Должно быть, он казался красивым парнем женщинам определенного типа, но вблизи, особенно в эту минуту, у него был потасканный вид. Без привычного апломба, которым он обычно щеголял, он становился слабым и нерешительным.
Он чувствовал бы себя более непринужденно в баре напротив.
- Я читал газету, как и все, и теперь догадываюсь, о чем вы думаете.
- Я еще ничего не думаю.
- Тогда для чего же вы привели сюда эту женщину, которую я вижу в первый раз?
- Для того чтобы заставить вас признаться, что вы были вчера на набережной де-ля-Гар.
- Ну и что из этого?
- Ничего, кроме того, что вы знаете Полет Ляшом.
- Ну и что?
Он снова начал обретать уверенность, вернее, пытался хорохориться.
- Я знаком с сотней женщин, но я никогда не знал, что это уголовное преступление.
- Я вас не обвиняю ни в каком уголовном преступлении, месье Сенваль.
- Однако вы приходите сюда, к моей приятельнице, прекрасно зная, что… что…
- Что я вас ставлю в затруднительное положение, так как, я полагаю, вы никогда не рассказывали ей о ваших отношениях с Полет Ляшом?
Сенваль замолчал, опустив голову. Из кухни доносился стук тарелок, ножей. Можно было подумать, что Вероника не слушает их разговор.
- Как давно вы ее знаете?
Сенваль не ответил, не зная, продолжать ли ему лгать или нет. Тогда вмешалась Вероника, доказав этим, что она следила за их разговором.
- Это я виновата, месье Мегрэ. Теперь я все поняла. Я была глупой гусыней и должна была быть готова к тому, что случилось…
Она плакала на кухне не очень долго, однако достаточно, чтобы глаза покраснели. Она держала носовой платок в руке, и ноздри у нее были влажными.
- Сама того не зная, я уже ответила вам на этот вопрос, когда вы заходили ко мне сегодня первый раз. Вы помните, я сказала, что месяца полтора-два тому назад мне показалось, что я увидела свою невестку в зале. Жак зашел за мной в тот вечер, как он это часто делал. Не знаю, почему я ему рассказала об этом, хотя раньше никогда не рассказывала о моей семье. Я не могу вспомнить точно, как это получилось. Кажется, я сказала: "Мой брат был бы сильно удивлен, если бы узнал, какие заведения посещает его жена!" Что-то в этом роде… Жак меня спросил, что делает мой брат, и мне показалось забавным ответить: "Вафельки!" Нам было очень весело в ту ночь. Мы шли, крепко прижавшись друг к другу. "Он кондитер?" - "Да, в этом роде. Ты никогда не слышал о вафлях "Ляшом"?" И так как это имя ему ничего не говорило, я добавила. "Его жена стоит триста миллионов франков, а может быть, и больше". Теперь вы понимаете?
Мегрэ понял, но ему надо было знать больше.
- Он расспрашивал о вашей невестке?
- Не сразу. Это началось позже. Он задавал то один вопрос, то другой, как будто не придавая этому значения…
- Вы уже обсуждали вопрос о вашем браке?
- Несколько недель назад. Достаточно серьезно.
- А потом вы возвращались к этому вопросу?
- Я считала, что этот вопрос решен раз и навсегда.
Сенваль пробормотал, стараясь, чтобы его голос звучал убедительно:
- Я никогда не менял своего решения.
- Тогда для чего ты познакомился с моей невесткой?
- Из простого любопытства… без определенной цели… и потом - она же замужем… следовательно…
- Следовательно, что?
- Я был совершенно не заинтересован в…
- Разрешите, - прервал их Мегрэ, - я хотел бы, в свою очередь, задать несколько вопросов. Скажите мне, месье Сенваль, где и когда вы познакомились с Полет Ляшом?
- Вам нужна точная дата?
- Я не настаиваю на точности до одного часа.
- Это было в четверг, около четырех недель тому назад, в чайном салоне на улице Руаяль.
- Ты теперь стал посещать чайные салоны? - прыснула Вероника.
