- Тогда помогите мне это выяснить. Вот моя цена. Соглашайтесь, или я повторю программу Фоксли по всей стране и назову вас и вашу компанию в точности тем, чем вы, по моему мнению, являетесь, - стадом неуклюжих неандертальцев, столкнувшихся со сложным миром, который не в состоянии понять.
- А вы-то кто, знаток хренов?
- Я только знаю, что вы - не знаток. Я наблюдаю за вами, слушаю и вижу, как вы отсекаете многих, которые могли бы вам помочь, потому что в их натурах тот или иной изгиб не согласуется с вашим изначально заданным образцом. Сегодня я кое-что понял из того, что увидел и услышал. Президент Соединенных Штатов беседовал с Самуилом Уинтерсом, человеком, к которому вы относитесь неодобрительно. Когда вы объяснили, почему он вам не нравится, а Лэнгфорд отказался вас поддержать, он сказал одну вещь, которая меня просто потрясла. Заявил, что, если Сэм Уинтерс не согласен с той или иной политикой, это еще не делает его врагом.
- Президент часто не понимает, кто его враги. Он быстро распознает идеологических союзников и привязывается к ним, порой надолго, но нередко бывает слишком великодушен для того, чтобы выявить тех, кто разъедает его же собственные принципы.
- По-моему, это самый слабый и самый нахальный довод из всех, которые я когда-либо слышал, Герби. От чего вы защищаете вашего хозяина? От других мнений?
- Вернемся к вашему большому сюрпризу, конгрессмен. Эта тема мне больше нравится.
- Уверен, что это так.
- Что вы знаете такого, чего не знаем мы? Это может помочь нам выяснить, кто допустил утечку оманской истории.
- Главным образом то, что мне сообщил Фрэнк Свонн. Как глава подразделения "Огайо-4-0" он обеспечивал связь между министром обороны, госсекретарем и председателем Объединенного комитета начальников штабов; все они знали обо мне. Фрэнк велел их вычеркнуть из списка возможных подозреваемых в утечке информации, однако...
- Это очевидно, - перебил его Деннисон. - У них яйца всмятку текут по физиономиям. Не могут ответить на самые простые вопросы, поэтому выглядят просто идиотами. Но между прочим, они далеко не идиоты и работают достаточно давно - знают, что такое максимальная засекреченность и почему она применяется в данном случае. Кто еще?
- Не считая вас - честно говоря, ваше имя я вычеркиваю только потому, что нахожу мое раскрытие для вас абсолютно "непродуктивным", - остаются еще трое.
- Кто же?
- Первый - Лестер Кроуфорд из Центрального разведывательного управления; второй - начальник базы в Бахрейне, Джеймс Грэйсон; третья - женщина, Адриенна Рашад, особый агент, действующий за пределами Каира.
- Что насчет них?
- Свонн говорит, они единственные люди, которые знали, кто я такой, когда меня доставили в Маскат.
- Ну, они-то наши кадры, - многозначительно произнес Деннисон. - А как насчет ваших друзей там?
- Не могу сказать, что это невозможно, и все-таки вряд ли. Не считая молодого султана, я общался с несколькими людьми, настолько отдаленными от каких-либо контактов с Вашингтоном, что о них я подумал бы в самую последнюю очередь, если вообще их стоит принимать во внимание. Ахмат, с которым я знаком очень давно, не сделал бы этого по многим причинам, начиная со своего положения и кончая связью с нашим правительством. Я звонил четверым, откликнулся только один, за что и был убит - вне всякого сомнения, с согласия остальных. Они боялись за свои шкуры. Не хотели иметь со мной ничего общего, даже знать о моем пребывании в Омане. Чтобы понять это, надо там пожить. У очень многих синдром террориста, к их горлу и к горлам всех членов их семей приставлены кинжалы. Уже были случаи мести - убитый сын, изнасилованная и изуродованная дочь, - потому что двоюродные братья или дядья требовали действий против палестинцев. Не верю, что кто-то из этих людей произнес бы мое имя даже перед глухой собакой.
