- Вы знаете, что я на них работала?
- Да.
- Нет, не сейчас. Вам известно, что я работала на них с того момента, как оказалась в Италии?
- Вы работали на Тревизана и Фаверо?
- Нет. Тогда бизнесом заправляли другие люди. Потом они продали дело Тревизану.
- Так он купил это дело? - Гвидо было странно и дико, что она говорит об этом словно о покупке магазина.
- Да. Я не знаю, как это произошло. Я только знаю, что в один прекрасный день старые хозяева исчезли и появился Тревизан.
- А вы на тот момент?..
- Относилась к так называемому middle management. - Она произнесла это с откровенной иронией.
- Что вы имеете в виду?
- Я имею в виду, что мне больше не приходилось отдаваться по дешевке, - сказала она и покосилась на Брунетти, чтобы проверить, удалось ли ей шокировать комиссара. Однако тот не изменился в лице и с прежней интонацией спросил:
- Как долго вы этим занимались?
- Работала проституткой?
- Да.
- Я сюда за тем и приехала, - сказала она и замолчала. - Нет, не так. Я приехала сюда молоденькой девушкой, влюбленной в итальянского парня, который пообещал мне золотые горы, если я соглашусь переехать в его страну. Я свои обещания выполнила, а он нет. Как я вам уже сказала, я родом из Мостара. Иными словами, из мусульманской семьи. Но вообще-то никто из моих родных в мечеть даже не заглядывал. Разве что мой дядя, но его все считали сумасшедшим. Меня даже отдали учиться в школу при монастыре. Родители считали, что католическая школа дает хорошее образование, так что я проходила туда двенадцать лет.
Он заметил, что они едут по правой стороне канала, протекающего между Венецией и Падуей, мимо знаменитых вилл Палладио. Дорога была ему знакома, и все же вилла на другой стороне канала, с размытыми в лунном свете контурами, с одним-единственным светящимся окном, показалась ему фантастической.
- Это до того избитая история, что я не стану вам ее подробно рассказывать. Я была влюблена, приехала сюда. И месяца не прошло, как я оказалась на улице. У меня не было паспорта, я не знала ни слова по-итальянски, правда, шесть лет латыни и уйма заученных в школе молитв не пропали даром, и язык я освоила быстро. Примерно так же быстро я усвоила, что нужно делать, чтобы преуспеть. Я всегда стремилась к успеху в любом деле и для тогдашнего своего занятия не делала исключения.
- И как же вы добивались успеха?
- Я очень хорошо выполняла свою работу. Я содержала себя в чистоте, помогала тем, кто за нами присматривал.
- Чем помогали?
- Рассказывала им об остальных девушках. Дважды предупреждала о готовившемся побеге.
- Что случилось с теми, кто задумал бежать?
- Их избили. Одной из них, по-моему, переломали пальцы. Они если били, то так, чтобы мы все-таки не прекращали работать - кто же станет вредить собственному бизнесу?
- А как еще вы им помогали?
- Называла им имена своих клиентов, и некоторых из них, видимо, потом шантажировали. Мне всегда удавалось распознать среди клиентов людей нервных и неуравновешенных. Таких я начинала расспрашивать, говорить с ними за жизнь, и рано или поздно они рассказывали мне про своих жен. Если с них было что пощипать, я выясняла их имена и адреса. Это было несложно. Мужчины - существа слабые. Думаю, это из-за тщеславия.
Они помолчали, и Брунетти спросил:
- Что было потом?
- Потом меня забрали с панели. Они поняли, что от меня куда больше проку в качестве менеджера. - Она произнесла английские слова практически без акцента, похоже, в языковой стихии она чувствовала себя как рыба в воде.
- И чем же вы занимались в качестве менеджера? - спросил он.
- Я беседовала с новенькими, объясняла им, что и как, советовала вести себя смирно, - сказала она и небрежно добавила: - Я довольно быстро выучила испанский, это тоже оказалось полезным.
- Зарабатывали много?
- Да, когда приобрела определенный статус. За два года накопила достаточно, чтобы купить турагентство.
- Но при этом вы продолжали на них работать?
Она пристально взглянула на Брунетти и проговорила:
- Если человек начинает на них работать, это на всю жизнь.
Зажегся красный сигнал светофора; она остановилась, но так и не повернулась к Гвидо лицом. Вцепившись в руль, она смотрела прямо перед собой.
- И вас не угнетало, что вы занимаетесь такими делами?
Она только пожала плечами в ответ. Зажегся зеленый, и они тронулись.
- Бизнес развивался не по дням, а по часам. Каждый год - да что там, каждый месяц, приезжали все новые и новые девочки. Мы их ввозили…
Тут Брунетти ее перебил:
- Так турагентство вам за этим нужно было?
