- Я сказал, это исключено, - жестко повторил зампрокурора. - Вы же знаете, уже и маньяка поймаем, а нас все будут полоскать…
- Тогда все, - сказала я, вздохнув, но, видимо, у меня на лице было написано собственное мнение по этому вопросу, поскольку Евгений Кириллыч напутствовал меня следующими словами:
- Мария Сергеевна, запомните, если я засеку хотя бы один ваш контакт со средствами массовой информации, вы будете уволены.
Я в этот момент уже направлялась к дверям и, услышав это предупреждение, не оборачиваясь, ответила:
- Я восстановлюсь.
- Не думаю, - донеслось мне в спину. Что ж, он знал, чем меня напугать.
* * *
Выйдя из городской прокуратуры, мы с Синцовым пришли к выводу, что успеваем только на одно место происшествия, надо было только решить, на какое. То есть Андрей был готов работать двадцать четыре часа в сутки, но я не была готова. Я и так не находила себе места оттого, что ребенку не хватает общения со мной; а сейчас у него как раз такой возраст, когда общение со мной ему нужно. Через год-два у него появятся другие интересы, я уже не так буду ему необходима. Надо ловить это счастливое время, когда он сам тянется ко мне. Но завтра придется отправить его к бабушке, потому что похоже, что до субботы мне спать не придется вообще. Сегодня я еще исполню материнские обязанности, и надо еще подумать, как сказать ребенку о том, что я его ссылаю на некоторое время. Уже октябрь на дворе, а я все с угрызениями совести вспоминаю, что мой зайчик написал мне в открытке к Восьмому марта: "И еще желаю тебе побольше свободного времени, а то ты слишком занятая"…
- Андрей, может, мы в два места успеем? В подвал, где Черкасову нашли, и на черную лестницу, туда, где убили бомжиху?
- Поехали, - согласился Андрей. - Куда сначала прикажете?
- А куда ближе? К подвалу? Тогда вперед.
Там мы потеряли часа полтора драгоценного времени, домогаясь техника-смотрителя, у которой находились ключи от подвала. Сразу после обнаружения трупа бомжей из подвала выгнали, а подвал заперли на железную скобу через всю дверь, с висячим замком. Андрей было разворчался, мол, раньше надо было это делать, но я ему напомнила, что так у нас хоть есть шанс увидеть место обнаружения трупа в первозданном виде.
Наше долготерпение было вознаграждено на сто двадцать процентов. Сомнений не было, объект выглядел именно так, как и в день обнаружения трупа. Вот лужа засохшей крови, и брызг окрест действительно не наблюдается, вот вдавленный след, образовавшийся во влажном песке от тяжести лежавшего тела. Вот хорошо сохранившийся след рифленой подошвы, надо бы слепочек сделать…
Техник-смотритель, заглянувшая вместе с нами в подвал, извинилась и ушла, сказав, что ключ от замка нам надо занести к ней в контору. Мы с Синцовым остались вдвоем в подвале, и тут, как на грех, от сквозняка, тяжелая дверь подвала скрипнула и захлопнулась. Почему-то сразу потянуло холодом, где-то закапала вода. Мне стало не по себе. Сильно разболелось колено. Я стиснула зубы, отгоняя мрачные мысли, и окинула взглядом пространство подвала. Да, бомжи здесь неплохо устроились: вон там, в уголке, они костерок разводили и чифирили, и большая кастрюля, приспособленная под биотуалет, здесь имелась, и вон картишки разбросаны, рядом с ложем трупа - местом, где лежало мертвое тело. Я подошла поближе и поддела ногой одну из засаленных карт, лежавшую "рубашкой" вверх. Это оказалась дама пик, и мне почудилось, что порочные глаза женщины с картинки подмигивают мне и спрашивают: "Ну что, слабо?".
- Андрей, как ты думаешь, этот труп из серии или все-таки что-то другое?
- Маш, тебе виднее, ты у нас мозг, а я только ноги, - ответил Андрей, присев на корточки и разглядывая отпечаток подошвы.
