- Я это знаю. А как ты думаешь, почему я так этим озабочен? Дело в том, что они рассматривают попытку убийства как любое ординарное происшествие. Когда произошел первый случай? Когда это произошло?
- Двенадцатого.
- Точно. А второе происшествие было на той неделе. Что они сделали за это время, Эмма? Ничего. Мужчина пытается столкнуть тебя под поезд, - сказал он и покачал укоризненно головой. - Потом пытается сбить автомашиной. Я не желаю спокойно дожидаться третьей попытки. Я нанял частного детектива.
- Я действительно не думаю, что нам необходимо…
- Его зовут Эндрю Дерроу, и он, по-видимому, прекрасный специалист.
- Частный детектив, - промолвила она и покачала головой. - Действительно, Мартин, давай предоставим это дело полиции. Хорошо? Сотрудник, с которым я говорила там, показался…
- Полиции недоплачивают, она перегружена, - сказал Боулз таким тоном, будто цитировал газетный заголовок. - Я не хочу вверять им твою жизнь.
- Это очень мило с твоей стороны, дорогой, - проговорила Эмма, поднялась и повернулась к нему, - но…
- Ты прекрасно выглядишь, - сказал он.
На ней было блестящее белое платье с глубоким вырезом спереди. Ее длинные светлые волосы были стянуты на затылке, серьги с жемчужинами сверкали в ушах.
- Спасибо, - поблагодарила она. - Но, Мартин, что этот человек будет делать? Я хотела сказать…
- Сопровождать тебя. Защищать тебя. Стараться прояснить суть событий.
- Давай вместо этого поедем в отпуск, - предложила Эмма. - Истратим те деньги, которые ты собираешься ему заплатить…
- Мы можем себе позволить и то, и другое, - заявил он. - Как только покончим с этой проблемой, так и отправимся в большое путешествие по Карибскому морю. Как ты находишь это предложение?
- Мне оно нравится, - ответила она.
Мартин улыбнулся, обнял ее и повел в прихожую. Там он достал из шкафа норковую шубку, помог жене одеться, сам надел пальто и повязал белый шелковый шарф вокруг шеи.
- Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, - произнес он.
- Со мной ничего не случится, - ответила она.
- Я тебя очень люблю.
- Я тоже тебя люблю.
- Он начнет работать на следующей неделе, - сказал Боулз. - Вопрос исчерпан.
Снизу донесся сигнал внутреннего телефона. Он подошел к настенному аппарату и нажал кнопку "говорите".
- Да?
- Ваша автомашина готова, мистер Боулз.
- Спасибо, - ответил он. - Мы прямо сейчас выходим.
- Подошла автомашина, - сказал он и заключил ее в объятия. - Поцелуй? - произнес он.
Когда Карелла был еще мальчиком, его мать каждый Новый год после полуночи подавала чечевицу. Это было связано с какой-то итальянской традицией, которую привезли с собой из Старого Света ее дедушка с бабушкой. Никто в семье не знал, с чем связана эта традиция. Отец и мать Кареллы, его дедушки и бабушки с обеих сторон родились здесь. Все связи с поколениями, прибывшими сюда на рубеже столетия, были уже чисто символическими. И тем не менее, когда Новому году исполнялось всего несколько минут, и каждый изо всех сил старался с помощью кастрюль и сковородок произвести как можно больше шума, вырывавшегося из настежь распахнутых окон, его мать всякий раз подавала холодную чечевицу. Почему холодную, она не знала. Холодная чечевица с оливковым маслом. "На счастье", - объясняла Луиза Карелла.
