- Алексей Алексеевич, - начал он максимально доброжелательно, - вот вы во время прошлой нашей беседы высказали толковую мысль, что с самого начала чисто интуитивно так и предполагали: кражу наверняка совершил ныне покойный Махов, Ведь так?
- Точно так, Александр Борисович. Но - доказательства… Понимаете?
- Еще как! - поощрил кадровика Турецкий. - А отчего появилась такая уверенность? Из каких фактов вы исходили?
- Ну… как бы вам сказать?.. Впрочем, вам я, пожалуй, сообщу о некоторых своих подозрениях. Вы все-таки лицо не постороннее, Генеральная прокуратура хоть и сотрясаема в последнее время, однако ее же никто не отменял?
- Нет, не отменял. И не отменят, - убежденно сказал Турецкий. - Но какое это имеет отношение?
- Дело в том, Александр Борисович, - кадровик понизил голос и заговорил, как о секрете, - что недавно, до вас разумеется, этим же вопросов интересовались товарищи из ФАПСИ.
- Вы в этом твердо уверены? - насторожился Турецкий.
- Так же как и в том, что вы сидите передо мной.
- Вы видели их документы?
- Ну а как же! Не фальшивка. Уж я в этом толк понимаю, такая служба была.
- Фамилии случайно не запомнили?
Кадровик снисходительно хмыкнул, достал из ящика письменного стола небольшой блокнот, перелистнул несколько страничек и протянул Турецкому.
- Вот, пожалуйста, Антошкин и Виноградов. Оба из Управления спецопераций.
- Любопытно. И что же этих товарищей интересовало? Кстати, когда они у вас были? И почему вы сразу мне об этом не сказали? Извините, Алексей Алексеевич, за обилие вопросов, но ваши ответы на них будут для меня чрезвычайно важны.
- Если позволите, начну с конца. Почему сразу не сказал? А потому, что они весьма убедительно предложили мне никому не сообщать о нашем разговоре. На тех дискетах, что были украдены в лаборатории, имелась какая-то важная государственная тайна. Это во-первых. А во-вторых, они попросили меня предоставить им помещение для конфиденциального разговора со свидетельницей Шатковской. Я при этом, естественно, не присутствовал и о чем там говорили - не знаю. А было это… - кадровик посмотрел в потолок. - Было… семнадцатого. Точно.
Убийство было совершено в ночь с девятнадцатого на двадцатое. Судмедэкспертиза установила время - около пяти утра, плюс-минус полчаса. Это значит, что бандитам потребовалось почти двое суток, чтобы выйти на похитителей.
- И наконец последнее. Интересовало их практически то же самое, что и следователя, который был у нас со своей бригадой еще в июне. Я, должен заметить, намекнул, что им, возможно, стоило бы поговорить в прокуратуре, но они встретили мое предложение без энтузиазма и попросили повторить все по новой. Встретились, как я говорил уже, и с Шатковской.
- А больше никто вас по этому вопросу не беспокоил?
- Нет.
- Спасибо, Алексей Алексеевич. Информация весьма интересная. Фамилии товарищей, если позволите, я запишу. А вас попрошу о следующем. Я подошлю к вам своего помощника, и вы, пожалуйста, повторите ему данную информацию. Уже официально. Но я обещаю вам, что буду пользоваться ею крайне осторожно. Договорились?
- Раз надо… - не очень охотно согласился кадровик.
- А теперь и меня познакомьте, пожалуйста, с вашей Шатковской. Конфиденциального помещения мне не надо, мы просто выйдем на воздух и поговорим, если вы не возражаете.
Кадровик покорно развел руки в стороны.
Римма понравилась Турецкому. Ухоженная такая, самоуверенная кобылка. И, наверное, очень резвая, если хорошо раскочегарить.
