Конечно, господин Мюр был сражен ею, и у него было время и были средства ухаживать за ней более усердно, чем кто-либо из когда-либо ухаживающих за ней мужчин. Он, казалось, ценил ее качества как никто другой. Его воображение - для такого сдержанного и мягкого - было богатым, живым до лихорадочности, что чрезвычайно льстило ей. И он мило соглашался, он экстравагантно настаивал на том, что любит ее больше, чем она его, - хотя Алиса протестующе заявляла, что действительно любила его, - он все равно умолял ее согласиться выйти за него замуж.
Несколько лет они частенько говорили о создании "полноценной" семьи, но ничего из этого не вышло. Алиса была слишком занята, или не вполне здорова, или они отправлялись в путешествие, или господин Мюр начинал беспокоиться о непредвиденном влиянии ребенка на их брак. (Несомненно, у Алисы будет меньше времени для него самого.) С течением времени ему стала досаждать мысль о том, что он не оставит после себя наследника, то есть своего ребенка, но уже ничего нельзя было сделать.
Они вели активную светскую жизнь, они были замечательно занятые люди. И у них, в конце концов, была белоснежная, божественная персидская кошка.
- Миранда будет травмирована, если в доме появится ребенок, - говорила Алиса. - Мы действительно не можем с ней так поступить.
- Конечно же нет, - соглашался господин Мюр.
Но вдруг неожиданно Алиса решила вернуться на сцену. К своей "карьере", как мрачно произнесла она, словно это было нечто отдельное от нее - сила, которой невозможно было сопротивляться. И господин Мюр был очень рад за нее, просто счастлив. Он гордился профессионализмом своей жены и совершенно не ревновал к расширяющемуся кругу друзей, знакомых и приятелей. Он не ревновал ее к коллегам актерам и актрисам - Рисс, Марио, Робин, Сибил, Эмиль, ко всем по очереди, - а теперь Олбан, с влажными темными сверкающими глазами и быстрой приторной улыбкой. Он не ревновал и к тому времени, что она проводила вне дома, или даже когда дома она сидела запершись в комнате, которую они называли студией, глубоко увлеченная работой. В зрелом возрасте у Алисы появилась здоровая добросердечность, которая позволяла ей оставаться на сцене, даже если ей доставались роли, неизбежные для более пожилых актрис, независимо от их внешних данных. К тому же она стала играть намного лучше и тоньше, это признавали все.
Действительно, господин Мюр гордился ею и был рад за нее. И если время от времени он чувствовал слабую обиду или если не совсем обиду, то намек на сожаление по поводу того, что их жизнь превратилась в жизни - то он был истинным джентльменом, чтобы не показать это.
- Где Миранда? Ты видел сегодня Миранду?
Была вторая половина дня, четыре часа, почти сумерки, а Миранда не вернулась. Большую часть дня Алиса занималась разговорами по телефону. Он, казалось, звонил не переставая, и она не сразу заметила долгое отсутствие кошки. Она вышла поискать, послала на поиск слуг. И господин Мюр, разумеется, предложил свою помощь. Он бродил по окрестностям и даже по лесу, сложив руки рупором, звал ее высоким нетвердым голосом.
- Кис-кис-кис! Кис-кис-кис! Кис-кис-кис!
Как патетично, как бесполезно!
И все же необходимо было так делать, поскольку именно это, при любых обстоятельствах, следовало делать.
Джулиус Мюр, этот самый заботливый из мужей, бродит по кустам в поисках персидской кошки своей жены…
- Бедная Алиса! - шептал он про себя. - Она будет страдать многие дни, а может, и недели?
И он тоже будет скучать о Миранде, правда, как о домочадце менее всего, хотя этой осенью исполняется десять лет с тех пор, как она появилась в их доме.
