* * *
В такие рестораны детективы второго класса с годовым окладом тридцать три тысячи семьдесят долларов не ходят. Спроектированный и оформленный армянским иммигрантом во втором поколении, он напоминал, в представлении строителя, английский постоялый двор начала XVII века - деревянные тумбы ручной резки, стропила, оцинкованные рамы, в которые вставлено стекло ручной работы, дощатый пол, в некоторых местах специально выщербленный для большей натуральности, и, наконец, пышногрудые официантки, облаченные в широкие сборчатые юбки и деревенские платья с высоким лифом, которые обнажали грудь еще больше, чем свитер Дороти Хадд. Хейз склонялся к мысли, что сегодня у него выдался удачный денек.
Карелла попросил хозяйку, стройную брюнетку в длинном темном платье и туфлях на высоких каблуках, что явно не соответствовало воспроизводимой здесь атмосфере Англии XVII века, отыскать мистера Бенсона и передать ему карточку, на обороте которой он только что нацарапал несколько слов. Под его пристальным взглядом она двинулась через зал к угловому столику, за которым сидели, оживленно переговариваясь, двое мужчин - блондин и лысый. Они наверняка обсуждали очередной блестящий рекламный проект. Хозяйка передала карточку блондину. Тот посмотрел на лицевую сторону, где под изображением печати полицейского управления стояли имя и должность Кареллы, а также телефон Восемьдесят седьмого участка, а затем перевернул квадратик картона и вгляделся в каракули Кареллы. Он о чем-то спросил хозяйку, и та указала на столик администратора, рядом с которым стояли Карелла и Хейз. Столик, по замыслу архитектора, должен был быть похож на письменный стол доктора Сэмюэля Джонсона с массивной чернильницей, все в духе старой доброй Англии. Бенсон немедленно поднялся, извинился перед сотрапезником и двинулся через зал к полицейским.
- Мистер Бенсон? - спросил Карелла.
- Да, а в чем дело? Я обедаю.
Росту в нем, прикинул Карелла, метр восемьдесят восемь, примерно столько же, сколько у Хейза, и плечи такие же широкие, и грудь колесом; глаза аспидно-черные, волосы пшеничные. Костюм на нем, Карелла готов был об заклад побиться, сделан на заказ, наимоднейший галстук, над левым карманом рубашки фирменный знак, на лацкане пиджака - вышитые инициалы М.Д.Б. Из-под рукавов пиджака виднеются французские манжеты, схваченные небольшими золотыми запонками с изумрудными вкраплениями. Розоватое кольцо на левой руке украшено изумрудом куда большего размера. Карелла пришел к выводу, что руководители мозговых центров рекламных агентств вполне зарабатывают на хлеб с маслом.
- Если хотите закончить обед, мы можем подождать, - предложил он.
- Да нет, давайте сразу покончим с этим, - отрезал Бенсон и принялся озираться в поисках места поспокойнее.
В конце концов он выбрал стойку бара - сооружение из дуба с металлической поверхностью. Во всю стену над ней были подвешены вниз горлом стаканы. Они поставили три табурета в дальнем конце стойки, прямо у старинного кассового аппарата из меди. Хейз и Карелла сели по обе стороны от Бенсона, а тот сразу же заказал неразбавленный мартини со льдом.
- Итак? - спросил он.
- Итак, знакомы ли вы с некоей Марсией Шаффер? - Карелла решил сразу взять быка за рога.
- Ага, так вот в чем дело, - сказал Бенсон и утвердительно кивнул.
- В этом самом, - ввернул Хейз.
- Так, в чем проблема? - спросил Бенсон.
- Вы знакомы с ней?
- Да. Я был с ней знаком.
- Были?
Теперь детективы задавали вопросы поочередно, заставляя Бенсона все время крутить головой.
- Ведь она умерла, разве не так? И именно поэтому вы здесь. Разве не так? Да, я был знаком с ней. В прошедшее время.
- И как давно оно прошло? - поинтересовался Карелла.
- Я не виделся с ней больше месяца.
- Нельзя ли поподробнее? - резко бросил Хейз.