- Господи Боже, в каком же мире живут эти проклятые арабы?
- В мире, где подавляющее большинство пытается выжить и создать условия для себя и своих детей. А мы не помогли им, фанатичный вы мерзавец.
Деннисон задрал голову и нахмурился:
- Может, я и заслужил ваш выстрел, конгрессмен, мне придется подумать об этом. Не так давно было модно не любить евреев, не доверять им, а сейчас все изменилось: в схеме наших антипатий их место заняли арабы. Может, все это и чепуха, кто знает? Но сейчас самое важное, кто извлек вас на свет Божий из-под покровов секретности. По-вашему, это кто-то из наших рядов?
- Должно быть, так. К Свонну обратился - как выяснилось, обманным путем - какой-то блондин с европейским акцентом, располагающий обо мне подробнейшими сведениями. Такая информация могла к нему поступить только из правительственных источников, возможно, из моей биографии, подготовленной для конгресса. Он пытался связать меня с оманской ситуацией, Свонн решительно это отверг, заявив, что сам лично отклонил мою кандидатуру. Однако у Фрэнка сложилось впечатление, что ему не удалось убедить этого человека.
- Мы знаем о шпионе-блондине, - вставил Деннисон. - Только не можем его найти.
- Но этот тип копал и отыскал кого-то еще, кто умышленно или неумышленно подтвердил то, за чем он охотился. Если вычеркнуть вас, а также госсекретаря, министра обороны и начальника комитетов начальников штабов, остаются Кроуфорд, Грэйсон и эта Рашад.
- Первых двоих тоже вычеркните, - твердо произнес глава президентского аппарата. - Сегодня рано утром я поджаривал на решетке Кроуфорда - прямо здесь, в этом кабинете. Он готов был согласиться на сайгонскую рулетку только из-за предположения о такой возможности. Что касается Грэйсона, пять часов назад я звонил ему в Бахрейн. Его чуть кондрашка не хватила, когда он услышал, что мы рассматриваем его как возможный источник утечки. Прочитал мне нотацию, как самому тупому ученику в квартале, которого следует бросить в одиночку за то, что я позвонил ему по обычной линии. Как и Кроуфорд, Грэйсон - старый профессионал. Ни тот, ни другой не стали бы из-за вас ставить под удар дело всей своей жизни, и ни одного из них нельзя обманом заставить это сделать.
Кендрик наклонился вперед, локтями оперся о стол. Он смотрел на противоположную стену кабинета; в голове его проносился поток противоречивых мыслей. Калейла, урожденная Адриенна Рашад, спасла тогда ему жизнь, но не сделала ли это только для того, чтобы продать его? Она - также близкий друг Ахмата, которого может дискредитировать связь с ней. Эван уже достаточно навредил молодому султану, чтобы добавить еще разведчика-перевертыша. А еще Калейла поняла его, когда он нуждался в понимании; была добра, когда он нуждался в доброте. Если ее обманным путем заставили разоблачить его, и он выставит ее несостоятельность, она кончена для работы, в которую пылко верит... Но, если она разоблачила его по каким-то своим собственным причинам, тогда это предательство. На чьей стороне правда? Кто она - жертва обмана или лгунья? Как бы там ни было, ему надо выяснить это для себя, чтобы перед ним не маячил призрак официального расследования. Сверх того, ему надо знать, с кем она контактировала или кто контактировал с ней. Ибо лишь этот кто-то может ответить, почему он выставил напоказ Эвана из Омана. Он должен его узнать!
- Женщина, - согласился Деннисон, кивая. - Я насажу ее на вращающийся вертел над самым жарким адским огнем!
- Нет, не насадите, - возразил Кендрик. - Вы и близко к ней не подойдете, пока я не подам вам знака, если вообще подам. И сделаем еще шаг вперед. Никто не должен знать, что вы привезете ее сюда, - под прикрытием, так, я думаю, это называется. Абсолютно никто, ни один человек. Это понятно?
