравейнике, обыскать все помещения, вплоть до кабинетов экспертов, а параллельно согнать в отдельную комнату дежурную смену, а тех, кто уже сменился с ночи, достать из дома, и всех допросить с пристрастием по поводу бардака, в котором мало того что трупы лишние находятся, так они еще и теряются. Подумаешь, покойничком больше - покойничком меньше, усушка-утруска, пересортица, с кем не бывает…
Хотя, как говорит Горчаков: "Мой дед до революции ходил в бардак, так вот там был порядок".
Юра сидел в своем кабинете бледный до зелени. Там же находились два особо доверенных эксперта - толстый, но милый Панов и Марина Коротаева, и, конечно, Вася Кульбин: неформальный лидер.
Панов, посмотрев на мое лицо, тихо свистнул:
- Мария Сергеевна, как тебя угораздило! Тебя лечить надо срочно!
Я заглянула в зеркало, висящее в углу кабинета над умывальником, и сама охнула: воспаленные глаза, перекошенное красное лицо - видно, поднялась температура, а самое главное, рот у меня уже практически не закрывался, нижняя губа не налезала на распухшую десну. Картина называется "Самая красивая женщина прокуратуры"… Горчаков любит рассказывать анекдот про то, как Василиса Прекрасная и Баба-Яга поступили в университет, встретились и делятся впечатлениями. "Я, - говорит Василиса, - конечно, не самая красивая на филфаке, но зато я самая умная". А Баба-Яга ей: "Ну, я, конечно, не самая умная на юрфаке, но зато я там самая красивая!"
Панов подошел ко мне, помог снять куртку и спросил, была ли я у врача. Я помотала головой:
- Я боюсь. - И от боли, усугубленной жалостью к себе, слезы полились у меня из глаз.
Тут уже надо мной закудахтали все. Панов налил чего-то в мензурку и поднес мне ко рту, а после того как я глотнула, объяснил:
- Это очень сильный транквилизатор, на час его действия должно хватить. Мы тебя сейчас отправим к стоматологу, он все сделает.
Рыдания мои сделались еще горше.
- Я боюсь! - объясняла я и, опасаясь, что меня отвезут к стоматологу силком, ухватилась руками за стол.
Но судебные медики тем и хороши, что способны быстро принимать решения. Они обменялись взглядами, после чего Юра достал из сейфа бутыль со спиртом, Марина налила граммов двадцать на дно мензурки и заставила меня выпить это залпом, после чего завморгом, успевший вымыть руки, скомандовал Панову: "Держи ее!", и Панов, схватив меня сзади за плечи, резко усадил на стул и, словно тисками, зажал мне своими лапищами голову так, что я не могла пошевельнуться.
- Открой рот! - приказал Юра, а Панов, стоя сзади меня, большими пальцами помог мне это сделать.
Вася Кульбин светил мне в рот настольной лампой. Юра, отвернув нижнюю губу, осмотрел опухоль и кивнул коллегам.
- Ты смотри, какой абсцесс, на три зуба, - прокомментировал Боря Панов, наклонившись и тоже заглянув мне в рот.
Кульбин подал заведующему какой-то инструмент, и Юра, еще раз напомнив Панову о необходимости крепко держать меня, сильно полоснул им по нарывающей десне. Я взвыла, а Юра, не обращая на это внимания, стал выдавливать, из разреза гной. Я на мгновение потеряла сознание, но тут же пришла в себя, нюхнув ватку с нашатырем, которую, как оказалось, держала наготове Марина.
- Ну, вот и все, - удовлетворенно сказал Юра и разрешил Панову отпустить меня, но тот не торопился, поняв, что, если отнимет руки, я свалюсь со стула.
- Мария Сергеевна, теперь поезжай домой и приляг, тебе надо полежать и рот полоскать через каждые полчаса фурацилином, содой и марганцовкой, - услышала я голос Панова.
Марина тем временем поднесла мне очередной стакан - с раствором марганцовки - и с помощью Панова повела меня к умывальнику. Сплюнув кровь, я снова замотала головой. За моей спиной Юрий Юрьевич озабоченно сказал:
- По-моему, у нее шок.