Бенсон обернулся к нему:
- Наверное, мне лучше позвонить своему адвокату.
- Да нет, наверное, вам лучше никуда не трогаться, - возразил Карелла.
Бенсон немного отодвинул назад табурет, чтобы видеть обоих одновременно и не крутить головой.
- Как это поподробнее?
- Мистер Бенсон, - начал Хейз, - у вас есть голубой, из чистой шерсти халат с белой каймой на манжетах и воротнике?
- Есть. Кто кому здесь, собственно, морочит голову? Вы нашли мой халат дома у Марсии, и поэтому вы здесь, так? Ну так и нечего валять дурака.
- А золотая данхилловская зажигалка у вас есть?
- Да, она, наверное, осталась в кармане халата, так что ли? Но отсюда еще не следует, что я ее убил.
- А кто говорит, что вы ее убили? - осведомился Хейз.
- Разве кто-нибудь сказал, что вы ее убили? - подхватил Карелла.
- Я просто решил, что вы здесь, потому что...
- Мистер Бенсон, когда вы оставили этот халат у мисс Шаффер? - спросил Хейз.
- Я уже сказал. Больше месяца назад.
- А точнее? - попросил Карелла.
- По-моему, это было в День Труда. Мы с Марсией провели вдвоем уик-энд. В городе. Люблю проводить выходные в городе. Все уезжают, и в твоем распоряжении целый...
- Вы все выходные провели у мисс Шаффер?
- Да.
- И взяли с собой вещи?
- Да, то есть я имею в виду, что было необходимо.
- И халат тоже?
- Да. Наверное, я забыл, уходя, положить его в сумку.
- Забыли халат и зажигалку?
- Да.
- И не хватились зажигалки с самого Дня Труда?
- У меня не единственная зажигалка.
- Вы курите "Мальборо"?
- Да, я курю "Мальборо".
Карелла достал из бумажника карманный календарь, полистал его и заметил:
- День Труда был пятого сентября.
- Вам виднее - календарь-то у вас.
- Мне виднее. И с тех пор вы не виделись, так?
- Так.
- Как вы познакомились с мисс Шаффер, мистер Бенсон?
- Я был приглашен в Рэмсей прочитать лекцию о методах рекламы. Потом был прием, там я и столкнулся с ней.
- И вы начали встречаться.
- Да. Я человек свободный, так что не вижу в этом ничего предосудительного.
- Сколько вам лет, мистер Бенсон?
- Тридцать семь. И в этом тоже нет ничего предосудительного. Марсии был почти двадцать один. Должно было исполниться в следующем месяце. Так что малолетних никто не совращал, если вы это хотите сказать.
- А кто говорит о совращении малолетних? - осведомился Хейз.
- У меня сложилось ощущение, что вы оба осуждаете мой роман с Марсией. Впрочем, откровенно говоря, на это мне решительно наплевать. Мы чудесно проводили время вдвоем.
- Так отчего же вы перестали встречаться?
- А кто утверждает, что перестали?
- Да вы же только что сказали, что со Дня Труда, с пятого сентября, не виделись.
- М-да, это верно.
- И вы не пытались с ней связаться с тех пор?
- Нет, но...
- Позвонить, написать?
- С чего это я буду писать ей? Мы живем в одном городе!
- Но вы даже не позвонили.
- Может, и звонил, разве теперь вспомнишь?
- Но, так или иначе, с пятого сентября вы не виделись?
- Сколько можно повторять одно и то же? Да. День Труда. Пятого сентября, если это действительно пятое.
- Действительно.
- Ну и прекрасно.
Карелла посмотрел на Хейза.
- Мистер Бенсон, - сказал тот, - вы случайно не стриглись третьего сентября, в субботу?
- Нет, я никогда не стригусь по субботам.
- А когда стрижетесь?
- По вторникам. Каждый вторник у нас в два часа рабочее совещание, а в четыре я обычно иду в парикмахерскую.
- Каждый вторник?
- Нет, нет, раз в три недели.
- Стало быть, третьего сентября, в субботу, вы не стриглись?