Вежливо придерживая даму под локоток и спускаясь по лестнице в нижний холл здания, Александр Борисович меньше всего думал, что она - свидетельница, которую он собирался отвезти к себе в прокуратуру, где и допросить. Нет, официальный допрос он захотел оставить на потом, а пока поговорить по душам. Если не дура, сама все расскажет. По тому, как она тоже искоса поглядывала на него, непроизвольно облизывая полные сочные губы, Турецкий почувствовал, что, возможно, и сам он ей не так уж безразличен.
Они вышли во двор института и остановились под широким козырьком главного входа. Погода по-прежнему была мерзопакостной. Не дождь, а какое-то сеево, и все перенасыщено влагой. И ветер противный.
Турецкий стал спиной к ветру, загородив Римму своим распахнутым плащом. Она улыбнулась его джентльменству и предложила зайти в кафе, где можно поболтать за чашкой хорошего кофе. Как он отнесется к такому предложению?
Поболтать за кофе! Ну о чем еще может мечтать старший следователь по особо важным делам, если напротив будет сидеть такая очаровательная дама! Консенсус был установлен сразу, правда еще не такой тесный, как хотелось бы.
Так, с шуточками-прибауточками, они перебежали институтский двор и выскочили на улицу. Пожилая охранница с неодобрением посмотрела вслед молодым. Ишь хохочут, будто им и непогода нипочем!..
Римма определенно догадывалась, о чем пойдет у них разговор. Кадровик предупредил, что ею интересуется очень важный следователь из самой Генеральной прокуратуры и с ним надо быть откровенной. А следователь оказался вполне приятным и вежливым мужиком, у которого при первом же взгляде на нее хищно вспыхнули глаза. Ах, как ей нравилось купаться в таких взглядах! И выглядит он очень даже вполне. Машинка, правда, не из престижных - "семерка", на которую он показал походя, но, может быть, это у них обычная маскировка. И какие-то странные флюиды, исходящие от этого абсолютно зрелого и уверенного в себе мужчины, указали Римме на то, что тут ее могут ожидать приятные открытия. Такие мужики особо ценят в женщинах покорность, вот поэтому она и решила сыграть для начала роль невинной овечки, а уж потом, когда ситуация прояснится, выдать ему нечто неожиданное из тайного женского арсенала…
Об убийстве Игоря она, конечно, знала, вся лаборатория уже успела обсудить и забыть этот кошмар. Сама она в его нечаянных подельщицах нигде не значилась. Те парни из госбезопасности - Римме что КГБ, что ФСБ, что какое-то ФАПСИ - один черт! - возможно, о чем-нибудь и догадывались, но… признаний не требовали. А явные бандиты во главе со здоровенным наголо бритым "качком", которые и смотрели-то на нее не как на женщину, а будто на половую тряпку, вообще ничем не интересовались, кроме Игоря. И даже тот факт, что она перед уходом в тот день из института имела близость с Маховым, на них не произвел ни малейшего впечатления. Это ее признание, вызванное обыкновенным страхом за свою жизнь, им оказалось совсем ненужным. Правда, перед уходом они довольно в грубой форме предложили ей в дальнейшем держать язык за зубами, не совсем так, гораздо грубее, но ведь и предыдущие тоже велели молчать, однако же вот и Александр Борисович - "Можно, я буду звать вас Саша?" - "Буду счастлив!" - и он, вероятно, хочет услышать от нее всю правду и ничего, кроме правды. И он, конечно, добьется своего. Но правда будет… взвешенной! Или она ничего не понимает в мужчинах…
- Что вы предпочитаете к кофе? Коньяк, ликер? - с улыбкой спросил Турецкий.
- То же, что и вы, Саша.
- Жаль.
- Почему?
- Потому что я - коньяк. Медики считают, что он сосуды расширяет.
- А что, в этом уже есть надобность? - Она в игривом ужасе округлила глаза.
- Пока нет, - таинственно сказал Турецкий. - Знаете анекдот, как Гоги умирал?
- Нет, но хочу!
