- Я уверен, что не подтвердится, - быстро встрял Ковалев.
- Но я полагал, - мерно продолжал гнуть свое Гордеев, - что, как отец потерпевшей, вы имеете право знать, в каком направлении ведется расследование. Иными словами, я не вижу причин скрывать от вас какую-либо информацию. Поверьте, я вам искренне сочувствую, тяжело сознавать, что в преступлении подозревается родственник близкого друга. Но я еще раз подчеркиваю: версия сырая, подозрений у нас пока больше, чем реальных улик. Если ваша дочь его опознает - тогда другое дело. А посему у меня к вам просьба, Виталий Евгеньевич. Не надо пока выяснять отношения с Виноградовым. Он человек достаточно влиятельный, чтобы помешать следствию. Он захочет любыми средствами спасти своего племянника и может предпринять действия, которые помешают нам поймать насильника, свяжут нам руки, выбьют почву из-под ног. А вдруг Шумилин в самом деле невиновен? А Виноградов своими необдуманными действиями не даст нам выявить истинного преступника. Так случается очень часто. Я полагаюсь на вашу рассудительность, Виталий Евгеньевич.
Гордеев закончил свой заготовленный монолог. Он радовался, что ему удалось ни разу не сбиться с гладкого текста.
- И все-таки я уверен, что Сережа не имеет к этому никакого отношения, - уже у самых дверей повторил Ковалев.
Гордеев, вежливо поднявшийся, чтобы проводить посетителя, согласно кивнул.
- Дай-то бог, Виталий Евгеньевич, дай-то бог.
Вернувшись к столу, Виктор Алексеевич с удовлетворением поглядел на бланк выписанного следователем Ольшанским поручения на допрос Ковалева. "Вот и ладно, - подумал он. - А допрашивать я вас, товарищ Ковалев, буду тогда, когда вы начнете мне мешать. Если, конечно, начнете".
Полковник запер изнутри дверь кабинета, с облегчением снял галстук, расстегнул рубашку, включил вентилятор и подставил разгоряченное влажное тело под упругую струю воздуха.
Прежде чем уйти домой, Гордеев по обыкновению выяснил, кто из его команды чем занимается. На месте по-прежнему была только Каменская, остальные - в бегах. Среди прочего Виктор Алексеевич выяснил, что Юра Коротков успешно заканчивает дело об убийстве Плешкова, а Миша Доценко и Володя Ларцев начали работать с Интерполом, чтобы попытаться выяснить, не связана ли смерть Ирины Сергеевны Филатовой с международной мафией.
- Домой пора, Анастасия, чего ты тут высиживаешь? Время девятый час. Давай, давай, оторви задницу от стула, пойдем, пройдемся пешочком.
Настя сунула в необъятную сумку две толстые папки, принесенные из института, чтобы дома их просмотреть.
Полковник Гордеев и майор Каменская шли не торопясь по Бульварному кольцу и мирно рассуждали о том, что самая лучшая ложь - это недосказанная правда. А за ними высоко в выцветшем от жары небе плыло облачко, то самое, которое витало над Виктором Алексеевичем уже несколько дней. Только было это облачко уже не таким легким и не таким светлым, как раньше. Но ни Гордеев, ни Настя его не заметили.
* * *
В субботу, прочитав очередную порцию привезенных из института материалов и выйдя с работы, Настя Каменская не пошла, как обычно, в сторону метро, а уселась за столик открытого павильона-закусочной, расположенного как раз в том месте, где Петровку пересекает бульвар. После неудачного падения в гололедицу у Насти побаливала спина, и носить тяжести ей было трудно. Чтобы не ехать на работу в воскресенье и при этом не потерять драгоценного времени, она нагрузила сумку бумагами Филатовой и договорилась с Лешей, что он за ней заедет. Леша в отличие от своей подруги не отличался умением планировать маршруты и рассчитывать время, поэтому Настя, взяв в павильончике чашку кофе и стакан сока, раскрыла толстую переплетенную рукопись и приготовилась к долгому ожиданию.
