- Та клиника, о которой идет речь, существовала в городе Видное, - медленно, постепенно перешел к сути дела Николай Никитич. - До развала СССР она находилась на высшем уровне западных медучреждений, а для наших больниц и научно-исследовательских институтов это вообще была ого-го какая высота! Великанов не прогадал, что ему довелось там поработать… Ну потом, конечно, пошел развал, как по всей стране, клиника еще кое-как работала, правда, новейшее оборудование уже не закупали. А в конце концов выяснилось, что в бюджете ФСБ нет средств для продолжения ее финансирования, и клиника была ликвидирована. Ее помещение передали в управделами центрального аппарата ФСБ. Правда, доктор Великанов, опираясь на свои заслуги, попросил оставить одно из помещений за ним. Там, он так объяснил, будет производить свои опыты, а если нужно, то и оказывать услуги старым товарищам. Мол, при необходимости всегда сделает операцию сотруднику ФСБ. Кому поправит веки, кому нос. Но это уже по-дружески, не по-служебному. Наше руководство не возражало.
- Так, значит, после 1995 года он с вами уже не сотрудничал? - встрял все-таки с вопросом Турецкий, заслужив обеспокоенный Костин взгляд - то ли предупреждающий, то ли разочарованный.
- Ни-ни! - замахал руками Карпушин. - Пластические хирурги, которые подтягивают морщины знаменитым дамам, - они ведь вроде актеров, вечно в свете прожектора. Доктор Великанов не желал, чтобы о его многолетних контактах с органами КГБ - ФСБ знали его обычные постоянные пациенты. Желал, чтобы и семья не знала.
- Семья и не знала, - подтвердил Турецкий.
Теперь им было известно, как Великанов стал владельцем и хозяином собственной небольшой клиники в Подмосковье. Конкретно, в городе Видное. И наведаться туда не помешает. Причем как можно скорее.
Вечером Александр Борисович имел возможность с удовольствием убедиться в безошибочности своего чутья на погоду: в половине десятого, сразу после программы "Время" повалил такой густой снег, что, когда огни в окнах дома напротив вспыхивали и гасли, то за этой снежной пеленой казалось - там включалась и выключалась новогодняя иллюминация. Деревья стройно вытягивались в белых барашковых шапках, точно генералы на параде. Идеальная атмосфера для экранизации сказки "Снежная королева" или другой какой-нибудь симпатичной детской сказки, где снежные хлопья украшают темную пахучую зелень новогодней елочки. Приятно смотреть на это праздничное убранство природы, если ты отгорожен от него оконным стеклом, в отлично обогреваемой квартире. А вот стоит представить, что по такой погодке (весьма вероятно, восемьдесят процентов гарантии!) придется завтра разогревать машину и тащиться в подмосковный городок Видное, черт его знает в какую глушь, и сразу сказочная умиротворенность сменяется раздражением, и по коже, несмотря на то что батареи в квартире обжигающе-горячие, начинают бегать мурашки.
- Чем это ты, Шурик, так залюбовался? - спросила, неслышно приблизясь сзади, Ирина Генриховна. - А меня что-то беспокоит Антоша…
Супруга не уставала поражать Турецкого легкостью перескакивания с одной темы на другую. Иногда она (должно быть, для упрощения общения) совмещала в одной реплике две темы, предоставляя собеседнику выбирать, какую из них обсуждать. В данном случае Александр Борисович предпочел обе. В порядке очередности.
- Залюбовался я на проезжую часть в условиях снегопада: нам со Славой Грязновым завтра тащиться за город. А кто такой Антоша и с какой стати он тебя беспокоит?
Ирина почему-то обиженно сложила губы, хотя Турецкий не заметил, что сказал ей что-нибудь обидное.
- Неужели ты до такой степени безразличен, с кем водится твоя единственная дочь?
- Ага! - До Турецкого стало доходить. - Так, значит, Антоша - это тот самый хмырь, с которым сейчас Нинка гуляет, дружок ее. А позвольте, почему он вдруг стал Антоша? Я всю дорогу был уверен, что его зовут Сережа.
