- Пока, - попрощался журналист.
- Угу, - сказал Монссон и пошел к своей машине. Он сдвинул шляпу на затылок и включил радио. Отдавая распоряжения, он заметил, что некоторые репортеры последовали его совету и уехали.
Элофссон и Борглюнд тоже были здесь. Они сидели в своем "фольксвагене", метрах в двадцати пяти и мечтали о глотке кофе. Через несколько минут Элофссон, заложив руки за спину, подошел к Монссону и спросил:
- Что нам говорить людям, которые интересуюся тем, что тут происходит?
- Отвечайте им, что мы собираемся поднять из воды старый автомобиль, - сказал Монссон. - Через полчаса. На это время можете уехать и выпить кофе.
- Спасибо, - сказал Элофссон.
Маленький полицейский автомобиль умчался с рекордной скоростью. Оба полицейских выглядели серьезно и решительно, словно выполняли важное и срочное задание. Наверняка они включили сирену и мигалку, когда скрылись из виду, с улыбкой подумал Монссон.
Прошел почти час, прежде чем все было готово к подъему автомобиля. Элофссон и Борглюнд, а также журналисты, уже вернулись, к зевакам присоединились докеры, моряки и другие работники порта. Всего здесь собралось человек 150.
- Ну что ж, - сказал Монссон. - Начнем, пожалуй?
Подъем произошел быстро и без всякой театральности. Цепи со скрипом натянулись, грязная вода забурлила и над поверхностью воды показалась металлическая крыша.
- Осторожно! - крикнул Монссон.
Наконец над водой оказался весь автомобиль, облепленный илом и грязью. Из него хлестала вода. Он чуть косо висел на крюках, и Монссон внимательно следил за ним, в то время как фотографы непрерывно щелкали камерами. Автомобиль был маленький, старый и довольно изношенный. Модель "форд" английского производства, сейчас уже довольно редкая, но когда-то ее можно было очень часто встретить на дорогах.
Автомобиль, очевидно, был голубого цвета, но сейчас его покрывал слой серо-зеленой слизи, и цвет трудно было определить. Боковые стекла были разбиты или опущены, и внутри было полно ила и мусора.
- Опускайте, - сказал Монссон.
Толпа начала смыкаться, и он спокойно попросил:
- Пожалуйста, оставайтесь на месте. Его ведь надо куда-то поставить.
Люди отошли назад, Монссон тоже. Маленький автомобиль приземлился с неприятным скрежетом, крылья и передний бампер у него едва держались.
Автомобиль действительно выглядел довольно мрачно, и трудно было представить, что он когда-то выкатился из ворот завода в Дегенхеме, новенький и сияющий, а его первый владелец горделиво уселся за руль с бьющимся от восторга сердцем.
Элофссон первый подошел к автомобилю и заглянул внутрь. Люди, наблюдающие за ним сзади, увидели, как он внезапно замер и потом резко выпрямился.
Монссон медленно последовал за ним, наклонился и заглянул в открытое окно правой дверцы.
Между сгнивших сидений с ржавыми пружинами и почерневшим каркасом сидел облепленный илом труп. Один из самых ужасных, какие когда-либо видел Монссон. С пустыми глазницами и оторванной нижней челюстью.
Монссон выпрямился и повернулся спиной к автомобилю.
Элофссон начал автоматически отодвигать толпу.
- Не отталкивай людей, - сказал Монссон.
Он посмотрел на людей, которые стояли к нему ближе всех, и спокойно сказал:
- В автомобиле находится мертвый человек. Он ужасно выглядит.
Никто из присутствующих не сделал попытки протолкнуться вперед.
XXI
Монссон не слишком придерживался инструкций, которые рекомендовали не посвящать публику в деятельность полиции или позволять фотографировать "только с разрешения начальника полиции или в тех случаях, когда этого невозможно избежать". Он вел себя совершенно естественно даже в самых необычных ситуациям и уважительно относился к людям, а они отвечали ему тем же.