- Не надо прибедняться, - рассеянно сказала я, оглядываясь по сторонам. В этом мрачном подвале у меня опять появилось чувство, что мы проглядели какую-то примету почерка преступника. Что-то такое, от чего преступник не может отказаться, убив очередную жертву. Или что-то такое, что провоцирует его на убийство. Но, как я ни старалась сосредоточиться, это неуловимое "что-то" пока ускользало от меня. Ладно, потом сяду и проанализирую все еще раз. Я вытащила из сумки фотоаппарат и отщелкала несколько снимков подвала, обзорных и узловых, покрупнее сняв ложе трупа и предметы вокруг него.
- За эксперта хочешь поработать? - спросил Синцов, неслышно подойдя сзади. - Может, и слепочек снимешь со следа?
- Нет, мои профессиональные навыки так далеко не распространяются. Хотя меня в университете учили слепки делать, даже с отпечатков в снегу. Потом приедем сюда с экспертом, сделаем повторный осмотр, а сейчас я просто хочу иметь картинки с места.
- А как из следов в снегу слепки брать? - заинтересовался Синцов.
- Гипс надо разводить спиртом.
- И кто ж тебе даст в России спирт на такое дело изводить?
- Вот-вот. Пойдем на воздух, я еще снаружи дверь сфотографирую и парадную тоже.
Андрей подошел к двери и попытался открыть ее. Дверь не поддавалась. Я ощутила озноб.
- Ну что, Машка, испугалась? - Синцов распахнул дверь, и я пулей вылетела из подвала.
- Ты меня пугал, что ли? - набросилась я на Синцова, но он вместо ответа отпустил дверь, и она снова захлопнулась. Вид у него при этом был совершенно не шутейный.
- Глянь: если ты тащишь труп, кто-то должен держать дверь. Иначе ты не пройдешь.
- Думаешь, их было двое? - Я задумалась, а Синцов уже обшаривал парадную. Я присоединилась к нему. Мы прочесали весь первый этаж, завернули даже на второй, но следов крови не нашли нигде. Выйдя на улицу, мы переглянулись.
- Несли труп в покрывале? - предположил Синцов.
- Или заманили в подвал и там убили, - откликнулась я. - В деле есть осмотр пальто Черкасовой. Оно практически не запачкано кровью. Если бы ее убили где-то в другом месте и переносили труп, кровь бы текла из раны и пропитала все пальто.
- Так заманили или затащили?
- Ты экспертизу трупа смотрел? Кроме резаной раны на шее, у нее никаких повреждений. Синяков на руках нет, побоев на лице нет.
- Могли угрожать чем-то.
- Могли.
- Ну что, пойдем?
- Подожди.
Я вытащила из сумки обзорную справку с фототаблицей к осмотру трупа Черкасовой.
- Почему при осмотре места обнаружения трупа не сделали слепок со следа ноги? И в протоколе он не описан.
Синцов заглянул мне через плечо.
- Может, этот след оставили уже потом? Кто-то из тех, кто толокся на месте происшествия?
- Нет, на фототаблице он есть. Значит, на момент осмотра уже был. Ты же знаешь, первым проходит эксперт и фотографирует место, потом пускает всех остальных.
- Маша, не обольщайся, - остудил меня Синцов. - А сколько народа тут пронеслось до эксперта? Сначала бомжи тут были, потом опера пришли, постовые место охраняли - всех не перечислишь.
- Андрей, давай рассуждать логически. Если хочешь, можем вернуться к месту обнаружения трупа. Смотри: труп лежит у стены, между ним и стеной не больше десяти сантиметров. Те, кто обнаружили труп и потом его осматривали, могли подойти к нему только с одной стороны. Пока труп не увезли, сюда ступить никто не мог, если только перешагивать через труп. Но зачем?
- А на фото, пока труп еще лежит, этот след уже есть, - кивнул головой Синцов. - А чего ж тогда слепок не сделали?
- Ну, мы сделаем, долго ли умеючи. Сейчас подвал запрем, а завтра приедем с экспертом.
Мы вернулись в парадную, Синцов старательно навесил на дверь подвала железную скобу и запер замок.