- Так это же просто замечательно! - воскликнул он и усмехнулся откровенной двусмысленности. - Уехал на чужбину Гоги, заболел и умер. Случайные соседи захотели оповестить его родных, но решили сперва их подготовить к печальной вести. Дали телеграмму: "Гоги очень болел, наверно, уже умер". Родня недоумевает, пишет ответ: "Срочно сообщите: он жив или умер?" - и получает другую телеграмму: "Пока умер". Вот и у меня - пока нет. Но я за рулем.
Римма смеялась так прелестно, что смотреть на нее было сплошное удовольствие.
- А разве такого важного следователя, как вы, Саша, милиция еще останавливает? - спросила наивно.
- С чего вы взяли, что я важный?
- Алексей Алексеич предупредил. Такой, говорит, шибко важный, что с ним надо держать ухо востро! Это действительно так?
Флирт разгорался вовсю. Но ведь было и дело. И Турецкий постарался переключить даму на нужную волну, чему весьма способствовали две рюмочки коньяку, принесенные пухленькой буфетчицей.
Римма, выпив, снова разгорелась было, но от вопросов Турецкого быстро поскучнела. Стала рассказывать.
О "товарищах" из ФАПСИ Александру Борисовичу в общих чертах уже было известно. Так что Римма просто подтвердила сам факт их пребывания в институте и обнажила суть их интереса, проснувшегося, ни много ни мало, через три месяца после кражи. Это уже должно о чем-то говорить. Но настоящим открытием для Турецкого стала случайно брошенная ею фраза:
- Эти хоть вели себя пристойно…
- А что, были и другие? - осторожно спросил Турецкий, чувствуя, как стало вдруг горячо. То все тепло да тепло, а тут будто пламя полыхнуло.
Еще одна рюмочка и новая чашка кофе для Риммы пришлись как нельзя кстати. Сам Александр Борисович ограничился кофе.
Словно ощутив заново былой страх, Римма, со страстью подлинного художника, с такой яркостью изобразила картину посещения ее бандитами, что Турецкий восхитился и памятью ее, и темпераментом.
- Давайте еще раз: как они выглядели?
Лучше других у нее получился портрет главного, одетого как все московские "качки" - куртка, цепи, желтые зубы, отсутствие шеи, прижатые к черепу уши и прочее. Низкий, хриплый голос, жующая нижняя челюсть. Но речь - без мата, хотя очень грубая и жесткая. Одно ругательство всего и прозвучало: сука, но к кому оно относилось - к ней или Игорю Махову - она не поняла. Речь-то ведь шла главным образом о нем. Где живет, с кем, где работает и так далее. А она знала не больше всех остальных.
- Какого числа это произошло?
"Странно, - думал Турецкий, - кадровик показался человеком честным. И если он не упомянул новых посетителей, значит, их и не было у него? Или все же приходили, но настращали, подобно Римме? Нет, - решил Турецкий, - такое вряд ли возможно. Одно дело, когда к тебе являются домой трое громил в цепях и золотых браслетах, а совсем другое - в учреждение. Да их бы охрана не пропустила. Хотя, если судить по той бабке…"
- А произошло это… сейчас скажу… девятнадцатого числа. Двадцатого у нас получка, а это было накануне. Вечером. Представляете, Саша, какого я ужаса натерпелась? - Римма снова умело округлила глаза, видно, это была у нее "коронка", сильный прием. Кто ж выдержит? Обязательно тут же ринется защищать несчастную девочку! Всеми доступными способами. А их ох как много!
- Представляю, - совсем уже потеплевшим голосом сознался Турецкий. - И?
- Что - "и"?!
- Ну, вы же все им выложили? Так я понимаю?
- А что бы вы сделали на моем месте? Когда трое… таких? Вы бы, Саша, посмотрели мою однокомнатную квартирку и все поняли: где я и кто - они!
Намек был более чем прозрачен. Вообще-то Римма к себе домой мужчин не водила: для этого были подруги с их квартирами. Своя же для нее была табу. Турецкий, не подозревая о том, оказался первым, кто удостоился подобной чести. Но он этого не знал и отнесся правильно к сказанному якобы случайно.
- Заманчиво, конечно.
- Что именно? - удивленно вскинула брови Римма.