Хотя ни Монссон, ни кто-либо другой над этим как-то не задумывался, он действительно отлично поработал на причале в Индустрихаммен в тот понедельник.
Если бы он занимался беспорядками, которые имели место в то длинное жаркое лето и к которым относились с большим беспокойством, большинство из них, вероятнее всего, вообще бы не произошли. Однако ими занимались люди, которые полагали, что Родезия находится где-то возле Тасмании и что сжигать американский флаг незаконно, зато похвально поносить вьетнамцев. Эти люди считали, что водометы, резиновые дубинки и немецкие овчарки помогают налаживать контакт с народом, и результаты соответствовали этим представлениям.
Но у Монссона голова была занята другим, он думал об утопленнике.
Трупы, найденные в воде, никогда не выглядят слишком приятно, по этот труп был самым отталкивающим из тех, с которыми он когда-либо имел дело.
Даже патологоанатом, производящий вскрытие, сказал:
- Тьфу! Ну и работку ты мне подсунул.
Потом он занялся делом, а Монссон, стоя в углу, наблюдал за ним. Казалось, Монссон над чем-то задумался, и врач, который был молод и чуточку зелен, время от времени с любопытством на него поглядывал.
Монссон был уверен, что не все обстоит так просто с этим трупом в автомобиле. Он подозревал, что произошло что-то серьезное, когда автомобиль свалился в воду. Простейшая версия не проходила с самого начала. Это не могло быть мошенничество, связанное со страховкой. Кому понадобилось сталкивать с причала эту старую развалину, которая была новой лет двадцать назад? И зачем?
Логический ответ на эти вопросы был пугающе прост, поэтому у Монссона не дрогнул ни один мускул, когда патолог сказал:
- Этот твой приятель был мертв до того, как отправился в воду.
После небольшой паузы Монссон спросил:
- Как долго он мог там находиться?
- Трудно сказать, - ответил врач.
Он взглянул на ужасные распухшие останки, лежащие на столе, и сказал:
- Там много угрей?
- Думаю, много.
- Ну… Несколько месяцев. Как минимум, два, возможно, четыре.
Он немного покопался своим скальпелем и сказал:
- Разложение произошло необычно быстро. Возможно, в воде много химических реактивов или другой дряни.
Уже перед самым уходом в конце рабочего дня Монссон задал еще один вопрос:
- Слушай, а насчет угрей, это не просто бабушкины сказки?
- Угорь - загадочное создание, - заявил врач.
- Спасибо, - сказал Монссон.
Вскрытие было закончено на следующий день и поведало весьма печальную историю.
Расследование длилось значительно дольше, однако результат оказался не менее печальным.
И не потому, что ничего не обнаружили. Напротив, удалось установить даже чересчур много фактов.
Автомобиль был "форд-префект", модель 1951 года. Он был голубого цвета, и его недавно небрежно перекрасили. На нем стояли фальшивые номера, а регистрационный сертификат и табличка с именем владельца исчезли. С помощью регистра транспортных средств удалось найти двух последних владельцев этого автомобиля. Оптовый торговец цветами из Оксе купил этот автомобиль в подержанном, но относительно хорошем состоянии в 1956 году, пользовался им восемь лет, а потом продал его одному из своих работников за 100 крон. Этот человек пользовался автомобилем три месяца. Он сказал, что автомобиль был в рабочем состоянии, но выглядел настолько ужасно, что он поставил его па стоянку за рынком на Дротнингторгет. Через несколько недель он обнаружил, что автомобиль исчез, и решил, что его отбуксировала полиция или дорожная служба.
Ни полиции, ни дорожной службе ничего не было известно об этом. Наверное, автомобиль украли. С тех пор никто его не видел.