По дороге в жилконтору мы обсуждали возможные версии убийства Черкасовой.
- Послушай, - сказала я, - если Женя была такой домашней девочкой, почему не осмотрели ее вещи дома?
- А что бы ты хотела найти в ее вещах, если ее убили вне дома?
- Не знаю, но это напрашивается. Архив ее нужно посмотреть, найти записные книжки, письма, если есть, посмотреть компьютер. Надо искать ее контакты, неизвестные родителям и подругам. Может, на место убийства бомжихи съездим завтра, а сейчас рванем домой к Жене?
Андрей пожал плечами. Дойдя до жилконторы, мы отдали ключ от подвала и попросили разрешения позвонить. Я набрала номер телефона Жениной квартиры. Мать у нее не работает, значит, должна быть дома. И правда, она откликнулась слабым голосом. Я представилась и, сто раз извинившись, объяснила, что хочу заехать посмотреть на вещи Жени. Никаких возражений не последовало, и через полчаса мы с Андреем входили в квартиру хозяина мебельного салона.
Отца дома не было. Мама Жени Черкасовой оказалась очень красивой женщиной средних лет, которую не испортило даже горе. У нее была очень мягкая манера общения, и хотя глаза ее постоянно наполнялись слезами, она старалась, чтобы это не мешало разговору.
В комнате, куда нас провели, стоял большой карандашный портрет Жени, с черной траурной лентой на уголке. Хозяйка объяснила, что это автопортрет дочери, нарисованный ею год назад.
- Хотя вообще-то Женечка портретами не увлекалась. Ей больше нравились натюрморты. Она так изящно выписывала детали, что все педагоги отмечали ее именно за это.
- Раиса Григорьевна, а можно посмотреть Женины рисунки? - спросил Синцов, и я присоединилась к этой просьбе. Собственно, за этим мы сюда и ехали.
Раисе Григорьевне, похоже, было даже приятно еще раз посмотреть рисунки покойной дочери в нашей компании, и она с готовностью достала большую папку-планшет.
- Вас ведь наверняка интересуют ее последние работы? - спросила она, раскрывая папку.
- Давайте начнем с последних, а потом посмотрим более ранние.
Когда мать Жени открыла папку и начала перебирать рисунки, комментируя их, я поняла, что Женя была очень талантливым художником. Конечно, ей было не до глупостей, как она сама говорила. Конечно, вся ее душа уходила в рисование. Из-под ее руки выходили чудные картинки, которые жили своей собственной сказочной жизнью. Старинные канделябры, надкушенные яблоки, разбросанные конфеты - все это, казалось, было одушевленным, походило на сны из-под зонтика Оле-Лукойе. Очарование этих рисунков было не стряхнуть, к ним хотелось возвращаться и рассматривать, все больше и больше подпадая под их гипнотическую силу. Андрей тоже засмотрелся на них.
- Какая талантливая девочка, - тихо сказала я, и Женина мама кивнула.
- Мне всегда было страшно за нее, - отозвалась она глухим голосом. - С таким талантом долго не живут.
Она перевернула еще один лист бумаги из планшета и удивилась:
- А вот этого рисунка я еще не видела. Наверное, один из последних.
Я глянула на рисунок и, еще до того как я осознала, что это такое, сердце у меня бешено забилось.
- Так, - сказал за моим плечом Синцов.
Он осторожно взял из рук Жениной мамы лист, и мы уставились на него, а после долгой паузы перевели взгляд друг на друга.
- Удачная композиция, - тихо сказала мама Жени. - Правда, непонятно, что это?
- Да, - машинально отозвалась я. Хотя мне было понятно, что это; и я бы дорого дала, чтобы узнать историю этого рисунка. Цветными карандашами, в очень узнаваемой Жениной манере, был изображен шелковый платок с набивкой в виде карточных королей, валетов и дам, а на нем были небрежно разбросаны разные предметы: две оборванные цепочки, одна - из белого металла, с грубыми звеньями, другая золотая, тоненькая, крупная игральная фишка-брелок и еще один предмет, в котором только подготовленный человек мог узнать железную иглу-заколку для шляпы.
