Я набрала номер Коленьки Василькова, по которому уже соскучилась, и попросила его притащить Люду, чтобы мы вместе поехали на "Звездный" рынок и выбрали кроссовки. Заодно спрошу у Люды, могла ли она не заметить дырку на губе у парня, забравшего Вараксина. Васильков радостно защебетал, что все исполнит в лучшем виде, и что он приедет с распечаткой исходящих звонков с трубки Островерхого, которой пользовался наш загадочный господин Петров, и что там есть кое-что интересное.
Прибыла эта сладкая парочка буквально через сорок минут. Васильков, как всегда, излучал любовь к жизни, а Люда - мертвящий холод. Она категорически опровергла предположение, что могла что-то во внешности парня упустить. Ни дырки, ни заросшей дырки, ни даже прыщика на губе у парня не было.
Васильков положил передо мной распечатку звонков. Количество их потрясало - еще бы, за три дня наговорить на шестьдесят долларов… Тем не менее Коленька отчитался практически по каждому звонку. Около двадцати номеров зависали - в настоящее время уже не обслуживались, два были зарегистрированы на умерших людей - слава Богу, умерших своей смертью. Два номера были квартирными телефонами, работящий опер Васильков успел даже проверить их по "квартирной" базе и приложил справки о том, по каким адресах установлены телефоны и кто в этих квартирах прописан. Мы с Горчаковым хмыкнули одновременно - прочитав, что в каждой квартире имелась несовершеннолетняя девочка.
Остальные звонки приходились на мобильные телефоны старьевщиков из "Олимпии". И только один номерочек стоял особняком: номер телефона Управления кадров ГУВД.
Посовещавшись с Васильковым и Лешкой, мы пришли к выводу, что из звонка в "кадры" ГУВД мы ничего не выжмем. Конечно, надо там поспрашивать, не знает ли кто Островерхого, но надеяться, что люди вспомнят, кто им звонил в пятнадцать часов в августе прошлого года, по меньшей мере глупо.
В общем, мы с Коленькой стали собираться на вещевой рынок; Люда, как всегда, безучастная, сидела в углу, заплетя худые ноги и подпирая кулаком подбородок, а Лешка все листал копии объяснений девушек из Сестрорецка.
Я выразительно позвенела ключами у него над ухом, но он отмахнулся и продолжал читать. И вычитал.
В ответ на пинок, означавший, что его сидение в чужом кабинете, в то время как хозяйка его собирается уходить, уже неприлично, Горчаков, не отрываясь от бумажек, почесал спину и сунул мне под нос одно из объяснений.
- Вот твой Петров, - пробормотал он, и я выхватила у него листок. Это объяснение я еще не успела прочитать. А там, помимо довольно приличных примет развратника с кольцом в губе, упоминалось, что развратник показывал некий документ, видимо, должный вызвать к нему доверие и уважение. Документом, по словам девушки, был потрепанный студенческий билет какого-то медицинского института. На имя Александр. Только фамилия - не та, что мне хотелось бы. Не Петров. А какая - девушка не помнила.
Объяснение тут же из моих рук перекочевало к Василькову, который недоверчивым взглядом впился в неровные строчки.
Ехать куда-то мне мгновенно расхотелось. Неужели придется прочесывать все медицинские вузы города в поисках мифического Александра? Судя по мигом скисшему Василькову, ему в голову пришли те же мысли.
- Почему вы решили, что не Петров, если девица не помнит фамилию? - нервно спрашивал он, но дочитав до конца, и сам понял; девица особенно подчеркнула, что фамилия какая-то простая, оканчивающаяся на "ов", но точно не Иванов и не Петров. Коленька зачем-то заглянул на оборот листа, но и там фамилия Петров не фигурировала.
- Коленька, пока мы едем до рынка, есть время на размышления, - поторопила я его, опасаясь, что и второй день в плане подбора кроссовок пройдет впустую.
Вздыхая и сетуя на злую судьбу, Коленька потащился позади нас с Людой на выход, но в конце коридора резко притормозил.