О последнем пассажире автомобиля тоже было достаточно много известно. Это был мужчина лет сорока или чуть старше, ростом около 175 см, с волосами пепельного цвета. Он не утонул - смерть наступила в результате удара по голове. Орудие убийства оставило отверстие в черепе. Отсутствие осколков костей вокруг отверстия указывало на то, что орудие убийства имело округлую форму.
Смерть наступила мгновенно.
Орудие убийства обнаружили внутри автомобиля. Округлый камень, засунутый в мужской нейлоновый носок. Камень был около 10 см в диаметре, естественного происхождения. Небольшой кусок гранита. Длина носка от пятки до пальцев составляла 25 см, он был французского производства. Кроме того, носок был хорошего качества, модель известной фирмы, и, очевидно, никогда не использовался по своему прямому назначению.
Снять отпечатки пальцев у трупа не удалось. Кожа на пальцах расползлась, а на остатках кожи папиллярные линии были едва различимы.
В автомобиле не оказалось ни одного предмета, который позволил бы установить личность убитого. По его одежде это определить не удалось, она была дешевой, иностранного производства и неизвестно откуда. Здесь не было также ничего, что бы дало возможность получить какие либо сведения об убийце.
Полиция обратилась за помощью ко всем, кому могло быть что-либо известно о голубом "префекте" 1951 года выпуска, не зарегистрированном с 1964 года. Никто ничего не сообщил. Трудно было ожидать другого результата, если учесть, что вся страна превратилась в сплошное кладбище автомобилей, где проржавевшие останки одних покоились в саване из ядовитых выхлопов их наследников.
Монссон отодвинул рапорты в сторону, запер кабинет и вышел из полицейского участка. Глядя в землю, он направился по диагонали через Давидсхалсторг к винному магазину.
Он думал о своем утопленнике.
Монссон был одновременно и женат, и холост. Он и его жена начали действовать друг другу на нервы десять лет назад, когда их дочь вышла замуж за южноамериканского инженера и уехала в Эквадор. У Монссона была холостяцкая квартира на Регементсгатан, недалеко от Фридхемсторгет, и в основном он жил там. Но каждую пятницу, вечером он приходил домой к своей жене и оставался у нее до утра понедельника. С его стороны это было мудро, подумал Монссон. Взаимное раздражение исчезало и всю вторую половину недели они с удовольствием ждали их супружеского уик-энда.
Монссон любил сидеть в своем продавленном старом кресле и выпивать рюмочку-другую перед тем как отправиться в постель. Этот понедельник не был исключением. Вообще вечер в понедельник был особенным. И не только потому, что Монссон уставал от своей старушки и знал, что не увидит ее до пятницы, хотя в четверг ему уже захочется с ней встретиться, но еще и потому, что в предыдущие три дня ему приходилось пить за едой лишь слабое пиво. Крепкие спиртные напитки в доме жены были запрещены.
Он приготовил себе третий грипенбергер и начал размышлять о своем утопленнике.
Грипенбергер состоит из джина, газированного виноградного сока и кубиков льда. Финско-шведский кавалерийский офицер по фамилии Грипенберг научил его, как нужно смешивать этот коктейль. Это было в Вилманстранде, сразу после войны, когда виноградный сок все еще трудно было достать, и с тех пор Монссон привык к этому напитку.
Монссону приходилось расследовать много убийств, однако он не мог припомнить ничего похожего на смерть мужчины в автомобиле. Ясно, что речь идет о преднамеренном убийстве. Кроме того, убийца воспользовался орудием простым и эффективным. Округлые камни можно найти везде, а тот факт, что у кого-то оказался французский черный носок, вряд ли способен вызвать интерес.
Мужчину в автомобиле убили одним ударом. Потом убийца засунул труп в старый автомобиль и столкнул его в воду.
Со временем они, вероятно, установят личность жертвы, но у него было неприятное предчувствие того, что это не особенно встревожит убийцу.