Мы, как завороженные, смотрели на рисунок до тех пор, пока мама Жени не перевернула очередной лист из планшета; взглянув на него, мы поначалу даже не поняли, чем второй рисунок отличается от первого, пока Синцов, оказавшийся более наблюдательным, чем я, не ткнул пальцем в единственное имевшееся отличие. На втором рисунке к композиции был добавлен еще один предмет. На том же шелковом платке те же цепочки, брелок, шляпная заколка - и пуговица от Жениного пальто.
* * *
Кроме интригующих рисунков, мы забрали Женину электронную записную книжку и радиотелефон. Рисунки я взяла с собой, а Синцов получил остальное, ему предстояло проверить все содержащиеся в записной книжке и в памяти телефона сведения. Меня слегка мучили угрызения совести по поводу того, что я иду домой, а он продолжает работать.
Прибежав домой, я оперативно поджарила лук и сделала тесто для блинов. Мясо в бульоне было отварено еще вчера, молоть лучше уже остывшее. Пока ребенок делал уроки, я приготовила блины; оставалось только смолоть отварное мясо, смешать его с жареным луком и завернуть в блинчики. Порадовавшись, что я не забыла купить сметану, я развернула мясорубку и охнула: конечно же, она была из магазина и вся в солидоле. Отмывать составные части мясорубки от солидола - долго, а главное - противно. Надо попробовать спихнуть эту приятную работенку на сына.
- Гоша, - позвала я его на кухню. Ребенок явился незамедлительно, наивно полагая, что я зову его ужинать.
- Гошенька, - ласково сказала я ему, - ты хочешь блинчиков с мясом? Он радостно кивнул.
- Тогда помой мясорубку, - коварно сказала я. - Видишь, она в солидоле. Надо сначала спичкой выковырять солидол, потом протереть бумажной салфеткой, потом помыть горячей водой с мылом.
Ребенок сразу скуксился.
- А почему я? - недовольно спросил он.
- А почему я? - ответила я вопросом на вопрос.
- Потому что ты - мама, а я еще маленький.
- А ешь, как большой.
- Тебе жалко? - тут же парировал ребенок. Я с грустью отметила развивающиеся задатки демагога.
- А тебе меня не жалко?
- Мамуля, - сменил он тактику и стал ластиться. - Я понимаю, что ты очень устаешь, поэтому предлагаю разделение труда: ты моешь мясорубку и готовишь блинчики, а я, так и быть, их ем. Заметь, я беру на себя самое трудное.
- Боже мой, кого я воспитала! Какого трутня!
- Да ладно, ма, - скромно потупился мой сыночек. - Не такой уж я и трудень. Так, помогаю, чем могу.
- Кто? - Я рассмеялась, долго сердиться на этого юмориста я не могла. - До "трудня", как ты выражаешься, тебе далеко.
После недолгого препирательства была заключена сделка: я мою мясорубку, а Гоша - всю грязную посуду, которая образуется до вечера.
До самого последнего момента я не могла приступить к трудному разговору. И только запихав ребенка в постель, я набралась храбрости и сказала ему, что завтра он из школы поедет к бабушке. Но вопреки моим опасениям, Гошка не очень расстроился или, по крайней мере, не показал мне, что расстроился. Роли наши поменялись. Не я стала успокаивать его, а он меня, почувствовав мое внутреннее напряжение.
- Ма, - сказал он, ухватив меня за руку, - у тебя что-то случилось?
- Почему ты так решил, малыш? - спросила я, вынужденно улыбаясь.
- Ну что я, по уши деревянный, что ли? Тебя же колотит. Вот, смотри! - И он потряс меня за плечо. - И потом, ты же не просто так хочешь от меня избавиться?
- Почему избавиться, котик? - запротестовала я, но он меня прервал.
- Опять работа? Что-то важное? Если важное, я готов потерпеть. А когда ты освободишься?
- Постараюсь как можно раньше. Я же буду по тебе скучать.
- И я по тебе. - Он обнял меня, подышал мне в ухо, потом лег на подушку и велел: - - Все. Гаси свет. Спокойной ночи.
