А теперь Роуз Малоу Одом сидит за длинным столом в бинго-холле Джо Пая, ощущая неудобство в желудке после натурального апельсинового сока, который только что выпила, с обещающей, многообещающей карточкой перед ней. Она думает, естественно ли нахлынувшее возбуждение или это результат апельсиновой кислоты, или всего лишь реакция мозга, поскольку, конечно, ей не хочется выиграть. Она никак не может представить себя выкрикивающей: "Бинго!" - достаточно громко, чтобы ее услышали. Уже десять тридцать вечера, и уже кое-кто выиграл, даже опоздавшие. Постепенно ее окружают визжащие, радостные: "Бинго!", ревущие: "Бинго!" и, пожалуй, два-три разочарованных вздоха. Вдобавок ей действительно надо бы домой. Джо Пай - единственный привлекательный мужчина (мужчин здесь не больше дюжины). Но вот только не похоже, что Джо Пай, в его потрясающем костюме, в ярко-белом тюрбане с золотой заколкой, с его грациозными плечами и сладким голосом, обратит на нее внимание. И любопытство, а может быть, инерция продолжали держать ее на месте. Какого черта, думает Роуз, двигая кукурузные зерна по грязным квадратикам толстой карточки, знакомясь с парнем по имени Тофетианс. Конечно, есть куда более плохие способы провести вечер… На неделе она отстрочит письма Гамильтону Фраю и Каролине Сирс, хотя теперь их очередь писать. Она опишет в деталях этот вечер и своих новых друзей (толстую, потную, добрую женщину по имени Лобелия, что сидит напротив, и забавно, что Роуз преуспевает в игре, потому что только что Лобелия обменялась с ней карточками, просто так. "Ты дай мне свою, а я тебе свою, Роуз!" - попросила она, очаровательно и широко улыбнувшись. И, конечно же, Роуз немедленно повиновалась), а также невозможно ярко освещенный холл, с его непропорционально большим американским флагом над сценой Джо Пая, и всех странных, чудаковатых, печальных, нетерпеливых, заядлых игроков. Некоторые из них очень старые, с умудренными лицами и парализованными руками. Есть здесь и инвалиды, карлики или увечные каким-то другим непонятным образом, есть и очень молодые (вообще-то просто скандал, дети, так поздно, играют в бинго рядом со своими матерями, часто на двух-трех карточках, в то время как их мамаши сразу на четырех. Неужели нет никаких ограничений?). И, ко всему, отвратительные музыкальные записи, назойливо звучащие на фоне неустанного голоса Джо Пая. Конечно же, она не обойдет вниманием самого Джо Пая, ведущего "Бинго", у которого для каждого присутствующего в холле припасена теплая, зубастая улыбка и который - если только ее слабые глаза из-за яркого освещения не обманулись - послал ей особенный взгляд и подмигнул в начале вечера, вероятно заметив нового посетителя. На базе этих заметок она сочинит забавный, прелестный анекдот. К себе она будет совершенно безжалостно беспощадна и сделает упор на феномен неизвестности, феномен ее психологического значения (нет ли здесь смысла, означающего, что всякая неизвестность, а не только неизвестность бинго-холла просто глупа?). Затем опишет неудачников, которые, даже если выигрывают, все равно остаются неудачниками (ибо какая существует разница между всеми этими людьми и электросушилкой, или стодолларовой купюрой, или уличным барбекю-грилем, или груженым электропоездом, или огромным томом Библии с иллюстрациями в белой кожаной обложке?). Она опишет стоны разочарования и недовольства, когда кто-то в толпе кричит: "Бинго!". Она опишет шелестящее ворчание, когда номера победителя после проверки усталой девицей оказываются верными: слезы победителей, сердечные рукопожатия и поцелуи, раздаваемые Джо Паем, будто каждый победитель был особенно ему дорог - старый друг, жаждущий поддержки. В ее повествовании будет и светло-желтая горчица на сосисках и булочках, и несколько младенцев, которым, к несчастью, подгузники меняли на скамейке совсем рядом от нее, и суеверное прикосновение Лобелии к кресту на цепочке вокруг шеи, и маленькая усталая девочка, уснувшая на полу, положив головку на розового мишку, которого выиграл кто-то из ее родственников несколько часов назад, и…
- Ты выиграла! Вот здесь, эй! Она выиграла! Прямо здесь! Вот карточка, вот! Ну вот же! Джо Пай, сюда!