В первый день Нового года они отправлялись к бабушке на большой праздничный обед - в его приготовлении участвовали все женщины семьи. На обеде присутствовали сами дедушка с бабушкой, сестра его матери Джози с мужем Майком, брат матери Сальваторе, которого все звали Сальви, его жена Дороти, которую Карелла любил до самой ее смерти. И дети, братья Кареллы. Иногда к ним присоединялся дядя Фредди, который жил в Лас-Вегасе и работал там в казино. Однажды он приехал во время отпуска к ним на восток и подарил Карелле серебряное кольцо с бирюзой, которое, по его рассказам, он выиграл в покер у дикого индейца из племени апачей. В доме дедушки все было знакомо с детства. Родители Кареллы давно уже переехали в Риверхед, но дедушка и бабушка с насиженного места отказались уезжать, хотя в городе все чаще и чаще можно было увидеть вывески "Бодега" или "Лечерия", вместо вывесок "Салюмерия" или "Пастицерия".
Отец Кареллы регулярно приносил домой кондитерские изделия из собственного магазина. Но начиналось угощение с овощей - в кухне на газовых горелках жарился сладкий красный перец вместе со спелыми черными маслинами, анчоусами, баклажанами и сельдереем на импортном оливковом масле, в котором можно было поджарить также ломтики хлеба, нарезанные дедушкой от круглого большого каравая. И конечно, в доме была паста, с деликатесным томатным соусом, а также спагетти, ригатони или пенне, которые они любили есть, сдобрив натертым пармезаном. Этот сыр пускался по кругу в специальной чаше.
Затем подавались жареные цыплята и ростбифы с картофелем зеленой фасолью и молодым горошком, который женщины обычно сами шелушили на кухне. Итальянская кухня постепенно превращалась в американскую кухню. Это происходило так же незаметно, как и остальные перемены в жизни иммигрантов. Далее подавались фрукты, сыр, кофе и, конечно, кондитерские изделия, которые его отец пек в собственном магазине и привозил на окраину города в маленьких тонких картонных коробках, перевязанных белой лентой.
Дядя Сальви был великолепным рассказчиком. Он долго работал таксистом, ездил по всему городу и в запасе имел тысячи историй про пассажиров, которых возил. Бабушка часто говорила, что он мог бы стать писателем. Сальви в ответ пожимал плечами, хотя, как подозревал Карелла, эти истории были предметом его тайной гордости. Анджела, сестра Кареллы, вела записи всех событий. Когда они учились в школе, казалось, что ей задавали домашних заданий больше, чем кому-либо. Все время каникул и отпусков, которые они проводили вместе в доме бабушки, Анджела не расставалась с книгами. Братья и сестры бегали по комнатам, гоняясь друг за другом, а Анджела, свернувшись калачиком в кресле в гостиной, читала книгу или что-то писала в дневнике. Дядя Майк называл ее "дитя домашних заданий". А она в ответ застенчиво улыбалась. Из всей родни она была самой любимой…
У тети Дороти было несколько грубоватое чувство юмора. Она часто рассказывала непристойные анекдоты, смысл которых Карелла сперва только подозревал. Каждый раз, когда тетя начинала что-нибудь рассказывать, бабушка предупреждала: "Дети, дети" - и без улыбки, сердито смотрела на нее, кивком показывая в сторону детей. Тетя Дороти не обращала никакого внимания на предупреждения бабушки и без тени смущения продолжала рассказывать свои анекдоты. В возрасте двенадцати - тринадцати лет, когда Карелла стал обращать внимание на девушек, до него начало доходить содержание анекдотов, и он начат со смыслом посмеиваться над "солеными" местечками.
Он так никогда и не понял, как тетя Дороти узнала о Марджи Кэннон, ирландской девочке, с которой у него сложились, по тогдашним его представлениям, эротичные отношения. Тетя безжалостно дразнила его по поводу этой девочки и называла ее Бог знает почему Сладкая Рози О'Греди. Бог знает почему.
Семья обычно сидела за столом, раздавались шутки и смех, все пили кофе и ели различные сладости, изготовленные отцом: канноли, сфоглиателли, зеноли, струфоли, слоеные пирожные.
