На цветной фотографии были изображены два молодых человека в свадебных нарядах. Жених в черном костюме, с алой розой в петлице, бережно обнимал невесту за талию. Невеста, невысокая стройная брюнетка с густым роскошным каре, держала в руках букет калл. Пристальный взгляд зеленых глаз пронизывал и объектив, и пленку, и прошедшие с тех пор шесть лет… Вяземская невольно вздрогнула.
- А это кто? - спросил Северцев, показывая на худого лысого мужчину, стоявшего за плечом Уржумцева.
- Это? - Зубриков озадаченно почесал в затылке. - Черт его знает…
- Костик и Лиза называли его "наш счастливый случай"… - обронила блондинка. - Он-то их и познакомил.
- Точно, точно! - оживился режиссер. - Было такое.
- Вы позволите? - спросил Александр и, не дожидаясь ответа, вытащил снимок из фигурных прорезей.
Зубриков махнул рукой.
- Бери…
Северцев перевернул фотографию. Анна посмотрела на его лицо и поняла - что-то не так. Она бросила быстрый взгляд на оборот снимка…
На обороте стояла надпись: "Дружному коллективу съемочной группы от счастливых молодоженов". И - вместо автографа - большая буква "М". В точности такая же, как над кроватями убитых девушек.
- Что это? - голос Анны прозвучал глухо, и Зубриков насторожился.
- Что "это", прелесть моя? - спросил он, но уже не так беспечно, как прежде.
Встревоженная блондинка вскочила и нагнулась над столом. Юбка моментально закрыла колени, однако хитрая ткань, повинуясь закону сохранения материи, тут же обнажила великолепный бюст, при виде которого Памела Андерсон почернела бы от зависти.
Анна ткнула в букву.
- Вот эта "М"?
- Фу-у-у, - с облегчением вздохнул Зубриков. - Ты меня напугала, прелесть моя! Вся съежилась, ручки задрожали… Ну прямо Джульетта Мазинав финале "Ночей Кабирии"! Присмотрись повнимательнее. Это вовсе не "М". Это "Л" и "К". "Лиза" и "Константин". Они сами это выдумали.
Анна проследила взглядом переплетение линий. Все стало на свои места. Раньше четко срабатывал стереотип восприятия - за деревьями она не видела леса. Теперь же, при всем желании, не могла разглядеть в изящном вензеле букву "М". Действительно, как все просто! "Л" и "К". "Лиза" и… "Константин"?
Вяземская покосилась на Северцева. Тот еле заметно кивнул: мол, обсудим без лишних свидетелей и убрал фото во внутренний карман куртки.
- Спасибо, Володя! Мы пойдем, - сказала Анна.
Зубриков широко раскинул руки и завопил:
- Прощай, любовь моя! О, как ты быстротечна! - затем добавил громким шепотом - так, чтобы все слышали: - Жаркие поцелуи отложим на другой раз, а то наши будут ревновать. Зачем дразнить гусей?
Блондинка пропустила выпад мимо ушей, но Северцев несколько изменился в лице. Режиссер довольно ухмыльнулся.
- Пока, Отелло! - сказал он, пожимая Александру руку. - Ко мне ревнуют - значит, я чего-то стою! Как думаешь? - подмигнул он блондинке.
- Двадцать баксов - вместе с джинсами, - спокойно произнесла она, усаживаясь на место. - Если по частям, то дороже.
- По частям? Это мысль! - воскликнул Зубриков и, придав лицу зверское выражение, набросился на "Мэрилин".
Завершение сцены Анна и Северцев уже не увидели. Они вышли из кабинета и закрыли за собой дверь. В кино это называется - "открытый финал".
* * *
Вяземская и Александр вышли на улицу. Анна вдруг почувствовала, как сильные пальцы Северцева стиснули ее локоть.
- Что случилось?
- Откуда вы его знаете? Этого… Зубрикова?
- А-а-а… Старая история! - отмахнулась Вяземская.
- Может, расскажете? - настаивал Александр.
Анна обернулась, посмотрела ему в глаза и… все поняла. Ей стало смешно.
- В чем дело? Вы ревнуете?
- Я?! С какой стати? - возразил Северцев. Помолчал и добавил. - Если честно, то - да.
- Володя помог мне купить машину, - желая поддразнить его, кокетливо сказала Анна.
Она сделала несколько шагов. Северцев, понурый и молчаливый, остался стоять на месте.
- Господи! Не понимаю, почему я должна перед вами отчитываться? - притворно возмутилась Вяземская. Однако в глубине души она почувствовала радостное ликование - ведь ревность не возникает сама по себе, она всегда является признаком чего-то большего. - Два года назад я поставила перед собой цель: купить хорошую машину. И после работы ездила по вызовам - кодировала алкоголиков. Зубриков был моим постоянным клиентом - поскольку не умеет вовремя остановиться. Вот и все. А вы что подумали?