- Вот именно. Правда, со временем необходимость заниматься, так сказать, импортом отпала сама собой: целые толпы девушек стали приезжать в страну из Восточной Европы и Африки совершенно самостоятельно. Мы быстро приспособились к новым условиям и организовали работу по-новому - начали просто собирать их и распределять по точкам, когда они уже въезжали в страну. Это позволило существенно сократить накладные расходы. Плюс в такой ситуации оказалось еще легче забирать у них паспорта. Если, конечно, у них были паспорта. У многих не было. - Она излагала все это исключительно деловым, каким-то официальным тоном. - Просто удивительно, до чего легко въехать в эту страну. И остаться здесь жить.
Справа возникли очертания еще одной виллы, но Брунетти на нее даже не взглянул.
- Ну а кассеты? - напомнил он.
- Ах да, кассеты! Я слышала об их существовании за много месяцев до того, как впервые посмотрела. Ну, то есть я знала о них в теории, знала, что есть некие фильмы, которые снимают в Боснии, но об их содержании понятия не имела. И Тревизан, и Фаверо, и Лотто только и говорили что о чрезвычайной прибыльности этой затеи. И действительно, платишь пару тысяч лир за пустые кассеты, записываешь на них фильм и продаешь, в одной только Америке можно было загнать такую запись по цене раз в двадцать, а то и в тридцать выше себестоимости. Поначалу они продавали только оригиналы, и думаю, на одном этом заработали несколько миллионов лир. А потом решили заняться и реализацией копий; говорили, что это настоящая золотая жила. Однажды Тревизан попросил меня внести свои предложения по развитию этого бизнеса. Они знали, что у меня отличное чутье, вот и обратились ко мне. Я сказала ему то, что думала: что не смогу ничего предложить, пока не увижу записи. Даже тогда я продолжала относиться к ним как к обычному товару, а к их просьбе как к задачке по маркетингу. Я прямо в этих терминах про себя и рассуждала. Товар. Маркетинг. - Она вздохнула. - Так вот, Тревизан переговорил со своими партнерами, и они согласились показать мне пару-тройку кассет. Единственное условие, которое они поставили, чтобы я смотрела эти фильмы в их присутствии. Они не доверяли мне, да и вообще никому, когда речь шла об оригиналах фильмов, теперь-то они знали, что это настоящая ценность.
Брунетти показалось, что она не собирается продолжать свой рассказ, и он спросил:
- Так вы их видели?
- О да! Я их видела. Три штуки.
- Где?
- Дома у Лотто. Он единственный жил по-холостяцки, вот мы к нему и отправились.
- И что?
- И мы посмотрели те кассеты. Тогда я и решила.
- Что решили?
- Решила их убить.
- Всех троих?
- Конечно.
Гвидо помедлил минутку и спросил:
- За что?
- За то, что они по-настоящему наслаждались этими фильмами. Хуже всех был Фаверо. Он настолько возбудился во время второго фильма, что ушел из комнаты. Не знаю, куда он отправился, но не возвращался до конца просмотра.
- А двое других?
- Они тоже завелись, и еще как. Но поскольку они-то уже все это видели, и не по одному разу, они все-таки держали себя в руках.
- Интересно, мы с вами видели одно и то же или нет?
- На вашей кассете женщину в конце убивают?
- Да.
- Тогда это одно и то же. Женщину насилуют, как правило, несколько человек, а потом убивают. - По эмоциональности ее описание могло сравниться разве что с пересказом учебного фильма для стюардесс.
- Сколько всего было кассет?
- Не знаю. Как минимум семь, не считая тех трех, которые я видела. Последние были предназначены для копирования и распространения.
- Что вы им сказали, когда посмотрели кассеты?
- Сказала, что должна подумать день-другой. Сказала, что у меня есть один знакомый в Брюсселе, который, возможно, заинтересуется покупкой копий для бельгийского и голландского рынков. Но сама я уже точно знала, что убью их. Осталось только найти подходящий способ сделать это.
- Но почему все-таки?
- Что "почему"? Почему решила убить или почему решила сначала подождать?
- Почему решили убить?
Она слегка сбавила скорость, видя, что впереди идущая машина притормаживает перед поворотом направо. Когда она скрылась из виду, синьора Черони поглядела на Брунетти и сказала:
- Я очень много думала над этим, комиссар. Должно быть, решающим стало наслаждение, которое они получали от этих фильмов; подобного я от них не ожидала. Я сидела и наблюдала за ними и видела, что они не просто считают нормальным смотреть такое, но и не видят ничего плохого в том, чтобы заказывать новые записи.
- И они это делали?
Она снова уставилась на дорогу.