Рукопись оказалась кандидатской диссертацией Филатовой, и Настя с одобрением отметила не просто хороший, а какой-то легкий стиль изложения. Отслеживая путь движения информации от момента совершения преступления до момента попадания в уголовную статистику, Ирина словно рассказывала увлекательную приключенческую повесть, где главного героя на пути к заветной цели подстерегают коварные враги: незнание закона, недоверие к органам милиции, жалость к преступнику и многие, многие другие. Так легко и красиво мог писать только человек, по-настоящему разбирающийся в проблеме и увлеченный ею. Настя перелистала таблицы, приведенные в приложении, и смутное, неясное пока беспокойство закралось в ее расплавленный на жаре мозг. Но Настя не успела его ощутить, потому что за соседний столик усаживалась женщина, приковавшая ее внимание. Свыкшаяся с собственной невзрачностью, Настя остро реагировала на чужую красоту, не уставала восхищаться ею и даже наслаждаться. Вот и теперь она пристально рассматривала незнакомку, не забывая обращать внимание и на ее спутника.
Женщина была по-настоящему красива: высокая, стройная, с густыми темно-рыжими, почти каштановыми волосами, тяжелым покрывалом лежащими на плечах и спине. Движения ее были порывистыми, словно она с трудом сдерживала рвущиеся наружу энергию и темперамент. Вот она закинула ногу на ногу, и было в этом некое обещание, томительное и неопределенное. Ее спутник весь подался вперед, но взял себя в руки и расслабленно откинулся на спинку колченогого стула. Вот женщина запустила руку с наманикюренными пальцами в волосы, как большим гребнем провела сверху вниз. Сверкнул на солнце бронзовый лак ногтей, и будто язычки пламени вспыхнули в роскошной темно-рыжей гриве. Иногда женщина встряхивала головой, и бежала по ее длинным волосам волна, плавно переходя на спину и добегая, чудилось Насте, по ногам до самых кончиков пальцев в открытых босоножках. Страстная, распространяющая вокруг себя какую-то огненную ауру, женщина напоминала Насте молодую норовистую кобылу с длинной рыжей гривой и мускулами, играющими под холеной лоснящейся кожей. Она жадно впитывала каждый жест красавицы, чутким ухом ловила хрипловатый смех и немного странные интонации. Обладая абсолютным слухом и хорошо разбираясь в иностранных языках, Настя подумала, что так интонируют фразы только англичане, хотя женщина говорила по-русски бегло и без малейшего акцента. "Скорее всего долго жила за границей", - подумала она, с сожалением заметив почти бегущего по аллее Лешу.
Оставшуюся часть субботы и все воскресенье Настя провела, лежа на полу (даже тех нескольких сотен метров, которые ей пришлось тащить неподъемную сумку, оказалось достаточно, чтобы спина снова разболелась) и обложившись документами и рукописями, черновиками и расчетами Ирины Филатовой. Ирина была человеком аккуратным, писала красивым четким почерком и даже черновые графики и рисунки вычерчивала по линейке на миллиметровой бумаге. Настя взяла в руки листок с надписью: "Следственная работа. Владимирская обл.". На графике фломастерами разных цветов прочерчены четыре линии, обозначенные: "Закончено расследованием", "Приостановлено", "Передано в суд", "Передано на общественность". Линия, обозначающая количество законченных дел, была почти прямой. Зато идущие до 1985 года параллельно линии "Передано в суд" и "Передано на общественность" вдруг стали резко расходиться в разные стороны, первая - вниз, вторая - круто вверх. Внизу под рисунком убористая приписка: "Выяснить, не менялся ли в 1985 г. прокурорский корпус. Если нет, запросить карточки ф. 2". Молодец, Ирина Сергеевна, одобрительно подумала Настя, хоть ты ни одного дня в следствии не работала, но знаешь, где что искать. Если уголовное дело прекращается с применением мер общественного воздействия, то либо виновный не представляет большой общественной опасности, либо следователь знает, что доказательства по делу слабоваты и в суде обвинение развалится, как карточный домик, либо прокуратура ужесточила требования к доказанности обвинения.