У нее не осталось больше никаких иллюзий, она не цеплялась за него. Она знала, что все кончено, и не обижалась на своего приятеля.
Она обвиняла во всем только себя одну.
- Я не думаю, - настаивал Мегрэ, - что вы оказались там случайно. Вы следили за Полет. По-видимому, от самого ее дома. Сколько дней вы ее подкарауливали?
- Это было на второй день.
- Иначе говоря, с целью познакомиться с ней вы ежедневно караулили ее в машине на набережной де-ля-Гар.
Он не стал отрицать.
- Полет, по-видимому, на своем голубом "понтиаке" отправилась в город, и вы за ней последовали.
- Она оставила машину на площади Вандом и делала покупки на улице Сент-Онорэ.
- Вы заговорили с ней в чайном салоне?
- Да.
- Она удивилась?
- Очень.
- Из этого вы сделали вывод, что она не привыкла к тому, чтобы за ней ухаживали?
Все это подтверждало его предположения.
- Когда вы ее первый раз привезли к себе?
- Не к себе, - запротестовал Сенваль.
- Значит, в гостиницу?
- Нет. Один из моих друзей разрешил мне воспользоваться его квартирой.
Вероника снова насмешливо вмешалась:
- Вам понятно, месье Мегрэ? Для меня его квартира на улице Понтье была достаточно хороша, но для женщины, у которой несколько сотен миллионов, нужна была обстановка более роскошная. Где это было, Жак?
- У одного англичанина, ты его не знаешь, на острове Сан-Луи.
- Она вас там часто посещала?
- Довольно часто.
- Каждый день?
- Только в последнее время.
- Днем?
- Иногда и вечером.
- Вчера тоже?
- Да.
- Что произошло вчера вечером?
- Ничего особенного.
- О чем вы говорили?
Вероника снова вмешалась:
- Вы воображаете, что они много разговаривали?
- Отвечайте, Сенваль.
- Вы ее уже допрашивали?
- Нет еще.
- Вы будете ее допрашивать?
- Завтра утром, в кабинете следователя.
- Я не убивал ее шурина. У меня не было никаких оснований его убивать.
Он помолчал мгновение и озабоченно добавил тихим голосом:
- И у нее тоже.
- А Леонара Ляшома вы когда-нибудь видели?
- Однажды, когда я ждал на набережной, я видел, как он выходил из дома.
- Он вас тоже видел?
- Нет.
- Где вы вчера обедали с Полет?
- В одном ресторане Пале-Руаяля. Вы можете проверить. Мы сидели за столиком на антресолях. Ресторан называется…
- Знаю! - прервала его Вероника. - Этот ресторан называется "У Марселя". Он меня туда тоже водил и тоже на антресоли, наверняка за тот же столик, в левом углу. Правильно, Жак?
Он промолчал.
- Когда вы отъехали от набережной де-ля-Гар, не заметили ли вы, что за вами следует другая машина?
- Нет. Шел дождь. Я даже не взглянул в зеркало над рулем.
- После обеда вы сразу отправились в квартиру на остров Сан-Луи?
- Да.
- Вы провожали вчера Полет домой?
- Нет. Она настояла на том, чтобы уехать в такси.
- Почему?
- Потому что ночью красная машина еще заметнее на пустынной набережной, чем днем.
- Она очень боялась, что ее увидят вместе с вами?
Чувствовалось, что Сенваль не понимает, какую цель преследует Мегрэ, точнее говоря, он пытался угадать, какая ловушка таилась за этими вопросами.
- Я полагаю, что это вполне естественно.
- Я думаю, однако, что ее взаимоотношения с мужем были скорее прохладными.
- Уже несколько лет между ними не было никаких интимных отношений. Арман - больной человек.
- Вы уже начали называть его Арманом?
- Надо же было его как-то называть.
- Короче говоря, вашей ноги ни разу не было в доме Ляшомов, но вы уже считали себя как бы членом семьи?