Обед в тот день был скорее печальный, чем тяжелый. Не просто потому, что отсутствовала Миранда (Алиса была чрезвычайно, искренне обеспокоена), а потому, что господа Мюры обедали в одиночестве: стол, накрытый на двоих, казался почти неправильным эстетически. И такая неестественная тишина… Господин Мюр пытался вести беседу, но его голос постепенно перешел в виноватое молчание.
Посреди обеда Алиса встала: зазвонил телефон (с Манхэттена, конечно, - ее агент, или продюсер, или Олбан, или подруга - срочный звонок, поскольку госпожа Мюр не отвечала на звонки в столь интимный час), и господин Мюр, удрученный и обиженный, закончил трапезу в одиночестве, в каком-то трансе и без всякого аппетита. Он вспомнил предыдущий вечер - пикантно пахнущий кошачий корм, зернистый белый яд, как строптивое животное взглянуло на него и как потом она потерлась о его ноги с запоздалой… была ли это признательность или насмешка? Упрек? В голове мелькнула слабая вина, а все нутро наполнилось гораздо более сильным удовлетворением. Потом, подняв глаза, он заметил что-то белое, пробирающееся по садовой ограде…
Конечно, это была Миранда на пути домой.
Он испуганно уставился в окно, онемев и ожидая, когда привидение исчезнет.
Медленно, как во сне, он встал. Алиса была в соседней комнате. Голосом, который должен был звучать радостно, он сообщил новость:
- Миранда пришла домой! - Прислушавшись, он крикнул еще раз: - Алиса! Дорогая! Миранда вернулась домой!
Да, это была действительно Миранда. Конечно, это была Миранда, она внимательно смотрела в столовую с террасы, ее глаза светились золотом. Господин Мюр дрожал, но его мозг стремительно сознавал факт и конструировал логическое объяснение. "Ее стошнило, несомненно. Ах, несомненно! Или, после холодной сырой зимы, хранившийся в сторожке садовника яд потерял свою эффективность".
Ему следовало встряхнуться, поспешить открыть дверь и впустить белую кошку, но он продолжал возбужденно шептать:
- Алиса! Добрые вести! Миранда вернулась домой!
Радость Алисы была столь велика, его собственное первичное облегчение было так искренно, что господин Мюр, поглаживая роскошное перо Мирандиного хвоста, когда Алиса в экстазе обнимала ее, подумал, что был жесток и эгоистичен, что это было ему не свойственно и что Миранде, избежавшей смерти от руки хозяина, должна быть дарована жизнь. Он не повторит этого вновь.
Перед женитьбой в сорок шесть лет Джулиус Мюр, подобно большинству холостяков и женщин определенного темперамента - интровертных и самосознательных, скорее наблюдателей жизни, чем ее участников, - верил, что семейная жизнь была безусловно семейной. Он думал, что муж и жена были единая плоть не только в метафорическом смысле этого слова. Однако случилось так, что его собственная семейная жизнь оказалась миражом, вдобавок не лучшего сорта. Семейные отношения просто сгинули, и было маловероятно, что они восстановятся. Ему скоро исполняется пятьдесят семь лет (и иногда он размышлял: много ли это на самом деле?).
Во время первых двух-трех лет супружества (когда театральная карьера Алисы была, по ее словам, в затмении) у них была общая кровать, как у всех супружеских пар, или предположительно, как у всех, думал господин Мюр, поскольку его женитьба не прояснила ему, что значит "супружество" в полном смысле слова. По прошествии некоторого времени Алиса начала тактично жаловаться на то, что не может спать из-за ночных "беспокойств" господина Мюра. По ночам он ворочался, брыкался, метался, громко говорил во сне и порой даже ужасно кричал. Когда она его будила, он едва мог вспомнить, где был. Он старательно и виновато извинялся, уползая до конца ночи в другую кровать. Страдавший от своего поведения, господин Мюр полностью сочувствовал Алисе. У него были все основания верить, что бедная женщина (чьи нервы были чрезвычайно чувствительны), ничего ему не говоря, страдала от бессонницы из-за него. Такая деликатность была ей свойственна. Она избегала ранить чужие чувства.
