Детективы сразу же перешли на "ты", что вовсе не является нарушением прав, однако унижает человеческое достоинство. Миранда - Эскобедо тут ни при чем, просто это помогает вывести допрашиваемого из состояния равновесия. Говорите человеку "ты", не давая ему возможности ответить тем же, и он автоматически превратится в вашего подчиненного, а "ты" без интимно-дружеской окраски приобретает враждебно-угрожающий смысл.
- Где же ты живешь в Риверхеде, Энтони? - спросил Уиллис.
- Джонстон, восемьсот двенадцать.
- Один живешь?
- С матерью.
- Отец умер?
- Нет, он бросил нас.
- Сколько тебе лет, Энтони?
- Двадцать шесть.
- Чем зарабатываешь на жизнь?
- Сейчас ничем, я без работы.
- А кто ты по профессии?
- Строитель.
- Когда работал в последний раз?
- Меня уволили в прошлом месяце.
- Почему?
- Закончился контракт.
- И с тех пор ты не работал?
- Нет, все ищу место…
- И все без толку?
- Вот именно.
- Расскажи нам про жестянку.
- А что рассказывать-то?
- Во-первых, что в ней?
- Обед, наверное.
- Обед, говоришь?
- Да, а что?
- Это ты нам звонил вчера? - спросил Уиллис.
- Нет.
- Откуда ты знал, где будет жестянка?
- Сказали.
- Кто?
- Один тип.
- Что за тип? Где ты его встретил?
- В бюро по найму.
- Давай рассказывай, - сказал Уиллис. - Мы тебя слушаем.
- Я стоял в очереди в бюро по найму на Эйнсли-авеню, у них там часто бывает работа для строителей. Там я и получил ее в последний раз. А этот тип тоже стоял в очереди. Вдруг он щелкнул пальцами и сказал: "Черт! Я же забыл обед в парке!" Я молчу. Он смотрит на меня и говорит: "Представляешь, я оставил свой обед на скамейке в парке". Я говорю, мол, какая жалость и все такое прочее. Действительно, обидно - взять и забыть свой обед в парке.
- Что было потом?
- Потом он сказал, что придется ему тащиться в парк. А у него болит нога. Поэтому он и попросил меня сходить.
- А ты, конечно, сразу согласился, - вставил Браун. - Незнакомый тип просит слетать за его жестянкой в Гровер-парк, ну как тут отказать человеку в такой ерунде?
- Я и отказался, - сказал Ла Бреска.
- Чего ты тогда пришел за жестянкой?
- Мы разговорились, и он сказал, что его ранило в ногу на войне с нацистами - осколок от мины, чуть было без ноги не остался.
- И тогда ты вызвался сбегать?
- Нет.
- Как же ты попал в парк?
- Я и пытаюсь это рассказать.
- Ты пожалел его, да? - предположил Уиллис. - У него болит нога, на улице холод.
- И да, и нет.
- Ты сказал: зачем вам тащиться в такую даль? - подсказал Браун.
- Я же говорю - и да, и нет. Я видел его в первый раз. С какой стати мне куда-то идти вместо него?
- Послушай, Энтони, - завелся было Уиллис, но быстро спохватился, вспомнив, что из-за поганых Миранды - Эскобедо все может полететь к черту в любой момент. Ведь этот тип имеет право сказать: "Извините, ребята, больше никаких вопросов. Заткнитесь, если не хотите неприятностей".
- Послушай, Энтони, - сказал он миролюбиво, - нам просто хочется понять, почему ты оказался в парке и пошел прямо к той скамейке, где стояла жестянка.
- Ясно.
- Ты встретил инвалида войны. Так?
- Так.
- И он сообщил тебе, что забыл в парке жестянку с обедом?
- Вначале он ничего не говорил о жестянке. Только сказал, что забыл обед.
- А когда он сказал про жестянку?
- Когда дал мне пять долларов.
- Он тебе их предложил, если ты принесешь ему жестянку. Так?