- Право, комиссар, не валяйте дурака! Если существует спрос, должно появиться и предложение. Тревизан и иже с ним этот рынок породили, так что перед ними стояла новая задача: обеспечить регулярные поставки. Еще до того, как я посмотрела кассеты, я слышала, как Тревизан и Лотто говорили о том, что надо послать факс в Сараево и заказать новые фильмы. Для них это было так же естественно, как связаться с виноделом, чтобы заказать ящик вина, или отдать распоряжение брокеру, чтобы тот купил или продал какие-нибудь акции. Для них это было не более чем бизнесом.
- А потом вы увидели, что на кассетах?
- Да. Увидела.
- И тогда вы задумались, можно ли считать грехом убийство таких людей?
- Вот об этом я и толкую. Это не могло быть грехом. Это было на сто процентов справедливо. С самого начала у меня даже сомнения не возникало. И если вы спросите меня, сделала ли бы я это снова, я отвечу: да, сделала бы.
- Это потому, что те женщины родом из Боснии? Потому что они мусульманки?
Ему показалось, что этот вопрос заставил ее усмехнуться.
- Мне совершенно не важно, кто эти женщины. Кем они были. Они мертвы, и им это тоже не важно, бедняжкам. - Она подумала немного и подтвердила: - Нет, все-таки это не имело для меня никакого значения. - Она снова оторвала глаза от дороги и посмотрела на него. - Люди говорят о человечности, о преступлениях против человечности, так ведь, комиссар? В газетах печатают об этом длинные статьи, политики посвящают этому свои речи - все говорят, говорят, говорят, и только! И никто ничего не предпринимает. Одна говорильня да благие намеренья, а вокруг такое творится; мало того, что женщин насилуют и убивают, надо еще весь этот ужас заснять, чтобы потом смотреть скуки ради. - В ее голосе слышалась злость, но при этом речь не ускорялась, а, наоборот, замедлялась. - И тогда я решила остановить их. Потому что больше никто и ничто не могло их остановить.
- Вы же могли обратиться в полицию.
- И дальше что? За что бы вы их арестовывали? Разве то, чем они занимались, это преступление?
Брунетти не знал ответа на ее вопрос, и ему было стыдно в этом признаться.
- Так как, это преступление?
- Не знаю, - проговорил Брунетти. - Но вы могли по крайней мере рассказать о ввозе проституток. Это бы их остановило.
Она рассмеялась в голос и сказала:
- Комиссар, вы что же, не понимаете простых вещей? У меня и в мыслях не было останавливать ввоз девочек в страну. Я неплохо жила с этого. Какой же мне был резон их закладывать?
- А как же то, что они творили со всеми этими женщинами? Ведь с ними поступали так же гнусно, как и с вами.
- С ними в любом случае обошлись бы именно так. - Она заговорила быстрее, но от раздражения, а не от злости. - Они бы и у себя на родине становились шлюхами и жертвами насилия.
- Но ведь здесь их еще и убивали, разве не так?
- Ну что вы хотите от меня услышать, комиссар? Что я мстила за всех несчастных убитых проституток мира? Так ведь это не так. Я пытаюсь объяснить вам, почему я это сделала. Если бы их арестовали, выплыла бы моя с ними связь. Меня бы тоже арестовали. А что дальше? Они провели бы пару месяцев в тюрьме, до суда, а потом что? Штраф? Лишение свободы на один год? Или на два? Думаете, это достаточное наказание за то, что они сделали?
Брунетти устал спорить с этой женщиной о вопросах этики.
- Как вы это сделали? - Он решил вернуться к фактам.
- Мне было известно, что Тревизан ужинает в Падуе вместе с Фаверо. Я знала, каким поездом Тревизан обычно возвращается в Венецию. Я села на тот же поезд. Это было нетрудно: купе первого класса всегда остаются пустыми.
- Он вас узнал?
- Не знаю. Все произошло очень быстро.
- Где вы достали пистолет?
- Друг помог, - только и сказала она.
- А как было с Фаверо?
- Во время нашего, ужина он вышел в туалет, и я подсыпала барбитураты ему в вино. В "Вин-Санто". Я уговорила его заказать полбутылки на десерт, а на самом деле я знала, что сладкое вино не даст ему почувствовать вкус таблеток.
- А дальше? У него дома?
- Мы договаривались, что он подбросит меня до станции, чтобы я могла вернуться в Венецию. Но по пути он заснул на светофоре. Я перетащила его на пассажирское место, сама села за руль и отвезла его домой. У него в гараже двери открываются автоматически. Я нажала кнопку, мы заехали. Я пересадила его на водительское место, не заглушила двигатель и захлопнула дверцу. Потом снова нажала на кнопку, чтобы закрыть гараж, и выскочила оттуда, пока дверь закрывалась.
- А Лотто?