- Нет.
- А когда вы стриглись в последний раз?
- В прошлый вторник.
- Это было четвертого октября, - заметил Карелла, сверившись с календарем.
- Пусть так.
- А три недели назад было тринадцатое сентября.
- С календарем не поспоришь.
- А еще три недели назад было двадцать третье августа.
- К чему это все, собственно? Вы что, хотите сказать, что мне пора в парикмахерскую?
- Мистер Бенсон, вы заявили, что оставили свой халат дома у мисс Шаффер пятого сентября и с тех пор не виделись.
- Верно.
- Стало быть, вы не виделись пятнадцатого сентября? Через два дня после стрижки?
- Нет.
- И шестого октября тоже не виделись? Опять-таки через два дня после того, как ходили в парикмахерскую?
- Ни в один из этих дней мы не виделись. В последний раз...
- Да, да, вы говорили - День Труда.
- Почему вы лжете нам? - мягко спросил Карелла.
- Прошу прощения?
- Мистер Бенсон, - начал Карелла, - к вашему халату пристали волоски, и лабораторный анализ показал, что вы стриглись за сорок восемь часов до этого. Вы утверждаете, что оставили халат у мисс Шаффер в День Труда, но третьего сентября не стриглись. Из этого следует, что халат был оставлен либо после более ранней, либо после более поздней стрижки, но никак не пятого сентября, когда, по вашим словам, вы не видели Марсию Шаффер в последний раз.
- Так почему же вы лжете нам? - спросил на этот раз Хейз.
- Может, мы и виделись после Дня Труда.
- Какого числа, вы говорите, это было? Я имею в виду предпоследнюю стрижку?
- Это вы нам скажите.
- Ладно, не имеет значения. Четырнадцатое, пятнадцатое. Все равно. - Он поднял бокал с мартини и поспешно отхлебнул.
- Но не на прошлой неделе, а? Не шестого октября?
- Нет, это точно.
- Вы не виделись с мисс Шаффер шестого октября, через два дня после последней стрижки? И в этот день вы не оставляли у нее своего халата?
- Нет, в этом я совершенно уверен.
- А где вы были шестого, мистер Бенсон?
- Какой это был день?
- Четверг. Четверг на прошлой неделе, мистер Бенсон.
- Разумеется, на работе, где же еще?
- Весь день?
- Да, весь день.
- Стало быть, вы не встречались с мисс Шаффер в четверг вечером?
- Нет, это совершенно точно.
- А в среду вечером?
Бенсон снова отхлебнул мартини.
- В среду вечером вы виделись? - настойчиво повторил Хейз.
- Пятого октября? - уточнил Карелла.
- Мистер Бенсон, вы слышите нас? - это Хейз снова вступил.
- В тот вечер вы встречались? - давил Карелла.
- Ну ладно, - Бенсон поставил бокал на стойку. - Ладно, виделись мы в среду вечером, был я у нее. Я пошел к ней домой сразу после работы, сначала мы поужинали, а ночь...
Детективы молчали, ожидая продолжения.
- А ночь, скажем так, провели в постели. - Бенсон вздохнул.
- А ушли вы когда? - спросил Карелла.
- На следующее утро. Я отправился прямо на работу. А Марсия пошла в университет.
- И это было в четверг утром, шестого октября?
- Да.
- А когда именно утром, мистер Бенсон?
- Я вышел из дома около половины девятого.
- А стриглись вы во вторник, в четыре?
- Да.
- Таким образом интервал получается сорок часов, - заметил Карелла.
- Ну что же, почти совпадает, - сказал Хейз. - А где вы были в четверг, примерно в семь вечера?
- Мне казалось, никто не обвиняет меня в убийстве, - заметил Бенсон.
- Пока нет.
- Так зачем же вам знать, где я был в четверг вечером? Ведь именно в это время убили Марсию, так? В четверг вечером?
- Да, именно тогда.
- Итак, где вы были в четверг вечером? - спросил Карелла.
- В районе семи, - уточнил Хейз.
- Ужинал с другом.
