Закрыв свой блокнот, следователь Уильямс тяжело вздохнул. Прямо тупик какой-то! Он был полностью удовлетворен объяснениями Рэмси, кроме, пожалуй, одной маленькой детали. По признанию самого же Рэмси, он находился на очень близком расстоянии от всех трех жертв в день их кончины. И хотя Америка огромная страна, Рэмси всегда оказывался рядом с тремя предполагаемыми убийствами несмотря на то, что между Атлантой и Лос-Анджелесом было две тысячи миль.
Уильямс никогда не был сторонником версии о совпадениях, и он окончательно растерялся, разгадывая эту шараду.
Между тем, его сын Мартин спал этой ночью в обнимку с подаренным Рэмси мячом.
Глава 19
После своего второго телефонного разговора со следователем сержантом Ли Уильямсом Лиз вернулась домой в ужасном настроении, наполовину охваченная яростью и наполовину в глубокой депрессии. На веранде с банкой пива в руке сидел Кейр Драммонд, устремив взор в сторону дюн, на которые опускался легкий туман.
Она плюхнулась в кресло рядом с ним.
- Ты даже не хочешь меня поцеловать? - спросил Кейр.
- Мне сейчас не до поцелуев.
- Что-то случилось?
- Ты когда-нибудь слышал о Бэйке Рэмси?
- Нет, а кто это?
- Значит, ты не футбольный болельщик.
- Мне нравится футбол, но я не особенно слежу за играми.
И тогда Лиз рассказала ему обо всем: о Бэйке, о своем замужестве, об Эле Шейфере, Фергюсонах и о разговоре со следователем полицейского управления.
Кейр положил руку ей на щеку.
- Сожалею, что тебе все это пришлось вынести. А полицейский поверил тебе?
- Не думаю. Он поговорил с Бэйкером, а тот, в свою очередь, защитился хорошо продуманным алиби на эти две ночи, когда произошли эти два убийства.
- Послушай, но что может сделать в такой ситуации полицейский? Даже если на случай этих двух смертей, которые ты так упорно называешь убийствами, у Рэмси есть твердое алиби, то какое же обвинение ему может предъявить полицейский?
- Как все это мерзко! Ведь и это преступление ему снова сойдет с рук, - Лиз заплакала.
Кейр подхватил ее на руки и отнес в дом, где, положив на диван, нежно прижал к себе.
- Ведь я потеряла не только своих лучших друзей, в лице Рэя я потеряла собственного редактора. Теперь вся проделанная мной работа никому не нужна. Никто не возьмется за ее публикацию.
- Послушай, - решительно сказал Кейр, - если все то, что ты здесь нафотографировала, выполнено на высоком профессиональном уровне, то можно отдать твою работу другому издательству.
- Но Рэй собирался написать текст книги. Я ведь не писатель, не могу даже письма написать, уж не говоря о книге. Текст должен отработать человек, любящий этот остров так же, как его любил Рэй.
- Мне показалось, ты тоже полюбила этот остров, как любил его Рэй; Почему бы тебе не взяться за текст самой?
- Думаю, я все-таки возьмусь за это дело. Только в одном я не уверена: смогу ли я по-прежнему быть всем сердцем привязана к этому месту после всего того, что со мной приключилось.
- Ты большой души человек, и твое сердце может, выдержать многое. Не волнуйся, эта беда пройдет. Остров снова заманит тебя своей красотой, и ты сама захочешь взяться за перо.
Она взяла бумажную салфетку с кофейного столика и громко высморкалась, потом положила голову ему на плечо.
- Я рада, что ты рядом. - Она поцеловала его. - Вот, я дарю тебе. Извини, что я была противной.
- Ты была расстроенной. Все в порядке.
- Я и сейчас расстроена. Бэйкер убил всех троих. Я это знаю, и ему это сойдет с рук.
- Послушай, я знаю, как сильно ты переживаешь, но может, все-таки не стоит так упорно настаивать на своем? Вдруг это все-таки совпадение?