Настя внимательно просмотрела все материалы. Странно, но не удалось обнаружить никаких признаков того, что Филатова готовила монографию. Книга стоит в плане на текущий год, уже середина июня, а среди бумаг - ни черновиков, ни плана-проспекта, ни набросков - ничего. Открыв прочитанную еще вчера диссертацию, Настя вспомнила, что именно показалось ей выпадающим из общей картины.
- Леша! - крикнула она. - Принеси мне телефонный справочник, он на холодильнике.
Страстный любитель пасьянсов, Леша оторвался от "Могилы Наполеона", которую безуспешно раскладывал уже несколько часов, и, прихватив толстый справочник, зашел в комнату.
- Может, тебя поднять? - заботливо спросил он, зная, что, когда у Насти болит спина, она может либо лежать, либо стоять, но перемещаться из одного положения в другое ей приходится только с посторонней помощью.
- Пока не надо. И будь добр, подай мне во-он ту стопку блокнотов на столе.
Настя заглянула в телефонный справочник и стала медленно листать записную книжку и блокноты-ежедневники Ирины. Видно, Филатова была не очень-то общительна, не стремилась расширить круг знакомств. Судя по обнаруженному в книжке служебному телефону начальника информационного центра ГУВД, который ушел на пенсию еще в 1981 году, записи вносились на протяжении как минимум десяти-пятнадцати лет, и все Иринины знакомые, появившиеся за это время, вполне сюда уместились.
Не найдя того, что искала, Настя взялась за ежедневники. Обычные записи - отмечены совещания, необходимые звонки, дни рождения. Одна страница сплошь покрыта тщательно выписанными словами "Владимир Николаевич", то прописными буквами, то строчными, то печатными, то с завитушками и вензелями. Так бывает, когда сидишь на скучном собрании и делаешь вид, что записываешь. Интересно, кто такой этот Владимир Николаевич? Очередной поклонник? Ай да Ирочка!
Странное все-таки это дело, подумала Настя. Все время вылезает то, чего не ждешь, и упорно не находится то, что непременно должно быть.
- Лешик, подними меня! - попросила Настя и, уже стоя и облокотившись на кухонный шкаф-пенал, вдруг спросила: - Как ты думаешь, может человек быть скрытным, замкнутым и одновременно насквозь фальшивым?
- Теоретически, наверное, может, - кивнул Леша. - А практически - вряд ли. Это неэкономично.
- Поясни, - потребовала Настя.
- Если человек скрытный и замкнутый, то зачем ему врать и притворяться? Это же огромная затрата энергии. Проще ничего не говорить. Скрытность и замкнутость и откровенная фальшь - два разных способа достижения одной и той же цели: не дать окружающим узнать, какой ты на самом деле. Не открыться. Обычно человек выбирает только один способ, в зависимости от своего характера и стиля мышления. Оба одновременно плохо сочетаются, - произнес Леша, не отрываясь от карт.
- Вот и я так думаю.
А про себя Настя добавила: "Зачем же вы врете, Александр Евгеньевич? В диссертации Ирины нет ни единой цифры по Энской области, где вы изволили жить и работать. В ее записной книжке нет ни одного телефона с кодом Энска. И вашей фамилии там тоже нет. Ваши координаты записаны у нее на перекидном календаре, на листочке от 15 октября за прошлый год, но координаты новые, московские. И против них стоит большой вопросительный знак. Так зачем же вы говорите нам неправду?"
К вечеру боль в спине почти совсем утихла, и Настя отправила Лешу домой в подмосковный Жуковский, клятвенно заверив его, что с укладыванием в постель и с утренним вставанием она справится сама.