- Он мне ничего не предлагал, а просто протянул пятерку.
- Он протянул тебе пятерку и спросил: "Сходишь за моей жестянкой?"
- Вот именно. А жестянку он забыл на третьей скамейке, на той аллее, что начинается от Клинтон-авеню.
- И что он просил сделать с ней?
- Принести ему. А он обещал покараулить мою очередь.
- М-да, - пробормотал Браун.
- А что в ней? - поинтересовался Ла Бреска.
- Да ничего особенного. Скажи, сколько этому типу лет?
- Около тридцати пяти.
- Рост?
- Высокий. Примерно метр восемьдесят.
- Как он сложен?
- Нормально, как все.
- Здоровый?
- В общем-то да.
- Волосы?
- Светлые.
- Усы или борода есть?
- Нет.
- Глаза?
- Голубые.
- Каких-нибудь шрамов или родинок не заметил?
- Нет.
- А татуировки?
- Тоже нет.
- Какой у него голос?
- Самый обыкновенный.
- Он говорил с акцентом?
- Вроде нет. Говорил как все.
- Во что он был одет?
- В коричневое пальто. Еще у него были коричневые перчатки.
- А какой костюм?
- Я не видел, что у него под пальто. Штаны, понятно, были, но на цвет не обратил внимания. Нет, насчет костюма ничего сказать не могу.
- Ладно. Что у него было на голове?
- Ничего не было.
- Очки?
- Тоже нет.
- Но хоть что-нибудь особенное ты заметил?
- Да, - изрек Ла Бреска.
- Что же?
- У него был слуховой аппарат.
* * *
Бюро по найму рабочей силы располагалось на углу Эйнсли-авеню и Клинтон-стрит, в пяти кварталах от Гровер-парка. На всякий случай - вдруг человек со слуховым аппаратом все еще ждет Ла Бреску - полицейские решили съездить туда. На заднем сиденье расположился Ла Бреска.
Возле бюро толпилась очередь из здоровых парней в рабочей одежде. С замерзшими лицами, пряча руки в карманах, они переминались с ноги на ногу и подпрыгивали, стараясь согреться.
- Можно подумать, здесь раздают доллары, - фыркнул Ла Бреска. - Между прочим, за свои услуги они берут недельный заработок. Правда, места подыскивают неплохие. Последний раз благодаря им я проработал восемь месяцев и прилично заработал.
- Ты нигде не видишь этого типа? - спросил Браун.
- Отсюда не вижу. Может, выйдем?
- Давай, - согласился Браун.
Первым из машины вылез Уиллис - маленький, легкий, изящный, как танцор. С бесстрастным выражением банкомета он похлопывал руками в перчатках и ждал, когда выберется Браун. Тот протиснулся с изяществом носорога, захлопнул дверцу и стал натягивать на свои ручищи перчатки.
- Козырек опустил? - спросил Уиллис.
- Мы же на минутку.
- Лучше опусти. А то эти черти привяжутся и сдерут штраф.
Браун, ворча, полез обратно в машину.
- Ну и холод! - воскликнул Ла Бреска.
Браун опустил козырек на ветровом стекле. К нему была прикреплена картонка, на которой крупными буквами было выведено от руки: "Автотранспорт полиции".
Снова хлопнув дверцей, Браун кивнул своим спутникам. Они зашагали к толпе.
- Видишь его? - спросил Браун Ла Бреску.
- Нет. Пока не вижу.
Они медленно прошли вдоль очереди.
- Ну как?
- Нет, - сказал Ла Бреска. - Его здесь нет.
- Посмотрим внутри, - предложил Браун.
Очередь желающих получить работу тянулась по шаткой лестнице на второй этаж, к двери матового стекла с надписью: "Бюро по найму рабочей силы "Меридиэн"."
- Видишь его? - спросил Уиллис.
- Нет.
- Подожди здесь, - велел Уиллис, и детективы направились в другой конец коридора.
- Что будем делать? - спросил Браун.