- Я? - на лице Северцева расцвела широкая улыбка. - Я подумал…
Он вдруг решился - подошел и крепко обнял Анну.
- Я подумал, что вы мне очень дороги, - Александр нагнулся, и Вяземская не стала вырываться и прятать лицо.
Она ждала этого поцелуя.
29
- Мизерная зацепка, короткая пробежка и - новый тупик! Фирменный рюминский стиль?
Капитан тоскливо посмотрел в окно кабинета. В общем-то, в словах полковника Надточия была доля правды. И немалая.
- Два убийства - за три дня! А у тебя - ни одной убедительной версии! "Мне кажется… Я думаю…". Где результаты?
Результатов не было. Рюмин молча пожал плечами.
- Прокуратура уже приняла постановление об объединении этих дел в единое производство! От нас ждут конкретных действий! Что ты можешь предложить?
Ничего. Но произносить это вслух не следовало. Нельзя прерывать начальника, особенно если он в гневе.
Надточий сел за стол, сцепил руки и положил их перед собой.
- Ну? Теперь твоя очередь. Я слушаю.
- Товарищ полковник, - начал Рюмин. - Серийные убийства - самое сложное, что может быть в розыске…
- Спасибо, что просветил, - ядовито отозвался Надточий.
- Этот убийца не оставляет следов. И не совершает ошибок.
- В отличие от тебя, - сказал начальник. Краска бросилась капитану в лицо.
- Если вы имеете в виду Рудакова, то я не вижу здесь своей вины. Улики указывали на него, любое алиби, предоставленное его адвокатами, развалилось бы при тщательной проверке, мотивация - предельно ясна…
- Все хорошо и гладко, за исключением одного - он не убивал. Ты хоть представляешь, что тут началось бы, если бы ты его не отпустил? Шум, гам, пресса, правозащитники в дырявых свитерах… Ужас! - Надточий расстегнул пиджак и с опаской оглядел кабинет, словно ожидал увидеть в каждом углу по правозащитнику.
- Господин Рудаков больше не будет вас беспокоить. За это я ручаюсь.
Полковник с удивлением уставился на подчиненного.
- Рюмин! - сказал он. - А ты - идеалист. При чем здесь Рудаков? Ему достаточно было один раз позвонить, и все. Машина завертелась. Дело находится на личном контроле прокурора Москвы. В курсе, что это означает?
- Ничего хорошего, - пробурчал капитан.
- Сдержанная оценка. Я, пожалуй, уточню. Через семьдесят два часа начальник городского управления внутренних дел ждет меня с подробным докладом. А доложить пока нечего - потому что мой сотрудник никак не может вытащить палец из задницы и начать работать!
Сказано было грубо. Рюмин этого не заслуживал.
- Я работаю! - процедил он сквозь зубы.
- Но почему я этого не вижу?! - Надточий вскочил со стула. - Отрабатывай связи, знакомства! Восстанавливай хронологию событий! Что мне тебя, учить, что ли?
- Да какого черта?! - не выдержал капитан. - У меня было всего два дня! Какие связи и знакомства? При чем тут хронология событий?! Нет самого главного - мотива!! Убийца - маньяк! Я даже не знаю, в какую сторону двигаться!
Надточий снова застегнул пиджак (на все пуговицы, - заметил про себя капитан, - словно китель), одернул его и сел на место.
- Я тебе подскажу, в какую сторону двигаться, - спокойно сказал полковник. - В сторону отдела кадров - если через двое суток не будет конкретных результатов.
- На сутки меньше, - невесело усмехнулся капитан. - Начальник ГУВД великодушнее.
Надточий с нарочитым интересом углубился в изучение бумаг, лежавших перед ним на столе.
- Не задерживаю, - сказал он, не поднимая головы.
Рюмин четко развернулся через левое плечо, щелкнул каблуками и вышел из кабинета.
* * *
Оставаться в здании на Петровке не имело смысла. Во-первых, скудные сведения, собранные в тонкие папки, Рюмин помнил наизусть. А во-вторых, в любую минуту мог появиться Надточий и с ехидной улыбкой постучать по циферблату часов.
Капитан вышел из проходной и сел в машину. В кармане лежали два снимка: прижизненные фотографии убитых девушек. И чем дольше Рюмин сравнивал их, тем больше убеждался - между Оксаной Лапиной и Светланой Даниловой есть какое-то сходство.
Оно не было явным и не бросалось в глаза. Скорее, похожими были эмоции, возникающие при взгляде на их лица. То, что называется словом "типаж". Вроде как все яблоки, независимо от того, красные они или зеленые, смахивают друг на друга и ни в коем случае - на грушу.
