– Терпеть не могу людей с донжуанскими замашками. Боже, как это противно! Но как бы то ни было, неужели нам сейчас обязательно устраивать себе ленч? Я даже не голодна. Кстати, который час?
– Начало первого.
– Может быть, мы немного прогуляемся и поболтаем? Если так, то у меня не возникнет ощущения, что я неверна своей "гран амур", – шутливо сказала она. – Да и у вас не будет чувства, что все ваши усилия пропадают впустую.
– С удовольствием пройдусь с вами, – покладисто сказал Клинг.
В тот четверг за девять дней до Рождества небо над городом заволокли тяжелые серые облака, а во второй половине дня бюро погоды обещало обильный снегопад. Резкие порывы ветра, хлеставшие со стороны реки, закручивали снег в маленькие бешеные смерчи, с воем проносившиеся по узким улочкам делового центра. Нора шагала, низко опустив голову, то и дело поправляя свои длинные волосы. Защищаясь от ветра, который, казалось, твердо вознамерился смести ее с тротуара, она взяла Клинга под руку и несколько раз утыкалась лицом ему в плечо, когда ее глаза начинали слезиться. Клинг уже начал жалеть, что она предупредила его обо всем заранее. Пока она рассуждала о погоде и о том, как ей нравится город накануне рождественских праздников, он тешил себя дикими фантазиями, несомненно, порожденными комплексом мужского превосходства: далеко неглупый, решительный, симпатичный, остроумный, отзывчивый полицейский завоевывает сердце красивой молодой девушки и уводит ее прямо из-под носа у ни на что не способного недотепы и идиота, которого она по какому-то недоразумению обожает...
– И люди тоже, – говорила Нора, – что-то с ними происходит под Рождество... я не знаю... наступает какой-то душевный подъем.
...Девушка, в свою очередь, понимает, что все эти годы она тщетно мечтала о встрече с симпатичным, решительным и вообще на редкость положительным полицейским, и щедро дарит ему свою любовь, которую она раньше так нелепо, впустую растрачивала на этого сладкоречивого придурка...
– Нет, серьезно, – тем временем продолжала Нора, – это чувство настигает и меня, хотя в душе я понимаю, что все это выхолощено и коммерциализировано. Мне это самой странно, потому что я еврейка и мы никогда не отмечаем Рождество.
– Сколько вам лет? – спросил Клинг.
– Двадцать четыре. А вы еврей?
– Нет.
– Клинг... – Нора пожала плечами. – Вполне может быть еврейской фамилией.
– А ваш приятель тоже еврей?
– Нет.
– Вы помолвлены?
– Не совсем. Но мы собираемся пожениться.
– Чем он занимается?
– Если не возражаете, я бы предпочла не обсуждать эту тему.
В тот день они больше не говорили о приятеле Норы. Они шли по улицам, ярко освещенным рождественскими елками, мимо магазинных витрин, увешанных мишурой и гирляндами разноцветных лампочек. На перекрестках Санта-Клаусы звонили в колокольчики, собирая пожертвования, музыканты из Армии спасения дули в трубы и тромбоны, звенели бубнами, протягивая прохожим жестяные кружки для мелочи; покупатели торопились по магазинам, нагруженные подарками в ярких обертках, а облака над головой становились все более густыми и зловещими.
Еще Нора рассказала, что все свое рабочее время обычно проводит в студии, которую оборудовала в одной из комнат своей большой квартиры ("Я работаю каждый день, но раз в неделю езжу в Риверхед к матери, как раз там я вчера и провела весь день, когда вы пытались мне дозвониться"). Она занимается самыми различными видами дизайна, начиная с оформления книжных обложек, театральных афиш и рекламных буклетов промышленных фирм и кончая рисунками в поваренных книгах и цветными иллюстрациями для детских книжек. Обычно ее день загружен. Это ведь не только работа. Надо еще обегать редакторов, продюсеров, авторов – короче говоря, множество людей. ("Будь я проклята, если стану платить двадцать пять процентов своих гонораров агенту. В наше время некоторые из них гребут деньги лопатой! Вам не кажется, что надо принять закон по этому поводу?") Она изучала искусство в "Купер-Юнион" в Нью-Йорке, потом пошла в Род-Айлендскую школу дизайна, чтобы приобрести больше практических навыков, а год назад переехала сюда и устроилась в рекламное агентство "Тадлоу, Браннер, Гроулинг и Кроув", где проработала чуть больше полугода, делая эскизы к оформлению консервных и сигаретных упаковок и выполняя другие не менее "интересные" задания, пока наконец не решила уволиться и уйти на вольные хлеба. ("Вот и вся история моей жизни".)
Было уже почти три часа дня.