- У нас нет оснований задерживать его дольше.
- Вот и я про то.
- Может, приставить к нему хвост?
- Посмотрим, как к этому отнесется шеф.
- Что же ты у него не спросил?
- Сейчас спрошу.
Браун вернулся к Ла Бреске, а Уиллис отыскал в коридорчике за углом телефон-автомат и позвонил в участок. Лейтенант Бернс внимательно выслушал его и спросил:
- Как по-вашему, он не врет?
- Вроде бы нет.
- Думаете, там действительно был человек со слуховым аппаратом?
- Похоже на то.
- Почему же он не подождал Ла Бреску с жестянкой?
- Не знаю, Пит. У меня такое впечатление, что Ла Бреска здесь ни при чем.
- Где, вы говорите, он живет?
- В Риверхеде. Джонстон, восемьсот двенадцать.
- Это какой участок?
- Не помню.
- Я проверю и позвоню тамошним ребятам. Может, у них найдется лишний человек. У нас-то никого нет.
- Ну так что, мы отпускаем Ла Бреску?
- Да, и возвращайтесь обратно. Только припугните его хорошенько на всякий случай.
Уиллис пошел к Брауну и Ла Бреске.
- Ты свободен, Энтони, - сказал он. - Можешь идти.
- Куда? Мне придется опять занимать очередь.
- И помни, Энтони: в случае чего мы знаем, где тебя найти.
- Это как понимать?
- Мы тебя предупредили.
- Ясно, - сказал Ла Бреска. - Слушайте, ребята, вы не могли бы мне помочь?
- Каким образом?
- Мне бы пройти без очереди…
- А мы-то чем можем помочь?
- Вы же полиция, - сказал Ла Бреска.
Уиллис и Браун только переглянулись.
* * *
Когда они вернулись в участок, то оказалось, что лейтенант Бернс позвонил в 115-й участок в Риверхеде, где ему сообщили, что у них нет лишних людей для слежки за Ла Бреской, чего, впрочем, и следовало ожидать.
Вечером того же дня смотритель парков Каупер спускался по широкой белой мраморной лестнице нового театрально-концертного комплекса под руку с женой в белой норковой шубке и легком белом шарфе. На смотрителе парков был великолепный смокинг и черный галстук. Впереди, шагах в четырех, шествовали мэр с супругой. Воздух был сухим и морозным, на небе ни звездочки. На лестницу и тротуар из окон падал мягкий свет. Жена что-то шепнула Кауперу на ухо, а он не успел рассмеяться, не успел поправить перчатку на левой руке, не успел шагнуть на следующую ступеньку, как в морозном вечернем воздухе раздались два выстрела. Рука смотрителя застыла, нога так и не коснулась ступеньки. Кровь брызнула из ран на лбу и щеке. Он рухнул и покатился вниз. Жена закричала, мэр обернулся посмотреть, что происходит, а ушлый фоторепортер, оказавшийся тут как тут, успел сделать снимок.
Когда Каупер застыл у подножия белой мраморной лестницы, он был мертв.
Глава 3
Кончетта Эспозита Ла Бреска всего-навсего не любила негров, а ее братья были убеждены, что негров надо уничтожать при первом удобном случае. Ума-разума они набирались в итальянском квартале, иронически и в то же время любовно названном его обитателями Парадизо. Маленькая Кончетта, выросшая в этом райском саду, не раз была свидетельницей того, как ее братцы вместе с другими соседскими ребятами разбивали негритянские головы. И это не вызывало в ней протеста. Если ты настолько глуп, думала она, что родился негром, да еще забрел в Парадизо, стадо быть, ты заслужил, чтобы тебе разбили дурацкую черную башку.
Девятнадцатилетняя Кончетта покинула Парадизо, когда неаполитанец Кармине Ла Бреска, продавец льда, недавно приехавший в Риверхед, сделал ей предложение. Кармине был красавцем с огромными карими глазами и черными курчавыми волосами. К тому же его дело процветало. Кончетта приняла предложение, потому что ей нравился Кармине. Кроме того, она забеременела.