- Он позвонил мне, сказал, что беспокоится и хочет поговорить со мной о том, что происходит. - Брунетти слушал и наблюдал за тем, как профиль собеседницы то появляется, то исчезает в свете фар проезжающих мимо машин. Ее лицо оставалось абсолютно спокойным. - Я сказала ему, что нам лучше встретиться за пределами города. Он согласился подъехать в Доло. Я приехала раньше, а когда он припарковался, села к нему. Он был в полной панике. Он считал, что это его сестра убила мужа и Фаверо, и хотел узнать мое мнение. Он страшно боялся, что теперь она убьет и его. Чтобы заправлять бизнесом в одиночку. Вернее, с любовником.
Она съехала на обочину, пропустила ехавшую позади них машину, потом развернулась, и они поехали по той же дороге обратно.
- Я сказала ему, что сестры опасаться не стоит. Он сразу расслабился. Я не помню, сколько раз я в него выстрелила. Потом я пересела в свою машину и уехала. Машину оставила на Пьяццале Рома.
- Пистолет?
- Он у меня дома. Я не хотела его выбрасывать, пока не закончу дело.
- В каком смысле?
- Пока не покончу с остальными.
- С какими остальными?
Она не ответила и резко мотнула головой: было ясно, что об этом она говорить не станет.
- А вам никогда не приходило в голову, что вас рано или поздно поймают?
- Не знаю. Я об этом не думала. Но потом, когда вы пришли ко мне в турагентство и я сказала вам, что не умею водить машину, я стала вспоминать, что еще я сделала неправильно, помимо забытых в ресторане очков. Думаю, меня могли видеть пассажиры поезда; смотритель в гараже знал, что вечером, в день смерти Лотто, я брала свою машину. А сегодня вечером я поняла, что все кончено. Я думала, что сумею уйти. Хотя, - добавила она чуть погодя, - пожалуй, не думала, просто надеялась, что сумею.
Через некоторое время в поле зрения Брунетти показалась та самая вилла, очертания которой он видел по дороге из города. Только теперь она была справа от него. Синьора Черони вдруг прервала молчание:
- Знаете, а ведь теперь они меня убьют.
Комиссар, разморенный теплом салона и утомленный непривычно поздней поездкой, задремал.
- Что? - спросил он, очнувшись, потряс головой и сел прямо.
- Как только они узнают, что меня арестовали и что это я их убила, им точно придется меня убрать.
- Я вас не понимаю.
- Я знаю их по именам. По крайней мере некоторых из них. Тех, кого я не успела убить. Они-то и позаботятся о том, чтобы я замолчала навсегда.
- Кто они?
- Те, кто делает фильмы, Тревизан ведь занимался этим не в одиночку, и те, кто заправляет проститутками. Я говорю не об уличных шестерках, а о тузах, которые раздают приказы и собирают деньги. Я знаю тех, в чьих руках весь этот бизнес, этот импорт-экспорт женщин. Экспорта, правда, не слишком много: только фильмы. Пусть я не знаю всех имен, этого вполне достаточно.
- Кто они такие? - спросил Брунетти, уже представляя себе усатых мафиози с южным акцентом.
Но она назвала мэра одного большого города в Ломбардии и президента крупной фармацевтической компании. Пораженный Гвидо резко повернул голову и уставился на собеседницу. Заметив его реакцию, она грустно улыбнулась и назвала еще одно имя - одного из помощников министра юстиции.
- Комиссар, это же международный бизнес. Речь идет не о двух старичках, что сидят в баре, попивают дешевое вино и треплются о шлюхах; речь идет о завсегдатаях залов заседаний совета директоров, о тех, кто владеет яхтами и летает на частных самолетах, кто отправляет и получает заказы по факсу и не расстается с мобильником. Это люди, у которых есть власть. А иначе как, по-вашему, они смогли бы избавиться от результатов вскрытия Фаверо?
- Откуда вам это известно?
- Лотто рассказал. Они не хотели, чтобы кто-то копался в смерти Фаверо. Слишком много важных господ были с ним тайно связаны. Всех я не назову, но знаю достаточно. - Улыбка исчезла с ее губ. - Вот поэтому они меня и убьют.
- Вы будете под нашей особой защитой, - пообещал Брунетти, жадно вслушиваясь в каждое слово синьоры Черони, надеясь узнать подробности.
- Это как Синдона? - саркастически уточнила она. - Сколько к нему было приставлено охранников, помните? Да еще видеонаблюдение круглые сутки. И тем не менее кто-то умудрился подсыпать ему яд в кофе. Сколько, как вы считаете, я протяну?
- С вами такого не случится! - выпалил Брунетти. И тут ему пришло в голову, что у него нет особо веских причин во все это верить. Ему известно только, что сидящая рядом с ним женщина убила троих бизнесменов; а все остальное пока только голословные утверждения, в особенности эти истории об угрожающей ей опасности и возможном убийстве.
Она, похоже, уловила перемену в его настроении и замолчала. Они ехали в полной тишине; Брунетти смотрел направо, на мелькающие в воде канала отблески фонарей.