- Слушай, Маша, - сказал он, - голова у меня дырявая я же в машине таскаю вещи Кати Кулиш. Те, что мы в морге получили. Забери-ка их, пока я помню.
- Ну давай, тащи, - согласилась я.
Мы с Людой вернулись в кабинет, а Коленька, насвистывая, поскакал вниз по лестнице, пообещав мигом появиться. И вправду, не успела под окном пискнуть сигнализация его машины, как он уже влетел ко мне с узелком. Принюхавшись, я уловила уже знакомый затхлый запах и решила посушить вещички, разложив их на подоконнике, пока я езжу по делам. Развязав узелок, я достала из сейфа пинцет и на полотне оберточной бумаги расстелила предметы одежды, содержавшиеся в упаковке. Особенно бережно я уложила колготки - судя по показаниям Алисы Кулиш, колготки надел на Катю преступник, а значит, где-то взял их для этой цели. Колготки заслуживали самого пристального изучения.
Не в силах справиться с профессиональным любопытством, несмотря на то что еще несколько минут назад именно я всех торопила, я вытащила из сейфа пакет, который привез мне Васильков из розыскного отдела, с вещами Зины Коровиной; мне хотелось сравнить колготки.
Положив рядом две пары колготок - черную и телесную, я стала присматриваться к ним и обнаружила, что эти колготки явно из одной партии. Различие имелось только в цвете, а качество было идентичным, отнюдь не на уровне мировых стандартов.
Пока я проделывала все эти манипуляции, за моей спиной маячила внешне безучастная Люда. Но при этом именно она отвлекла меня от тупого созерцания колготок замечанием о том, что вещи эти - польские, она знает, какой фабрики, поскольку Вараксин с компаньонами закупали на этой фабрике колготки и носки по абсолютно демпинговым ценам для реализации у нас.
Я уставилась на Люду. Конечно, это пока всего лишь на уровне предположений; не знаю, можно ли с одного взгляда распознать производителя чулочно-носочных изделий, но имея дело с Людой, я уже стала привыкать ничему не удивляться.
- На складе у них таких колготок пять коробок лежит. Они бракованные, с кривым швом, и срок реализации пропущен.
Я про себя удивилась, услышав, что у колготок, как и у продуктов, оказывается, есть срок реализации, но Люда разъяснила мне, неопытной, что колготки имеют срок годности, и чем ближе к рубежу истечения этого срока, тем дешевле становится изделие. Что и позволяет предприимчивым коммерсантам покупать там это просроченное бельишко по бросовым ценам, с тем чтобы здесь впарить его небогатым дамам, не обращающим внимания на такие тонкости, по ценам вполне европейским.
Стоило мне взглянуть на Коленьку, как он щелкнул каблуками и заверил меня, что как только я прикажу, мы помчимся на склад фирмы "Олимпия" изымать польские колготки и сравнивать с тем, что имеется в нашем распоряжении.
- Давай разбираться с проблемами в порядке их поступления, - предложила я, и мы в соответствии с планом двинулись на рынок.
В машине Люда как уставилась в окно, так и не отрывала замороженного взгляда от своего отражения в стекле. Мы с Коленькой обсудили возможные причины звонка злодея в Управление кадров ГУВД и сошлись на мысли, что варианта всего два: либо тот мечтал устроиться на работу в милицию, либо просто ошибся номером. Постепенно мы склонились ко второму варианту, рассудив, что если бы этот тип и вправду устраивался в милицию, то звонков в "кадры" было бы больше. И махнули рукой на этот телефонный звонок. Скорее, надо было отрабатывать номера, по которым ему могли ответить несовершеннолетние девочки, поэтому мы с Коленькой решили после рынка метнуться по имеющимся адресам - чем черт не шутит, а вдруг…
На вещевом рынке Люда уверенно повела нас по узким проходам между лотками и прилавками, заваленными одеждой ближнего зарубежья с этикетками Гуччи и Диора. От расцветок рябило в глазах, а пахли шмотки бессмертными словами Остапа-Сулеймана-Берты-Марии-Бендер-бея о том, что всю контрабанду делают в Одессе на Малой Арнаутской.