- Да кто вы, черт побери, такой...
- С этим мы уже разобрались, Герби. Помните, следующий вторник в Голубой комнате? С оркестром морской пехоты и всеми этими репортерами и телекамерами? У меня будет огромная-преогромная трибуна, на которую я смогу залезть, если захочу, и кое-что рассказать. Поверьте, вы окажетесь среди первых мишеней - осел избитый и все такое.
- Вот проклятие! Можно мне, как человеку шантажируемому, набраться смелости и спросить, почему эта шпионка пользуется предпочтением?
- Конечно. - Эван пристально посмотрел на главу президентского аппарата. - Эта женщина спасла мне жизнь, и вы ей жизнь не поломаете, сообщив ее агентам, что она взята под прицел вашего хорошо разрекламированного белодомовского дробовика. Вы уже достаточно натворили таких дел.
- Ладно, ладно! Но давайте проясним одну вещь. Если разболтала она, вы передаете ее мне.
- Будет зависеть...
- От чего же, во имя Господа?
- От того, как и почему.
- Снова загадки, конгрессмен?
- Не для меня. - Эван внезапно встал. - Вытащите меня отсюда, Деннисон. И еще, так как я не могу поехать домой, ни в Вирджинию, ни даже в Колорадо, без того, чтобы меня не завалило, может ли кто-нибудь из этого курятника снять для меня домик или коттедж за городом на другое имя? Заплачу за месяц или за сколько понадобится. Мне нужны всего несколько дней, чтобы во всем разобраться до возвращения в офис.
- Об этом уже позаботились, - вдруг сообщил глава президентского аппарата. - На самом деле это идея Дженнингса - спрятать вас на конец недели в один из стерильных домов в Мэриленде.
- Что еще за стерильный дом? Пожалуйста, говорите на языке, который я понимаю.
- Объясню так. Вы - гость президента Соединенных Штатов в месте, которое невозможно найти, то есть зарезервированном нами для людей, которых мы хотим спрятать. Это совпало с моим обдуманным мнением, что Лэнгфорду Дженнингсу следует сделать первые публичные заявления о вас. Вас здесь видели, и пресса об этом дознается. Сие так же точно, как то, то у кроликов рождаются крольчата.
- Вы автор сценария. Так что мы говорим, то есть что вы говорите, поскольку я в изоляции?
- Все просто. Обеспечивается ваша безопасность. Это первейшая забота президента после того, как он обсудил с экспертами меры контртеррористической деятельности. Не волнуйтесь, наши писаки выдумают что-нибудь такое, от чего женщины будут рыдать, а у мужчин возникнет желание выйти и пройтись парадным маршем. А поскольку Дженнингсу в таких случаях принадлежит последнее слово, он, вероятно, создаст какой-нибудь избитый образ могучего рыцаря "Круглого стола", который заботится о храбром юном брате, выполнившим общую для них опасную миссию. Вот проклятие!
- И если предположение об ответных мерах хоть сколько-нибудь правдиво, это сделает меня мишенью, - добавил Кендрик.
- Было бы чудесно, - отозвался Деннисон.
- Позвоните мне, когда решите насчет этой Рашад.
* * *
Эван сидел на кожаном стуле с высокой спинкой в рабочем кабинете впечатляющего стерильного дома на восточном побережье Мэриленда, в городке под названием Синуид-Холтоу, в залитом прожекторами парке с ружьями на изготовку стража охраняла каждую пядь территории.