В итоге нашелся удобный вариант, когда господин Мюр в начале ночи проводил полчаса около Алисы, а потом, стараясь не потревожить ее, тихонько на цыпочках уходил в другую спальню, чтобы спокойно выспаться. (Если, конечно, его обычные кошмары позволят ему спокойно спать. Он думал, что самыми худшими были те, от которых он не просыпался.)
В последние годы появилась новая традиция, когда Алиса ложилась в постель читая, или смотря телевизор, или время от времени болтая по телефону. Поэтому господин Мюр посчитал наиболее разумным для себя просто целовать ее на ночь и, не ложась рядом, удаляться в свою спальню. Иногда во сне ему казалось, что Алиса зовет его. Проснувшись, он спешил в темный коридор и стоял под ее дверью, нетерпеливый и надеющийся. В такие моменты он не осмеливался поднять голос выше шепота:
- Алиса? Алиса, дорогая? Ты звала меня?
Такими же непредсказуемыми и капризными, как кошмары господина Мюра, были ночные причуды Миранды. Временами она, уютно свернувшись в ногах Алисы, спокойно спала всю ночь, - но порой вдруг требовала, чтобы ее выпустили на улицу, хотя Алиса любила, когда она спала в постели. В этом был некий детский комфорт, признавалась Алиса, знать, что белая персидская кошка была всю ночь рядом, и чувствовать в ногах ее теплое увесистое тело поверх атласного покрывала.
Но, конечно, Алиса понимала, кошку нельзя заставлять что-то делать помимо ее воли.
- Похоже, что таков закон природы, - заявила она важно.
Спустя несколько дней после безуспешного отравления господин Мюр возвращался в сумерках домой на машине. Вдруг в миле от дома он заметил на дороге белую кошку, неподвижно сидящую на встречной полосе, словно окоченевшую от света фар. Непрошено в голову пришла мысль: "Всего лишь попугаю ее". И он повернул руль, направляясь в сторону кошки. Золотые глаза вспыхнули в откровенном удивлении, или, может, это был ужас, или она узнала его… Просто потерял управление, подумал господин Мюр, нажимая на скорость, и поехал прямо на белую персидскую кошку, ударив ее передним левым колесом как раз в тот момент, когда она собиралась прыгнуть в кювет. Послышался удар и крик кошки, невозможный крик - дело сделано.
"Боже мой! Дело сделано!"
С пересохшим горлом, дрожа всем телом, господин Мюр увидел в боковое зеркало раздавленную белую массу на дороге, увидел пятно алой жидкости, расцветающее вокруг нее. Он не хотел убивать Миранду и все же сделал это, без предварительной подготовки и поэтому неумышленно.
"Теперь дело сделано".
- И никакое сожаление ничего не изменит, - произнес он медленно и задумчиво.
Господин Мюр съездил в деревню в аптеку с рецептом Алисы. Она была в городе по театральным делам, вернулась поздно в переполненной электричке и сразу слегла с чем-то похожим на мигрень. Теперь он чувствовал себя лицемером, грубияном, дающим жене таблетки от головной боли, зная, что, если она бы узнала о его поступке, ее мигрень удесятерилась бы. И все же как можно объяснить, что на этот раз он не собирался убивать Миранду, просто колесо его машины само поступило как ему хочется, выйдя из повиновения? Именно так господин Мюр - спеша домой, все еще дрожащий и возбужденный, словно сам едва избежал смерти, - запомнит этот случай.
Он помнил также дикий крик кошки, прерванный почти сразу после удара, скорее не совсем сразу.
Не осталось ли вмятины на крыле красивого, сделанного в Англии автомобиля? Нет, не осталось.
Не было ли крови на передней покрышке? Нет, не было.
Были ли какие-то малейшие приметы несчастного случая? Никаких примет.