- Взглянуть на квартирку. И сопоставить, - улыбнулся Турецкий. - Когда прикажете?
- Ох, мужчины! - завлекающе протянула Римма. - Слова им не скажи, на лету хватают и сразу по-своему.
- Это очень плохо?
- Смотря для кого, - ненароком вздохнула Римма. И Турецкий понял, что фактически получил приглашение. Дело оставалось за малым.
- Тогда у меня имеется к вам встречное предложение. Позвоните к себе на работу и скажите, если у вас нет сегодня неотложных дел, что я вас вызвал в Генпрокуратуру. Есть несколько вопросов. Повестку я вам, естественно, вручу, прямо у себя в кабинете. А мы поедем ко мне, на Большую Дмитровку, посмотрите, как "важняки" работают. А заодно мы с вами попробуем создать фоторобот вашего "быка" и уточним кое-что. А после этого я обязуюсь лично доставить вас прямо на вашу квартирку. Если вы не возражаете.
- А у вас там надолго? - Это единственное, что ее волновало в данный момент.
- Все будет зависеть от нас.
- Тогда поехали! - решительно заявила она. - Только я забегу на минутку и возьму свою сумочку. А заодно и предупрежу, что сегодня уже не вернусь.
- Отлично. Жду вас возле машины…
Вечер сулил неожиданное приключение. Но ехать Александр Борисович в последнюю минуту решил не к себе в Генпрокуратуру, а на Петровку, 38, в МУР, к Славе Грязнову. Может, и не надо будет создавать фоторобот, достаточно девочке показать коллекцию крутых московских уголовников, и она опознает того, кто был со своей охраной у нее дома. Вечером - у нее, а уже ночью они пытали тех парней. Похоже на правду.
И показания ее можно будет записать. А потом… Потом, как камень ляжет. Приглашение он, во всяком случае, уже получил. Грех не воспользоваться. Такого бы и Грязнов не понял.
Пока Римма бегала отпрашиваться, Турецкий позвонил по мобильному телефону на Петровку и сказал Славе, что в течение получаса с небольшим подъедет с одной свидетельницей по очень важному делу. Грязнов отреагировал с присущей ему ехидцей:
- Что, опять негде?
- Славка, как ты можешь! - деланно возмутился Турецкий.
- Ладно, жду.
Римма появилась быстрее, чем он ожидал. На ее шее появился кокетливый платочек, от которого томительно пахло хорошими духами. Турецкий подумал, что после этой поездки Ирине Генриховне придется минимум неделю и близко не подходить к машине.
- Я готова, - радостно сообщила Римма, запрыгивая на переднее сиденье. - Все, на сегодня я полностью в вашем распоряжении. - И через паузу: - Саша.
Он легонько хмыкнул.
- Чему вы смеетесь?
- Я подумал, - сказал он, выруливая из ряда стоящих почти впритык машин, - что мне придется постараться, чтобы… чтобы вас не постигло разочарование.
Она внимательно посмотрела на него и кивнула:
- Такая постановка вопроса мне нравится.
"Эва, матушка, - вздохнул Турецкий, - все, оказывается, гораздо проще, чем можно было предположить… Но сперва мы все-таки сварим нашу кашу".
Римме было, в сущности, все равно - что Петровка, что Генпрокуратура, ни там, ни там она отродясь не бывала. Но крупный рыже-седой генерал, поднявшийся из-за большого письменного стола и по-приятельски приветствовавший ее спутника, впечатление произвел. И вообще это их "Слава-Саня", выглядевшее совсем по-домашнему, прямо показывало, что она волею случая действительно попала в общество людей весьма значительных. И это обстоятельство заставило ее собраться, отказаться от привычной развязности и постараться соответствовать, так сказать. Она сдержанно повторила свой рассказ.
Вячеслав Иванович поиграл клавишами непонятного телефонного аппарата и отдал какое-то распоряжение. Через несколько минут появился красивый полковник, который принес толстый альбом, в котором обычно хранятся семейные фотографии.