Это дело, по-видимому, трудно будет раскрыть. Монссон чувствовал, что пройдет очень много времени, прежде чем оно будет расследовано. Если это вообще когда-либо произойдет.
XXII
Дорис Мортенсон возвратилась домой в субботу вечером, двадцатою апреля.
В понедельник, в восемь часов утра она стояла перед большим зеркалом в спальне, любуясь своим загаром и думая о том, как теперь ей будут завидовать коллеги. На правом бедре у нее еще оставался заметный след от любовного укуса, два подобных следа были также на ее левой груди. Застегивая бюстгальтер, она решила всю следующую неделю вести себя осторожно, чтобы избежать нежелательных вопросов и вынужденных объяснений.
Раздался дверной звонок. Она натянула платье через голову, сунула ноги в шлепанцы и пошла открыть дверь. Весь дверной проем заполнял собой гигантский блондин в твидовом костюме и коротком плаще спортивного фасона.
Он посмотрел на нее своими голубыми глазами и спросил:
- Как там в Греции?
- Замечательно.
- А вам известно, что военная хунта бросила там десятки тысяч людей в тюрьмы по политическим мотивам и что их пытают и убивают ежедневно? Что они подвешивают женщин на железные крюки к потолку и прижигают им соски грудей электрическими паяльниками?
- Об этом как-то не думаешь, когда ярко светит солнце, а все вокруг танцуют и чувствуют себя счастливыми.
- Счастливыми?
Она оценивающе взглянула на него и подумала, что ее загар должен хорошо смотреться на фоне ее белого платья. Она сразу увидела, что перед ней стоит настоящий мужчина. Большой, сильный и прямой. Возможно, он также немного грубоват, но это ему только идет.
- Кто вы? - с любопытством спросила она.
- Полиция. Моя фамилия Ларссон. Седьмого марта этого года в двадцать три часа десять минут вы приняли ложный вызов по телефону. Помните?
- Да, конечно. Мы очень редко принимаем ложные вызовы. Рингвеген в Сундбюберге.
- Верно. Что сказал тот человек?
- Пожар у дома на Рингвеген, 37. Цокольный этаж.
- Это был мужчина или женщина?
- Мужчина.
- Вы уверены в том, что он сказал именно это?
- Да.
Он вынул из кармана несколько листков бумаги, шариковую ручку и что-то записал.
- Еще что-нибудь можете сообщить?
- О, конечно. Очень много.
Мужчина, казалось, удивился. Он нахмурился и в упор посмотрел на нее своими голубыми глазами. Да, в шведских мужчинах все-таки что-то есть. Жаль, что на ней такие отметины. Хотя, возможно, он мужчина без предрассудков.
- Вот как. Что же именно?
- Во-первых, он звонил из телефона-автомата. Я слышала щелчок, когда упала монета. Возможно, он звонил из телефона-автомата в Сундбюберге.
- Почему вы так считаете?
- Ну, видите ли, там в некоторых телефонах-автоматах еще остались старые таблички с нашим прямым номером. Во всех других местах на табличках теперь указан номер центральной диспетчерской в Стокгольме.
Мужчина кивнул и снова сделал пометку на листке бумаги.
- Я повторила адрес и спросила: "Здесь, в городе? В Сундбюберге?" Потом я собиралась спросить, как его зовут и все такое прочее.
- Но вы этого не сделали?
- Нет. Он ответил: "Да" и повесил трубку. У меня создалось впечатление, что он спешит. Впрочем, люди, которые нам звонят и сообщают о пожаре, всегда нервничают.
- Значит, он вас перебил?
- Да. Мне даже кажется, что я вообще не успела произнести слова "Сундбюберг".
- Не успела?
- Да нет, я-то его произнесла, но он на полуслове сказал: "Да" и повесил трубку. Не думаю, что он вообще его услышал.
- А по тому же самому адресу в Стокгольме и в то же время не было пожара?