Через семь месяцев после свадьбы у них родился сын Энтони, которому теперь исполнилось двадцать шесть. Он жил с матерью на Джонсон-стрит. Через месяц после рождения сына Кармине уехал обратно в Италию. По слухам, он погиб во время Второй мировой войны, и больше ничего о его судьбе Кончетта не знала. Впрочем, она была уверена, что Кармине вовсе не погиб, а напротив, стал главным продавцом льда в Италии и живет себе припеваючи - крутит напропалую романы с девицами и грешит с ними в погребе, как это случилось когда-то с ней самой.
Кончетта Ла Бреска не любила негров и по сей день. Она не на шутку испугалась, обнаружив одного из них на пороге своего дома в пять минут первого ночи.
- Это что еще такое? - крикнула она. - А ну-ка, убирайся!
- Полиция, - сказал Браун и показал значок. Только теперь Кончетта заметила, что рядом с огромным негром стоит белый коротышка с узким лицом и холодным взглядом злодея.
- Что вам надо? Уходите! - крикнула она и опустила жалюзи на стеклянной входной двери. Квартира Кончетты была на втором этаже, туда вела шаткая деревянная лестница, на которой Уиллис споткнулся и чуть было не слетел вниз. Лестница выходила на задний двор, где росло дерево, увешанное какими-то липкими плодами. Браун решил, что это инжир. Через дворик по диагонали тянулась веревка с замерзшим нижним бельем. Ветер выл, норовя сдуть Уиллиса с лестницы в виноградник, побеги которого опутали дворик. Он еще раз постучал в дверь и крикнул: "Полиция! Лучше откройте!"
- Sta zitto, - крикнула Кончетта и отворила дверь. - Вы что, хотите разбудить весь квартал?
- Войти-то можно? - осведомился Уиллис.
- Входите, входите, - проворчала Кончетта и отступила из прихожей в крошечную кухоньку, пропуская Уиллиса и Брауна в квартиру.
- Что вам понадобилось в два часа ночи? - спросила Кончетта, с трудом затворяя дверь за сыщиками, поскольку ветер пытался этому воспрепятствовать.
Кухня оказалась маленькой и узкой. У одной стены стояли плита, раковина, холодильник, у противоположной - стол с металлической столешницей, а ближе к батарее - металлический шкаф с приоткрытой дверцей. Он был набит консервами и пакетами с кашами. На холодильнике стояла фарфоровая собачка. Над батареей висела дешевая олеография с изображением Иисуса Христа. Кухню освещала люстра - большая стеклянная чаша на цепях. Из крана капало.
- Сейчас не два часа, а начало первого, - поправил хозяйку Браун. В его голосе появились особые интонации, и Уиллис решил, что это исключительно из-за Кончетты Ла Брески.
В который раз он поразился чутью Брауна. Это был не человек, а радар, способный безошибочно распознать негрофоба в радиусе мили. Впрочем, Уиллис чувствовал, что хозяйка квартиры настроена враждебно к ним обоим. По ее прищуренным глазам видно было, что она готова в любой момент дать отпор. Она вышла босиком в мужском халате, накинутом на ночную рубашку.
- Вы миссис Ла Бреска? - спросил Уиллис.
- Я Кончетта Ла Бреска, а вы кто такие?
- Детективы Уиллис и Браун из восемьдесят седьмого полицейского участка, - представился Уиллис. - А где ваш сын?
- Спит, - ответила Кончетта и, поскольку родилась в Неаполе, а выросла в Парадизо, сразу же заявила: - Он был со мной весь вечер. Вы, наверно, что-то перепутали.
- Не могли бы вы его разбудить, миссис Ла Бреска? - попросил Браун.
- Зачем?
- Нам надо с ним поговорить.
- О чем?
- Мадам, если хотите, мы можем забрать его в участок, - сказал Браун, - но, по-моему, будет проще, если мы сейчас кое о чем его спросим. Так вы разбудите его или нет?
- Я не сплю, - послышался голос Ла Брески из соседней комнаты.
- Не могли бы вы к нам выйти, мистер Ла Бреска? - спросил Уиллис.
- Одну минуту, - отозвался тот.
- Он был дома весь вечер, - повторила Кончетта.
Рука Брауна скользнула к кобуре. Кто его знает, вдруг этот Ла Бреска всадил две пули в голову смотрителя парков?
Он долго не появлялся, а когда наконец вышел в халате на кухню, взъерошенный и заспанный, оказалось, что в руках у него только пояс, который он пытался завязать.
- Ну, чего вам надо? - буркнул он.
Поскольку Хэл Уиллис и Артур Браун пришли к Ла Бреске, так сказать, неофициально и не собирались его задерживать, детективы решили, что нет смысла напоминать ему о правах. Вместо этого Уиллис сразу взял быка за рога:
- Где ты был сегодня в половине двенадцатого?
- Дома, - ответил Ла Бреска.
- Что делал?
- Спал.
- Во сколько лег?
- В десять.
- Всегда ложишься так рано?
- Да, когда надо рано вставать.
- А завтра рано вставать?
- В шесть.
- Зачем?
- Надо идти на работу.
- Ты же безработный.
- Я нашел работу вчера, сразу как вы уехали.
- Где?
- На стройке. Чернорабочим.
- Ты получил работу в бюро "Меридиэн"?
- Да.
- В какой строительной фирме?
- "Эберхардт".
- В Риверхеде?
- Нет, в Айсоле.
- Во сколько ты вчера вернулся домой? - спросил Браун.
- Я вышел из "Меридиэн" часов в пять. Потом заглянул в бильярдную на Саут-Лири, немного покатал шары с ребятами. Часов в пять-шесть вернулся домой.
- Что ты делал дома?
- Поел, - вставила Кончетта.
- Потом?
- Посмотрел немного телевизор. Потом лег спать, - сказал Ла Бреска.
- Кто-нибудь, кроме твоей матери, может подтвердить твои слова?
- Нет, в доме больше никого не было.
- Вечером тебе кто-нибудь звонил?
- Нет.
- Этого тоже никто не может подтвердить?
- Только я, - опять встряла Кончетта.
- Послушайте, ребята, я не знаю, чего вам от меня нужно, - сказал Ла Бреска, - но я говорю чистую правду. Ей-богу. Что произошло?
- Ты не смотрел последние известия по телевизору?
- Нет, я, по-моему, заснул раньше. А что случилось-то?
- Я зашла к нему в комнату в половине одиннадцатого и выключила свет, - пояснила Кончетта.
- Зря вы мне не верите, - сказал Ла Бреска. - Я не знаю, что там у вас стряслось, но я ни при чем.
- Я тебе верю, - кивнул Уиллис. - А ты, Арт?
- Я тоже, - ответил Браун.
- И все же мы должны кое-что выяснить, - сказал Уиллис. - Я надеюсь, ты не будешь на нас в обиде.
- Нет, конечно. Но сейчас глубокая ночь, а завтра мне вставать ни свет ни заря.
- Расскажи нам о человеке со слуховым аппаратом, - мягко попросил Уиллис.
Они с четверть часа допрашивали Ла Бреску, а потом решили, что им надо либо арестовать его, либо на какое-то время забыть о его существовании. Тот, кто им звонил, сказал: "Нас много". Именно поэтому они продолжали допрос, хотя им давно уже хотелось оставить Ла Бреску в покое. Настоящий сыщик сразу чувствует, кто перед ним, а Ла Бреска был мало похож на преступника. Но если убийство Каупера - дело целой шайки, то разве нельзя предположить, что Ла Бреска один из них, шестерка, которому поручают всякую мелочь - например, сходить за жестянкой? В случае чего таким и пожертвовать не страшно. Но тогда получается, что Ла Бреска все это время лгал!