- Возможно, ты и прав. Но если бы ты знал Бэйкера, как знаю его я, и в кого он превратился за последние два года, ты бы тоже ни на минуту не усомнился в том, что он способен на убийство. Еще ужаснее то, что он ловко маскируется. Именно его изворотливость и хитрость делают его очень опасным. Если ему сойдут с рук эти два убийства, то он окончательно убедится, что ему позволено все.
Кейр погладил Лиз по волосам.
- Ты думаешь, он снова захочет обидеть тебя?
- Ну если у него поднялась рука на Эла Шейфера и Фергюсонов, то причиной наверняка была ненависть ко мне. Мне даже не верится, что он может снова когда-нибудь стать нормальным человеком.
- Здесь ты в безопасности. Я позабочусь о тебе:
- Когда-то мне придется отсюда уехать, я не могу прятаться всю жизнь.
- Я не дам тебя в обиду.
- Я верю тебе, - ответила Лиз, снова целуя Кейра. - Я буду чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока ты рядом.
- Хорошо.
Она подняла голову.
- Только вот что я тебе скажу: если я опять узнаю об очередной внезапной смерти кого-нибудь из моих друзей, я, независимо от того, какое замечательное алиби себе подготовит Рэмси, возьму пистолет и убью его.
- Успокойся, дорогая, - Кейр крепко прижимал ее к себе. - Не надо сходить с ума из-за этого негодяя. Если он добьется того, что ты станешь злой и трусливой, то считай, он победил.
- Ты прав, - отозвалась Лиз, делая огромное усилие, чтобы справиться с ледяным комом, подкатившим к горлу. - Я не позволю ему себя победить. - Она поднялась на ноги. - С этого момента я должна начать новую, приличествующую нормальному человеку, жизнь. Дай мне, пожалуйста, еще банку пива.
Послышался стук в дверь. Оглянувшись, она увидела стоявшего с унылом видом в дверях Джеймса Моусеса, протягивающего ей конверт.
- Добрый вечер, мисс Элизабет, - тихо сказал он. - Я принес вам приглашение от мистера Ангеса. Он просил меня дождаться вашего ответа.
- Спасибо, Джеймс, - она взяла конверт и вскрыла его.
- Добрый вечер, мистер Хэмиш.
Лиз поморщилась.
- Меня зовут Кейр, Джеймс, - дружелюбно поправил Джеймса Кейр. - Доброго тебе вечерочка.
Мальчик казался смущенным, и Лиз сочла нужным подвинуться немного к выходу.
- Пожалуйста, скажи мистеру Ангесу, что я с радостью принимаю его приглашение, - сказала она Джеймсу.
- Хорошо, мадам, - заулыбался мальчик. Повернувшись, он ушел, ни слова не сказав на прощанье. Через минуту с улицы послышался топот пустившейся рысью лошади.
- Что нужно дедушке? - поинтересовался Кейр.
Лиз передала ему листок бумаги, на котором на старинный манер был написан текст приглашения.
- Он приглашает меня на ужин, просит меня появиться прилично одетой.
- Знаешь, он для тебя кое-что припрятал, - Кейр улыбнулся.
- Знаешь, - она улыбалась в ответ, - у меня для него тоже небольшой сюрприз.
Глава 20
Одетая в единственное привезенное из Атланты шелковое платье, Лиз въехала в ворота поместья Дангнесс. Раньше удивлявшаяся, зачем взяла его на остров, теперь она была довольна, что платье оказалось очень кстати. Ей было интересно, кто еще, кроме нее, будет присутствовать на ужине.
Джеймс Моусес стоял на крыльце огромного старого дома в белом хлопчатобумажном пиджаке, рукава которого были ему чуть коротковаты, и черной бабочке.
- Добрый вечер, мисс Элизабет. - Он чопорно поклонился. - Добро пожаловать в замок Дангнесс.
- Спасибо, Джеймс, - ответила она, поднявшись вверх по ступенькам. - Кто-нибудь из приглашенных уже приехал? - Она удивилась тому, что вокруг не было видно постоянной прислуги.
- Больше никого нет, - ответил Джеймс с весьма озадаченным видом. - Только вы и мистер Ангес.