Пожилая женщина слева от Роуз, с которой в самом начале она обменялась несколькими приятными словами (выяснилось, что ее имя Корнелия Тизл. Она когда-то убирала дом у соседей Одомов, у Филари), вдруг кричит и хватает руку Роуз, от возбуждения сметая все зерна с карточки. Но это ничего, ничего, у Роуз действительно выигрышная карточка, она сделала игру, и никуда не денешься.
Как обычно, стоны, рыдания, ворчание злого разочарования, но розыгрыш завершается, и девушка в медном шлеме волос и с жвачкой во рту считывает номера Роуз Джо Паю, который не просто комментирует их: "Да" - или: "Нет", - а: "Да, верно!", "Продолжай, детка", - и: "Вот умница". Он ослепительно широко улыбается, будто никогда не был свидетелем чего-то более замечательного в своей жизни. "Выигрыш в сто долларов! Впервые у нас (если только глаза меня не обманывают) и выиграла сто долларов!"
Лицо Роуз горит от смущения, сердце сильно бьется, она должна подняться на сцену Джо Пая и получить чек. Джо Пай сердечно ее поздравляет, его шумный влажный поцелуй неуклюже попадает где-то рядом с ее губами (ей следует сопротивляться и сердито отстраниться - мужчина так близок, так реален).
- Ну вот вы и улыбаетесь, милая, не так ли? - радостно говорит он.
Рядом он кажется еще красивее, правда, белки его глаз слишком белые, а золотая заколка на тюрбане в виде поющего петуха… Кожа у него очень загорелая, а эспаньолка еще чернее, чем предполагала Роуз.
- Я следил за тобой весь вечер, детка, и ты была бы гораздо милее, если бы расслабилась и больше улыбалась, - шепчет Джо Пай ей в ушко. От него сладко пахнет, как от фруктовой конфеты или вина.
Обиженная Роуз отступает, но Джо Пай останавливает ее, снова взяв за руку, за ее холодную тонкую руку, которую он потирает между своими ладонями.
- Ты здесь впервые, да? В первый раз сегодня вечером? - спрашивает он.
- Да. - Роуз отвечает так тихо, что он наклоняется, чтобы услышать.
- Ты из Тофета? В городе живут родственники?
- Да.
- Но ты раньше не была в бинго-холле Джо Пая?
- Нет.
- И вот ты выиграла сто долларов! Как ты себя чувствуешь?
- О, прекрасно…
- Что?
- Замечательно. Я не ожидала…
- Ты любишь играть в бинго? Я имею в виду в этих церквях в городе или еще где-то.
- Нет.
- Не любишь? А здесь просто ради забавы? Выиграла сто долларов в первый же вечер. Какая удача, не правда ли? Знаешь, крошка, ты действительно хорошенькая, разрумянившаяся. Хотел бы знать, не побудешь ли здесь еще полчасика, пока я закончу. Рядом есть уютный бар. Я понял, что сегодня ты одна, а? Может, мы выпьем по чашке кофе, просто мы вдвоем?
- О, я не думаю, мистер Пай…
- Джо Пай. Меня зовут Джо Пай, - жарко шепчет он, улыбаясь и наклоняясь к ней. - А как зовут тебя? Что-то похожее на цветок, не так ли? Какой-то цветок…
Смущенная, Роуз хочет убежать. Но он крепко держит ее руку.
- Слишком застенчивая, чтобы сказать Джо Паю свое имя? - спрашивает он.
- Меня зовут… Меня зовут Оливия, - заикается Роуз.
