По-латыни обозначает…
На Петровку Тихонов явился к вечеру. Бегом, через две ступени, взбежал он на второй этаж и без стука влетел в кабинет своего начальника майора Шадрина.
- Борис Иваныч! Имеем новые сведения!
- Ладно. Ты присядь, отдохни, - усмехнулся Шадрин.
- Нет, я же на полном серьезе вам говорю, Борис Иваныч! Пока фортуна стоит к нам лицом! - закипятился Стас.
Шадрин откинулся на стуле, не торопясь достал сигарету, закурил. На его длинном худом лице не было ни восторга, ни нетерпения. Спокойное лицо занятого человека.
- Ну что ж, давай делись своими голубыми милицейскими радостями.
- Так вот. Наш друг - Мосин-Джага, оказывается, работает на часовом заводе. Для меня это был первый приятный сюрприз: вот они откуда берутся - винтики, колесики, аксики! Поехал я на завод - поинтересоваться Джагой поближе. Порасспрошал людей про некоторых, ну и про Джагу в том числе. Насчет боржома - неизвестно, а вот водочкой мой "подопечный" балуется крепко: в бухгалтерии по повесткам вытрезвителя уже дважды у него штрафы высчитывали. А на водочку нужны знаки…
- Какие знаки? - удивился Шадрин.
- Ну какие? Денежные… Характеризуют Джагу, прямо скажем, не ай-яй-яй. Правда, сам он ни разу в кражах не попадался, но подозрения на него бывали.
- Это какие же подозрения?
- Обыкновенные. Как в римском праве: пост хок, эрго проптор хок!
- Как, как? - переспросил Шадрин.
- Ну, это по-латыни. Обозначает: "Из-за этого, значит поэтому", - небрежно бросил Стас. - Так вот, пропадут в одном, другом цехе какие-нибудь детальки, тут все давай вспоминать - то да се… А потом всплывает: Юрка-монтер в обед у станков ковырялся, провода смотрел. Раз, другой, потом его самого по-рабочему - за лацканы. Он, конечно, в амбицию: "Вы меня поймали? Нет? Ну и катитесь!" Тем пока и кончалось.
Шадрин громко расхохотался:
- Слушай, Тихонов, ну, отчего ты такой трепач? "Пост хок" твой несчастный обозначает "после этого, значит поэтому"! И это не из римского права вовсе, а из курса логики. И является примером грубой логической ошибки. Ясно?
- Ясно, - не смущаясь, сказал Тихонов. - Тем более. Вы лучше дальше послушайте. Оказывается, на участке, где корпуса пропали, работает Кондратьева Зинаида, родная племянница Джаги.
- Все это очень интересно, - сказал Шадрин. - Так что ты предлагаешь теперь?
- Да это ж слепому ясно!
- У меня зрение неплохое, но мне еще не очень ясно. Так что уж подскажи.
- Надо бы Джагу сегодня же посадить, - сказал Стас.
Шадрин сделал испуганные глаза и надул щеки.
- Уф! Прямо-таки сегодня?
- А что? В этом есть свои резоны.
- Позволь уж поинтересоваться, дорогой мой Тихонов, а за что мы его посадим?
- Кого это вы тут сажаете? - спросил вошедший Приходько.
- Заходи, Сережа. Я вот предлагаю Джагу окунуть в КПЗ. А Борис Иваныч с меня саржи рисует. Давай вместе думать. Ведь Джага - явный преступник. Кому Коржаев блатное письмо адресовал? Джаге! Если мы его здесь сутки подержим, он, как штык, разговорится. Прижмем письмом - расскажет про Коржаева. Потом сдаст Хромого, возьмемся за племянницу - выяснится насчет корпусов…
- Светило! Анатолий Федорович Кони - да и только. Просто изумительный пафос обвинителя, - сказал Шадрин, невозмутимо покуривая свою "Шипку".
Приходько покрутил в руках карандаш, потом поднял на Стаса глаза:
- Не, старик. Что-то ты… того, загнул…
- Это почему?
- А ты умерь свой оперативный зуд. Сейчас это во вред.
- Да бросьте вы менторствовать! - разозлился Стас.
- Не заводись. Противника надо уважать. Или хотя бы принимать в расчет, если это такая сволочь, как наши клиенты, - улыбнулся Сергей.