- Послушайте, вы оба. Не имеет смысла играть в кошки-мышки. Вам обоим известно, в чем дело. Мне тоже, к несчастью. Я просто толстая, глупая гусыня. Хотя Жак и бывает у Фукэ, у Максима и в других шикарных местах, но он всегда был без гроша, и у него ничего нет за душой, кроме его машины, если только за нее выплачено. Я давно заметила, что у него долги в барах и ресторанах. Когда он со мной познакомился, он решил, что девица моего возраста, которая всю жизнь работала, должна иметь сбережения, а я еще имела несчастье привести его сюда и рассказать ему, что только что купила эту квартиру. Это правда. Квартира моя. Я даже собираюсь построить небольшой домик на берегу Марны. Это ему показалось роскошным, и, хотя я ни о чем его не просила, он сам заговорил со мной о браке. Только мне пришла в голову идиотская мысль рассказать ему историю моей невестки и ее миллионов…
- Я никогда не принимал деньги от женщин, - произнес Сенваль монотонным голосом.
- Именно об этом я и говорю. Ему было совершенно неинтересно выманивать у нее маленькие суммы. Тогда как, женившись…
- Она замужем…
- А для чего тогда существует развод? Признайся, что вы с ней говорили о разводе?
Он колебался, не зная уже, какой из них отдать предпочтение.
Мегрэ же сообщил ему, что завтра утром он будет допрашивать Полет.
- Я не принял этого разговора всерьез, - хмуро сказал Сенваль. - Я влез в эту историю из любопытства…
- Значит, это она хотела развода… И именно для того, чтобы на бракоразводном процессе не ее, а другую сторону признали виновной, она пряталась, чтобы ее не выследили, вам понятно, месье Мегрэ?.. Я не сержусь на вас за то, что вы были виновником нашего разрыва… Это не ваша вина… Вы искали другое…. Случается, что, охотясь за крупной дичью, вспугивают кролика… А ты, Жако, будь любезен, забери свой халат и ночные туфли и пришли мне мои вещи… Мне уже скоро идти на работу, и я должна навести парад.
Она засмеялась нервным смехом.
- Это мне наука!.. Тем не менее вы ошибаетесь, комиссар, подозревая Жака в убийстве Леонара. Во-первых, я не вижу причин, для чего ему было это делать… Затем, между нами говоря, его смелость лопнула бы как мыльный пузырь, прежде чем он перелез через стену… Простите меня, что я ничем вас не угостила.
Слезы неожиданно брызнули у нее из глаз, но Вероника даже не отвернулась. Она воскликнула сдавленным голосом:
- Убирайтесь отсюда вон, оба… Мне уже давно пора одеваться…
Она подталкивала их к вешалке. На площадке лестницы Сенваль обернулся:
- А мой халат и туфли?
Вместо того чтобы пойти за вещами, она воскликнула:
- Я тебе их пришлю. Не бойся! Их никто не наденет…
Дверь захлопнулась, и Мегрэ услышал рыдание, одно-единственное всхлипывание и быстро удаляющиеся шаги.
Он и Сенваль молча ждали лифта. Агент по рекламе пробормотал, входя в кабину.
- Вы понимаете, что вы сделали?
- А вы? - отпарировал Мегрэ, наконец-то закуривая трубку. А этот идиот следователь еще хотел присутствовать при расследовании от начала до конца! Для развлечения, наверное.
Глава 7
Всю ночь его преследовали кошмары, как школьника, который видит страшные сны накануне экзамена. И хотя Мегрэ в своих сновидениях ни разу не видел следователя Анжело, хотя этот образ ни разу не возникал перед ним реально, он все время ощущал его незримое присутствие. Сон не был цельным. Скорее это была длинная вереница снов, прерываемых периодами полусна, иногда даже мгновениями абсолютной ясности, во время которых комиссар продолжал свое трудное дело.