Вытянувшись на спине под одеялом, Настя мысленно восстанавливала картину убийства Филатовой. Вот Ирина поднимается на девятый этаж, хлопает дверью лифта, отпирает квартиру. Просыпаются старики соседи. Ирина входит в темную прихожую, и здесь происходит нечто, пока не совсем понятное. Но к этому можно вернуться потом. Ирина теряет сознание, убийца кладет ее на пол в прихожей, снимает обувь и ставит ее под вешалку - следов мокрых кроссовок на кухне не обнаружено. Потом несет Ирину к плите, прикладывает ее руку к нужному месту. Сам он в резиновых перчатках, ему ток не страшен. Ирина получает электротравму и мгновенно умирает. Убийца хорошо слышал стук двери лифта и громкий щелчок замка, он понимает, что кто-нибудь мог и проснуться. Лишний шум для него опасен, поэтому он не дает телу Ирины свободно упасть на пол. Он наносит ей удар по затылку плоской поверхностью сиденья кухонной табуретки, чтобы имитировать удар об пол, но не очень точно рассчитывает силу удара - он оказывается слабее, чем нужно. Осторожно кладет труп на пол, придает ему нужную позу. И уходит. Разумеется, у него были ключи, при помощи которых он попал в квартиру. Экспертиза не обнаружила на замке следов взлома. Он мог бы, уходя, запереть квартиру, но уж очень неудачным было время, он побоялся, что кто-нибудь услышит лязгающий звук замка. Поэтому он поднимает рычажок-"собачку", оставляя дверь плотно притворенной, но не запертой. Остается вопрос: отчего Филатова потеряла сознание, когда вошла в квартиру? В противном случае, если убийца ей незнаком, она бы подняла шум, и в любом случае, даже если в квартире был знакомый, - не стала бы снимать обувь, ведь ей надо отдать деньги Захарову. Что же сделал убийца? Хлороформ? Айрумян следов не обнаружил. Удар по голове? Тоже нет. Какой-нибудь парализующий газ? Все это не годится. Гурген - опытнейший эксперт, он не мог бы этого упустить. Так что же? Что же?
Глава 5
В понедельник, двадцать второго июня, едва Гордеев успел закончить оперативку, его вызвал к себе начальник. По его лицу Гордеев понял, что ничего хорошего не ожидается.
Генерал начал сразу на повышенных тонах:
- Чем вы там, черт возьми, занимаетесь?! Мне следователи телефон оборвали - жалуются на твоих ребят. Своевольничают, дерзят, язык распускают где не надо!
"Петраков, - подумал Виктор Алексеевич. - Недоволен, что не дали закрыть дело Филатовой. С этим ясно. Дальше что?"
- Отираются по академии, понимаешь ли, по институту, порядочных людей от дела отрывают! - продолжал выговаривать генерал. - Убийство сотрудницы из Дома моделей еле-еле вытянули, на последних секундах буквально. И вообще претензий к твоим ребятам много, а к тебе - особенно. Что за девицу ты у себя пригрел? Чем она у тебя занимается? Чай тебе заваривает да юбку задирает по первому требованию?! Хорошо устроился, Гордеев, ничего не скажешь! Содержишь у себя под боком любовницу за офицерскую зарплату из государственного кармана. Что молчишь? Стыдно?
- Товарищ генерал, - осторожно начал Гордеев, - на меня или на Каменскую пришла анонимка?
- Да при чем здесь анонимка! - взорвался начальник. - Вся Петровка только об этом и говорит! Люди ночами не спят, ноги до мозолей стаптывают, язвы себе наживают, света белого не видят, а она сидит себе и бездельничает! Совесть ты совсем потерял, Виктор Алексеевич, вот что я тебе скажу! Вот ты приведи мне хоть один пример, чего это твоя Каменская сделала полезного? Ну? Хоть один пример!
"С этого бы и начинал, - зло подумал Гордеев. - Гадости про Настю вся Петровка, положим, не говорит, а те, кто говорит, делают это не первый год. И вы, любезный товарищ генерал, эти разговоры не вчера услышали. А вот то, что кто-то вас накрутил не далее как на днях, - вот это точно. Кто-то очень хочет узнать, чем мы занимаемся, а заодно и мне настроение испортить. А вы, товарищ генерал, попались на удочку, и теперь вас дергают за веревочку, как марионетку. Вы хотите меня побольнее ударить, чтобы я начал оправдываться и раскрылся. Примеры вам нужны? Ох, не хотел я отдавать Настю, видит бог, не хотел, но очень уж сильно вы меня обидели, заподозрив в прелюбодействе".