- Ты, как обычно, все перепутал, - укорила мужа Ирина. - Сережа - это прежний ее приятель, такой высокий, худой брюнет с плохими зубами. Он у нас уже больше года не показывается. А Антоша - среднего роста, телосложение скорее как у мистера Пиквика, но мускулы есть…
- А зубы? Как у него с зубами?
- С зубами? У него - отлично. На меня произвел неизгладимое впечатление треск, с которым он у нас при солидных и уважаемых гостях на дне моего рождения пожирал куриные кости из холодца. Антоша мог бы перекусывать колючую проволоку.
- Здорово! Рад за Антошу. По крайней мере, предметом твоего беспокойства послужили не его зубы, и это уже кое-что.
- Вечно ты шутишь, Шурик. - Очевидно, сегодня вечером в телепрограмме не значилось никакого шоу, потому что Ирина намерена была говорить с мужем долго и всерьез. - А меня, откровенно признаться, насторожила история, которой поделилась со мной Нина. Ей почему-то кажется, что это смешная история, но лично я считаю по-другому…
- Отлично, Ириша, я готов выслушать эту несмешную историю. Только зачем нам разговаривать у окна? Давай сядем на диван.
Когда отпущенный Турецким край занавески полностью отделил комнату от снегопада, показалось, что вдруг стало тихо и тепло, хотя и раньше здесь не было шумно и холодно. Очутившись на диване, Александр Борисович привычно потянулся к очкам и газете, но Ирина Генриховна таким же привычным жестом, свидетельствующим о долгих тренировках, перехватила очки:
- Нет, Шурик, почитаешь потом, газета никуда от тебя не убежит. Ты же обещал выслушать эту историю!
- Да, и обещал, и выслушаю. Я хотел надеть очки только для того, чтобы лучше видеть тебя, красавица моя ненаглядная…
- Прекрати, Саша! - Ирина уже с трудом сдерживала смех. - Как будто я не знаю, что эти твои очки только для чтения, для дали у тебя другие…
- Так где же история? Я жду.
- В общем, Антоша купил себе собаку…
- Бультерьера?
- А почему ты так решил?
- Ну, не знаю. Просто попытался представить себе Антошу: среднего роста, широкий, мускулистый, зубы отличные. Какая собака ему подойдет? Скорее всего, бультерьер.
- Не помню я, как называется эта порода, но Нина сказала, что эти милые собачки, еще будучи щенками, прогрызли стену панельного дома и выбежали наружу гулять.
- Бультерьер. Помяни мое слово, окажется бультерьер.
- По-моему, Нинка по-другому называла породу, не бультерьер, но не важно… Одним словом, всех щенков разобрали, остался один. Его тоже хозяева пытались пристоить. Сначала за деньги, благо пес породистый, потом просто в хорошие руки. Но отовсюду его возвращали. Причина? Агрессивный, неуправляемый, кусает всех, кто попадает в поле его зрения. Одним словом, на нем поставили крест, собирались уже усыпить, когда на горизонте появился Антоша. Ему как раз Нина сообщила, что в детстве хотела завести собаку, но ей не разрешали, вот он и решил ей преподнести в подарок, практически бесплатно, это чудовище, то есть сокровище. И если, мол, у них в будущем сложатся отношения, ему тоже нужна собака: для престижа и дом сторожить. Когда Нина от прежних хозяев (они вдвоем с Антошей приехали к ним забирать собачку) услышала, что за зверь этот пес, она засомневалась, стоит ли с ним связываться. Но Антоша ее уговорил. "Не боись, - сказал, - я с ним справлюсь".
Ирина Генриховна сделала трагическую паузу.