Клинг начал подозревать, что он уже почти влюбился в нее, но ему было пора возвращаться на работу. Он отвез Нору домой на такси и перед тем, как высадить у дома на Сильверман-Овал, подозревая, что ее слова по поводу великой любви к своему избраннику были чисто женским притворством, сказал:
– Нора, прогулка с вами доставила мне огромное удовольствие. Могу я увидеться с вами еще раз?
Нора озадаченно посмотрела на него, как бы удивляясь тому, что, несмотря на все свои усилия, так и не сумела втолковать ему, что это абсолютно невозможно. Печально улыбнувшись, она покачала головой.
– Пожалуй, нет.
Потом вышла из такси и скрылась в подъезде.
* * *
Среди личных вещей Сары Флетчер, представлявших интерес для следствия до ареста Ральфа Корвина, была записная книжка, найденная в ее сумочке на комоде. В четверг днем, сидя за рабочим столом, Карелла внимательно изучал ее содержание, в то время как Мейер и Клинг обсуждали целебные свойства медного браслета, который Клинг по-прежнему продолжал носить на запястье. В дежурке было необычайно тихо – можно было даже слышать собственные мысли.
Ни треска пишущих машинок, ни телефонных звонков; за решеткой в дальнем конце комнаты никто не орал о жестокости полиции и о нарушении прав человека, все окна были плотно закрыты, как ножом обрезав доносившийся с улицы рев машин. Из уважения к этой мирной тишине, а также потому, что Карелла с сосредоточенным видом уткнулся в записную книжку Сары Флетчер, Мейер и Клинг разговаривали вполголоса.
– Могу сказать только одно, – говорил Мейер, – этот браслет способен творить чудеса. Этим все сказано.
– А ты можешь объяснить, как так получается, что я пока что никаких чудес не ощущаю?
– Когда ты его надел?
– Сейчас посмотрим. Я пометил в календаре.
Они сидели в ближайшем к камере предварительного заключения углу дежурки – Клинг за своим столом, а Мейер примостился на краешке столешницы. Стол стоял у стены, служившей своеобразной доской объявлений, а потому залепленной всевозможными бумагами. Там были циркуляры из полицейского управления, пометки о новых правилах и инструкциях, расписание дежурств на следующий год (включая ночные и дневные смены, а также выходные дни для всех шести детективных групп участка), карикатура, вырезанная из журнала, который выписывал каждый уважающий себя блюститель закона, несколько телефонных номеров потерпевших, с которыми Клинг рассчитывал связаться до того, как кончится его смена, фотография Синди Форрест, которую он вот уже неделю собирался снять, и несколько куда менее симпатичных фото преступников, находившихся в розыске. Чтобы добраться до календаря, Клингу пришлось сорвать объявление о ежегодной новогодней вечеринке сотрудников управления.
– Вот, пожалуйста, – сказал он. – Ты подсунул мне этот браслет первого декабря.
– А сегодня у нас какое? – спросил Мейер.
– Шестнадцатое.
– С чего ты взял, что я дал его тебе первого числа?
– Вот пометка – "БМ". Браслет Мейера.
– Ну ладно, значит, получается ровно две недели. Ну и чего ты от меня хочешь? Я же сказал, что он начнет действовать через две недели.
– Ты сказал – через десять дней.
– Быть такого не может. Я сказал: через две недели.
– В любом случае прошло больше двух недель.
– Слушай, Берт, этот браслет творит чудеса, он может вылечить буквально все, начиная с артрита и кончая...
– Тогда почему он на меня не действует?
– А чего ты, собственно, ждал от него? – ухмыльнулся Мейер. – Чуда?
На алфавитных страничках записной книжки Сары Флетчер Карелла не нашел ничего интересного. У нее был хороший почерк, и все имена, адреса и номера телефонов читались легко. Даже когда она вычеркивала старый телефонный номер, то это делалось одной ровной чертой, а под ней вписывался новый. Полистав книжку, Карелла пришел к выводу, что большинство ее знакомых представляли собой супружеские пары (Чак и Нэнси Бентон, Гарольд и Мэри Спендер, Джордж и Ина Гроссман и так далее). Помимо этого, там были телефоны нескольких ее подруг, местных магазинчиков и предприятий бытового обслуживания, парикмахера Сары, ее зубного врача, а также номера нескольких городских ресторанов. Это была самая обычная, ничем не примечательная записная книжка, однако в самом ее конце Карелла наткнулся на страничку, наверху которой было напечатано: "ДЛЯ ЗАМЕТОК".
– Меня из всего этого интересует только одно, – тем временем продолжал Клинг, – мое плечо по-прежнему болит. Да это просто счастье, что мне не пришлось участвовать в какой-нибудь перестрелке, потому что в этом случае мне бы не удалось быстро выхватить револьвер.
– Когда ты в последний раз был в перестрелке? – скептически прищурился Мейер.
– Да я, считай, каждый день в них участвую, – засмеялся Клинг.