Пока Джеймс держал дверь, она вошла в просторный парадный зал, как раз вовремя, чтобы увидеть спускающегося по огромной лестнице Ангеса. На нем был тщательно отутюженный, как подумала Лиз, должно быть, очень старый вечерний костюм, который, однако, не казался старомодным, кроме двубортного с лацканами жилета, с которого свисала цепочка от часов. Манжеты белой накрахмаленной рубашки были застегнуты бриллиантовыми запонками, горевшими мириадами разноцветных огней при свете зажженных канделябров.
- Добрый вечер, Элизабет, - сказал Ангес. - Добро пожаловать в мой дом.
- Добрый вечер, мистер Драммонд.
Встретившись с ней на нижней ступеньке лестницы, он предложил ей руку.
- Я был бы очень признателен, если бы вы называли меня Ангесом.
- Конечно, Ангес, - ответила Лиз.
Он привел ее в кабинет, у нее возникло ощущение, что она попала в другой век. Комната, по ее предположению, сорок футов в длину и столько же в ширину, была залита огнями высоких свечей в серебряных канделябрах. В противоположном конце от рабочего стола Ангеса стоял сервированный на двоих стол.
- Я думаю, нам лучше поужинать здесь, - предложил он. - Столовая больше подходит для сорока человек, а не двух.
Тут подал голос Джеймс.
- Могу я принести вам прохладительные напитки, мисс Элизабет? - спросил он, направляясь к подносу, на котором стояли графинчик и ведро со льдом.
Лиз попросила виски, а Ангес мартини, наблюдая, как Джеймс наполнял бокалы, и одобрительно кивая, когда тот их подал.
Лиз взяла с серебряного подноса бокал и сделала глоток.
- Какая элегантная комната, - сказала она, поднимая глаза на высоко подвешенные полки из красного дерева, уставленные множеством книг в кожаных переплетах.
- Я рад, что вы подобрали весьма правильное определение этой комнате. Я всегда был уверен, что старик Элфред Драммонд старался сделать эту комнату именно элегантной, а не красивой. Это комната для мужчины, и я всегда любил ее больше других. Я провел здесь больше времени, чем, пожалуй, в каком-либо другом уголке света.
Лиз смотрела на шкаф для оружия, полку для хранения рыболовных удочек, на старомодные архивы и выдвижные ящики для хранения карт.
- Я думаю, эти вещи напоминают вам о старом Элфреде Драммонде, - сказала она, получив в ответ сияющую улыбку Ангеса.
- Конечно, здесь сейчас гораздо больше книг, чем раньше предполагалось. В этой библиотеке собраны книги шести поколений. У нас до последнего времени была своя переплетная мастерская, пока несколько лет назад не умер последний мастер-переплетчик.
- А кто-нибудь еще обслуживает вас?
- Обо мне заботятся служанка и кухарка. Ну и, конечно же, садовник с бригадой ремонтников, обслуживающих дороги, сооружения на пристани и аэродром.
Остановившись у камина в центре комнаты, Лиз начала внимательно рассматривать висевшую над кожухом камина картину, изображавшую морское сражение и пылающее зарево от подожженных кораблей.
- Это Тернер? - она не верила своим глазам.
- Да. И, как мне сказали, одна из самых его лучших работ. Мой отец купил эту картину в Лондоне в 1889 году. У меня где-то сохранился чек на эту картину, она стоила, если мне не изменяет память, сотню фунтов.
- Тернер всегда был одним из самых моих любимых живописцев - призналась Лиз.
- Возможно, вы понимаете в искусстве больше, чем я. Пока я рос, перед моими глазами все время были эти шедевры, и я думаю, я просто привык к ним. Хотя, когда я был мальчиком, перед этой картиной я мечтал о морских сражениях. Думаю, именно по этой причине сразу после окончания Принстонского университета в 1917 году я отправился служить на флот.
Лиз начала быстро считать в уме.
- Вы закончили Принстон в тысяча девятьсот каком году?
- Всю жизнь я получал прекрасное образование, и я всегда был, так сказать, на голову выше своих одноклассников.
- Вы участвовали в первой мировой войне?
- Я тогда служил на сторожевом корабле на Северном море. Самым большим разочарованием для меня было то, что я не попал туда годом раньше, когда произошла битва при Джатленде. Я даже ни разу не был под обстрелом.