- О, Оливия, Оливия, не так ли? - произносит Джо Пай, сдерживая улыбку. - Разве Оливия… Ну, иногда я ошибаюсь, сама понимаешь: замкнет иногда, и я ошибаюсь. Но я никогда не утверждал на сто процентов, что не ошибаюсь. Тогда Оливия. О'кей, замечательно, Оливия. Почему ты такая пугливая, Оливия? В микрофон не слышно, о чем мы говорим. Ты свободна около одиннадцати, чтобы выпить чашечку кофе? Да? Рядом с "Веселыми перышками", возле бинго-холла, там очень уютно, мило и по-домашнему, только мы вдвоем, безо всяких сложностей…
- Меня ждет папа, и я…
- Ну что ты, Оливия, ты же из Тофилда, разве тебе не хочется быть гостеприимной с приезжим?
- Просто я…
- Ну хорошо, согласна? Да? Договорились? Как только закончу? Рядом с "Веселыми перышками"?
Роуз смотрит на мужчину, в его сверкающие глаза и на блестящую заколку в тюрбане и слышит, как сама слабо бормочет согласие. Лишь тогда Джо Пай отпускает ее руку.
И как-то так случилось, невероятно нелепо, но к полуночи Роуз Малоу Одом оказалась в глубоком, как склеп, кресле бара, в обществе Джо Пая, ведущего "Бинго" (чей белый тюрбан поразителен даже здесь в клубах табачного дыма и в лучах мерцающего пестрого света от высоко подвешенного телевизора), и двух-трех призрачных одиноких фигур, никому не нужных и угрюмых пьяниц, которым совершенно нет дела до окружающих (один из них, довольно прилично одетый пожилой джентльмен с распухшим и приплюснутым, как у мопса, носом, смутно напомнил ей отца - конечно, если не обращать внимания на этот алкогольный нос). Она нервно потягивает "апельсиновый цвет" - дамское кисло-сладкое варево, которое она не пила с тысяча девятьсот шестьдесят второго года, а сегодня заказала, или это заказал для нее ее спутник, поскольку она отказалась от всего остального.
Джо Пай рассказывает Роуз о путешествиях по дальним странам - Венесуэла, Эфиопия, Тибет, Исландия, - а Роуз старается делать вид, что верит ему, что вполне наивна, чтобы поверить, ибо решила пройти через это, стерпеть от любовника его заморское вранье, только на одну ночь, на часть ночи, сколько бы времени эта сделка ни заняла.
- Хочешь еще выпить? - предлагает Джо Пай, положив руку на ее покорное запястье.
С экрана телевизора доносится автоматическая стрельба и видны неясные силуэты, возможно, людей, бегущих по ярким пескам под ослепительным бирюзовым небом. Джо Пай раздражен и, перевернувшись, подает бармену сигнал проворным движением пальцев против часовой стрелки. Тот почти мгновенно убавляет звук. Повиновение бармена Джо Паю производит на нее впечатление. Но теперь не нее легко произвести впечатление, необычно легко произвести впечатление. Это шипучий, колючий напиток ударил ей в голову.
- Путешествуя с севера на юг земного шара, с востока на запад, на пароходах, на поездах, порой пешком, пешком через горы, проводя год там, полгода здесь, два года еще где-то, я в итоге вернулся домой в Штаты и блуждал, пока не почувствовал… Ты понимаешь, как бывает, когда чувствуешь себя хорошо среди природы, в городе или с человеком, что тебе здесь хорошо и это твой удел, - мягко произносит Джо Пай. - Если ты понимаешь меня, Оливия.
Двумя смуглыми пальцами он гладит ее руку, она поеживается, хотя ощущение действительно приятное.
- …удел, - повторяет Роуз. - Да, думаю, что понимаю.
Ей хотелось спросить Джо Пая, честным ли был ее выигрыш. Не подыграл ли он ей, потому что заметил ее заранее. Целый вечер. Новичок, недоверчивый новичок, смотрящая на него умными скептическими глазами, одетая очень консервативно и со вкусом. Но ему не хочется говорить о своем бизнесе, он желает рассказать о своей жизни, о себе как о "рыцаре судьбы" - что он под этим подразумевает, - и Роуз думает, не является ли ее вопрос наивным или оскорбительным, ибо намекает на то, что он не был честен, что в "Бинго" можно подыграть. Но, возможно, все знают, что подыгрывают? Как на скачках.