- Собака укусила Нинку? - предположил Турецкий, уже зная, что это не так. Если бы какой-то пес нанес дочери серьезную травму ("челюсти на ножках" - так в народе бультерьеров зовут), Ирка не болтала бы сейчас с мужем, а спасала бы, ухаживала, перебинтовывала, дежурила, кормила свое чадо. Чего бы ей это ни стоило.
Пауза продолжалась.
- Собака прогрызла стену в Антошином доме? - уже более заинтересованно выдвинул следующую версию Турецкий. Ирина отрицательно качнула головой.
- Ну так что же она такого натворила?
- Собака ничего не натворила, - раздельно, едва не по слогам, произнесла Ирина Генриховна. - Не успела. Антоша с ней справился. Хочешь знать, каким методом?
Турецкий хотел. Как знать, может, доведется иметь дело с разъяренными собаками.
- Так вот! - В голосе Ирины появились обвиняющие интонации. - Когда они привезли домой к Антоше это чудовище - а Нина поджимала ноги, чтобы он ее не искусал, - Антоша заперся с псом в отдельной комнате. Нина ждет-ждет, а они не выходят. Она уже в милицию звонить собиралась, думала, пес его загрыз. Вдруг открывается дверь и выходит Антоша. Пес идет рядом, тихий и смирный, смотрит на Антошу снизу вверх преданными глазами. Нина, конечно, спрашивает: "Как тебе это удалось?" А Антоша отвечает - Нина дословно процитировала, так что извини: "Мы как вошли в комнату, я ему отдал команду: "Сидеть!" А он не подчиняется. Еще возбух на меня, быковать начал. Ну, я его хрясь табуреткой по башке! Он - плюх на жопу и сидит, на меня пялится. Зато теперь понял, кто здесь главный"… Шурик, что здесь смешного?
- А что здесь грустного? - с трудом выговорил Турецкий сквозь смех. - Все нормально кончилось, Ир, чего ты волнуешься?
- Я волнуюсь из-за нашей единственной дочери, которая дружит с таким человеком, как этот Антоша. И, по-моему, я права. Представляешь, Шурик, а вдруг они поссорятся? Что же, значит, это он и ей может - хрясь табуреткой по башке? Чтобы доказать, кто здесь главный?
- Ну, во-первых, - отсмеявшись, Турецкий обрел рассудительность, - девушка - это все-таки не собака. Надеюсь, даже Антоша, способный перекусить колючую проволоку, понимает, кто из них требует более нежного обращения… А во-вторых, я уверен, что моя дочь сама в случае чего способна хрястнуть табуреткой по башке. Или, по крайней мере, ускользнуть из-под удара. А в том, что если он ее ударит, она, как Сережу сменила на Антошу, так и Антошу сменит на какого-нибудь Алешу, я тоже уверен на все сто. В Нинке - моя порода. Турецкие не дрессируемы!
Ирина Генриховна поджала губы. Александр Борисович обнял супругу, привалив ее на диван.
- Иришка, не расстраивайся! Ты права, Антошины манеры выглядят подозрительно. Он уже где-нибудь работает? Какого возраста этот юноша?
- В бизнесе работает. Торговые перевозки или что-то такое похожее… Да, по-моему, Нина именно о грузоперевозках говорила. Если надо, я у нее уточню.
- Не волнуйся, Ириша. Добудь мне его отчество и фамилию, я проверю по своим каналам. Только Нинке пока ничего говорить не будем. Ладно? Уговор?
- Но я обязана ее предупредить, чтоб она требовательнее выбирала друзей, чтоб не совершить ужасной ошибки…
- Тише, мать! Каждый человек, особенно молодой, должен иметь в жизни свою квоту ошибок. А по тому, насколько эти ошибки ужасные, как раз и проверяется предыдущее воспитание. Понятно? Я убежден, что мы неплохо воспитали Нину. Наша дочь - разумная девушка и сумеет во всем разобраться сама.
- Слушай, Саня, - нервно заявил Слава Грязнов, вертясь на переднем сиденье машины Турецкого, - мне это крепко не нравится.