- Что за друг?
- Знакомая.
- Как ее зовут?
- Это беглое знакомство, мы в агентстве пересеклись.
- Она что, у вас работает?
- Да.
- Ее имя? - настаивал Хейз.
- Предпочел бы не называть.
Хейз и Карелла переглянулись.
- Сколько ей лет? - спросил Хейз.
- Да не в том дело. Она совершеннолетняя.
- Так в чем же?
Бенсон покачал головой.
- А что, в четверг вечером был только ужин? - спросил Хейз.
- Не только.
- Вы спали?
- Мы спали.
- Где?
- У меня дома.
- На Булыжной улице?
- Да, я там живу.
- В семь вы поужинали...
- Да.
- И когда пошли к вам домой?
- В девять.
- И отправились в постель?
- Да.
- Когда она ушла.
- В районе часа ночи, может, чуть позже.
- Как ее зовут, мистер Бенсон? - спросил Хейз.
- Слушайте, - начал Бенсон и вздохнул.
Детективы молчали.
- Она замужем, ясно?
- Ясно, - сказал Хейз, - замужем. Ее имя.
- Она замужем за полицейским. Слушайте, мне вовсе не хочется втягивать ее в эту историю. Речь, между прочим, идет об убийстве.
- Это вы нам говорите? - спросил Карелла.
- Я хочу сказать... хочу сказать, что слишком много говорят об этом деле. Еще и вчерашний случай...
- А, вы и об этом знаете? - спросил Хейз.
- Да, видел утром по телевидению. И если будет выглядеть так, что жена полицейского имеет какое-то отношение...
- Как это? - не понял Карелла. - А она имеет отношение?
- Я имею в виду, не надо даже имени ее называть в связи с этим делом. А что, если газетчики разнюхают? Представляете себе, жена полицейского? Они такое вокруг этого устроят...
- Мы никому не скажем, - пообещал Карелла. - Так как все-таки ее зовут?
- Предпочел бы воздержаться от ответа.
- Где работает ее муж? - спросил Хейз. - Этот самый полицейский?
- Предпочел бы воздержаться от ответа.
- Где вы были вчера вечером? - спросил Хейз, внезапно наклоняясь к Бенсону.
- Что?
- Вчера, вчера вечером. Слушай, Стив, какое вчера было число, посмотри в календаре.
- Что? - на сей раз переспросил Карелла. Повторять не надо было, он слышал вопрос. Но его удивило внезапное раздражение, прозвучавшее в голосе товарища. Ладно. Бенсон спит с женой полицейского. Не такая уж и сенсация в их департаменте. Взять хоть Берта Клинга, который недавно развелся, потому что жена изменяла. Так чего же злиться?
- Какое вчера было число? - нетерпеливо повторил Хейз. - Скажи ему.
- Тринадцатое октября.
- Где вы были тринадцатого октября.
- Ну... с ней, с этой женщиной.
- С женой полицейского?
- Да.
- И снова в постели?
- Да.
- А ты рисковый парень, верно? - с той же злостью заметил Хейз Глаза его сверкали, а рыжие волосы словно полыхали огнем - Так как ее зовут?
- Не скажу.
- Как зовут ее, мать твою так? - Хейз схватил Бенсона за локоть.
- Эй, - попытался вмешаться Карелла, - полегче.
- Как зовут ее? - Хейз еще крепче сжал локоть Бенсону.
- Не скажу.
- Мистер Бенсон, - тяжело вздохнул Карелла, - вы отдаете себе отчет...
- Отпустите руку.
- ...в том, что Марсия Шаффер была убита в прошлый четверг вечером...
- Да, черт бы вас подрал, мне это известно! А ну-ка, отпустите руку, - заорал он и попытался вырваться. Но Хейз по-прежнему сжимал его локоть.
- ...и что ваше алиби на тот вечер...
- Никакое это не алиби!
- И на другой вечер, когда убили еще одного человека...
- Я никого не убивал!
- Единственное, что может подтвердить это...
- Ее зовут Робин Стал, будьте вы прокляты, - выкрикнул Бенсон, и Хейз отпустил его.