- Что ты молчишь? - продолжал напирать генерал. - Ответить нечего? Или придумываешь на ходу, что бы такое хорошее про свою телку сказать?!
"Ну, благословясь!" - сказал сам себе Гордеев и быстро, взволнованно, словно оправдываясь и как бы выбалтывая под влиянием обиды свои маленькие тайны, поведал начальнику кое-что про роль Каменской в работе по делу об изнасиловании Наташи Ковалевой, и про Интерпол, и про многое другое…
По пути от начальника к себе Виктор Алексеевич заглянул к Насте. Та сидела, погруженная в филатовские бумаги, сосредоточенно вникая в их логику.
- Ты как себя чувствуешь, Стасенька?
Настя вздрогнула. Этим ласковым именем Колобок называл ее крайне редко, только в самые тяжелые или ответственные минуты.
- Хорошо. А что, плохо выгляжу?
- Нормально. - Гордеев помолчал. - Вокруг нас какая-то щука бьет хвостом. Я ее пока не вижу, но волна сильная. Будем ее блеснить.
- Вокруг нас с вами? Или вокруг всех нас?
- Это мы и будем выяснять. Запирай-ка дверь, свари кофе, и начнем думать вместе.
* * *
Заказчик долго смотрел на лежащие перед ним папки - три зеленые и красную. В зеленых папках - чистовые экземпляры рукописи монографии Филатовой, в красной - текст, с которого печатался чистовик. Теперь все. Никогда эта книга не увидит свет, никто ее не прочтет. Сколько же нервов он потратил, сколько сил приложил, чтобы собрать эти четыре папки на своем столе…
В тот день, когда Заказчик понял, что Ирина знает правду, у него еще оставалась надежда на то, что она все простила. Были же эти слова насчет издательства, которое опубликовало бы книгу за гонорар! Он и думать не мог, что речь идет именно об этой книге. В тот же вечер поднял все свои связи в издательском мире, разрекламировал Ирину как редкостную умницу, блестящее перо (уж он-то знал, о чем говорит!), заручился обещаниями помочь с публикацией. Думал, завтра она привезет рукопись, он ее обрадует - и вот он, шаг к примирению. Но она не приехала. Прислала папку со своим адъюнктом, якобы у нее много срочной работы. А он, Заказчик, прочитал первую страницу и почувствовал, как пол уплывает из-под ног. Не теряя ни минуты, помчался в институт.
- Зачем вы это делаете? - спросил он.
- А почему нет? - Ирина пожала плечами. - Я написала книгу, так почему я не могу ее опубликовать? Мне нужна монография для поступления в докторантуру. Что вас, собственно, не устраивает?
- Ира, я прошу вас, все что угодно… Сколько вы хотите?
- Денег? - Она почти не удивилась, словно была готова к разговору. - Вы же все равно не заплатите. - Ее губы искривились в усмешке.
- Я заплачу. Сколько?
- Я вам не верю. Вы - жадный. И потом, у вас нет таких денег. То, что пять лет назад стоило десять тысяч, сейчас стоит миллион. У вас есть миллион?
- Это неважно, я достану. - Сердце Заказчика колотилось тяжело и неровно. - Вы хотите миллион?
- Нет. От вас, - она сделала ударение на этом слове, - я не хочу ничего. Один раз вы меня обманули, я не могу больше вам верить. И здравый смысл не позволяет.
- Какой здравый смысл?
- Тогда у вас были деньги, потому что вы брали взятки. Ведь брали же, правда? Но вы пожадничали. А сейчас вам взяток не дают - не за что. Старые запасы вы давно истратили, обустраиваясь на новой квартире. Где вы возьмете этот миллион? - Губы ее снова дрогнули, будто само слово "миллион" ее забавляло. - Старым, проверенным способом - взятками? Да кто вам их даст?! Даже если вы и придумаете, за что брать, вас поймают за руку раньше, чем вы наберете первую сотню тысяч. Сейчас к коррупции относятся очень серьезно, кому, как не вам, знать об этом.
- Как вам не стыдно, Ирина! Я никогда не брал взяток! - Он попытался возмутиться, не очень, впрочем, умело.