Вошел майор и поприветствовал Карла, а затем они вместе пошли осматривать комплекс. Начали с гаража, где выстроился целый ряд белых "Мерседесов-280 SE" - основного средства передвижения "девятки". Внешне они ничем особенно не отличались от обычных серийных машин, правда, были оборудованы радиотелефонами со встроенными противоподслушивающими устройствами, стекла - пуленепробиваемые, а в остальном - обычные пижонские машины с люком на крыше. Карл почему-то вспомнил пилотов немецкой эскадрильи Рихтхофена времен первой мировой войны. Они должны были летать на красных машинах, чтобы быть заметными на больших расстояниях, дабы всем была видна разница между служившими в этой эскадрилье асами и обычными летчиками. Белые "мерседесы" должны были производить то же впечатление: "Когда вы, террористы и банковские налетчики, видите белые "мерседесы", то читайте последнюю молитву". Примерно так.
Маленький, кругленький и добродушный майор командовал вторым ударным подразделением, в которое входили Желтая и Голубая группы. Он считал само собой разумеющимся, что Карл - американец. Они прошли на склад, где Карл, расписавшись, получил сумку с одеждой и необходимое снаряжение. Ему показалось, что он вновь новобранец. Пройдя пару коридоров, они вошли в спортивный зал, где несколько десятков человек в белых куртках из грубой хлопковой ткани отрабатывали приемы рукопашного боя. Как только появились посетители, занятия были остановлены и все вскочили со своих мест.
Майор представил "капитана Чарли", того самого, о котором говорилось на утреннем брифинге. Возможно, он будет руководителем предстоящей операции с участием Желтой и Голубой групп. И во всяком случае - участником общих тактических занятий в ближайшую неделю. Затем майор дал команду продолжать занятия.
Карл понял, что упражнения по технике рукопашного боя были обычными для полиции. Инструктор разоружал вооруженного ножом "бандита". Когда тот нападал на него сзади, он высоко захватывал руку с ножом, а все, что должно произойти потом, можно было легко себе представить. Вначале инструктор наносит предупреждающий удар с криком, чтобы отвлечь внимание нападающего. Рука, встречающая нож, конечно же, отводит его в другую сторону. После этого инструктор наносит удар по шее и заставляет нападающего выронить нож. Одной рукой он при этом заламывает руку "противника" за спину, а другой сжимает рукоятку ножа. Нападающий таким образом обезврежен, повержен на колени, и ему ничего не остается, как просить пощады.
Карл осторожно присматривался к молодым полицейским: им было примерно по двадцать пять лет, с виду сильные, хорошо натренированные. Коротко постриженные и сосредоточенные, они хотели казаться непринужденными, но было заметно, с каким любопытством они искоса поглядывали на посетителя, названного "капитаном Чарли".
Тут случилось то, чего Карл хотел меньше всего. Один из освободившихся инструкторов, который только что разделался с очередным "бандитом", поднял нож и протянул его Карлу приглашающим жестом, движимый, очевидно, чисто спортивным и профессиональным интересом и к тому же подбадриваемый любопытством остальных.
Ситуация была неловкой. Их занятия имели мало общего с реальной схваткой. Этими упражнениями, по сути дела не очень сложными, Карл в совершенстве овладел в течение пяти лет учебы. И выполнял он их, конечно, по-настоящему. Он и потом постоянно вспоминал их, да и трудно забыть навыки, полученные на военной службе или в полицейской школе.
Карл не был готов к тому, чтобы в шуме и гаме спортивного зала заставить нападающего "бандита" встать на колени и просить пощады.
Он был приучен любой ценой избегать конфронтации, или обезвредить нападающего с ножом, или, наконец, убить его без лишнего шума.
Карл искал взглядом Зигфрида Маака, чтобы получить поддержку, но тот изобразил на лице довольно двусмысленную мину. Не было никакой возможности выпутаться с честью из этой дурацкой ситуации. Молодые полицейские смотрели на него с любопытством, даже не пряча улыбок и не оставляя ему, по сути дела, никакого выбора. Со вздохом он поставил сумку с вещами, скинул с себя куртку, медленно подошел к инструктору на середину круглого борцовского мата. Быстро нагнувшись, он задрал штанину и выхватил левой рукой свой собственный кинжал, мгновенно перебросил его в правую и направил снизу на инструктора. Затем кивнул, давая знать, что готов.
В зале воцарилась тишина. Отливающая голубым специальная японская сталь в руке Карла напоминала лезвие современного хирургического инструмента. Его поза с кинжалом в правой руке и выставленной вперед левой, наклоненной приблизительно на сорок пять градусов вниз от кинжала, была столь красноречива, что зрители сразу оценили ситуацию.
Инструктор засомневался и обменялся вопросительным взглядом со своим начальником-офицером. Потом затряс головой и показал предупреждающим жестом, что продолжать отказывается.
Когда Карл, нагнувшись, убрал кинжал, подошел майор, как бы желая замять инцидент.
- Очко в вашу пользу, капитан Чарли. Предложение было действительно вряд ли уместным... - начал майор на одном дыхании, но вскоре был вынужден перевести дыхание, чтобы добавить: - ...едва ли оно отвечает задачам тренировки. Не так ли, капитан Чарли?
Конечно, он прав. И ему было неловко применять испытанный прием, который действительно выходил за рамки программы занятий полицейских, так как мог создать у них неверное представление об их собственной безопасности, а главное - привести к неприятностям во время реальной схватки. Но как сможет теперь Карл это объяснить на своем ужасном немецком, дать понять разницу между собой и ими?
- Да-а, - протянул он, сходя с мата и поднимая учебный нож. - Понимаете, вы, полицейские, должны брать бандита осторожно. Я же военный, а это другое дело. Полицейским и военным трудно вместе тренироваться - у нас разные цели.
Карл не был уверен, что все поняли его объяснение. Ситуация становилась довольно неловкой. Вдобавок он уже раскаивался, что не дал себя разоружить, сыграв роль бандита.
- В действительности, - продолжал он медленно, беря рукоятку ножа так, как у них было принято, - ведь это врага не испугает. - Карл опустил нож и стал направлять его на воображаемого противника снизу: - Врага надо всегда встречать вот так.
В это время инструктор знаком показал, что хочет взять нож, и Карл, предварительно попробовав лезвие, перекинул ему оружие. Ясно, что это абсолютно неопасное учебное оружие. Но тут вдруг инструктор снова решительно принял боевую позу. И Карл, оказавшись в безвыходном положении, кивнул ему, что готов.
Инструктор глубоко втянул в себя воздух и стал приближаться к Карлу с застывшей улыбкой. Теперь Карл внимательно следил за противником, чтобы уловить момент, когда будет нанесен удар, поскольку он тысячу раз убеждался, что удар ножом может действительно быть моментальным. Как всегда в боевой схватке, Карл почувствовал как бы электрические импульсы в позвоночнике... Он действовал автоматически, как бы на "автопилоте", не испытывая ни особого возбуждения, ни злобы или страха.
Когда в глазах противника промелькнула решимость, он мгновенно, одним движением выставил вперед обе руки, чтобы встретить удар как можно раньше. Он захватил и сжал запястье правой руки инструктора и предплечье левой, выставив одновременно вперед правое колено, направленное в диафрагму противника. Затем круговым движением поднял обе руки и всем корпусом подался назад.
Противник тут же потерял равновесие, его рука с ножом, заломленная назад, вывернулась, и он, внезапно почувствовав острую боль, выронил нож, который Карл был уже готов поднять. Однако за мгновение до того, как оба упали на мат, Карл, вернее его "автопилот", выхватил свой кинжал и приставил его к горлу противника, прямо к сонной артерии. На шее инструктора тут же появилась красная полоса.
На цветной кинопленке это выглядело бы эффектно, но здесь, в зале, на тренировке, все было неуместно и непонятно. Полицейские из Желтой и Голубой групп позже часто вспоминали красную полоску на шее инструктора. По идее, он должен был умереть еще до того, как упал на мат.
- Как я уже сказал, - продолжал Карл, поднявшись и снимая себя с "автопилота", - я военный, а не полицейский. И вместе мы вот так тренироваться не можем.
Он вернул нож шокированному инструктору, учтиво поклонился собравшимся и сказал своим сопровождающим, что хочет уйти. По всему чувствовалось, что это было весьма уместное желание.
Добродушный майор стал менее добродушным. Насупившись, он провел своих гостей через экспедицию, где вынул бланк индивидуального расписания занятий и стал подстраивать его под недельный визит Карла в качестве посетителя школы в Сент-Августине.
Послеобеденное время Кард должен был посвящать специальной программе Ведомства по охране конституции, которая не была даже знакома руководству "девятки". Речь шла об изучении теоретических вопросов, за которые отвечал Зигфрид Маак.
Первую половину дня всю следующую неделю Карл будет заниматься вместе с Желтой и Голубой группами по тактической программе "девятки". Предусматривался, например, штурм отдельного дома или квартиры в высотном доме, захват лидеров террористов, а также владение личным оружием и специальным снаряжением. Планировались и занятия по рукопашному бою, но Карл сразу же вычеркнул их из расписания, и майор принял это как должное.
После этого Карл вместе с Зигфридом Мааком отправился в трехкомнатный номер на втором этаже, пломбированный печатью с маленьким черным немецким орлом на желтом фоне. На двери висела табличка, извещавшая, что вход запрещен. Три смежные комнаты - две спальни и импровизированный класс с обычным оборудованием для занятий. Зигфрид Маак тут же начал распаковывать два прямоугольных серо-зеленых стальных чемоданчика, в которых оказалось чуть ли не сто килограммов бумаг. Это была уникальная коллекция - основные сведения, собранные BKA и Ведомством по охране конституции, о терроризме в Европе с особым упором на географию немецкого терроризма и его политические разновидности. Материалов о правых экстремистах было немного, поскольку они редко вызывали интерес, да и численность их была невелика. С одной частью материалов, в которую было легче всего вникнуть, Карл предлагал разобраться поскорее, чтобы вся масса бумаг стала более обозримой. Эта часть представляла собой описание различных технических приемов и устройств, которыми пользовались террористы за все время развития их кровавого ремесла - от простых поджогов до мощных взрывов.
Документы были снабжены цветными фотографиями одинакового формата, похоже, из полицейских расследований. На этих фотографиях, кое-где отмеченных красными чернилами, были какие-то жалкие подобия людей, их имена были немного знакомы Карлу по газетам: Шлейер, Бубак, Пименталь. Это были обычные убийства, совершенные, насколько Карл мог судить, из пистолета или автомата с близкого расстояния, чаще всего в голову. В общем, ничего неожиданного.
Техника взрывов, наоборот, с годами совершенствовалась, это было ясно. Во всяком случае, сейчас террористы использовали взрывные устройства с часовыми механизмами. Но их попытки контролировать детонатор на расстоянии - с помощью длинного кабеля или радиопередатчика - пока плохо удавались.
На изучение другой части содержимого чемоданов ушло несколько часов. Время от времени Карл бормотал что-то себе под нос, раскладывая документы на гладкой поверхности стола. Зигфрид Маак их подробно комментировал, но речь шла больше о географии преступности. Если дело касалось известных преступников, все еще остававшихся на свободе, он рассказывал их биографии, отмечая особые приметы, о которых знал или догадывался. Большинство известных террористов, чьи данные были предоставлены Карлу, уже сидели, надежно упрятанные под замком в специальном белом бункере.
Карл и Зигфрид Маак сделали перерыв и спустились перекусить в большой столовой самообслуживания. В полном молчании они ели свой ланч - слишком уж много было любопытных взглядов. Потом они поработали еще час, закончили первое занятие и убрали все документы в стальные чемоданы, очистив столы для более трудных теоретических программ.
- Итак, - сказал Карл, - эти ваши террористы, к моему удивлению, в большинстве своем просто дилетанты в том, что касается техники и оружия. Они используют автоматическое оружие калибра 9 мм для близкого боя и делают свои бомбы так, что даже мальчишка с бейрутских улиц сделал бы лучше. Эту нелепость даже трудно объяснить.
- Ты делаешь бомбы лучше? - спросил Зигфрид Маак. Вопрос прозвучал так, будто он принял на свой счет пренебрежительные оценки Карла.
- Разумеется, если учесть, сколько денег было вложено западными демократиями в мое образование, - ответил Карл, немного раздраженный вопросом и удивленный неожиданным тоном Зигфрида Маака.
- Тогда в этом у нас преимущество. У тебя есть знания в этой области, из которых они могли бы извлечь большую пользу.
- Точно.
- Но вообще-то странно, почему они не могут достичь твоего уровня?
Карл сделал вид, что не заметил иронии.
- Да, это не так просто, поскольку существует определенное расхождение между возможностями делать бомбы и закладывать их в нужное место. Последнее сложнее всего, и, надо признать, у них это по-настоящему получается, когда они загоняют свои машины на различные объекты НАТО, не говоря уже об этом трюке с фургоном пива, который им удалось провезти куда-то там в Гамбурге, в Фюрер-академию, кажется?
- Нет. Ты имеешь в виду Высшую академию бундесвера.
Карл был смущен своей почти фрейдистской оговоркой. Высшая академия - это звучит так изящно. Он смотрел на Зигфрида Маака, размышляя, продолжить ли разговор, понимая в то же время, что рано или поздно эта тема должна была возникнуть. Но Зигфрид Маак демонстративно отвел глаза.
- У меня просто сложное Отношение к Германии, - начал Карл, собравшись с духом. Он замолчал на секунду, прежде чем продолжить. Это признание зажгло искру любопытства, но не враждебности в до сих пор неизменно холодном, сдержанном взгляде Зигфрида Маака. - Мне противны такие, как этот Уве Дее, и его чертово "окончательное решение".
- Что ты под этим "окончательным" имеешь в виду?
- Да, он сказал так. Внешне выглядел весьма довольным, когда употребил это выражение, которое для моих ненемецких ушей прозвучало как, естественно, знак одобрения, ты сам знаешь, чего.
- Окончательное решение?
- Да.
- Ты что, противник окончательного решения вопроса о террористах?
- Нет, но это зависит от...
- Тебя раздражают только эти слова, да еще когда они произносятся по-немецки?
- Да. Я, как и другие европейцы, вырос в прямой или косвенной ненависти к немцам. Германия - это страна, которую стремятся как можно быстрее проехать за ночь, когда едут в Париж, Венецию или Зальцбург. Возьми, например, это место, где мы очень далеки от английского бобби. Когда я вижу такого романтика насилия, как Уве Дее, мне вдалеке слышится грохот марширующих сапог.
- И Хорст Вессель?
- Точно. Допускаю, что это не особенно умно или рационально, но это так.
- Хотя я и немец, но могу это понять. А ведь родился я через десять лет после смерти Гитлера.
- Да, я знаю.
- Что касается самого насилия (хотя признаю, что я немец и не могу уклониться от коллективной вины), должен сделать одно замечание. Спектакль, устроенный тобой сегодня утром в спортивном зале, создает впечатление, что немецкое насилие во всех отношениях уступает шведскому. Если я все правильно понял, ты фактически продемонстрировал, что убил инструктора, разве нет?
Карл чувствовал себя идиотом. Он понимал, что сам поставил себя в это дурацкое положение. И хотя вопрос был таким болезненным и важным, ему во что бы то ни стало нужно было пойти на попятную. Он должен хоть как-то покаяться.
- Прошу прощения, я поступил неумно, - сказал он огорченно.
- Ты ведь не один в лодке.
- Нет, конечно. И вообще, вся любимая мною музыка - именно немецкая. Я читаю Гюнтера Грасса и Гюнтера Вальрафа, а сейчас я сотрудничаю с немцами, которые пытаются предотвратить нападение на мою страну. Нет, я поступил неумно. Прости меня еще раз.
Хотя проблема немцев, конечно, важна, но Зигфрид Маак не хотел выпускать из своих рук нить разговора.
Он сам был социал-демократом, и его могли бы призвать на военную службу, если бы в Германии существовала всеобщая воинская повинность. В прошлом он участвовал в антиядерном движении и был настоящим пацифистом, но в первую очередь все-таки во всех отношениях оставался немцем до мозга костей, особенно в глазах иностранцев.
Однажды он был во Флориде и объяснялся по-французски с женщиной, с которой собирался обручиться. Это произошло в ресторане. За соседним столиком сидела пожилая пара, говорившая на американском английском с явным европейским акцентом. Он сразу понял, что это евреи.
Но и они поняли, кто он. Женщина была откровенно обеспокоена соседством с Зигфридом, заявив, что он "типичный немец". Ее спутник, очевидно смущенный ее громкими словами, напрасно пытался привести аргументы, что за соседним столиком говорят по-французски и очень возможно, что он из Северной Франции, или бельгиец, или скандинав. Но женщина не сдавалась. Она была уверена: "Его глаза такие злобные, какими могут быть только глаза немца".
От прошлого не уйти. Во всем мире в каждом немце видят прежде всего злые глаза, и ни Моцарт, ни Гёте, ни "Мерседес-Бенц" тут не помогут. Об этом на свой манер сказал и Уве Дее: "Восточная Германия - лучшая в восточном лагере, а Западная - в западном. И их предпочтительнее держать отдельно, не так ли?"
Даже немецкие террористы, несмотря на то, что думает о них Карл, лучшие в своем роде. В любом случае действуют они увереннее других. Их собратья, например, в Италии были бы уже давно ликвидированы, да так, что мир даже не узнал бы о жестокости полиции. А французы вообще не пошли дальше налетов на банки и одиночных убийств. То же относится и к бельгийцам. Может быть, конечно, исключение составляют акции против Высшей академии бундесвера в Гамбурге (заметь, не Фюрер-академии). Да и то основной удар наверняка нанесли немцы, а не бельгийцы, которые, скорее всего, только присоединились к ним.
- Согласно твоей логике, западногерманская служба безопасности тоже лучшая в своем роде. Непонятно только, почему убийцы без конца терроризируют законопослушное немецкое население. По крайней мере, в этом пункте картина не очень убедительна, - сказал Карл, понимая, что это скорее не аргумент, а желание положить конец мучительной дискуссии.
Зигфрид Маак вел разговор мягко и осторожно, с долей юмора. Под конец и он был благодарен Карлу за попытку покончить с помощью шутки с этой болезненной темой.
- Точно, и это тоже. Ты абсолютно прав, - продолжил он тем же немного неуверенным тоном, - почти бесспорно, что "окончательное решение" - как раз для наших оставшихся еще на свободе террористов. Теперь мы получили в свое распоряжение и шведскую помощь, не правда ли?