Глава 6
Порой Коттону Хейзу действительно хотелось называться Большим Быком. Он ненавидел свою фамилию. Почему, сказать трудно. Хейз. Звучит почти как поц. Ненавидел он и свое имя - Коттон Никого на свете не зовут Коттоном, за исключением Коттона Мэзера, а он умер еще в 1728 году. Но отец Хейза был человеком глубоко верующим и считал, что Коттон Мэзер - это величайший из пуританских проповедников, и назвал сына в честь этого колониста, который искал Бога и охотился за ведьмами. А салемские процессы отец Хейза благополучно вычеркнул из памяти, он вообще легко забывал всяческие неприятности, решив, что это просто мелкая месть со стороны городка, которая понадобилась для изживания собственных страхов. Джеремий Хейз (почему, кстати, он не назвал сына Джеремий младший) просто освободил Коттона Мэзера от всякой ответственности за то, что тот превратил людей в фанатиков веры, и назвал сына в его честь. А почему, например, не Лефти? Хейз не был левшой, но все равно Лефти было бы лучше, чем Коттон. Лефти Хейз. Любой уличный воришка вздрагивал бы при этом имени.
Случалось так, что Хейз ненавидел всех, кто не был полицейским. Это относилось и к женам и любовницам полицейских. Если они не служат в полиции, то им неведомо, каково приходится там людям. Рассказываешь женщинам, что сегодня днем тебя едва не ухлопали, а они не прочь потолковать о маникюре, о новом лаке, который удлиняет ногти. Три часа назад тебя едва не прикончили из Магнума 357, а их ногти интересуют. Нет, тем, кто не служит в полиции, тебя не понять. Однажды Хейз сказал Мейеру, что в "Звездных войнах" все поставлено с ног на голову. Нельзя говорить: "Пусть с тобою пребудет сила", надо: "Пусть ты будешь там, где сила".
Те, кто остаются по ту сторону силы, просто слышать не хотят о полицейской службе. Все согласны, что в этом городе неплохо побывать, но кому хочется жить здесь? А те, кто живут, постоянно жалуются. Но не на то они жалуются, что действительно делает здешнюю жизнь по-настоящему тяжелой, а на работу, и так просто невозможную, если тебе выпала доля полицейского. Они не знают, что такое настоящая мерзость. Они даже слышать не хотят о мерзости в этом или любом другом городе. Эта мерзость белая как бумага, липкая, и к ней пристают личинки. Мерзость - это повседневная жизнь полицейского-оперативника.
Жены и любовницы полицейских понимают, что им приходится наблюдать мерзость двадцать четыре часа в сутки, но слышать про это не хотят. Они ходят в церковь и молят Бога уберечь их мужей и любовников, но по-настоящему знать о мерзости ничего не хотят. Иногда даже молятся, чтобы им не приходилось слушать о ней, знать о ней, об этой отвратительно-белой, как глист, как личинка, мерзости. Иногда они пытаются забыть о ней, изменяя мужьям с теми, кто в полиции не служит. Потом они отмаливают грехи, по крайней мере, им не приходится касаться руками этой мерзкой слизи.
Муж Робин Стил работал в Двадцать шестом, одном из центральных участков города. Он патрулировал улицы. Служил он пока всего три года, явно недостаточно, чтобы выгореть дотла, тем более в таком относительно спокойном районе.
Но вот уже полгода Робин Стил спала с Мартином Дж. Бенсоном.
Она подтвердила, что была с Бенсоном вечером шестого октября, когда муж был на дежурстве. Она подтвердила, что была с ним и вчера вечером, когда муж снова патрулировал улицы. Она просила ничего ему не рассказывать. Она сказала Карелле, что очень любит мужа и меньше всего хочет сделать ему больно. Она знает, что у него опасная работа, и не хочет, чтобы, занимаясь своим делом, он отвлекался на разные мысли. На вопрос Хейза, знает ли она, что у Бенсона есть и другие женщины, она сказала:
- Конечно, но это не имеет совершенно никакого значения.