В Видное, где располагалась мини-операционная Великанова, решили ехать с самого утра. Темно, шоссе скользкое, водители матерятся и нарушают правила дорожного движения… Действительно, масса поводов для недовольства.
- Что не нравится? - рассеянно спросил Турецкий, следя за знаками поворота. - Как я веду?
- Нет, как нас ведут.
- Что?
- Посмотри в зеркало заднего вида… Примечаешь вон того "бумера"?
На шоссе группировались в разных комбинациях не менее четырех "БМВ". Популярная машина. И не сугубо бандитская, как это почему-то поется в не менее популярных песнях.
- Которого?
- Грязного.
Турецкому пришлось приглядеться, чтобы понять, что имеет в виду его старый друг. А когда разглядел, убедился в его правоте. "БМВ" и впрямь был грязен - да чего там, он был грязен настолько, что даже на крыше не просматривался его первоначальный цвет. По таким густейшим заскорузлым потекам дети и хулиганы не станут прокорябывать "Помой меня", или "Танки грязи не боятся", или что там еще принято писать пальцем на автомобильных боках, - хотя бы по той причине, что пальцем такую толщу не взять, потребуется скребок. Трудно было поверить, что такое неумытое чудовище выезжает из Москвы, однако это соответствовало действительности.
- Наверное, много пришлось сунуть на лапу гаишникам, - философски хмыкнул Александр Борисович, - чтобы пропустили его в таком виде. Как он ни во что еще не врезался, удивляюсь: лобовое стекло сплошь замазано. Ничего хуже давно не наблюдал.
- Ага. Точно. А хуже всего, что он нас преследует.
- Нас? А с чего ты решил?
- Я его заметил, когда к тебе ехал. Подумал еще, вроде тебя: ну и свинья, автомойдодыра на него нет! Но когда второй раз… Я тебе стопроцентно говорю: кто-то нас ведет.
- Глупейшая маскировка, - попытался опровергнуть Славу Турецкий. - Будто нарочно, чтобы его заметили.
- Наоборот, идеальная маскировка! Помыл машину и полностью сменил имидж. Будто ни за кем не следил.
Ненадолго оба притихли. Установить, следит за ними грязный "бумер" или его появление в этом месте и в это время - игра случая, пока не представлялось возможным: слишком много машин двигались на шоссейной глади по прямой. Во всяком случае, обогнать он их не пытался, даже когда возможность для этого появлялась.
- Слава, - прервал молчание Турецкий, - я же предупреждал, чтобы члены следственной группы не распускали язык при разговорах по телефону. И ни с кем не делились подробностями этого дела…
- Санек, я ведь и обидеться могу. Ты, что ли, меня не знаешь? Насчет служебных тайн я - могила!
- Вспоминай, Слава, вспоминай: может, случайно кому проговорился о поездке в Видное?
- Да ты чего? Да когда бы я успел? Полных суток не прошло с того момента, как нам с тобой сказали о Видном!
Слава раскалялся от возмущения, а Турецкий внутренне холодел: Славины подозрения оправдывались. Приметный "бумер" продолжал неизменно следовать в их фарватере. Дистанцию держал неагрессивную, скорее выжидающую, но при этом и не прятался. Наглый, однако, тип… Или типы? Сколько их туда набилось? Вооружены они или нет? И - главный вопрос, ответ на который жизненно важен, - чего они от Грязнова с Турецким хотят?
- Ладно, Слава, извини, погорячился. По правде сказать, от тебя я и не ждал никакой утечки информации.
- Так и быть, извиняю. Я незлопамятный. Только уж очень хреново все…
В поведении "бумера" было что-то вызывающее, но будто бы и спокойное. Так демонстрируют силу без намерения ее применять. Когда хотят применить силу, противника не дразнят, а сшибают в кювет или решетят из автоматов. А тут водитель словно бы впрямую дает понять: "Да, мои дорогие, я вас пасу. Будьте бдительны".