Под словами "ДЛЯ ЗАМЕТОК" было пять имен, адресов и телефонных номеров, вписанных аккуратным почерком Сары. Все имена принадлежали мужчинам. Было совершенно очевидно, что они были занесены в книжку в разное время, поскольку одни были написаны карандашом, другие чернилами. Заключенные в скобки загадочные сокращения, сопровождавшие каждую запись, были сделаны разноцветными фломастерами.
– Эндрю Харт
Холл-авеню, 1120, 622-8400 (БиГП) (СДж)
– Майкл Торнтон
Саут-Линдер, 371, 881-9371
(С)
– Лу Кантор
Северная 16-я улица, 434, ФР-2346
(ЛС) (СДж)
– Сэл Декотто
Гровер-авеню, 831, ФР-3287
(С) (СДж)
– Ричард Феннер
Хендерсон, 110, 593-6648
(ОуК) (СДж)
Если что Карелла и любил, так это всевозможные коды и шифры. Он "обожал" их почти так же, как корь, ветрянку и краснуху у своих близнецов.
Тяжело вздохнув, он выдвинул верхний ящик стола и достал оттуда телефонный справочник Айсолы. Он искал адрес первого человека из списка Сары Флетчер, когда Клинг сказал:
– Слышь, Мейер, есть парни, которые обожают мусолить дело даже после того, как оно закрыто.
– Ты кого имеешь в виду?
– Одного вполне конкретного, очень подозрительного детектива.
Карелла сделал вид, что ничего не слышал. Адрес Эндрю Харта в телефонном справочнике совпадал с адресом в записной книжке. Он еще раз сверился со списком и полез в конец справочника.
– Когда-то я знал одного очень подозрительного полицейского, – сказал Мейер и подмигнул.
– Ух ты! Расскажи, – попросил Клинг и тоже подмигнул.
– Случилось это в Беттауне, когда он был на обходе... Это было... года три-четыре назад. Стоял дикий мороз, не такой, как сегодня, а еще хуже, но тот парень... он был таким дотошным, таким подозрительным, что обходил свой участок, что твоя ищейка, даже в бары не заходил выпить кофейку или там капельку-другую для согреву.
– Прямо ненормальный какой-то, – ухмыльнулся Клинг.
Карелла нашел адрес Майкла Торнтона, второго человека из списка Сары Флетчер. Он тоже совпадал с адресом в записной книжке.
– Так он и был ненормальным, можешь не сомневаться, – закивал Мейер. – А уж подозрительный до того, что просто жуть берет. Я говорил, что в тот день было чертовски холодно?
– Кажется, говорил.
– Ты слушай дальше, – продолжал Мейер, закуривая. – Так вот, у одной симпатичной и о-очень хорошо сложенной дамочки из Беттауна была привычка купаться каждый Божий день в любую погоду, не важно – дождь, снег, жара или слякоть. Да, я говорил, что грудь у нее была необъятная?
– По-моему, говорил.
Карелла продолжал листать телефонный справочник, сверяя имена и адреса.
– Жила она у самого берега реки и обожала купаться нагишом, потому что дом ее стоял на отшибе, почти в самом конце острова. Это было еще до того, как построили новый мост, и в ту часть Беттауна надо было добираться на пароме. Так получилось, что дом этой дамочки находился на участке того самого подозрительного полицейского. И вот, представь себе, она выскакивает на берег, обхватив себя руками и растирая бока – ведь холодно! – и тот подозрительный...
– Ну-ну, и что же он? – нетерпеливо спросил Клинг.
– Он смотрит, как она, растираясь, несется к воде и орет: "Стой, полиция!" Она останавливается, поворачивается к нему, по-прежнему обхватив себя под грудями, и возмущенно спрашивает: "Что я сделала, офицер? Что я такого нарушила?" А он ей отвечает: "Не то, что вы сделали, леди, а то, что собирались сделать. Неужели вы думаете, что я буду стоять и спокойно смотреть, как вы топите этих двух милых щенков с розовыми носиками?!"
Клинг захохотал. Мейер тоже заржал над своей собственной шуткой и хлопнул ладонью по столу.
– Ребята, может, вы наконец заткнетесь? – поинтересовался Карелла.
Он проверил все пять адресов. Утром ему предстояла большая работа.
* * *
Это было шестое по счету письмо, написанное Эйприл Кареллой Санта-Клаусу. Стоя на кухне, она еще раз перечитывала его через плечо матери.
"Дарагой Санта!
Надеюсь, что тебя не очинь расердят эти мои письма. Я знаю, что ты очинь занет в это время года. Но я кое-что придумала и хотела изминить мое последнее письмо. Пжалуста, не принаси швейный наборчик, а вместо этого я бы хотела куклу как у Ронни. Мой брат Марк сам напишит тебе о сваих желаниях. Пока с увожением Эйприл Карелла"
– Мам, ну как? Что об этом думаешь? – спросила Эйприл.