- Нет. Хотя в Стокгольме в это же самое время был сильный пожар. Я получила сообщение о нем из центральной диспетчерской минут через десять или двенадцать. Но тот пожар был на Шёльдгатан.
Она внимательно посмотрела на него и сказала:
- Ой, это вы спасли всех тех людей в горящем доме?
Он не ответил, и после паузы она сказала:
- Да, это были вы. Я узнала вас по фотографиям. Но я не представляла себе, что вы такой большой.
- У вас, наверное, хорошая намять.
- Как только я узнала, что вызов был ложным, я сразу постаралась запомнить этот разговор. Полиция потом обычно интересуется такими вещами. Я имею в виду местную полицию. Однако на этот раз меня ни о чем не расспрашивали.
Мужчина насупился. Об этом он знал. Она чуть выставила вперед правое бедро и согнула колено, оторвав при этом пятку от пола. У нее красивые ноги, к тому же сейчас они загорелые.
- Еще что-нибудь помните? О мужчине.
- Он был не швед.
- Иностранец?
Он еще сильнее нахмурился и уставился на нее. Жаль, что она надела шлепанцы. У нее красивые ноги, и она знала об этом. А ноги должны быть красивыми.
- Да, - сказала она. - У него был довольно заметный акцент.
- Какой именно акцент?
- Он был не немцем или финном, - сказала она, - и наверняка не норвежцем или датчанином.
- Откуда вам это известно?
- Я знаю, как говорят финны, и у меня был… я встречалась одно время с немецким парнем.
- Вы хотите сказать, что он плохо говорил по-шведски?
- Вовсе нет. Я поняла все, что он сказал, и говорил он гладко и очень быстро.
Она подумала о том, что сейчас наверняка выглядит привлекательно.
- Он был не испанцем. И не англичанином.
- Американец? - предположил мужчина.
- Наверняка нет.
- Откуда у вас такая уверенность?
- Среди моих знакомых здесь, в Стокгольме, есть много иностранцев, - сказала она. - И потом, я по крайней мере дважды в год езжу на юг. Я знаю, что англичане или американцы никогда не могут научиться говорить по-шведски. Возможно, он был француз. Может быть, итальянец. Но вероятнее всего, француз.
- А почему вы так решили?
- Ну, он, например, сказал "пожаг".
- Пожаг?
- Ну да, вместо "пожар" и "тгидцать" вместо "тридцать".
Он заглянул в свои записи и сказал:
- Давайте уточним. Итак, он сказал: "Пожар в доме на Рингвеген, 37".
- Нет. "Пожар у дома на Рингвеген, 37. Цокольный этаж. Причем он сказал "пожаг" вместо "пожар" и "тгидцать" вместо "тридцать". Мне показалось, что это похоже на французский акцент…
- С французским парнем вы тоже встречались?
- Ну… У меня есть несколько друзей среди французов.
- А как он произнес "да"?
- С очень долгим "а", как жители Сконе.
- Нам, наверное, придется встретиться с вами еще раз, - сказал он. - Я вами просто восхищен.
- Может быть, вы хотите…
- Я говорю о вашей памяти. До свидания.
- Разве Олафсон говорит по-шведски с сильным акцентом и произносит "пожаг" вместо "пожар" и "тгидцать" вместо "тридцать", да к тому же путает предлоги? - спросил Гюнвальд Ларссон, когда на следующий день все они собрались вместе в управлении на Кунгсхольмсгатан.
Присутствующие с любопытством посмотрели на него.
- И "цокольный этаж" вместо "первый этаж"?
Ему никто не ответил, и Гюнвальд Ларссон молча сел. Потом он повернулся к Мартину Беку и спросил:
- А этот парень Шаке, который сейчас в Вестберге…
- Скакке. Ну да. Ему можно дать задание?
- Смотря какое.
- Он в состоянии обойти все телефоны-автоматы в Сундбюберге?
- Ты мог бы поручить это местной полиции.