Я с трудом пробиралась в толпе желающих одеться во все это великолепие, и старалась не отстать от Люды, которая даже не оглядывалась на меня, но на повороте тем не менее притормозила и тихо посоветовала:
- Мария Сергеевна, вы сумку придерживайте, а то вы ею болтаете, да еще и молнией кверху, а тут все-таки рынок.
Я испуганно зажала сумку под мышкой, а плетущийся сзади меня Васильков не преминул отметить, насколько многолики женщины: на месте происшествия я все замечаю, и даже пылинки не пропущу, а в обычной жизни веду себя как лох и зеваю по сторонам. Я смолчала, в глубине души признавая его глобальную правоту.
Наконец Люда затормозила у лотка, заваленного кроссовками, и ткнула пальцем в одну из пар. Я мигнула Василькову, и он вышел на авансцену со своим удостоверением.
В глазах восточного торговца, как радуга, промелькнула палитра эмоций - от ужаса, смешанного с подобострастием, при мысли о том, что нагрянула экономическая полиция, до облегчения пополам с пугливым недоумением, когда Коленька признался, что он из уголовного розыска.
Мы наперебой стали втолковывать торговцу, что в интересах следствия нам надо изъять одну из пар кроссовок, имеющихся у него в продаже, для экспертного исследования. При упоминании экспертного исследования торговец стал горячиться и кричать на весь рынок, что более качественного товара никто из живущих на земле еще не видел.
Мы как могли втолковали бедолаге, что никто не жаловался на качество его товара; по крайней мере - нам, но было видно, что он все равно нам не поверил. Исследованную пару мы хором обязались вернуть ему в целости и сохранности, но торговец, напряженно переводивший свои глазки с меня на Коленьку и обратно, все равно ничего не понял, и предложил взять не одну, а три пары, предварительно померив, чтобы каждому из нас подошло по размеру.
Я махнула рукой на разъяснительную работу и стала оформлять протокол выемки, предложив Коленьке поискать понятых. Коленька с готовностью ринулся исполнять, но вдруг Люда повисла у него на руке и с расширившимися глазами прошептала:
- Он тут!
- Кто? - спросили мы с Коленькой одновременно.
- Тот парень.
- Какой парень?
- Который Володю забрал, - громким шепотом сказала Люда.
- Где? - завертели мы головами, но Люда прижималась щекой к рукаву Василькова и только повторяла: "Это он, это он".
Василькову пришлось потрясти ее как деревце, чтобы она обрела способность нормально общаться.
. - Да покажи его, - попытался он вернуть Люду к действительности. И Люда отлипла от его плеча и стала озираться.
Мы с Васильковым, хотя парня этого никогда не видели, поддались стадному инстинкту и тоже завертели головами, но безрезультатно. Никого, даже отдаленно похожего на те приметы, которыми мы располагали, в обозримых окрестностях не было. Ну хоть бы один с кольцом в губе или, на худой конец, с дыркой; так нет. Тут уже выяснилось, что Люда не увидела этого человека, а услышала, ей почудился голос. Она даже показала, откуда этот голос доносился. Мы добросовестно двинулись в этом направлении, но уперлись в очередной прилавок, за которым стояли два ярко выраженных грузина с черными шевелюрами и огромными карими глазами, не говоря уже о пухлых губах, и, спиной к нам, милиционер в форме.
Оценив имеющихся претендентов, мы с Васильковым последовательно отвергли всех троих, а милиционеру даже не стали в лицо заглядывать, поскольку кольца в губе там не было и быть не могло в принципе. Правда, добросовестный Васильков, выждав, пока служивый наговорится с торговцами и отойдет на безопасное расстояние, подошел к кавказцам и прямо спросил, что за мент с ними болтал. И торговцы с удовольствием рассказали, что это милиционер из метрополитена, он работает тут около трех лет, хороший парень, с понятием, с ним всегда можно договориться, он их даже по возможности отмазывает от всякой мелкой шпаны и рекетиров.