Собственно, в этом не заключалось никакого открытия: маньяк всегда выбирает определенный тип жертвы. Давно известный факт, еще раз получивший грустное подтверждение.
Нет, Рюмина интересовало другое: сам убийца. Он был силен, ловок и богат, но не это являлось главным. Капитан вспомнил слова Этель: "Если Ингрид привела кого-то к себе в дом, то сделала это потому, что поверила".
"Поверила!" Вот что было главным. И Лапина, и Данилова были убиты у себя дома. Почему? Ведь куда легче выбрать жертву на улице и наброситься на нее в темном углу? Но маньяка такой сценарий не устраивал.
Возможно, потому, что сначала он хотел вступить в половое сношение, потом изрезать тело и только после этого - убить? Но тогда можно воспользоваться съемной квартирой, сделать все там, а затем - потихоньку вынести труп. С точки зрения логики, так правильнее. Безопаснее. Тело, лежащее на заброшенной стройке, или под железнодорожным мостом, или в лесопарковом массиве, скорее всего, никуда не приведет. Нет следов.
Но убийце нужны были следы - и сами убийства были показательными и тщательно спланированными, словно хрестоматийные случаи в учебнике по криминалистике. Какой же в этом смысл? Какой?
Рюмин тряхнул головой - он уже запутался в собственных рассуждениях. Надо начинать сначала. Но прежде всего необходимо вычленить главное. Что является главным?
"Поверила!" Вот что! И строптивая модель, и скромный бухгалтер… Они поверили! И потому, не колеблясь, привели убийцу к себе домой.
Значит, это было более или менее продолжительное знакомство. "Или я ни черта не понимаю в современных девушках", - пробормотал капитан. Такой вариант нельзя исключать. Сам он, после тяжелого и мучительного развода с женой, очень трудно сходился с представительницами прекрасного пола.
Версия трещала по швам: продолжительное знакомство предполагает наличие слухов. Однако ни подруги Ингрид, ни родственники Светланы Даниловой ничего не слышали о таинственном ухажере. Убийце удавалось оставаться в тени.
"Ну хорошо! Попробуем еще раз. Девушка считает, что этот человек - не посторонний. Уступая нажиму (или - следуя собственному желанию), она приводит маньяка к себе домой. Первая ночь. Первый секс. Раны на теле, перерезанное горло и лужи дымящейся крови. Наверное, так".
Интуиция подсказывала капитану: он на правильном пути. Надо сделать еще один шаг. Чуть-чуть отойти назад, взглянуть на все в совокупности, и разгадка придет.
Итак. Жертвы выбраны не случайно. И сами они не считают убийцу случайным человеком. Наоборот! Они ему верят. Короткое знакомство, обещающее вылиться во что-то большее. В длительный роман, например. Или даже - в брак. Пожалуй. Значит, цель знакомства определена изначально и сомнений не вызывает… Стоп! Это уже кое-что!
"Где она могла с ним познакомиться?".
"Я не знаю. Только не в нашей тусовке. Нигде…".
Слова Этель.
"У вашей дочери были знакомые? Я имею в виду мужчин".
"Какие в ее фирме мужики? Один только охранник, да и тот - старый пень, вроде меня".
Отец Светланы Даниловой.
Разные девушки, но в чем-то их судьбы очень похожи - в ближайшем окружении обеих не нашлось подходящего человека. И модель, и бухгалтер, - обе хотели вырваться из замкнутого круга и найти себе мужчину.
Где нее им знакомиться с потенциальным женихом? Нигде. Или - где угодно. В метро, в баре, на концерте, в музее, на выставке, в бассейне, на теннисном корте, на морском курорте, в магазине, в кабинете врача, - где угодно, но…
Какая-то деталь крутилась в голове. Деталь, еще раз подчеркивающая сходство между девушками.
- Кретин! - Рюмин хлопнул ладонью по баранке. - Да вот же оно! Все здесь, под рукой! Пропавшие компьютеры!
Здание управления было рядом, в десяти шагах, но возвращаться туда он не хотел. Капитан включил первую передачу, резко бросил сцепление и утопил акселератор. "Восьмерка" взвизгнула шинами и ловко вклинилась в основной поток, медленно ползущий по Петровке.
Рюмин включил дальний свет, аварийную сигнализацию и помчался по встречной. Со всех сторон слышался возмущенный рев клаксонов, но капитан не обращал на них внимания.
Сорок восемь часов - небольшой срок. Ничтожный. Нельзя расходовать время впустую.
Рюмин залезал на тротуары, ехал по газонам, совался в любые подворотни и щели, выгадывая драгоценные метры и секунды.