- Давай, давай. Будем уважать. Только зачем?
- А затем, что среди жуликов дураков уж никак не больше, чем среди порядочных людей.
- Вот именно, - сказал Шадрин. - Представь себе: какой-то растяпа-прокурор дал нам санкцию на арест Мосина. Ну и были бы мы круглыми дураками, если бы его взяли. Ты с Мосиным хоть раз говорил?
- Нет.
- И я не говорил. И Сергей не говорил. Так чего это мы вдруг должны уверовать, что он заведомо глупее нас? Болваном был бы он, если б вдруг раскололся. Улик-то практически нет против него никаких. А на испуг я брать не люблю. Это, я тебе скажу, не показание, которое с испугу дано. Нам надо, чтобы он не только дал правдивые показания, но сам же их и закрепил - пусть награбленное выдаст, покажет документы, секретные записочки, назовет соучастников. Подскажет слабые их места. А для этого против него нужны факты, а не эрзацы. Есть они у тебя, эти факты? Письмо, штраф, племянница! Факты! Разве это факты? Возьми хотя бы письмо. Заметь себе, что Джаге оно только адресовано. Но оно ему не отправлено. И не получал он его. Теперь, работает он на часовом заводе. Ну и что? Да там тьма людей работает. Водку пьет? Так она всем продается, и пьют ее не только жулики. Сообщу по секрету: и аз грешен - случается, вкушаю. Племянница? А разве доказано, что именно она похитила корпуса? Нет, не доказано. Хотя это и не исключено.
- Кроме того, есть в этом деле еще один интересный штрих, - сказал Приходько. - Вы хорошо помните текст письма Коржаева?
Шадрин кивнул.
- Хорошо, - пробормотал Стас.
- Даже если бегло просмотреть его, станет ясно - Джага здесь фигура вспомогательная. И вернее всего, он лишь у Хромого на подхвате. А ты, Стас, Хромого знаешь?
- Нет, - прищурился Тихонов.
- Вот об этом речь, - сказал Шадрин. - Я к тому же клоню. Ни роль Хромого, ни кто он такой, нам неизвестно. А ведь очень возможно, что и он здесь не самый главный. Я думаю, что Джага - это так, мелочь, плотва. Если подсечем его сейчас, уйдут наши щуки глубоко - только мы их и видели. Так что не сажать нам надо Джагу, а холить и лелеять, да нежно, чтобы он и не заметил этого. Вот тебе моя позиция. На сегодняшний день, конечно…
- Ладно, убедили, - засмеялся Тихонов. - Сломали меня, растерли в прах и пепел, которым и посыпаю свою грешную голову. Сдаюсь. И предлагаю другой план…
В историю больше не возвращаемся
(Нет, никак не снести Боливару двоих…)
"Готов", - сказал тогда устало Крот.
И столько было в его глазах животного страха, подавленности и ненависти, что в душе у Балашова шевельнулось даже что-то похожее на жалость. Но он раздавил этот отголосок давно умершего чувства, как давят в пепельнице окурок, - привычно, не задумываясь. Тогда Крот его боялся, и еще как боялся! А сейчас Крот, убрав старика, заявляет наглые требования. Балашов вспомнил О'Генри: "Боливару не снести двоих…"
- Глядите, Виктор Михалыч, пробросаетесь. Меня ж ведь и подобрать могут. Кому-то, может, теперь понадобятся не только мои руки, но и голова. Здесь, - он постучал себя по лбу, - много интересных сведений лежит. Так что предлагаю политику с позиции силы сменить на тактику переговоров…
- Так-так-так, - пробормотал Балашов, - это действительно становится интересным…
И Балашов твердо решил: нет, никак не снести Боливару двоих. Правда, пока что нужно только нейтрализовать Крота, чтобы он не путался под ногами. Опустил голову, постучал пальцем по подлокотнику.
- Эх, Гена, потерять друга - раз плюнуть. А искать его потом годами надо. Особенно таким людям, как мы с тобой.
- Что же мне, за дружбу подарить вам свою долю?
- Да кто говорит об этом? Чего ты заостряешься? Если ты помнишь, я тогда снял с обсуждения вопрос о деньгах. Это было несвоевременно. А сейчас настала пора его обсудить. Сколько ты хочешь?