С облегчением решив не трогать хорошего человека, мы стали искать, откуда бы еще мог раздаваться загадочный голос, но вскоре отказались от этой мысли - все же это рынок, а не оазис в пустыне.
Сев в машину, Люда долго молчала, а когда мы уже отъехали на значительное расстояние от рынка, тихо проговорила:
- А все-таки это был он.
Мы с Коленькой не стали возражать. Оставили в качестве запасного варианта гипотезу о том, что на затуманенный наркотиками мозг Люды Повлияла обстановка, и она невольно связала во времени и пространстве кроссовки, аналогичные тем, которые были на злодее, с голосом, похожим на его голос, вот злодей у нее и материализовался именно тут. Но все-таки принимали во внимание, что раз уж на этом рынке продают кроссовки, в которые обувается злодей, то его появление в окрестностях вполне реально.
У Коленьки даже возникла идея обратиться за помощью к тому милиционеру, которого так хорошо характеризовали торговцы: раз он тут работает три года, значит, оброс кое-какой агентурой и к обстановке присмотрелся; может, и мелькнул когда-то перед ним высокий студент-медик с кольцом в губе… Во всяком случае, если местный милиционер не даром ест свой хлеб, пусть по спрашивает рыночный контингент, вдруг что и выплывет. Я эту идею одобрила и поручила Коленьке, он обещал заняться ее реализацией в самое ближайшее время.
Мы отвезли домой Люду, Коленька проводил ее до квартиры, и вернувшись в машину, сказал, что у него почти не осталось сомнений - Красноперов, последний из фирмы "Олимпия", уже тоже покойник, иначе бы он давно уже позвонил Людмиле или каким-то иным образом вышел на связь.
Кроссовки мы забросили в криминалистический отдел, я постояла над душой у экспертов, чтобы они при мне сравнили подошвы с отпечатками обуви, изъятыми с мест происшествий. Эксперты посмотрели, поцокали языками, переглянулись и сказали, чтобы я не беспокоилась - эти кроссовки идеально впишутся в следочек, что в один - из лесопарка, что во второй - с песчаного пляжа в Сестрорецке.
- И размер соответствующий, - заверил меня один из них.
Что ж, показания Люды обрели объективное подтверждение. Я успокоилась в отношении нее окончательно. Насильственные смерти Шиманчика и Вараксина - вовсе не череда случайностей, кто-то планомерно изничтожает владельцев конторы вторсырья. Про их конкурентов и прочих недругов мы ничего не знаем, зато знаем про то, что в их машинах - следы женской крови. Знаем, что есть некий Александр Петров, возможно, причастный к смерти пятнадцатилетней девочки Кати Кулиш, и, возможно, к смерти Зины Коровиной - раз уж и там, и там фигурируют подмененные колготки, а возможно, и пристававший к девушкам на пляже Сестрорецка… Кстати, ведь и труп Шиманчика вывезен был именно в Сестрорецк, вот и притяжение к этому курортному месту налицо.
И что из всего этого следует? Либо то, что таинственный маньяк действовал в сговоре со старьевщиками, а потом начал уничтожать их - вопрос, зачем? Чем они ему помешали? Отлучили от залежей бракованных колготок? Либо то, что маньяк пользовался их машинами и еще бог знает чем для своих кровавых дел, и владельцы машин в конце концов предъявили ему претензии или просто дали понять, что все знают. И ему пришлось уничтожать свидетелей.
- Ну что, Маша, прокатимся по адресочкам? - спросил Васильков, когда мы вышли от экспертов.