- Полистайте пока, - предложил Грязнов, кладя альбом перед Риммой, - может, кого знакомого встретите. А мы на минуточку покинем вас.
Грязнов и Турецкий удалились за дверь. Римма стала рассматривать фотографии мужчин разного возраста, вклеенные на страницы из толстой бумаги. Нормальные лица. Есть, правда, страхолюдные, но в основном такие, какие постоянно встречаются на улицах. Она уже поняла, что все тут обозначенные являются преступниками, но ведь не знай - и не угадаешь. Только подписи и непонятные номера под фото указывают, что этот Сычев на самом деле Сыч, а вон тот - Канторович - на самом деле почему-то Грифель.
Мужчины скоро вернулись. Они выходили не в приемную, а в другую дверь, в боковой стене. И от них, сразу уловила Римма, теперь уже от обоих, попахивало коньячком. Ах, негодяи! Нет чтобы и женщине предложить! Но наверняка чужим здесь нельзя. А она "своей" пока никак не могла себя назвать. Хотя льстило бы. Кому сказать: "А я вчера вместе с начальником нашего МУРа рюмочку дернула…" Не поверят же, а жаль.
Но вдруг ее воздушные размышления мгновенно нарушила фотография на очередной странице. На нее в упор смотрел тот самый "бык", как назвал его Саша, который девятнадцатого ворвался в квартиру. Ее вскрик сразу привлек внимание Турецкого и Грязнова.
- Что? - спросили оба в один голос.
- Вот он! - И Римма, щурясь, буквально по слогам прочитала текст под фотографией: - Абушахмин Борис Михайлович, Абу, но чаще - Формоза… И еще тут какие-то цифры.
- Цифры - это по нашей части, - ответил Грязнов и заинтересованно склонился над Риммой и над альбомом. Потом он выпрямился, лукаво подмигнул Турецкому и сказал: - Хороший след взяли! Ай да Саня!
Римма еще не понимала, чему они радуются, но их возбужденное состояние передалось и ей. А Турецкий тут же словно ушат воды на нее вылил.
- Вот теперь, дорогая моя, - почти по-отечески сказал он, - мы с тобой сядем, и ты снова повторишь для протокола все, что тебе наверняка уже надоело рассказывать. И только после того, как твои показания будут записаны, а после подписаны тобой, ты получишь передышку. Итак, начинаем с паспортных данных. Фамилия, имя, отчество, год рождения, домашний адрес…
Турецкий достал бланк протокола допроса свидетеля и отвинтил колпачок с красивой перьевой ручки. Римма была даже несколько шокирована неожиданной переменой. Во-первых, она никак не могла вспомнить, когда это они с Сашей успели перейти на "ты", а во-вторых, зачем же сразу такая официальность? Можно ведь и просто, по-человечески. Но, взглянув в глаза Турецкого, почему-то подумала, что блеск, который она приняла было за страсть, скорее всего отражение профессиональной сущности этого человека. Его взгляд, как у ищейки, загорается при виде добычи…
Глава восьмая Погоня
Директор охранно-розыскного агентства "Выбор" Николай Андреевич Лаврухин роста был невысокого, тщедушный и вообще невзрачный на вид. Но эта внешность была хорошей маскировкой для еще недавнего майора спецназа ГРУ Министерства обороны России. Коля, как по-свойски называл его Плешаков, лично выполнял наиболее деликатные поручения. Все остальное поручалось специалистам агентства, кадры для которого подбирал сам Лаврухин. В основном это были люди, прошедшие так называемые горячие точки. Получая весьма приличную зарплату, они безо всяких сомнений и эмоций выполняли любые указания своего начальника. От них требовалось только одно: действовать грамотно и без лишних вопросов.
Да, каждая эпоха требует своего героя. Сегодня это - профессиональный исполнитель. Ничего не поделаешь, раньше надо было думать, когда народ, худо-бедно приученный к плети и порядку, только собирались кинуть в бездну неведомой ему демократии. Кто ж теперь виноват, что маляр в государстве востребован в меньшей степени, чем киллер!