Бабушка и дед Лиз давно умерли, и она не упустила возможность узнать из первых уст о событиях прошлого, которые для нее были далекой историей.
- А что вы делали после войны? - спросила Лиз.
- Подобно многим обеспеченным молодым людям моего возраста я много путешествовал, прожил три года в Европе - Париже, Риме, Флоренции, Будапеште, Праге, Варшаве, Вене, Дрездене и Берлине.
Указав ей на одно из двух плетеных кресел, Ангес сел напротив Лиз.
- Чем вы занимались после того, как закончили свою учебу?
- Я поступил в Юридическую школу при Дьюкском университете, закончив которую, так ни разу и не практиковал. Мой отец считал, что знание законодательного права может пригодиться в таком деле, как управление недвижимостью. Отчасти он был прав. В то лето, когда я окончил школу, умер мой отец, и с тех пор, не считая долгого времени, проведенного в Нью-Йорке, Лондоне и; конечно, на континенте, я живу здесь. Когда разразилась вторая мировая война, я перестал ездить за границу, да и охота бывать там в послевоенный период у меня совершенно пропала. - Положив ногу на ногу, он сидел и вздыхал: - Сейчас это уже погибший мир, но в моей памяти жива та Европа, какой я знал ее раньше. - Отпивая маленькими глотками мартини, Ангес задумчиво глядел на огонь. - Я рыдал, когда узнал, что Дрезденскую галерею разбомбили.
- Я тоже отправлюсь в путешествие по всему миру, как только закончу работу над книгой, - сказала Лиз. - Я лишь однажды побывала в Европе, когда студенткой ездила по туристической путевке в Париж.
- Обязательно поездите по свету, - горячо поддержал ее Ангес. Старик поглядел на Лиз: - Вы все еще работаете над книгой? После того, что случилось с Рэем Фергюсоном?
- Да.
- Я был потрясен, узнав о Рэе и Элеоноре. Они были очень порядочными людьми. И умереть они тоже должны были по-человечески.
- Вы правы, - ответила Лиз, стараясь больше не думать о Бэйкере Рэмси. - Кейр убедил меня, хотя я и сама это хорошо понимаю, закончить работу над книгой, если, конечно, вы не будете возражать против моего пребывания на острове.
- Конечно же, я не против. Вы встречаетесь с Кейром?
- Достаточно часто, - Лиз покраснела.
- Он хороший парень, - заметил Ангес, - оба они отличные ребята, правда, очень разные.
- Я от вас первого слышу это. Все вокруг только и твердят о том, как они похожи.
- Для меня они всегда были разными. Какое-то время они водили меня за нос, но обычно мне удавалось отличить одного от другого. Иногда мне жаль, что Кейр не живет так, как все люди, но кажется, он счастлив, счастливее в некотором роде, чем Хэмиш, хотя Хэмиш удачливее. По-моему, Кейр более человечный, чем Хэмиш.
- Я тоже это почувствовала. Хэмиш кажется, как бы это получше выразиться, более… сдержанным. А вы не знаете, почему… они избегают друг друга?
- Нет, не знаю, - отозвался Ангес. - Но я давно перестал ломать голову над этим. Если они хотят по-прежнему не знать о существовании друг друга, что же, я полагаю, у них есть на то причины, и я уважаю их желания. Если бы я действовал вопреки этому принципу, я бы не увидел ни одного из своих внуков, они бы просто перестали приезжать ко мне. С Хэмишем я встречаюсь гораздо чаще, а вот Кейра не видел до последнего времени уже три года. - Нагнувшись вперед, Ангес оперся локтями о колени. - Знаете, когда я был моложе, я думал, что мои потомки станут моими преемниками точно так же, как я однажды сменил своего отца, и что на Камберленде будет поддерживаться такой же, как сейчас, порядок. После того, как в авиакатастрофе погиб мой сын Эван, я решил, что эстафета перейдет к моим внукам. Сейчас же я абсолютно уверен, что ни один из них, как бы сильно они ни любили этот остров, не способен стать продолжателем моего дела.
- А Жермен?
- У Жермен дел по горло со своей гостиницей, и я уверен, что ей нравится эта работа.