- Половину.
- Сколько-о? - Балашов, который вообще ничего Кроту давать не собирался, все равно ахнул от такой наглости.
- Вторую долю. Половину. И ни одной копейки меньше.
- Ну, Гена, это уж ты меня грабишь. Ты-то ни черта не вложил в это дело, а я скоро из-за него штаны сниму.
- Вам без штанов не страшно - все равно в "Волге" катаетесь, никто и не заметит.
- Ты, Крот, не забывай, что мы делим шкуру неубитого медведя. Денежки-то надо еще взять.
- Мне доллары ни к чему, а вы на перепродаже еще вдвое против меня наживетесь, что я вас - проверю?
- Знаешь, без доверия мы с тобой далеко не уедем.
- Когда меня в "шестерках" держали, что-то вы меня не очень в доверенные брали.
"Хам. Наглый глупый хам, - спокойно подумал Балашов. - Полагает, что он сейчас что-то стал значить. Навести на него уголовку анонимкой, что ли? Да нет, рановато еще, может от злости наболтать. Пускай подыхает как знает, без меня. Надо ему сейчас кость бросить…"
- Ты в философию не вдавайся и гонор свой не показывай. Постарайся не забывать, что из нас двоих деньги достать могу пока что только я. А ты в крайнем случае можешь лишь поломать это дело. Но это и не в твоих интересах. Так что давай по-деловому: даю тебе двадцать процентов..
- Сорок.
- Двадцать пять.
- Сорок.
- Вот что: бери третью долю или катись к чертовой матери!
- Часть наличными сейчас.
- На. Пока хватит.
Крот взял из его рук толстую пачку денег и, не считая, засунул в карман пиджака.
- А на эти деньги напиши мне расписочку, - сказал Балашов. Он решил придать их отношениям видимость солидности.
- Зачем? - удивился Крот.
- А затем, что ты у меня больше не служащий, а компаньон, и деньги эти пойдут в зачет при окончательном расчете.
- Виктор Михалыч, а зачем же расписка все-таки? - развеселился Крот. - Вы с меня долг через нарсуд, что ли, взыскивать будете?
- Суд не суд, а порядок должен быть.
- Ну, пожалуйста. Только какой из моих фамилий расписку подписывать? Какая вам нравится больше: Костюк, Ланде, Тарасов или Орлов?
- А мне все равно.
Когда Крот написал расписку, Балашов аккуратно сложил ее и положил в бумажник. Потом сказал:
- Жарко сегодня. Принеси водички с кухни. Только слей из крана побольше.
Как только Крот вышел, Балашов разогнулся в кресле, выпрямился и, стараясь не скрипнуть половицей, балансируя на одной ноге, дотянулся до пиджака Крота. В мгновение он обшарил карманы и вытащил из внутреннего самую дорогую для Крота вещь - его фальшивый паспорт. Пистолета, который дал ему Балашов перед поездкой в Одессу, в пиджаке не было.
Когда Крот вошел со стаканом в комнату, Балашов сидел в прежней позе в кресле и обмахивался газетой. Воду пил долго, со вкусом, обдумывая, как бы забрать у Крота пистолет. Потом встал.
- Ну, договорились, Геночка. Теперь сиди и жди открытки. Должна быть скоро.
- Посижу.
- Кстати, давай я заберу пушку. Ненароком Лизка наткнуться может, пойдут вопросы - зачем да почему.
- А вы не бойтесь, не наткнется. Я ее теперь все время при себе ношу, - и он похлопал себя по заднему карману брюк.
Гвоздь не от той стены
Тихонов стряхнул с плаща дождевые капли и небрежно бросил его на стул. Усаживаясь на край своего стола, спросил Сергея:
- Можете дать новые показания по делу подпольного концерна "Джага энд Ко"?
- Судя по выражению лица, ты такими показаниями тоже похвастаться не можешь, - хитро прищурился Приходько.
- Не говори уж, отец. Давно я так сильно не загорал.
- А все-таки?