- Поехали, - кивнула я. Похоже, что мы с ним в мечтах представляли себе одну и ту же картину: вот приезжаем мы туда, где живет несовершеннолетняя девочка, чей телефон фигурирует в списке звонков Петрова; она открывает нам дверь, заглядывает в наши удостоверения, и сразу говорит - как же, как же, в прошлом году ко мне на улице приставал молодой человек, которому я неосмотрительно дала номер своего домашнего телефона. Он звонил мне, приглашал на свидание, а заодно рассказал все о себе, у меня это все записано. И выдает нам бумажку с текстом: "Саша Петров, двадцать пять лет, проживает там-то, звонить три раза"… Васильков вызывает подкрепление и едет брать Сашу Петрова. Через полчаса он привозит мне злодея в тех же кроссовках, следы которых имеются у нас в изобилии, и с руками, обагренными кровью. Злодей плачет и колется на все нераскрытые преступления, которые совершены на территории Санкт-Петербурга и окрестностей за последние пятнадцать лет, и, естественно, на те дела, которые у меня в производстве.
На сладкие мечты нам судьбой отведено было двадцать пять минут - ровно столько, сколько мы ехали до первого нужного нам адреса. Когда Васильков позвонил в дверь, она распахнулась молниеносно, словно нас ждали. На пороге стояла женщина неопределенного возраста, с изможденным лицом, на котором застыл немой вопрос.
Прихожая в квартире была крошечная, сразу за спиной хозяйки открывалось пространство комнаты, где на стене висел большой фотопортрет девчушки лет пятнадцати, пухленькой и улыбчивой, с вьющимися светлыми волосами. Угол портрета был затянут черной лентой.
Женщина страдальчески смотрела на нас, и Васильков наконец решился; набрав воздуха, он спросил, здесь ли живет Наташа Хворостовская.
- Наташа умерла в прошлом году, - без выражения ответила женщина. - Ее убили. А вы кто?
Я достала свое удостоверение. Хозяйка бегло взглянула на него и отвернулась.
- Тогда вы все знаете, - проговорила она. - Раз вы из прокуратуры.
- Как она погибла? - спросил Васильков, и женщина повернулась к нему.
- Вы тоже из прокуратуры?
- Я из милиции, - ответил он, доставая свое удостоверение.
- Это все равно, - прошептала женщина. Мы так и стояли перед ней, за порог она нас не пускала.
. - Мы из другого района, - объяснила я наше неведение. - Вы можете сказать, как погибла Наташа?
- Ее зарезали, - сказала женщина. И захлопнула дверь.
Постояв некоторое время на лестничной площадке, мы с Васильковым приняли единственно возможное в такой ситуации решение - съездить в местный убойный отдел. Там мы сможем узнать обстоятельства смерти Наташи Хворостовской - конечно, при условии, что она убита на территории того района, где жила. В противном случае придется рыться в сводках.
В местном убойном нас встретили без особой теплоты и просветили, что труп Хворостовской был обнаружен в прошлом году на пустыре, на окраине района. Смерть наступила от ножевого ранения в спину; на руках были повреждения - полосовидные ссадины запястий. Были и следы сексуального насилия, по которым эксперты смогли высказаться о группе крови насильника.
- А версии какие? - поинтересовался Васильков у пожилого спокойного начальника убойного отдела, и тот пожал плечами.
- А какие версии? Случайный маньяк, выследил и напал.
- А были аналогичные случаи? - встряла я, и начальник убойного снова пожал плечами.
- Нет. У нас в районе аналогичных случаев не было. Нашу местную гопоту мы всю перетрясли, клянутся, что ни при чем.
- А ее знакомые? - этот вопрос мы с Васильковым задали почти одновременно.
- Глухо.
- Когда это было? - уточнила я, доставая из сумки распечатку телефонных звонков "Александра Петрова". Начальник убойного полез в сейф за толстым журналом, сверившись с которым, назвал мне ту же дату, когда "Петров" звонил домой Наташе. В двенадцать он позвонил ей, а труп нашли около восьми вечера.
- Елки-палки, да что ж это такое? - возмутилась я. - Каждый Божий день узнаем про его новые деяния, а к нему самому не приблизились ни на шаг.
Вот тут начальник убойного оживился.