Тетя Джози как всегда спрашивала:
- Почему бы нам не сыграть в покер?
- Хорошая идея, - обычно откликался дядя Фредди.
Дядя Фредди, несмотря на низкие ставки, всегда выигрывал. Тетя Джози постоянно проигрывала, нервничала, бросала карты на стол и ругала банкомета вне зависимости от того, кто в этот момент держал банк.
"Vergogna, vergogna", - бранилась бабушка. Это было одно из итальянских выражений, которые она позаимствовала у своей давно умершей матери. Теперь бабушка умерла. Дедушка тоже умер. Тетя Джози и дядя Майк уехали во Флориду и больше никогда не приезжали на север. Дядя Сальви умер от рака. Тетя Дороти после его смерти вышла замуж снова, и семья потеряла с ней всякие контакты. Карелла забыл ее и ее пошлые шутки.
На похоронах отца в июле прошлого года не было ни одного дяди или тети, которые помнили бы Кареллу в детстве. Была куча двоюродных братьев и сестер, которых он очень смутно помнил. Все они выражали ему соболезнования по поводу разразившейся страшной трагедии, а один из них, настоящий осел, спросил у Кареллы, может ли он помочь ему получить разрешение на превышение скорости. За их печальными выражениями лиц ясно читалась мысль о том, как это такое несчастье могло случиться с отцом полицейского…
В этот Новый год не было никаких кондитерских изделий, приготовленных Тони Кареллой. В ночь на семнадцатое июля прошлого года он был застрелен в собственном магазине. Мать Кареллы все еще была в трауре. Черное платье, черные чулки, черная обувь - атрибуты печальной традиции той земли, откуда прибыли сюда их предки. Только в самых глухих уголках Италии вдовы носили подолгу траур, но Луиза придерживалась традиций. Она была женщиной, которая все еще подавала холодную чечевицу сразу после наступления нового года.
Это был невеселый вторник. Погода стояла холодная, небо хмурилось. Все подчеркивало чувство утраты, наполнившее старый дом, в котором выросли Карелла и его сестра. Резкий ледяной ветер стучался в окна. Конечно, из кухни, как всегда по праздникам доносились запахи готовившейся пищи. Насколько помнил Карелла, так было всегда, но на сей раз не раздавалось смеха. Даже дети казались необычно тихими. Только самые близкие члены семьи, да и то не все, присутствовали здесь сегодня. Праздник получился невеселым, жалким. Какой уж тут праздник, когда еще так свежи воспоминания о трагических похоронах.
Его мать была рассудительной, здравомыслящей женщиной.
- Мне нужно быть на суде, - произнесла она.
Около четырех Карелла собрался уходить. Полицейское управление работало не считаясь с праздниками. Семья сидела в столовой за столом, под которым они с Анджелой, когда были детьми, любили прятаться. Праздничная скатерть свисала почти до пола, и дети хихикали в укрытии, потому что были уверены - взрослые не догадываются, что их подслушивают. Когда тарелки с едой были убраны, стали пить кофе. Руки матери лежали на столе. Тонкое обручальное кольцо плотно сидело на безымянном пальце левой руки. Карелла с сестрой, опустив головы, сидели рядом друг с другом, оба темноволосые, черноглазые. Они думали об отце. Тедди Карелла сидела рядом со свекровью и вязала свитеры для близнецов, Синтии и Мелинды, недавно появившихся в семье. Это были дети Анджелы, родившиеся двадцать восьмого июля прошлого года, спустя одиннадцать дней после гибели своего деда. Бог берет, Бог возвращает. Карелла не очень различал близнецов и называл как кукол - Синди и Минди, хотя сестра девочек не путала. Вызывало подозрение отсутствие за сегодняшним столом свояка Томми. Видимо, в семье были свои проблемы.
Луиза ждала ответа. Она заметила, как глаза сына молчаливо встретились с глазами сестры. Эти секретные переглядывания ей были знакомы еще с их детства. Тедди наблюдала за губами Кареллы.