- А все-таки? - задумчиво переспросил Тихонов. Потом грустно усмехнулся: - Если бы твоя тощая грудь была закована не в мундир, а в жилет, я бы, ей-богу, оросил его своими слезами…
Они ходили по тонкому льду шуток, подначивали друг друга, ехидничали, и Приходько видел, что Тихонов ужасно устал за эти дни.
- Если понадобится что-нибудь из дефицитной часовой фурнитуры, прошу ко мне, - сказал Тихонов. - Дружу с широким коллективом мелких спекулянтов.
- Среди них хромых нет случайно?
- Нет. Но мне кажется, что нашего Хромого там ни случайно, ни нарочно не найдешь.
- Это почему?
- А вот почему. Я же ведь не только знакомился там со спекулянтами. Я еще много беседовал с ними потом. Прямо жутко, аж скулы болят. Все это мелочь, бакланы. По штучке торгуют - украл, купил, перепродал. Но состав у них очень ровный: пьянчужки жалкие какие-то. И откуда они у нас только берутся? Прямо как василиски из заброшенных колодцев. Я уверен, что никто из них такой операции - украсть и перепродать большую партию деталей - не может. Да там о таких количествах и слыхом не слыхали. И я убежден, что эта линия - вообще гвоздь не от той стены. Эту версию, считай, мы уже отработали.
- Ну, а Джага как себя проявляет? Ты ведь собирался глаз с него не спускать.
- А как же! Бдим неукоснительно… денно и нощно… Я даже дневничок на него завел, - Тихонов приподнял со стула мокрый плащ, встряхнул его и извлек из бокового кармана записную книжку. - Можешь полюбоваться на моего подшефного.
Сергей раскрыл дневник.
"Вторник, 7 час. 30 мин. М. вышел из дому и приб. на раб. В 15 час. 30 мин. вышел с завода. На площ. Белорус. вокзала у нов. метро встретился с двумя неизв. мужч., с котор. приобрел в угловом "Гастр." бутылку водки и тут же, около газировщицы, распил водку, после чего пошел на Б. Грузин. ул. Во дворе своего дома около 30 мин. играл в домино с соседями, потом вчетвером купили одну бут. водки и четвертинку, распили. В 18 час. М. ушел к себе домой и больше на улицу не выходил".
"Среда. 7 час. 30 мин. М. из дому напр, на завод. После работы выпивал на троих в угловом "Гастр.", потом играл в домино… и т. д."
"Четверг…"
"…потом играл в домино…"
- Да-а, прямо скажем, насыщенно живет наш клиент, позавидуешь, - Приходько улыбнулся и покачал головой. - А какой поток информации о его связях! Каждый день новые люди из числа случайных собутыльников, и, как на грех, ни одного хромого… И все-таки, Стас, ты его из поля зрения не выпускай…
Думай, голова, картуз куплю
К вечеру снова пошел дождь. Щетки на лобовом стекле неутомимо сметали брызги, но, покуда они делали следующий взмах, вода опять заливала стекло. Негромко мурлыкал приемник. Балашов покосился на Джагу:
- Спишь, что ли?
- Да что вы, Виктор Михалыч! Думаю.
- Думай, думай, голова, картуз куплю. Если придумаешь что-нибудь толковое.
- В том-то и закавыка, что ничего толкового в голову не приходит.
Балашов добро улыбнулся:
- В такую голову - и ничего не приходит! Поверить трудно.
- Да вы не смейтесь, Виктор Михалыч, там сейчас действительно пылинку не пронесешь. После собрания этого вахтеры прямо озверели. "Нашу, - говорят, - профессиональную честь задели!" Вот дурачье, какая у них там профессия!
- У тебя зато богатая профессия. Без меня, наверное, ходил бы и побирался. Если уж такая у них плевая профессия, ты вот придумай, как их обмануть.
- Да разве в них дело-то, Виктор Михалыч?
- А в ком? В дяде?
- Так в том-то и дело, что после собрания весь народ на заводе взбаламутился. Контроль этот самый, народный, организовали. Учет ввели по операциям. Потом борьба там у них за отличное качество, так смена у смены не только по количеству, но и по кондиции детали принимает. Прямо беда! Близко подойти боязно!
- Ты, Джага, с точки зрения Советской власти, явление, увы, не только вредное, но и редкое. Весь твой завод на вахте стоит, а для тебя беда!
- Смеетесь?