Она хочет спросить и не может. Джо Пай сидит так близко, лицо его так румяно, губы так темны, зубы так белы, эспаньолка как у Мефистофеля, а его манера - теперь вне "сцены", когда он может быть "самим собой" - так неотразимо интимна, что она совсем растерялась. Ей хочется взглянуть на себя с юмором, представить всю нелепость своего положения (она, Роуз Малоу Одом, презирающая мужчин и вообще всякое физическое общение, теперь хочет позволить этому шарлатану вообразить, что он ее соблазняет. Но в то же время она нервничает и даже говорит нечленораздельно). Ей следует обратить на это внимание и расценить как нечто. Но Джо Пай продолжает говорить. Будто ему это нравится, будто это обычный разговор. У нее есть хобби? Домашние животные? Она родилась в Тофилде и здесь же закончила школу? Живы ли ее родители? Чем занимается ее папа? Или какая у него профессия? Много ли он путешествовал? Нет? Была ли она когда-нибудь замужем? Делает ли она себе "карьеру"? Была ли она когда-нибудь влюблена? Хотела ли полюбить?
Роуз краснеет, слышит, как в смущении начинает хихикать. Ее речь становится сбивчивой. Джо Пай наклоняется ближе, щекоча ее руку, клоун в пижамных штанах и тюрбане, пахнущий чем-то перезрелым. Его темные брови изогнуты, белки глаз светятся, свежие губы пухлы, он неотразим. Даже его ноздри вздуваются, имитируя страсть… Роуз начинает смеяться и не может остановиться.
- Ты очень привлекательная девушка, особенно когда такая, как теперь, - мягко говорит Джо Пай. - Знаешь что, мы можем подняться ко мне, там никто не будет мешать нам. Ты не против?
- Нет, - отвечает Роуз и, чтобы просветлить сознание, делает большой дрожащий вдох. - Я не девушка. Едва ли девушка в тридцать девять лет.
- У меня в комнате гораздо лучше. Нам никто не помешает.
- Мой папа нездоров, он ждет меня, - вдруг быстро выпаливает Роуз.
- Скорее всего, он теперь спит!
- О нет, нет, нет - у него бессонница, как у меня.
- Как, у тебя, неужели? Я тоже страдаю бессонницей, - сообщил Джо Пай, сжимая от восторга ее руку. - С тех пор, как однажды в пустыне… на другом конце света… Но я расскажу потом, когда мы поближе познакомимся. Если мы оба страдаем бессонницей, Оливия, нам следует быть вместе. Ночи в Тофилде такие долгие.
- Ночи действительно долгие, - согласилась Роуз, краснея.
- А твоя мама, она тебя не ждет?
- Мама умерла много лет тому назад. Не скажу, чем она болела, вы догадаетесь, она долго болела, и, когда умерла, я собрала все свои вещи… У меня была эта смешная карьера… Не буду утомлять подробностями - все мои бумаги: рассказы, записи и все такое - я сожгла. Я сидела дома дни и ночи. Потом мне стало легче, когда я все сожгла. И теперь, когда вспоминаю об этом, мне очень легко, - вызывающе заявляет Роуз, допив стакан. - И я знаю, что совершила тогда грех.
- Ты веришь в грех, такая умная девушка? - удивляется Джо Пай, широко улыбаясь.
Алкоголь, как золотое дыхание, заполняет ее легкие и течет, и растекается по всему телу, от кончиков пальцев ног до самых ушей. Но руки ее холодны: пусть Джо Пай сжимает их как ему хочется. Стало быть, ее соблазняют, и это так же глупо и неуклюже, как она и представляла, точно так же, как представляла себе, будучи совсем еще девочкой. Поэтому, согласно Декарту:"Я есть я, в здравом уме, и мое тело - это мое тело, находящееся в пространстве, вон там". "Интересно наблюдать, что произойдет дальше", - спокойно думает Роуз. На самом деле она не спокойна. Она начинает дрожать. Но ей нужно успокоиться, это просто недоразумение.