Кендрик выключил телевизор. Только что он в третий раз просмотрел запись внезапно созванной пресс-конференции президента Лэнгфорда Дженнингса, касающейся конгрессмена Эвана Кендрика из Колорадо. Пресс-конференция оказалась еще более возмутительной, чем предусматривал Деннисон, поскольку была переполнена выворачивающими душу паузами, сопровождаемыми постоянными, хорошо отрепетированными ухмылками, которые так очевидно передавали скрытую гордость и взрыв чувств. Президент опять говорил общие слова и ничего конкретного, за исключением одного: "До тех пор, пока не будут предприняты все надлежащие меры безопасности, я попросил конгрессмена Кендрика, человека, которым мы все так гордимся, побыть в защищенном уединенном месте. Вместе с тем настоящим я строжайше предупреждаю. Если где-либо трусливые террористы попытаются совершить покушение на моего хорошего друга, близкого соратника, человека, на которого я смотрю как на своего младшего брата, вся мощь Соединенных Штатов - на земле, на воде и в воздухе - обрушится на определенные анклавы тех, кто несет за это ответственность". Определенные? О Боже!
Зазвонил телефон. Эван огляделся, пытаясь выяснить местонахождение аппарата. Тот стоял на письменном столе на другом конце комнаты. Кендрик спустил ноги на пол и подошел к поразительно назойливому прибору:
- Да?
- Она летит военным самолетом вместе со старшим атташе посольства в Каире. Ее внесли в список как секретаря-помощницу, имя которой не представляет важности. Расчетное время прибытия - семь утра по-нашему. Самое позднее к десяти будет в Мэриленде.
- Что она знает?
- Ничего.
- Но вы же должны были ей что-то сказать, - настаивал Кендрик.
- Сказали, что есть новые срочные инструкции от начальства, которые могут быть переданы только лично и здесь.
- И она купилась на эту чушь?
- У нее не было выбора. Ее забрали на квартире в Каире, и с тех пор она все время находится под стражей - с целью защиты. Паршивой тебе ночи, ублюдок!
- Спасибо, Герби. - Эван повесил трубку. Он испытывал одновременно облегчение и страх перед завтрашней очной ставкой с женщиной, которую знал под именем Калейла и с которой занимался любовью в неистовстве страха, изнеможения. Импульсивность и безрассудство, приведшие к этому, должны быть забыты. Ему необходимо установить, встречается он вновь с врагом или другом. Но по крайней мере, следующие двенадцать - пятнадцать часов расписаны. Настало время позвонить Энн О'Рейли и через нее связаться с Мэнни. Не имеет значения, где сейчас Кендрик находится, он - официальный гость президента Соединенных Штатов.
Глава 23
Эммануил Вайнграсс сидел за красной пластмассовой перегородкой кафе вместе с его коренастым и усатым владельцем Гонсалесом Гонсалесом. Предыдущие два часа выдались у него напряженными, чем-то напоминающими те безумные дни в Париже, когда он работал на Моссад. Теперешняя ситуация и близко не была так мелодраматична, а его противники, естественно, не представляли для него никакой смертельной опасности, но все же ему, пожилому человеку, пришлось перебираться из одного места в другое так, чтобы его не увидели и не остановили. В Париже Вайнграссу нужно было пройти от Сакре-Кёр до бульвара Мадлен сквозь строй разведчиков-террористов, оставшись незамеченным. А здесь, в Колорадо, - добраться от дома Эвана до городка Меса-Верде так, чтобы его исчезновения не заметили сиделки. К счастью, в это время все были более всего заняты событиями, происходящими снаружи.
- Как тебе это удалось? - поинтересовался Гонсалес, наливая Вайнграссу стакан виски.
- Одна из потребностей цивилизованного человека - уединение, Джи-Джи. Я прихватил камеру Эвана и пошел в туалет, а там вылез в окно. Как заправский фотограф, понимаешь ли, смешался с толпой тех, кто делал снимки, а затем сел в такси и приехал сюда.
- Эти таксисты сейчас делают бабки! - заметил Гонсалес Гонсалес.
- Воры они, вот кто! Сажусь я в машину, и первое, что слышу от этого мошенника: "До аэропорта сто долларов, мистер". Тогда я снял шляпу и говорю: "Государственную комиссию по такси безусловно заинтересуют новые расценки в Верде". Он повернулся: "О, это вы, мистер Вайнграсс? Я всего лишь пошутил, мистер Вайнграсс". Ну, я ему и велел: "Бери две сотни и вези меня к Джи-Джи".