- Никаких доказательств! Совершенно никаких доказательств! - весело сообщил себе господин Мюр, шагая через ступеньки в комнату Алисы. Он поднял руку, чтобы постучать в ее дверь, и с облегчением подумал, что ей должно быть гораздо лучше. Она разговаривала по телефону, непринужденно ведя беседу, даже смеялась, своим легким серебристым смехом, который напоминал ему не что иное, как шум ветерка в теплую летнюю ночь. Сердце его таяло от любви и нежности.
- Дорогая Алиса, отныне мы будем так счастливы!
Это случилось. Невозможно, но ближе к ночи белая кошка появилась снова. Она не погибла.
Господин Мюр, наслаждаясь поздним бренди в спальне Алисы, увидел Миранду первым. Она залезла на крышу по розовым шпалерам, как часто делала, и теперь ее плоская мордочка появилась в одном из окон. Какое отвратительное повторение эпизода, имевшего место несколько дней тому назад. Господин Мюр был в шоке - парализованный и остекленевший. Алиса же выпрыгнула из постели, чтобы впустить кошку.
- Миранда! Что за шутки! Что ты придумала!
Отсутствие кошки не было настораживающе долгим, но Алиса приветствовала ее с таким восторгом, будто давно не видела.
А господин Мюр с бьющимся сердцем и душою, изнывающей от отвращения, должен был решить и эту шараду. Он надеялся, что Алиса не заметит безумного ужаса, который, несомненно, горел в его глазах.
Наверное, он сбил другую кошку, не Миранду… Определенно, это была не Миранда. Другая белая персидская кошка с золотыми глазами, не его.
Алиса сюсюкала с кошкой, гладила ее и уговаривала остаться на ночь в постели, но через несколько минут Миранда спрыгнула на пол и поскреблась в дверь, чтобы ее выпустили. Ей нужен был ужин, она проголодалась, а нежностями хозяйки она была уже сыта. Она даже не потрудилась обернуться в сторону своего хозяина, который глядел на нее, побледнев. Теперь он знал, что должен ее убить - если только ему это удастся.
После этого случая кошка предусмотрительно избегала господина Мюра, и не из ленивого безразличия, а почуяв изменение в их отношениях. Она не знала, что ее хотели убить, он это прекрасно понимал, но она могла почувствовать это. Может, она пряталась в кустах и видела, как он направил машину на ее двойника и как раздавил его…
Скорее всего, это не так, рассуждал господин Мюр. Нет, действительно, это было маловероятно. Но как тогда объяснить поведение животного в его присутствии - ее демонстрацию или симуляцию животного страха? Она прыгала на шкаф, словно пытаясь убраться с его пути, когда он входил в комнату. Она вскакивала на камин, роняя, возможно нарочно, одну из его резных нефритовых статуэток в огонь, где та рассыпалась на мелкие кусочки. Сломя голову проносилась в дверь, царапая острыми когтями паркет. Когда случайно он приближался к ней на улице, она стремглав взбиралась на розовые шпалеры, на виноградную лозу или на древо или же, как бешеная, уносилась в кусты. Алиса всегда удивлялась, ибо поведение кошки было бессмысленным.
- Думаешь, Миранда больна? - спрашивала она. - Может показать ее ветеринару?
Господин Мюр сильно сомневался, что они смогут поймать ее для этой цели, по крайней мере не верил, что он сможет.
Ему хотелось признаться Алисе в своем преступлении, или в попытке преступления. Он убил ненавистное животное, но кошка не умерла.
Однажды ночью, в самом конце августа, господин Мюр видел во сне светящиеся бестелесные глаза. В середине их были черные-черные зрачки, как старомодные замочные скважины: щели, ведущие в пустоту. Он не мог пошевелиться, чтобы защитить себя. Ему на грудь опустилось нечто теплое и пушистое… прямо на голову. К губам прильнула усатая белая кошачья морда в дьявольском поцелуе, и в мгновение из него было высосано все дыхание…
- О, нет! Спасите! Боже милостивый!