- Уж куда серьезней!
- Чего же вы тогда себе на подхват ударника ком-труда не приспособите? Раз уж я такое вредное явление?
- Так это ты для Советской власти вредное явление, а для меня - ничего. Ленив только очень. И трусоват.
- А кому в тюрьму охота садиться? Вы-то там не были, а я тюремной баланды да рыбкиного супа нахлебался за милую душу. Вон все зубы от цинги выпали, - показал Джага два ряда металлических зубов.
- Мне-то хоть не ври. Я же не иностранный корреспондент - на такую дешевку не клюю. Зубы ты не от цинги и не в тюрьме потерял, а вышибли их тебе разом по пьянке у Хрюни-скокаря.
- А откуда вы знаете? - изумился Джага.
- Раз говорю, значит знаю. Так ведь дело было, а? - засмеялся Балашов.
Джага хитро улыбнулся, провел пятерней по лысине:
- Не в этом дело, Виктор Михалыч, вот со стеклами как быть?
- Это я у тебя хотел узнать, дружище…
- А никак нельзя спихнуть эту партию без стекол?
- Ты что, милый, обалдел?
- Почему? Предложим вместо стекол такую же партию циферблатов - у нас же лишек есть. Не все ли равно этим барыгам, чем торговать?
- Ох, Джага, дикий ты человек все-таки! В паспорте часов "Столица" написано черным по белому на русском и английском языках: "Противоударные, пыле-влагонепроницаемые, антимагнитные". Ты как полагаешь, сохранят они все эти свойства без стекол? Или, может быть, не совсем?
- А нам-то какое дело?
- Я тебя уже призывал беречь честь твоей заводской марки! И объяснял, что мне нужен полный комплект деталей к "Столице" по каталогу. А зачем, это ты верно заметил, - не твое дело.
- Ну, не мое так не мое. Думайте тогда сами.
- Не груби мне, старый нахал.
- Я и не грублю. Не знаю я, где стекла взять.
- А племянница твоя, Зинка Кондратьева?
- Что вы, Виктор Михалыч, она и говорить со мной сейчас боится! Как вынесли тогда корпуса - конец! Заикнулся я было, а она - в рев. "Впутал, - говорит, - меня в грязные дела, посадят вас всех и меня заодно. Не подходи ко мне больше". Вот те на! "Скажи спасибо, - говорит, - что меня замарал до ушей, а то бы пошла в милицию, первая на тебя заявила".
- Да-а, интересные дела, - присвистнул Балашов. - Ты ей мои деньги все передал?
- А как же?
- Что-то я уверенности в твоем голосе не слышу. Ну-ка посмотри мне в глаза! - стеганул хлыстом голос Балашова. - Ты что юлишь? Неужто ты надул меня, свинья?
- Виктор Михалыч, кормилец, без вины я, как бог свят! Все отдал…
Из-за поворота вынырнул самосвал, ослепив их палящими столбами дальнего света. Это спасло Джагу. Балашов вперился вперед, в мутную сетку дождя, просвеченную огнями фар. За эти мгновенья Джага успел прийти в себя, забормотал обиженным голосом:
- Зря землите меня, Виктор Михалыч! Вы же знаете, как я ценю вашу доброту. Через вас, можно сказать, жизнь увидел, так нешто я позволю себе вас обманывать…
- Смотри, гад, узнаю, что деньги Зинке не отдал, тогда пощады не жди.
Джага подумал: "Хе-хе, узнаешь! Ты Зинку и в глаза не видел. А деньги все-таки надо перепрятать. С него станется, придет домой, все обыщет. А если она, дура, денег не берет, решила в честные податься, что ж мне, деньги ему назад нести? Мне они тоже лишними не будут".
И в это время его вдруг осенило: "Ой-ой-ой! Деньги сами в руки прут! Пресс же стекольный старый списали недавно, вчера на задний двор выбросили! Если его с металлоломом вывезти? А пуансоны в цехе взять можно!"
- Виктор Михалыч!
- Что тебе?
- А если мы сами отштампуем стекла?
- Чем? Может, башкой твоей лысой?
- Зачем башкой? Башка еще нам понадобится. Я лучше придумал.
- Давай излагай. Может быть, действительно понадобится.