Через некоторое время, обретя способность говорить, я прохрипела, что не могу ехать домой, потому что мне надо на работу. Они все переглянулись, Вася повертел пальцем у виска, давая понять, что у меня все-таки шок, а когда я в меру своих возможностей - на тот момент - стала настаивать, Юрий Юрьевич достал из ящика стола прокурорский телефонный справочник, набрал номер и, когда ему ответили, заговорил:
- Добрый день! Прокуратура? Мне нужен прокурор района. Это Владимир Иванович? Вас беспокоит заведующий судебно-медицинским моргом, у нас тут ваш следователь, Швецова, мы ей только что вскрыли… Что?! На, скажи ему сама, - и протянул мне трубку, из которой доносился визг моего шефа.
- Владимир Иванович, - сказала я слабым голосом, и визг утих.
Но через несколько секунд шеф заорал в трубку с новой силой, впервые в жизни назвав меня не на "вы" и не по имени-отчеству, что свидетельствовало о сильнейшем его потрясении:
- Машка, поганка! Это ты?! Ты жива?! А чего он говорит, что тебя вскрыли в морге?!
- Да не меня вскрыли, - стала объяснять я, еле ворочая языком, - нарыв на десне мне разрезали. Можно, я домой поеду?
- Конечно, конечно! Может, тебе врача прислать?
- Врачей тут полно…
- Господи, разве можно так пугать?! Я же подумал, что твой труп вскрыли! Кому тогда дела твои передавать?! - по последней фразе я поняла, что шеф уже приходит в себя. - Раз надо, отлежись пару дней, не волнуйся. Если есть что-то горящее, я Горчакова пришлю, ты ему дашь инструкции. Поправляйся…
Положив трубку, я почувствовала, что снова теряю сознание. Кто-то из докторов уложил меня на диванчик, стоявший в кабинете; сквозь звон в ушах доносились чьи-то слова: "Транками под спирт закидываться - да она до дому не доедет", чье-то хихиканье, по-моему, Маринкино: "Тогда, может, сразу в секционную?", а потом: "Вася, отвези ее и уложи, если надо - укольчик сделай…"
Процесс транспортировки мое сознание не зафиксировало. Пропавший труп и незарегистрированный протокол также изгладились из него до следующего утра. Может быть, мое сознание надеялось, что к следующему утру пропажа найдется?..
Проснувшись на неразобранном диване, заботливо укрытая пледом, я окунулась в восхитительное ощущение - когда ничего не болит. Ничегошень-ки, нигде!
Насладившись, я стала соображать, как случилось, что ничего не болит. С трудом восстановила в памяти процесс хирургического вмешательства, в результате которого прошла зубная боль. И тут же вспомнила, что в морге, где это хирургическое вмешательство было осуществлено, я оказалась из-за пропажи трупа, ни личность, ни причина смерти которого не были установлены…
Весь кайф прошел. Зато я медленно стала наливаться злостью. Ну ладно же, ребята, вы еще пожалеете, что меня разозлили. Теперь меня могут остановить только танки. Все равно я раскопаю, что это был за труп, и почему его подсунули в чужой гроб. Давая себе мысленно такое обещание, я стиснула зубы и охнула: челюсть пронзило острой болью. Я с трудом встала с дивана - в голове гудело, в ушах звенело - и поплелась полоскать рот марганцовкой, содой и фурацилином, как было велено.
На часах было шесть вечера. С шести до двенадцати позвонили Юрий Юрьевич, Кульбин два раза, Горчаков, шеф, Регина, мама, начальник уголовного розыска. Каждый из них интересовался моим состоянием здоровья, выражал сочувствие, советовал, чтобы я соблюдала полный покой и как можно меньше разговаривала, а затем по их требованиям я долго обещала неукоснительно следовать этим советам. В двенадцать ночи я перестала поднимать трубку.
Заснуть до утра я не смогла, лежала без сна и пыталась сообразить, как лишний труп оказался в гробу старушки Петренко. Но голова еще плохо работала, ничего дельного не придумывалось. А чувство благодарности за избавление меня от мучительной боли, по-видимому, мешало осознанию простого факта: без участия кого-либо из работников морга положить в гроб лишнее тело невозможно. А уж украсть его оттуда - тем более.
5
Утром, когда чувство благодарности слегка притупилось, я добрела до работы и все рассказала шефу.