По пути в его комнату триста два (лифт не работает, или его просто нет, и нужно подниматься по пожарной лестнице, у Роуз кружится голова, а ее спутник вынужден обнять ее) она говорит Джо Паю, что не заслужила выигрыша и должна бы отдать эти сто долларов, ну хотя бы Лобелии (но не знает ее фамилии - какая жалость), потому что выиграла карточка Лобелии, а не ее. Джо Пай кивает, хотя и не понимает, о чем это она. Когда он открывает дверь, она начинает какую-то бессвязную историю или признание, о том, что она сделала, когда ей было одиннадцать лет, и о чем она никому не рассказывала. Джо Пай ведет ее в комнату и театральным жестом включает свет и даже телевизор, хотя в следующий момент выключает его. Роуз растерянно моргает, увидев волнистые полосы на ковре, похожие на змей, язык ее заплетается, но она завершает свой рассказ.
- …она была такая общительная и хорошенькая, а я ее ненавидела. Я обычно выходила из школы раньше, чтобы она наткнулась на меня, иногда это срабатывало, иногда нет. Я просто ненавидела ее. Однажды на день Святого Валентина я купила открытку, смешную открытку длиной в целый фут, на которой был изображен сумасшедший и написано: "Мама меня любила", а когда развернешь: "Но она умерла". Я послала ее Сандре, потому что ее мама умерла… когда мы были в пятом классе… и… и…
Джо Пай отстегивает золотого петуха и снимает впечатляюще высокий тюрбан. Роуз, улыбаясь, начинает, но никак не может расстегнуть верхнюю пуговку платья. Эта маленькая пуговка, обтянутая тканью, никак не хочет пролезать в петлю. Но наконец она расстегивает ее и теперь стоит, тяжело дыша.
Ей нужно взглянуть на все приключение, то есть она должна взглянуть на все это со стороны, как на что-то явное, но отстраненное, вроде визита в гинекологу. Но Роуз ненавидит эти гинекологические осмотры. Ненавидит до отвращения и избегает, отменяя визиты в последний момент. Она думает, что это будет ей поделом, она часто думает, что если… Но рак ее матери был повсюду, везде в ее теле, повсюду. Возможно, здесь нет никакой связи.
Голова Джо Пая покрыта пушистыми и, наверное, очень густыми, но короткими темными волосами. Он, должно быть, недавно побрил голову, и они начали неровно отрастать. У корней волос его медный загар кончается, и становится видна полоска белой кожи, такой же как у Роуз. Он улыбается Роуз, восхитительно и вопросительно, потом внезапным решительным движением срывает эспаньолку. У Роуз перехватывает дыхание, она в шоке.
- Но что ты делаешь, Оливия? - спрашивает он.
Вдруг пол закачался. Возникает опасность, что она упадет ему в руки. Роуз отступает, нащупывая ногой опору, и удерживает равновесие. Нервно и зло она отдирает противные маленькие пуговицы на своей груди.
- Я спешу, как могу, - бормочет она.
Уставившись на Роуз Малоу Одом, Джо Пай потирает свой подбородок, розовый и какой-то сырой. Даже без величественного тюрбана и эспаньолки Джо неотразим. Он держится хорошо. Он смотрит на Роуз, приподняв плечи, так, словно не верит тому, что видит.
- Оливия? - говорит он.
Она резко рвет застежку, и пуговицы падают. Это выглядит несколько грубовато, но размышлять некогда. Что-то не так, платье не снимается, она замечает, что поясок все еще застегнут, и, конечно же, платье не снимается. Если бы только этот идиот не смотрел на нее. Рыдая от отчаяния, она скидывает бретельки со своих плеч и обнажает грудь: свои маленькие груди. Роуз Малоу Одом, которая годами смущалась в раздевалке в школе, сгорая от стыда, потому что стеснялась даже думать о своем теле. И вот она презрительно обнажается перед незнакомым мужчиной, который глазеет на нее, будто раньше ничего такого не видел.
- Но, Оливия, что ты делаешь? - недоумевает он.
Вопрос его одновременно тревожен и официален.
Роуз вытирает слезы с глаз и растерянно смотрит на него.
- Но, Оливия, люди так не поступают, не таким способом, не так быстро и нервно, - выговаривает Джо Пай. Его брови поднимаются, глаза неодобрительно сощуриваются, его поза исполнена достоинства. - Думаю, ты не поняла моего предложения.