Через полчаса он вошел в свой "пентхаус" и, не разуваясь, бросился к компьютеру. След. Азарт. Погоня. Тугие волны адреналина. Самое ценное, что давала ему профессия. И разве можно было так глупо с ней расстаться?
30
Никогда еще дорога домой не казалась Анне такой долгой. Она видела и понимала: Северцев чувствует то же самое. Они то напряженно молчали, то начинали вдруг оживленно беседовать - ни о чем, но очень страстно. На пределе возможного. Главное заключалось не в словах, а в этих вот самых эмоциях, рвущихся наружу и не находящих правильного выхода.
Жгучее желание быть вместе - это не высказывалось и не обсуждалось. Никакая одежда и полуметровое расстояние между сиденьями не могли ослабить этот жар. Но к нему постоянно примешивалось другое. Робость. Неуверенность. Боязнь, что все получится не так, как они мечтают.
Она не могла поверить, что все это происходит наяву. Бросаться в первый нее день знакомства в постель? К незнакомому, в сущности, мужчине? Так мог поступить кто угодно, но только не благовоспитанная и рассудительная "госпожа Вяземская". Подобное поведение, считала Анна, пристало какой-нибудь простушке… Но она? Неужели она на такое способна?!
Тело само давало ответ - да, способна. Тело изнывало от сладостной тоски, которой пока никто не придумал названия, от тоски, мягко пульсировавшей где-то в сердце. А потом - внизу живота. И снова - в сердце. И снова…
Прошло еще несколько минут, и Вяземская перестала удивляться. Гораздо больше занимал вопрос: как она до сих пор ухитряется вести машину? Руки плясали на руле, и "Лансер" нервно рыскал из стороны в сторону. А она была вынуждена зачем-то щелкать "поворотниками", хотя пальцам хотелось сжимать вовсе не этот дурацкий рычажок, а совсем другое.
Она украдкой посмотрела на Александра, скользнула быстрым взглядом по его бедрам и тут же отвела глаза, притворившись, что не заметила явных признаков его возбуждения. Это их еще больше сблизило, сделало похожими на двух злоумышленников, участвующих в заговоре, и тайну (далее если она ее без труда раскусила) надо было хранить до конца.
Вяземская бросила машину перед подъездом и долго не могла попасть пальцем на кнопку брелока, чтобы поставить автомобиль на охрану.
Губы между тем, горячие, налившиеся кровью и оттого - непослушные, - произносили всякий вздор.
- Кофе я вам не предлагаю потому что у меня его нет можно конечно сходить тут недалеко магазин но до него долго идти…
Они почему-то боялись взяться за руки. Самой надежной и неразрывной связью служили взгляды, сцепившиеся и растворившиеся в блеске расширенных зрачков.
- Я и не хочу кофе потому что я его не люблю а если захочу то обязательно схожу ВЫ НЕ ВОЛНУЙТЕСЬ!
Легко сказать. Она не могла не волноваться. Но при всем при том - это волнение было самым прекрасным, что с ней происходило за последние… Два? Три? Пять? Десять лет? Да какая разница?
Первым приехал пассажирский лифт - маленькая и тесная коробка. Анна и Александр стояли, прижавшись к металлическим отшлифованным стенам, по-прежнему боясь прикоснуться друг к другу.
Каждый видел другого на фоне своего отражения в блестящем металле и каждый старался впитать это отражение в себя: так человек, умирающий от жажды, замедляет шаг при виде воды, пытается растянуть последние секунды томительного ожидания, чтобы потом расправиться с ним - одним жадным глотком.
Они вошли в квартиру и быстро скинули обувь.
- Я пойду поставлю чайник, - сказала Вяземская.
- Да, поставь, - ответил Северцев.
Четыре кисти - две большие, с сильными длинными пальцами, и две маленькие, с ярким маникюром, унизанные колечками, - лихорадочно метались в полумраке прихожей. Анна и Александр в немыслимой спешке, словно боялись опоздать, избавляли друг друга от одежды.
- Есть зеленый с жасмином, - прошептала Вяземская.
- Очень… - Северцев повернул ее к себе спиной; застежка на лифчике почему-то стала камнем преткновения, - очень… хорошо. - Камень отброшен в сторону.
Александр подхватил Анну на руки, отнес в комнату и положил на не расстеленный диван. Стянул трусики - увлажнившийся кусочек бледно-сиреневого шелка.
Северцев покрыл поцелуями ее шею, провел языком под сводами грудей.
- Ты - моя… - прошептал он, опускаясь все ниже и ниже. - Вся. Целиком.
Вяземская чувствовала его горячие губы и быстрые движения языка - короткие и невесомые, словно трепет крыльев бабочки, бьющейся в неплотно сжатом кулаке.