Сон начался довольно эффектно. Мегрэ заявил невидимому следователю Анжело:
- Итак, я продемонстрирую вам мой метод…
Комиссару казалось, что происходит нечто вроде репетиции. Само собой разумеется, он говорил о своем методе иронически, ведь в течение тридцати лет он неустанно повторял, что у него нет никакого метода. И все же! Он был не прочь объясниться с этим наглым чиновником, сама молодость которого была оскорбительна.
Мегрэ снилось, что он находится на набережной де-ля-Гар, совершенно один, окруженный обветшалыми строениями, настолько призрачными, что он мог проходить сквозь стены. При этом все предметы обстановки были совершенно реальными, включая даже те детали, которые в состоянии бодрствования комиссар уже забыл.
- Так вот!.. Каждый вечер в течение долгих лет они сидели здесь…
Действие происходило в гостиной, и Мегрэ сам подбрасывал уголь в чугунную печку, на раскаленной стенке которой краснела, как свежий шрам, трещина. Он сам разместил действующих лиц: двух стариков, вырезанных из дерева, Леонара, которого он должен был вообразить живым - он наделил его горькой усмешкой, - нетерпеливую Полет, ежеминутно встающую со своего места, перелистывающую страницу журналов, наконец заявляющую, что она идет спать, и ее мужа Армана, принимающего лекарства с утомленным видом.
- Понимаете, господин следователь, это и есть самое главное…
Но ему никак не удавалось объяснить, что он считает самым главным.
- Понимаете, каждый вечер, в течение долгих лет… Жан-Поль уже спит… Все остальные сидят здесь в гостиной, и все, кроме Полет, думают об одном и том же. Леонар время от времени переглядывается с братом… В конце концов Леонар вынужден заговорить, потому что он старший, у Армана не хватает мужества…
"Заговорить" - в этом сне означало просить денег у дочери Зюбера.
Фирма Ляшом разваливается, самая старинная кондитерская фабрика Парижа, крупное предприятие, ценное, как те картины, которые хранят в музеях, потому что нужны были поколения, чтобы их создать.
Некто обладал огромной кучей денег, грязных денег, настолько грязных, что этот "некто", то есть папаша Зюбер, был на седьмом небе от счастья, отдавая дочь за одного из Ляшомов, чтобы создать ей достойное общественное положение.
- Вам понятно?
Всю эту работу Мегрэ проделывал специально для невидимого Анжело. Трудная работа, "без сетки". Это походило на те сны, в которых летаешь без крыльев. Было так трудно удержать эти персонажи на месте, не дать им испариться, исчезнуть.
- Первыми уходят спать старики, затем Арман, для того чтобы оставить Полет вдвоем с Леонаром. Конечно, проще всего заставить ее сразу дать большую сумму, но она упорно не хочет этого делать, возможно, что ее отец, старый пройдоха Зюбер, перед смертью посоветовал ей выдавать им только маленькие суммы для оплаты счетов в конце месяца. Таким образом, просьбы денег непрерывно повторяются…
Вначале Ляшомам приходилось лгать, уверять ее, что, если затратить несколько миллионов, фирма снова начнет процветать, а дом вновь станет комфортабельным и веселым, великолепной рамой для светских приемов, обедов, столь принятых в среде крупной буржуазии. Полет сначала поверила, потом перестала верить.
Каждый месяц повторялся один и тот же разговор с Леонаром.
- Сколько?
После чего каждый снова запирается в своей комнате, в одной из этих камер, и продолжает свою думу. Коридор… двери… Ванная комната в самом конце коридора, старомодная ванна с коричневыми пятнами на эмали от беспрерывно капающей из крана воды…
Но Ляшомы к этому привыкли… Может быть, у Зюбера, несмотря на все его миллионы, вообще не было ванны?
- Вот все это вместе взятое, господин следователь, вы и должны сопоставить.
Он повторил, отчеканивая каждый слог:
- Со-по-ста-вить!
…Леонар внизу в своем кабинете, Арман за письменным столом, напротив бухгалтера; бисквиты, которые упаковывают на складе, и смехотворно маленькая струйка дыма, выходящая из высокой фабричной трубы, подражающей настоящим огромным заводским трубам…
Полет в своей машине…
День и вечер накануне убийства. Бакалейщица в своей лавке… Было воскресенье, но предыдущий день также был праздничным, а мелкие торговцы в округе не любят закрывать магазины два дня подряд. Красный спортивный "панхард", стоящий в шесть часов на углу, и в нем двуличный Сенваль в плаще, Леонар, следящий за ними из голубого "понтиака"… Пале-Руаяль… Ресторан…
Надо было бы, как на некоторых фотографиях, монтировать снимки, показать агентов Иври, инспекторов Жанвье, Люка, всех тех, кто расспрашивал людей. Показать баржу в Корбэй, другую баржу на канале Сен-Мартэн и доктора Поля, помещающего кусочки ткани в пробирки; лаборантов, измеряющих, анализирующих, рассматривающих эти препараты в лупу и под микроскопом…
Мегрэ иронически улыбнулся. Но при всем этом необходимо…
Из скромности он не уточнял, что было необходимо, продолжая проходить через стены из одной комнаты в другую…
Когда мадам Мегрэ утром разбудила его, он был измучен, как после ночи, проведенной в поезде, и его затылок снова болезненно ныл.
- Сегодня ты всю ночь разговаривал во сне.
- Что я говорил?
- Я не поняла. Ты путал слова…
Больше она ничего не сказала. Он завтракал молча, с видом человека, забывшего, что он дома и что жена сидит напротив него.
Жак Сенваль накануне вечером был крайне удивлен, что его оставили на свободе, предупредив только, чтобы он не покидал Париж.
Придя домой, комиссар позвонил Лапуэнту, который всю эту неделю работал в ночную смену, и попросил его навести некоторые справки и составить досье.
Дождь перестал, но небо от этого не стало светлее или веселее, и люди в автобусе были в дурном настроении.
Мегрэ сегодня просил разбудить его раньше обычного, и, когда он приехал на работу, кабинеты на набережной Орфевр были еще пусты.
Прежде всего он увидел на письменном столе послания следователя Анжело, настоятельно требующего, чтобы комиссар позвонил ему немедленно, рано утром, что, по понятиям чиновников из суда, означало девять часов утра.
Значит, у него оставалось еще время, и он начал изучать статистические данные, которые Лапуэнт положил ему на стол перед тем, как сдать дежурство. Он не делал заметок, ограничился записью некоторых цифр, удовлетворенно улыбаясь от сознания, что не ошибся в своих предположениях.
Затем он склонился над планом дома в Иври, составленным оперативным отделом. К плану был приложен подробный доклад, так как эти специалисты никогда не пренебрегали самой мелкой деталью. Например, были указаны даже такие вещи, как старое колесо от детского велосипеда, ржавое, исковерканное, которое было найдено в одном из закоулков двора.
Было ли это колесо от велосипеда Жан-Поля или от другого велосипеда, некогда принадлежавшего Арману, а может быть, даже самому Леонару? Или кто-нибудь из соседей, желая от него избавиться, перебросил это колесо через забор, вместо того чтобы выбросить в Сену?
Эта деталь была очень показательной, и было еще много других, слишком много, чтобы их запомнить.
Больше всего времени он потратил на изучение списка вещей, находящихся в комнате Леонара.
Восемь белых рубашек, из них шесть очень изношенных, с заштопанными воротничками и манжетами, шесть пар заштопанных кальсон… Десять пар бумажных носков и четыре пары шерстяных… Пять полосатых пижам…
Все было обозначено: количество носовых платков, состояние гребней, щетки для волос и щетки для чистки одежды - с чертежами, указывающими место каждого предмета.
Точно так же, как ночью во сне, Мегрэ старался мысленно представить комнату и предметы, указанные в списке.
…Каминные часы из черного мрамора и бронзы с давно испорченным механизмом. Два трехсвечных канделябра из мрамора и бронзы… Плетеная корзина под письменным столом, и в ней скомканная газета… Гаечный ключ тридцати шести сантиметров, из тех, которыми обычно пользуются водопроводчики…