В комнату вошел Джеймс.
- Простите, мистер Ангес, ужин подан.
Ангес проводил Лиз к столу, усадил ее, а сам повернулся к бутылке шампанского в ведерке со льдом. - "Крук-53", - произнес он, показывая ей бутылку. Он снял фольгу, освободил пробку из тисков металлической проволоки. - Я люблю старое шампанское. Может быть, оно уже и не такое игристое, как было раньше, но цвет и вкус божественные! - Вытащив из бутылки пробку, он наполнил бокалы. - Это вино простояло в моем подвале тридцать пять лет, никто к нему не прикасался все это время.
Потягивая вино из бокала, Лиз повернулась к нему, чтобы поделиться с хозяином своими ощущениями.
Но в этот момент Ангес первый заговорил.
- Позвольте вам доложить. Вино пенистое, не слишком газированное. Превосходно!
- Вы, как всегда, правы, - засмеялась она.
Усевшись за стол, Ангес наблюдал, как Джеймс вошел в комнату с двумя сервированными подносами. Поставив блюдо перед обедающими, Джеймс снял крышку с тарелки, заполненной свежайшими моллюсками.
- Это съедобные моллюски, выловленные на отмели прямо за моим домом. Самые вкусные в мире моллюски.
Вдохнув приятный аромат, Лиз призналась:
- Не могу не согласиться с вами.
Ангес посмотрел вслед удалявшемуся Джеймсу.
- Я целый день учил его готовить ужин. Горничная слишком неповоротлива, а кухарка занята на кухне. Ну как, по-моему, у него неплохо получилось?
- Да. Кажется, он очень хороший парень. Он тоже вырос на острове?
- Да, тоже, - ответил Ангес и, подцепив моллюска, положил его в рот. - Джеймс - мой сын.
Рука Лиз с вилкой застыла в воздухе. Затем, чтобы как-то скрасить молчание, Лиз принялась уплетать моллюска.
- Мать Джеймса работала у меня на кухне. Она была дочерью Бака Моусеса от его четвертой жены. Мне она очень нравилась, и потом я уже много лет был вдовцом. Мы… устраивали друг друга. Несколько лет назад она умерла, и с тех пор Бак растил мальчика. Сначала Бак, а теперь я, потому что Бак становится слишком старым. - Отпив немного шампанского, Ангес произнес: - Я ни одной душе не говорил об этом. Да и сам-то себе в этом признался лишь недавно. - Внимательно посмотрев на Лиз, он произнес: - Не знаю, зачем я это сказал.
- Я рада. Мне льстит, что такой человек, как вы, доверил мне сокровенную тайну.
После того, как все моллюски были съедены, Джеймс унес тарелки. Ангес поднялся, отошел в сторону и достал пустую бутылку из-под вина и наполненный жидкостью графинчик.
- Вы любите кларет? Я имею в виду красное бордо? Англичане называют его кларет, и мне кажется, что это красивое название.
- Да. Хотя и не могу похвастаться, что пробовала много сортов вина.
- Я хочу, чтобы вы узнали историю этой бутылки, потому что пока вы живете на этом свете, вряд ли вам когда-либо удастся отведать вино лучше этого. Это "Шато Лафит-Ротшильд 1929 года", лучшее бордо этого века, а может быть, и вечности. - Налив небольшую порцию в свой бокал, он встряхнул его и, засунув свой нос глубоко в бокал, стал вдыхать аромат вина. - Превосходно. Это моя последняя бутылка. Я хотел выпить ее до того, как умру, и в хорошей компании. - Он наполнил оба бокала и сел.
Лиз, повторив все его действия, начала мелкими глотками пить вино.
- Я никогда в жизни не пробовала чего-либо прекраснее, - проговорила она, и это было искреннее признание.
Джеймс вернулся в комнату с фазаном на подносе.
- Эту дичь я подстрелил на прошлой неделе своим новым дробовиком, - улыбался Джеймс.
Ангес улыбнулся в ответ.
- У меня всегда была хорошая кухарка, - он дождался, пока жаркое было подано на стол, - думаю, именно поэтому я прожил так долго.
Некоторое время они ели в тишине. Наконец, Лиз спросила: