Дайлинг увидел Парсела на верхней площадке трапа. Бодрый. Свежий. Улыбающийся. Только после того как они обнялись, Дайлинг заметил, что у Парсела едва заметно изредка дергается левая щека. Да лицо чуть темнее, чем раньше. Словно на него легкая тень легла. Стюардесса несла за ним небольшой плоский чемоданчик.
- Фу ты! Словно и не уезжал отсюда. Жарища, - Парсел ослабил узел галстука. Расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Что-то я не вижу Беатрисы. Надеюсь, она здорова?
- И я надеюсь. Я не мог ее разыскать. Воюет за наши идеалы на благословенных просторах Индии.
- Жаль! - Парсел даже остановился на секунду. - Впрочем, нагонит нас в Карачи. А что воюет - это хорошо.
- Ты остановишься в гостинице?
- Я предпочел бы у тебя. Если, конечно, это тебя не стеснит.
- С каких пор между нами стали необходимы подобные церемонии?
Парсел промолчал. Открыв заднюю дверцу автомобиля Дайлинга, он пропустил вперед стюардессу. Дайлинг, сидя за рулем, в недоумении обернулся:
- Но, простите, мисс…
- Рейчел, - спохватился Парсел. - Извини, что не представил раньше, Роберт. Моя секретарша. После окончания траура по Мардж - миссис Парсел. Не обращай внимания на ее костюм. Она прямо с работы, - и он ласково потрепал Рейчел по щеке. Девушка настороженно взглянула на Дайлинга:
- Очень рада познакомиться с вами…
Дайлинг внимательно разглядывал девушку в зеркальце над ветровым стеклом. "Хм… У Джерри никогда не было вкуса. ни в выборе жизненных удовольствий, ни в подборе женщин. Романтическая история в духе слезливых немецких пьесок. Богатый вдовец женится на нищей сиротке…"
За ужином Парсел был задумчив, рассеян. Мало ел. Почти ничего не пил. Что-то тихо напевая, подошел к комбайну, включил. Столовая наполнилась мелодиями симфонического джаза. Парсел стоял у окна, прижавшись лбом к стеклу. За окном черная бездна. лишь где-то далеко мерцал огонек. Жизнь. В пустоте…
Дайлинг, наоборот, был неестественно возбужден. Ухаживал за Рейчел. Несколько более настойчиво, чем следовало бы гостеприимному хозяину. Парсел, казалось, ничего не замечал. Рейчел сначала по неопытности поддерживала игру. Но когда Дайлинг под столом положил руку ей на колено, поняла, что игра заходит слишком далеко.
Дайлинг пригласил ее танцевать. Крепко прижал к себе. Рейчел мягко высвободилась из его объятий, прищурила свои великолепные темные глаза и, улыбаясь, еле слышно сказала:
- Вы хотите не меня, вы хотите сделать больно ему. Да? А ведь вы его не стоите. Он добрый. И… и несчастный. А вы злюка. Зачем делать другим плохо?
Вернулась к столу, расплакалась.
"Черт-те что! - думал Дайлинг, беря стакан с виски. Недотрога из летучего бардака!"
К нему подошел Парсел. Взял его за локоть.
- Спасибо, дружище Роберт, что ты заботливо опекаешь Беатрису.
- А мне, знаешь ли, Джерри, мне не нравится, что ты втягиваешь Беатрису в сомнительные дела.
Дайлинг выжидающе смотрел на него.
- Я имею в виду Бхилаи.
- Это она тебе сказала? - криво усмехнулся Джерри.
- Нет, не она. Резидент ЦРУ.
- Твой резидент дурак и болтун, видит Бог, - насупился Парсел. - Ну да ладно, с ним мы разберемся. А Бхилаи… Видишь ли, Роберт, для тебя это - всего лишь сомнительные дела, в которых ты сам, впрочем, играешь не последнюю роль. Для меня же, клянусь Иисусом Христом, это одна из генеральных акций нашей внешней политики.
- Саботаж пуска Бхилаи, Джерри, - недостойная авантюра. Да, я играю в ней свою роль. Но ведь ты меня не спрашивал, нравится она мне или нет.
- Значит, пусть русские опять выигрывают?
Джерри разглядывал Роберта, словно видел его впервые. "Акция ему не нравится, - думал он. Тоже мне критик выискался. Тысячу раз плевать я хотел на твои сантименты. Мы платим деньги. И их надо отрабатывать. Что и как делать буду определять я, Джерри Парсел".
- Подобные "акции" и без того подорвали престиж Соединеных Штатов! Иногда я стыжусь, что я американец. Что же касается Беатрисы…
_ "Престиж", "стыжусь" - клянусь святым Яковом, раньше я никогда не замечал у тебя подобных настроений, - прервал Дайлинга Парсел. Что же касается Беатрисы, то предоставь ей самой решать, каким путем идти в жизни. Уверен, что она не будет стыдиться, что она - американка! И не забывай, ни при каких обстоятельствах не забывай, что отец ее я, а ты - всего лишь ее крестный.
Парсел отчужденно посмотрел на Дайлинга и молча вышел из комнаты вместе с Рейчел.
Глава 19
Прием
Семен Гаврилович Раздеев любил - даже считал своим долгом - по вечерам навещать подчиненных. Изредка, разумеется. Забота о ближних. Знакомство с их бытом. Начальство должно быть в курсе.
Он приходил без приглашений. Уверенный, что ему всегда будут рады. Входил без стука. Уже войдя, спрашивал громко: "В доме есть кто?" Иногда брал с собой жену. Авдотья Саввишна подобные "посиделки" не любила. Отмолчавшись с полчаса, уходила, сославшись то на головную боль, то на хозяйственные заботы. Семен Гаврилович сидел упорно. "Вел, - как говорили потом за его спиной удостоившиеся визита, - воспитательное толковище".
Виктора Картенева Раздеев считал объектом своей особой заботы. Парень молодой. без жены. Оступиться - раз плюнуть. Кроме того, оступится Картенев, а спросят с него, с Раздеева. не обеспечили, товарищ Раздеев. Не оправдали возложенного.
В этот раз на традиционный вопрос Раздеева квартира Виктора ответила молчанием. Семен Гаврилович заглянул во все закоулки, на кухню. Пусто. Чем бы заняться? Раздеев подошел к этажерке. Книги были все серьезные, толстые. На нижней полке лежала красная сафьяновая папка. В нее вставлен новый блокнот. Первые листы исписаны. Чернила свежие. Вероятно, письмо домой. Ну-ка, ну-ка, что пишет домой наш дорогой пресс-атташе?..
Дневник Картенева (как его читает Раздеев):
"… Интересно ли проходят приемы в нашем посольстве? Попытаюсь описать самый свежий в памяти. Он - в честь отъезда одного из советников и прибытия его сменщика.
Пока прием не начался (да и в ходе и его, и после), больше всех суетится и хлопочет завхоз посольства, неутомимый и вездесущий Иван Михайлович Гарбуз. Ведь надо и зал для приемов подготовить, и в ресторане сделать заказ, и виски, коньяк, вина, водку рассчитать, и официантов проинструктировать. А ему это нелегко - образование неполное среднее, английский не знает, - когда-то немецкий учил, но кроме "Вир фарен нах Анапа" и "Анна унд Марта баден" ничего не помнит".
На письмо не похоже. Скорее, дневник. А, может быть, где-то тут же лежат и более ранние записи?
На этажерке других папок или тетрадей не было.
Что ж, посмотрим дальше…
"Но вот все готово. Все на своих местах. Без одной минуты семь появляется Бенедиктов и становится на площадке между входом в здание и залом. Он, как обычно, элегантен, - сегодня у него какая-то особенная булавка в галстуке, чуть ли не бриллиантовая. Мол, знай наших. Когда надо, мы можем и умеем вот так. А на лице выражение иное: "Все равно, когда наше время придет окончательно и повсеместно, мы из золота нужники понастроим, ни на что иное оно больше годится не будет"…
Рядом с Бенедиктовым - старый и новый советники. Посол постоит, встречая гостей, минут пять-десять и пойдет на прием - работать. А им стоять все два часа, пожимать руки входящим и выходящим, улыбаться и провожать тоскливыми взглядами официантов, несущих в зал полные подносы.
Теперь гость повалил косяком: дипломаты, журналисты, члены парламента, правительственные чиновники, актеры, писатели, торговцы, фабриканты. Блицы фотокорреспондентов вспыхивают непрестанно.
Через пятнадцать минут зал - сплошной гудящий улей.
… Вон в углу торгпред Семин о чем-то говорит с невысокого роста сухоньким, пожилым индийцем. Это Маяк, главный редактор "Индепендент геральд". Семин нервничает - в сегодняшнем номере этой газеты опубликована заметка о якобы неудовлетворительном ходе выполнения советско-индийского торгового соглашения. Правда, эта информация пришла из лондонского бюро агентства Рейтер, но ведь опубликовала-то ее "Индепендент геральд". Между Семиным и Маяком происходит сейчас примерно такой разговор:
- Господин Маяк, рейтер дезинформировал вас, а вы - сотни тысяч своих читателей.
- Господин Семин, я, в данном случае - инстанция передающая. Если я буду перепроверять все, что получаю от Рейтер, Франс Пресс или Ассошиэйтед Пресс, то из газеты превращу "Индепендент геральд" в бюро по проверке.
- А у вас что же - идет только информация западных агентств?
- Я и рад бы давать вашу, но она постоянно запаздывает…
В это время к ним подходит другой индиец - Шанкар, редактор юмористического еженедельника. Подвижной, весело улыбающийся, он делает правой рукой такое движение, словно собирается боксировать с Семиным. Минута - и все трое смеются какой-то шутке Шанкара.
Бенедиктов, взяв под руку заместителя председателя Нижней Палаты парламента Индии, беседует с ним, дружелюбно улыбается.
- Господин заместитель председателя, - говорит Бенедиктов. - Сегодня Москва запросила точную дату приезда индийской парламентской делегации, которую вы возглавляете. Надеюсь, все остается так, как было указано в вашем письме?
- Да, ваше превосходительство, конечно. Скажите, а как погода сейчас, подходящая для вояжа?
- Лучше и быть не может!
Через пять минут Бенедиктов уже сидит на низеньком диванчике в круглой комнате, примыкающей к залу, с директором департамента социалистических стран МИДа Индии. В этой комнате тишина, прохладнее, меньше людей.
- Вы не знаете, - спрашивает Бенедиктов, - готова ли программа празднеств в Бхилаи?
- Готова. Сегодня премьер ее утвердил. Видимо, завтра вы ее получите, ваше превосходительство. Кстати, премьер собирается выступить там с большой речью на митинге.
- Да, - рассеянно отвечает Бенедиктов. И, помолчав, говорит: - неделю назад мы послали ноту протеста. За последнее время орган ЮСИСа "Американский хроникер" допускает открытые выпады против моей страны. Намерен ли МИД что-либо предпринять?
- МИДу трудно предпринять что-либо в этом деле. Ваш журнал тоже не жалует США. От них поступил аналогичный протест…
- Первыми начали они. Они первыми должны и кончить! А потом, через наш печатный орган мы разоблачаем их политику лишь в тех аспектах. на которые существует идентичность взглядов моего и вашего правительств.
- Но ведь это же все равно - критика третьей стороны! Попытка перенести холодную войну на нейтральную территорию, ваше превосходительство!
- Защита мира, разоблачение агрессоров - что здесь общего с холодной войной? А то, что ежедневно творят их бомбардировщики, пушки, морская пехота, Седьмой флот в Азии - это, по-вашему, очередная мирная инициатива?!
Да, в данном случае Бенедиктов вряд ли до конца прав. Если МИД Индии требует не касаться третьих стран в нашей внешней пропаганде, по-моему, стоит к этому прислушаться"…
Посла критикует. МИД Индии критикует. Весьма критически настроенный молодой человек! Дух времени, так сказать. Любопытно.
"Вон один из ста пятидесяти сотрудников ЮСИСа в Дели пикируется с Раздеевым. О том, что это пикировка, мне ясно, хотя бы потому, с какой нежностью Семен Гаврилович взял американца за локоть, как ласково он заглядывает ему в глаза, как пыхтит и краснеет верзила-янки. Уж чего-чего, а взять противника за "яблочко" мой шеф умеет. И по-настоящему любит это дело"…
Противника - да. И ехидство твое здесь неуместно, молодой сочинитель!..
"А Бенедиктов уже в зале - собрал вокруг себя группу журналистов, проводит летучую пресс-конференцию:
- Господин посол, скажите, где русские будут закупать хлеб, когда весь мир станет коммунистическим?
- Когда весь мир станет коммунистическим, тогда не будет тех спекулянтов, которые ежегодно уничтожают десятки миллионов тонн продуктов только затем, чтобы не снижать на них цену.
- В чем вы видите панацею для Индии?
- Это вопрос к премьеру Индии.
- Какова помощь СССР в нашей следующей пятилетке?
- Почти в два раза больше, чем в этой…
Через минуту Бенедиктов уже возбужденно обсуждает что-то с временным поверенным в делах посольства Италии в Индии…
Вон стоят два высоких, сухопарых сына Альбиона - помощник военного атташе (в мундире, при орденских ленточках, с моноклем) и, насколько помнится, второй секретарь по политическим вопросам (в вечернем фраке, полосатых брюках, с бабочкой). Они молча пьют виски, глядя в стаканы, изредка обмениваются фразами:
- Джордж проиграл на скачках десять тысяч фунтов.
Пауза.
- Он - мот.
Длинная пауза.
- Мне жаль его жену.
Очень длинная пауза.
- И детей.
Пауза до конца приема…
Вон с тремя черными, лоснящимися, сосредоточенно слушающими африканцами судачит дипломат-европеец. Впрочем, судачит он вечно и со всеми об одном: о фатальной неизбежности атомной войны и вселенском катаклизме. Кто бы что ни говорил, кто бы что ни делал, он махал пухлой ручкой, твердил сквозь пухлые губки: "Ни к чему все это, господа. Ка-а-ак ж-жахнет конец всем честолюбивым замыслам и сладким любовным утехам. Завтрашнего дня нет. реальны только сегодня, сейчас, сия минута. Рептилии где-нибудь на Марсе имеют блестящее миллиарднолетнее будущее. А вы, а я - нет. Ваше сегодняшнее здоровье, господа!".
Честно говоря, я думаю, его скоро отзовут. Но пока на приемы он ходит регулярно. И пьет, пьет. не раз ему пытались говорить, что не так уж все безнадежно; что, конечно, легче принять такую "философию" - от рюмки до рюмки; что "если бы парни всей земли", то… "Зачем все это? - уныло тянул он. Вот ка-а-а-а-ак жахнет!"… - И он опрокидывал очередную рюмку в рот. И сейчас он одной рукой держится за поднос, чтобы официант не убежал, а другой поднимает рюмку с чем-то, все равно с чем. замызганный галстук съехал на сторону, рубашка с потертым воротничком, брюки забыли, что на свете существует утюг. Африканцы бесстрастны, вежливы, молчат. Наконец, один из них мягко вопрошает: "А как же Второй Бандунг? Независимость? Будущее?" "Вот ка-а-а-ак жахнет - и ни Бандунга, ни независимости…" Ваше сегодняшнее здоровье!
В самый разгар приема, когда я мирно потягивал виски с Аларом, главным репортером "Ред Бэннер", и болтал с ним о том, о сем, ко мне подошел дежурный и сказал, что меня зовет "сам". Извинившись перед Аларом, я пошел разыскивать посла. Бенедиктов стоял в вестибюле, в стороне от центрального входа. рядом с ним были Раздеев и Карлов. Бенедиктов раздраженно говорил:
- Если посол утвердил список приглашенных на прием, то он один вправе его изменить. Когда вы будете давать прием от своего имени, вы и будете приглашать, кого сочтете нужным! И помедлив, мягче, но с явной укоризной добавил: - От вас, товарищ Карлов, признаться, не ожидал!
Карлов покраснел, молчал. За стеклами очков Раздеева притаилась улыбочка…"
…Сукин сын!..
"- А завтра он начнет, - Бенедиктов кивнул головой в мою сторону, приглашать налево и направо. И, снова обращаясь к Карлову, закончил: Поймите, это не каприз. Я не хотел приглашать еще некоторое время этого человека! Сегодня Семен Гаврилович мне напомнил об этом.
Раздеев скромно потупил очи:
- А Виктор Андреевич не завтра - он уже вчера начал. Пригласил какого-то самозванца Сардана. Скоро на званые обеды невозвращенцев будем тащить…
- Ну, полноте! - поморщился Бенедиктов. - Я знаю Сардана, это отличный журналист по сельскохозяйственной проблематике. Скромняга и тихоня. И пригласил его я. Кстати, вас, друг мой, - жест в мою сторону, - я позвал вот зачем. Мне нужно знать завтра-послезавтра, и не в общих чертах, а в деталях, что писала индийская печать о "Корпусе Мира". Дело в том, что заместитель главы этой почтенной организации через два дня будет у меня на ленче.
К послу заспешила Инна Юртасова.
Молодая, ослепительно красивая, популярная звезда нашего экрана. Здесь она с культурной делегацией. Все посольство шушукается, что она, мол, бессовестно липнет к Бенедиктову. Пользуется тем, что его жена в Москве. И Иван Александрович к Юртасовой, мол, явно благоволит. А пора бы, мол, и угомониться в его-то годы…
Мне же кажется, что она из тех натур, что способны опрометью кинуться головой в омут. А почему бы и не полюбить ей нашего посла? Всем вышел".
… Чертов пачкун! А, между прочим, вести дневники дипломатам - кроме послов - строго не рекомендуется. Во избежание их возможного разглашения.
Надо будет захватить с собой эти пасквильные листы. Но спокойно, спокойно! Дочитаем. Может, и автор подойдет. Попадет как раз к овациям благодарной публики…
Глава 20
Капканы, капканы
Джерри Парсел прожил немало лет и повидал всякое на своем веку, но в доме самоубийцы находился впервые. Однако досаднее всего было то, что с ним оказалась Рейчел. Ведь она была на пятом месяце беременности…
В канун Рождества, двадцатого декабря, ему необходимо было срочно встретиться с банкирами Кливленда. Совсем недавно, около полугода, он приобрел там контрольный пакет акций крупного металлургического завода. В разгаре был очередной деловой спад, и сделка оказалась на редкость удачной. Но полтора месяца назад выяснилось, что бывшие владельцы (две удивительно цепкие и пройдошистые сестры-старушки из Сиэтла) "забыли" своевременно выплатить банковские проценты по нескольким древним ссудам для предприятия. Вся эта история являла собой великолепный пример "дерзкого небрежения прямыми служебными обязанностями". Управляющие двух банков были выдворены вон, получив при этом пониженные пенсии; несколько чиновников были уволены с занесением в "черные" списки. Никто, кроме, пожалуй, владельцев банков да их особо доверенных контролеров, не знал, сколько точно зеленых купюр прилипло к рукам поддавшихся соблазну финансистов. Рядом с шестью фамилиями называли шестизначные цифры. Впрочем, гораздо больше ущерба материального банки опасались моральных потерь, и потому дело не попало ни в суд, ни в газеты. Были, правда, опубликованы кое-где двусмысленные заметки, но в них было столь ничтожно мало возможного подследственного "мяса", что о них тут же забыли. Кругом в избытке было афер и банкротств с фактами красноречивейшими…