- Слушай, Слава, - высказал Турецкий наиболее рациональную из подвернувшихся идей, - а что, если это сотрудники ФСБ? Только они знают, куда мы с тобой намылились в это ненастное утро…
- Хы-хы, - довольно сказал Слава. - Совсем госбезопасность до ручки дошла, машину помыть денег не хватает. Где уж им пластических хирургов содержать!
Смех смехом, а неустановленный "БМВ" эскортировал их до самого Видного. Там он неожиданно развернулся и так же неторопливо тронулся в обратном направлении. Номера его, как и следовало предполагать, оказались замазаны грязью до полной неразличимости.
В Видном Турецкий и Грязнов знали, к кому обращаться. Помощник генерала Карпушина подполковник Феликс Озеров передал Турецкому адрес, нужные телефоны и, как он выразился, "человека". Это был комендант помещения, отставник госбезопасности Олег Комаров.
Полковник в отставке Комаров оказался худым стариканом с длинным по-лошадиному, армейски-английским лицом, на котором выделялись подвижные рыжеватые брови, ездившие во время разговора вверх-вниз. Одет он был по погоде и, в общем, заурядно, но с намеками на служилое прошлое: просторная куртка, неуловимо напоминающая маскхалат, брюки защитного цвета, заправленные в сапоги. Он встретил генералов Турецкого и Грязнова возле серого забора - стандартного забора, каких в любом городе найдется не меньше десятка, а по стране, должно быть, тысячи. За таким забором может располагаться завод, стадион или больница - самая обычная больница. В данном случае в его ограде помещалась тоже больница, но не совсем обычная…
Неизвестно, каково было состояние других корпусов, которые Грязнов с Турецким мельком увидели, пересекая по дорожке двор, летом превращавшийся, должно быть, в симпатичное озелененное место с подстриженными газонами, но корпус, куда привел их Комаров, был великолепен. Его стены не забыли о прошлом величии, о лучших временах, которые пришлись для него на эпоху, когда аббревиатура "ФСБ" не заступила еще на смену "КГБ". Белые колонны, лепные пятиконечные звезды, обвитые лентами, - большой имперский стиль! А внутри - все современно. Видимо, обстановку старались максимально отдалить от больничной, вводя в интерьер вьющиеся растения, авангардные статуи, изображающие нечто вытянутое и гнутое, и странные композиции, напоминающие японский сад камней. Людей попадалось на удивление мало, и все они были одеты тоже не по-больничному, не в пижамы, а на зарубежный домашний лад.
- Хорошо у нас тут, - с гордостью сказал Комаров, и брови его вздернулись выше обычного.
- Ну да, - вежливо согласился Турецкий, которого мало интересовали интерьерные красоты. - Нам бы операционную посмотреть.
- Это где Великанов, значит, работал? - уточнил Комаров то, что и без вопросов прекрасно знал. - Это пожалуйста.
Из области, пограничной с внешним миром, они постепенно углубились в запутанные ответвления и магистрали, чтобы вступить в царство сугубо больничных коридоров, вымощенных кафелем, по которому положено было ступать лишь ногам медицинского персонала, - пациентов, уже подготовленных к наркозу, ввозили сюда на каталках. Правильно, вот и каталки выстроились вдоль стен. Что-то похоронное есть в их железно-кожаном строю… Или это так мерещится из-за того, что Великанов, оперировавший здесь, убит? Сначала оперировал сам, затем кто-то произвел операцию над ним - операцию кровавую, грубую и смертельную. Есть ли связь между этими двумя фактами?
Отставник Комаров, вдоволь повозившись со звенящими ключами, открыл помещение операционной. Операционная как операционная, чистая, белая, с окнами во всю стену, оборудована по последнему слову техники, - впрочем, Александр Борисович не медик, ничего в этом не понимал. Не мешало бы, конечно, прихватить эксперта-врача, но начальство ФСБ, и без того со скрипом давшее разрешение на визит посторонних в Видное, его присутствия не потерпело бы. Придется справляться собственными силами…