Она стояла у матери за спиной, и та не видела ее губ, а потому даже не подозревала, что к ней обращается дочь. Тэдди Карелла, очаровательная женщина с черными как ночь волосами и блестящими темно-карими глазами, была глухонемой. Только глазами она могла почувствовать, как рождаются слова, потому что для нее слова были видимыми и осязаемыми, "вылепливались" прямо в воздухе пальцами, она могла прочесть их на ощупь в темноте, положив руку на губы своего мужа, и значение каждого слова было для нее куда более глубоким, чем если бы она воспринимала их только на слух. Она была целиком поглощена ошибками в письме дочери и не заметила, как Эйприл обошла вокруг ее стула. Ну почему дочь в состоянии правильно написать слово "желания" и тут же до неузнаваемости искорежить слово "занят"? Это находилось за пределами понимания Тэдди. Может быть, стоит сходить к учительнице Эйприл и деликатно посоветовать, что какими бы великолепными ни были у ребенка способности к правописанию, но у нее будет получаться гораздо лучше, если бы воображаемый процесс складывания букв в слова можно было как-нибудь контролировать. Конечно, что-то из первоначального смысла слова может потеряться, но...
Эйприл дотронулась до ее руки.
Тэдди посмотрела на дочь в неярком свете лампы, висевшей над старым дубовым столом в большой кухне, и в который раз поразилась их почти невероятному сходству. Но, что более важно, даже выражение лиц у обеих было одинаковым. Когда Эйприл повторила вопрос, Тэдди посмотрела на ее губы, потом подняла руки и медленно "произнесла" свой ответ, в то время как Эйприл не сводила глаз с рук матери. С некоторым удивлением Тэдди подумала, что ребенок, который не может правильно написать слово "занят", с легкостью понимает фразу, которую она составляла пальцами, особенно если это фраза: "Ты пишешь с ошибками". Но Эйприл, улыбаясь и кивая в знак понимания, смотрела, как из букв складывается одно слово, потом другое, потом целое предложение... Наконец она кивнула и сказала:
– Мам, а в каких словах у меня ошибки? Покажи, пожалуйста.
Они начали перечитывать письмо, но в этот момент Эйприл услышала щелчок замка во входной двери. Ее глаза встретились с глазами Тэдди, и на их лицах мгновенно появилась улыбка. Они вместе поднялись из-за стола. Марк, брат-близнец Эйприл, уже летел сломя голову вниз по лестнице встречать отца.
Карелла вернулся домой.
Глава?
На следующее утро, в начале девятого, полагая, что большинство людей через час будут находиться по дороге на работу, Карелла позвонил Эндрю Харту по номеру из записной книжки Сары Флетчер. Трубку сняли после пятого звонка.
– Алло? – спросил мужской голос.
– Мистер Харт?
– Да, я слушаю.
– Это детектив Карелла из восемьдесят седьмого участка. Я хотел бы...
– В чем дело? – тут же перебил Харт.
– Я хотел бы задать вам несколько вопросов, мистер Харт.
– Я бреюсь, – недовольно буркнул тот. – Мне скоро выходить на работу. По какому поводу вопросы?
– Мистер Харт, мы расследуем убийство...
– Что?! Убийство?
– Да, сэр.
– Чье? Кого убили?
– Женщину по имени Сара Флетчер.
– Я не знаю никакой Сары Флетчер.
– У меня сложилось впечатление, что она-то вас знала.
– Сара... Флетчер, вы сказали?
– Совершенно верно.
– Нет, я не знаю никого с таким именем. Кто сказал, что мы были знакомы? В жизни о ней не слышал.
– Ваше имя есть в ее записной книжке.
– Что? Мое имя? Это невозможно.
– Мистер Харт, в данный момент эта книжка лежит передо мной, и здесь есть ваше имя, адрес и телефон.
– Ну что ж... могу только сказать, что я понятия не имею, как они туда попали.
– Я тоже. Именно поэтому я и хочу с вами поговорить.
– О'кей, – согласился Харт. – Который час? Боже, уже начало девятого!
– Да.
– Слушайте, мне надо срочно добриваться и выбегать из дома. Вы не могли бы позвонить мне на работу? Часов в десять, а? К тому времени я буду посвободнее. Я бы встретился с вами и раньше, но ровно в девять ко мне придет посетитель.
– Хорошо, мы подъедем к десяти. Где находится ваша контора, мистер Харт?
– На углу Хамильтон– и Рид-стрит. Точный адрес:
Рид-стрит, 480, шестой этаж, "Харт и Уиддлерман". Мы занимаем весь этаж.
– Хорошо, мистер Харт, увидимся в десять.
– Договорились.