Влажная морда на губах, сосущая его жизненную силу, а он неподвижен и не может отшвырнуть ее, руки прилипли к телу, которое полностью парализовано…
- Спасите… спасите!
Крик и паническое метание в постели разбудили его. Он сразу понял, что это был сон, но долго продолжал быстро и тяжело дышать. Сердце билось так неистово, что он боялся умереть: разве на прошлой неделе ему не говорили мрачно об угрозе сердечного заболевания, о возможной остановке сердца? И почему-то тогда все было странно: кровяное давление поднялось как никогда прежде…
Господин Мюр выбрался из влажных смятых простыней и трясущимися пальцами зажег лампу. Слава Богу, он был один, и Алиса не видела его нервного приступа!
- Миранда? - прошептал он. - Ты здесь?
Он включил верхний свет. Спальня наполнилась тенями и на мгновение показалась незнакомой.
- Миранда?..
Гадкая, противная тварь! Мерзопакостная скотина! Представить только, кошачья морда прикасалась к его губам - морда животного, которое убивало мышей, крыс, всяких отвратительных существ в лесу!
Господин Мюр пошел в ванную и прополоскал рот. Сам себе он спокойно сказал, что сон был всего лишь сном, а кошка только фантазией и что, конечно, Миранды в его комнате не было.
И все же он чувствовал на своей груди ее теплое, пушистое, полнеющее тепло. Она пыталась высосать его дыхание, задушить его, остановить его несчастное сердце. Это было в ее силах…
- Всего лишь сон, - громко вслух сказал господин Мюр, криво улыбаясь себе в зеркале. (О! Подумать только, этот бледный измученный призрак был он…) Господин Мюр старательно повысил голос.
- Глупый сон. Детский сон. Женский сон.
Вернувшись в комнату, он почувствовал, что под его кроватью спряталась неясная белая форма. Но когда он опустился на четвереньки, заглянул под кровать, то, конечно, никого там не увидел.
Однако он нашел на пушистом ковре несколько кошачьих волос. Белые, довольно жесткие - вполне возможно Мирандины. О, совершенно ясно…
- Вот доказательство, - истерично пробормотал он. Возле двери на ковре он отыскал еще и возле кровати еще больше, словно животное лежало там и даже поерзало на спине (как любила делать Миранда на солнышке на террасе, вытянув свои грациозные лапы и застывая в позе полного самодовольного забвения). В такие минуты господин Мюр всегда поражался ее изумительной красоте: наслаждение плоти, которое он не мог себе представить. Даже еще до того, как испортились их отношения, наблюдая эту картину, ему хотелось подбежать к кошке и каблуком ударить ее в нежный розовый живот…
- Миранда, ты где..? Ты все еще здесь? - спросил господин Мюр. Он задыхался от возбуждения. Он присел на корточки на несколько минут, а когда попытался выпрямиться, его нога заболели.
Господин Мюр обыскал комнату, но было ясно, что кошка убежала. Он вышел на балкон, перегнулся через перила, вгляделся в лунную темноту, но ничего не увидел - в страхе он забыл надеть очки. Несколько минут он вдыхал влажный, тихий ночной воздух, чтобы успокоиться, но вскоре ему показалось, что что-то было не так. Какой-то слабый тихий шум, или это был голос? Голоса?
Потом он увидел это: призрачная белая тень внизу в кустах. Господин Мюр заморгал, стараясь рассмотреть нечто, но зрение его подвело.
- Миранда?..
Над ним послышалось шуршание, он повернулся и на покатой крыше увидел одну тень, быстро пробиравшуюся по самому верху. Он замер, то ли от ужаса, то ли из осторожности - он не знал. То, что кошек могло быть несколько, более одной белой персидской кошки, фактически больше одной Миранды - эту возможность он выпустил из виду!
- Это, вероятно, все объясняет, - заметил он. Разумеется, господин Мюр был сильно напуган, но его мозг работал четко, как всегда.