Закрыв дверь к нему в комнату, я пошла на кухню и некоторое время сидела, тупо глядя на телефонный аппарат. А когда тоска стала невыносимой, я набрала домашний телефон Стеценко. Трубку он снял после первого гудка, как будто тоже сидел возле телефона и караулил, когда я позвоню.
- Привет, - оригинально начала я.
- Привет, - откликнулся Сашка.
- Как дела?
- Спасибо. Мы помолчали.
- У меня к тебе будет несколько вопросов по экспертизам, - прервала я паузу.
- Приезжай, завтра я на месте, - ответил он.
- Хорошо.
Мы опять замолчали. Два упрямых урода, как два барана на мосту, ни один из которых не желает первым признать, что неправ, и сделать шаг навстречу.
- Пока, - наконец сказала я.
- Пока, - отозвался Сашка. Но мы продолжали молчать и дышать в трубку, пока я не спросила, почему он не отъединяется.
- А ты? - спросил Сашка.
- Хочешь, чтобы я первая? - разозлилась я и бросила трубку. Невидяще глядя на телефон, я еще некоторое время сидела, кипя негодованием. Чего ждать от этой особи мужского пола, если предполагается, что инициативу всегда должна проявлять я?! И ведь так всегда было, с самого начала. Все всегда решала я. Да, он хороший, добрый человек, очень внимательный, только совершенно неинициативный. Мы прожили вместе несколько лет. И если бы я сказала: "Ап! Вставай с дивана и пошли в загс!", - он бы послушно встал и пошел. А поскольку я такого не сказала, мы до загса и не дошли. Да примеров тому куча…
Выпив валерьянки, я разложила на столе экспертизы по трупам. Завтра я поеду в морг, соберу экспертов, производивших вскрытия, и попрошу их определить, с антропологической точки зрения, могли ли все эти убийства быть совершены одним человеком. Скажем, если человек держит нож определенным образом, то раны, нанесенные им в спину жертвам, теоретически должны располагаться на одном уровне от пола. Если эти данные сопоставить с направлением раневого канала в теле жертвы, то в зависимости от того, вверх шел раневой канал, вниз или располагался горизонтально, можно сделать определенные допущения на тему, как преступник держал нож: зажав его в кулаке клинком вниз, к мизинцу, или наоборот, клинком к большому пальцу. Это косвенно укажет на его рост и степень физического развития. Потом надо будет определиться с орудием убийства. Ни на одном месте происшествия орудия не нашли. Убийца уносит с собой нож, который использует при следующих преступлениях? Или выбрасывает, отойдя от места совершения преступления на безопасное расстояние? Рядом с местами преступлений никто наверняка окровавленных ножей не искал.
Что скажут физико-техники? Может, на орудии есть какие-то индивидуальные признаки - шероховатости и микрозазубрины лезвия, сколы или канавки на металле, которые позволят при исследовании ран сделать вывод, что хотя бы некоторые из интересующих нас убийств совершены одним и тем же ножом?
Я стала перелистывать заключения экспертиз. Вот, на трупах Погосян, Ивановой и неустановленной женщины ножом повреждены хрящи, а значит, можно рассчитывать на то, что на срезах хрящей отобразился микрорельеф орудия. Судя по характеру ран на трупе Риты Антоничевой, экспертиза по которой еще не готова, там тоже перерезаны хрящи, а может, и ребра. И это - дополнительный материал для умозаключений.
Телефон зазвонил так громко и резко, что я испугалась. Кто это еще на ночь глядя, подумала я, с бьющимся сердцем хватая трубку.
- Мария Сергеевна? - спросил приятный мужской голос.
- Да.
- Извините, что беспокою вас так поздно, да еще и дома, но застать вас на работе не смог. Я - из газеты "Любимый город". Антон Старосельцев.
- Слушаю вас.
- Я бы хотел побеседовать с вами…
- По поводу?
- О-о! До нас дошли слухи, что вы расследуете серию очень интересных преступлений, убийств женщин в разных районах города, и у меня есть задумка…
- Извините, - прервала я его. - Я бы не хотела иметь дел с вашей газетой.
- Почему?