Мужчины громко рассмеялись. В это время резко и отрывисто зазвонил телефон-автомат, висящий на стене за перегородкой. Гонсалес положил ладонь на руку Мэнни повыше кисти и сказал:
- Пусть Гарсия снимет трубку.
- Почему? Ты же говорил, что мой мальчик звонил уже дважды?
- Гарсия знает, что ответить. Я ему объяснил.
- Мне-то скажи!
- Он даст конгрессмену номер телефона в моей конторе и велит туда перезвонить через две минуты.
- Джи-Джи, ты что это, черт побери, затеял?
- Через пару минут после того, как ты вошел, сюда явился какой-то гринго, которого я не знаю.
- Ну и что? У тебя здесь бывает много людей, которых ты не знаешь.
- Он - чужак, Мэнни. При нем нет ни плаща, ни шляпы, ни камеры, но все равно он чужак. В костюме, с жилеткой. Вайнграсс начал оглядываться.
- Не надо! - схватил его за руку Гонсалес. - Этот рыжий не сводит с нас глаз. У него на уме - ты.
- И что же нам делать?
- Сиди и жди. Когда я скажу, встанешь.
Официант Гарсия повесил трубку, кашлянул, подошел к рыжему незнакомцу в темном костюме и, нагнувшись к нему, что-то сказал. Посетитель холодно уставился на неожиданного посыльного, а официант пожал плечами и вернулся к стойке. Тогда рыжий мужчина тихо, не привлекая к себе внимания, положил на столик деньги, встал и вышел через ближайшую дверь.
- Давай! - прошептал Гонсалес Гонсалес, вставая и подавая Мэнни знак последовать его примеру.
Десять секунд спустя они вошли в неприбранную контору владельца кафе. Указав на стул за письменным столом, видавшим лучшие дни десятки лет назад, Джи-Джи произнес:
- Конгрессмен перезвонит примерно через минуту.
- Ты уверен, что это был Кендрик? - спросил Вайнграсс.
- Кашель Гарсии сообщил мне об этом.
- А что он сказал тому типу за столиком?
- Что он решил, будто сообщение, переданное по телефону, предназначено ему, так как ни один другой клиент по описанию не подходит.
- Какое сообщение?
- Достаточно простое, amigo. Что ему важно связаться с его людьми снаружи.
- Даже так?
- Он ведь вышел, правда? Это уже о многом говорит.
- О чем же?
- Ну, во-первых, что у него действительно есть люди, с которыми он может связаться. Во-вторых, или эти люди находятся поблизости, или он может с ними пообщаться посредством других средств коммуникации, например телефона в автомобиле. В-третьих, этот тип не пришел сюда в своем смешном костюме, чтобы выпить пива "Текс-Мекс", от которого практически давился, как ты давишься от моего превосходного игристого вина. И в-четвертых, вне всякого сомнения, он федерал.
- Правительство? - изумился Мэнни. - Разумеется, мне лично никогда не приходилось участвовать в историях с нелегальными иммигрантами, пересекающими границы моей любимой страны на юге, но рассказы о них доходят даже до таких невинных овечек, как я... Мы знаем, чего ждать, друг мой. Comprende, hermano?
- Я всегда говорил, - Вайнграсс сел за стол, - отыщи самые классные из отпетых притонов в городе и сможешь узнать о его жизни больше, чем во всей парижской канализации.
- Париж, Франция значат для тебя очень много, правда, Мэнни?
- Это исчезает, amigo. Не знаю почему, но исчезает. Здесь что-то происходит с моим мальчиком, а я не могу этого понять. Но это важно.
- Он тоже для тебя много значит, да?
- Он ведь мой сын. - Зазвонил телефон, Вайнграсс рывком схватил трубку и поднес ее к уху.
В это время Гонсалес вышел из комнаты.