- Я не уверен, что это хорошая идея, - сказал он.
- А почему?
- Мама, там будут даваться свидетельские показания…
- Я хочу, чтобы они знали, что у него была жена. Я хочу, чтобы присяжные знали об этом.
- Они в любом случае узнают об этом, мама.
Силясь угадать разговор, Тедди внимательно следила то за одними губами, то за другими. Ее миром было безмолвие. Она родилась глухой и никогда в своей жизни не слышала ни одного слова. Тедди умела писать, но редко пользовалась этим. И свекровь, и Анджела предпочитали говорить с ней, прибегая к преувеличенной артикуляции. Обычно Тедди их хорошо понимала.
- Мама, - заметила Анджела, - Стив безусловно…
- Нет, не забивай меня словом "мама"…
- Но он прав. Там будут произносить такие речи, которые тебе совсем не надо слышать.
- Я все хочу слышать. Я хочу, чтобы они знали, что я слушаю все.
- Мама…
- Особенно того sfasciume, который его убил.
Карелла автоматически посмотрел, где находятся дети. Он никогда не был уверен, что знает значение слова "sfasciume", но подозревал, что оно непристойное, и такое слово, исходящее из уст бабушки, не должны слышать дети. Его дочь свернулась калачиком в кресле с книгой, напоминая Анджелу в этом возрасте. Она и внешне чем-то походила на Анджелу. Его сын увлекся рождественским подарком, моделью аэроплана. Марк и Эйприл. Хорошие имена для близнецов, не то что Миффи и Маффи, как у сестры с ее близнецами, которых неизвестно как называть, когда они вырастут. Тесс, трехлетняя дочь Анджелы, с нахмуренными от напряжения бровями, трудилась над книгой с раскрашиваемыми картинками.
Карелла хотел вовлечь Тедди в общую беседу и показал жестом, что собирается говорить.
- Мама, конечно, это решение ты должна принять сама, но…
- Я знаю, что…
- …я свидетельствовал на процессах, где присутствовала супруга жертвы…
- Супруга жертвы, - сказала Луиза, почти выплевывая эти слова.
- …и я должен тебе сказать, что это очень тяжелое испытание.
- Он прав, мама, - заметила Анджела.
- Они будут показывать фотографии…
- Я видела, на что он был похож, а фотографии могут быть и того хуже.
- Мама, это произошло уже сравнительно давно, и не следует все снова оживлять.
- Это было вчера, - произнесла Луиза.
- Это было в прошлом…
- Это всегда будет вчера, - возразила она.
Тедди эту часть разговора пропустила. Карелла знаками пояснил ей все. Она в подтверждение того, что поняла, кивнула.
- Так будет до тех пор, пока я не посмотрю этому ублюдку прямо в глаза, - сказала Луиза.
Карелла уже смотрел этому ублюдку прямо в глаза. Он приставил дуло своего служебного пистолета к глотке Сонни Коула и слышал, как детектив Рэнди Уэйд прошептал сзади:
- Сделай это.
Однако он не нажал на спусковой крючок, хотя там, в узком коридоре дома на пустыре, выстрела никто бы не услышал. Но он не сделал этого. И теперь, видя страдающие глаза матери, не был уверен, что поступил правильно.
- Я иду в суд, - произнесла она, решительно кивнув.
- Мама… - начала Анджела.
- В котором часу начнется суд? - спросила она.
- В девять часов в следующий понедельник, - ответил Карелла и тяжело вздохнул. - Здание уголовного суда, что расположено на окраине города на Хай-стрит.
Глава 3
Хотя Генри Лоуэлл заканчивал колледж в Дьюке, а юридическую степень получал в Гарварде, молва утверждала, что он учился в Оксфордском университете. В любом случае его послужной список впечатлял. За три года работы в бюро районного прокурора он доказал вину в двадцати шести случаях, и это несмотря на протесты, выдвинутые защитой. Но он никогда еще не участвовал в процессе, связанном с убийством.
Высокий, худощавый, с широким лбом и свисающими на глаза пепельными волосами - таков был Лоуэлл, стоявший с Кареллой внутри здания уголовного суда возле бронзовой массивной двери, ведущей в отделанный мрамором вестибюль. Был понедельник, седьмой день января, без десяти девять утра. Потребовалось почти две недели, чтобы собрать присяжных. Утром суд обязательно должен был начаться.
Карелла задавался вопросом, почему при первом разговоре Лоуэлл предпочел английское произношение, а не южное или любое другое и как повлияет это произношение на суд присяжных, состоящий из трех белых мужчин, четырех черных мужчин, двух испанцев, белой женщины, испанки и азиатки. В этом городе можно услышать любое экзотическое произношение, кроме английского, которое стало редкостью в наши дни.
- Я прямо хочу вам сказать, - начал Лоуэлл, - что надеюсь удержать судебный процесс в границах того, к чему он тяготеет по обстоятельствам дела.
Карелла не понимал, что имел в виду Лоуэлл.
- Мне не надо вам напоминать, - продолжал Лоуэлл, - о недавних инцидентах, когда итало-американцы вступали в драку и наносили телесные повреждения афро-американцам…
Карелле оба эти ярлыка были ненавистны.
- …и наоборот, бывали случаи, когда афро-американцы нападали и наносили телесные повреждения итало-американцам. Дело в том, что в данном случае два афро-американца напали на итало-американца…
"Моего отца", - подумал Карелла.
- …и фактически нанесли ему самое страшное из всех возможных повреждений.
"Фактически убили его", - уточнил про себя Карелла.
- Один из преступников еще жив и предстанет сегодня и в последующие дни перед судом. Я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы выдвинуть обвинение, но я не хочу свести этот суд к национальной розни. Я был бы рад, если бы имя вашего отца было Смит или Джонс, но, к сожалению, у него другое имя.
"Было", - подумал Карелла.
- Я уверен, мне не надо напоминать, что в этой стране все еще имеется застарелое предубеждение против людей итальянского происхождения. Итальянцы на территории вашего участка не очень способствовали делу, когда они…
- Если вы ссылаетесь на…
- …погнались за черным парнем, загнали его в церковь Святой Екатерины, а потом ворвались туда и учинили дебош.
- Они не являются моими итальянцами, - возразил Карелла.
Лоуэлл посмотрел на него.
- Вы бывали когда-нибудь в Англии? - спросил он.
- Нет, - ответил Карелла.
Он не находил никакой связи между последним вопросом и предшествующим предметом разговора.
- Я совсем недавно был там, - сказал Лоуэлл. - Мне там нравится. Знаете, Оксфорд. - Он улыбался своим воспоминаниям. У него была хорошая улыбка. Карелла представил себе, с какой большой выгодой Лоуэлл использовал эту улыбку в двадцати шести случаях, когда с успехом проводил свои обвинительные заключения.
- Вопрос в том… - произнес он.
"Плохой устный оборот", - подумал Карелла.
- …во время своего пребывания там, я натолкнулся на одно интервью в газете, которая называется "Гардиан". Вы незнакомы с этой газетой?
- Нет, незнаком.
- Это либеральная газета, очень солидная. Статья была написана человеком по имени Джон Уильямс. Заглавие статьи было "Об итальяшках и полицейских".
- Ах-ха, - произнес Карелла.
- Как я припоминаю, предметом интервью был какой-то американский писатель итальянского происхождения. Дело в том, что ни мистер Уильямс, ни его газета не ощутили, как оскорбительно применение слова "итальяшки". Они с таким же успехом могли озаглавить эту статью "Негры и спусковой крючок". Вы улавливаете мою идею?