Нелл подалась вперед и уперла подбородок в сцепленные пальцы... Это произошло, когда она только-только начала учиться в Джорджтауне. Дед попытался было воспротивиться, но она сказала: "Ты всегда говоришь, что я - твой лучший друг, а все лучшие друзья называют тебя Маком. Если я и дальше буду звать тебя дедом, то так и останусь твоей маленькой внученькой. А я не хочу, чтобы на меня смотрели лишь как на твою внучку. Где бы мы с тобой ни появились, мне хочется, чтобы меня считали твоим адъютантом".
В подкрепление своих слов Нелл достала тогда словарь и прочла деду определение слова "адъютант". Помимо общеупотребительного определения "подчиненный при военачальнике" словарь давал и другое, менее известное: "доверенное лицо". "Видит бог, я для тебя и то и другое", - заявила она деду. "И как долго ты намерена мне подчиняться?" - спросил ошеломленный Макдермотт. "Пока ты не уйдешь в отставку и я не займу твое место".
- Помнишь свои слова, Нелл? - спросил Корнелиус Макдермотт, нарушив затянувшееся молчание. - Казалось бы, чего не услышишь от глупых подростков? Но ты говорила как взрослый целеустремленный человек. И я поверил тебе.
- Я помню, Мак, - тихо сказала Нелл.
Дед нагнулся к ней. Их лица разделяла какая-нибудь пара дюймов.
- Нелл, не упусти момент. Если ты прохлопаешь этот шанс, то потом крупно пожалеешь. Едва Горман подтвердит, что не намерен баллотироваться на второй срок, сразу же появятся кандидаты. Мне хочется, чтобы комитет с самого начала рассматривал твою кандидатуру как основную.
- И когда стартует "большая игра"? - осторожно спросила Нелл.
- На ежегодном обеде, который мы устраиваем тридцатого. Вы с Адамом обязательно должны там быть. Там-то Горман и объявит о своем намерении уйти из политики. Конечно, не обойдется без слез и соплей. Горман начнет тереть глаза, шмыгать носом и говорить, как тяжело ему было принять это решение. Но, к счастью, не все так беспросветно. Здесь он вытрет слезки, высморкается и укажет на тебя. Продолжая спектакль, он бодренько заявит, что с радостью уступает свой пост тебе, Корнелии Макдермотт-Колифф. Дальше он произнесет несколько избитых фраз о преемственности, напомнив собравшимся, что твой дед занимал это место почти пятьдесят лет, после чего ввернет какой-нибудь эффектный пассаж. Что-нибудь вроде: "На стыке тысячелетий Корнелиуса сменяет Корнелия".
Явно довольный нарисованной картиной, Макдермотт широко улыбнулся.
- Поверь мне, Нелл, это будет принято на ура.
Два года назад, когда Боб Горман готовился сменить деда, Нелл до безумия хотелось все переиграть и самой оказаться на этом месте. Но тогда она уступила Адаму. Нет, Мак прав: она из породы "политических зверюг". Если она и теперь не воспользуется шансом, то может крупно опоздать. Этот пост - удобный трамплин для ее будущей политической карьеры, и если она не поднимется туда сейчас, место займет кто-нибудь покрепче Гормана и тогда уже ей там не бывать.
- Нелл, может, у Адама появились какие-то сложности, о которых ты не знаешь сама или не хочешь мне говорить?
- Нет у него никаких сложностей.
- А может, между вами что-то произошло?
- Говорю тебе, нет.
Нелл заставила себя улыбнуться, желая показать деду, насколько нелепы его предположения. На самом же деле Макдермотт попал в точку. Когда это началось? В какой момент их совместной жизни Адам вдруг стал замыкаться в себе? Поначалу он лишь отшучивался от ее вопросов, говоря о журналистских фантазиях. Однако с недавнего времени Нелл почувствовала, что ее попытки докопаться до сути начинают его раздражать и даже злить. "Адам, а может, тебя что-то не устраивает в наших отношениях? - не выдержав, без обиняков спросила она мужа. - По-моему, я заслуживаю того, чтобы знать, в чем проблема. Любая проблема. Самое паршивое - теряться в догадках. Я предпочитаю правду". Адам в очередной раз свалил все на ее "домыслы".
- Где сейчас Адам? - спросил дед.
- В Филадельфии.
- И давно?
- Вчера уехал. У него там выступление на семинаре по архитектуре и интерьерному дизайну. Завтра вернется.
- Мне хочется, чтобы тридцатого числа он стоял рядом с тобой и аплодировал твоему решению. Договорились?
- Я могу обещать, что приведу его на этот обед, а вот насчет аплодисментов... Не думаю, что его потянет аплодировать.
- Когда вы готовились пожениться, он, кажется, был в восторге от будущей политической карьеры своей жены. До сих пор не пойму, чем вызвана такая перемена воззрений.
"Не чем, а кем, - мысленно ответила деду Нелл. - Тобой, мой дорогой конгрессмен. Адам просто ревнует меня к тебе".
В первые месяцы после их женитьбы Адам и впрямь с энтузиазмом относился к ее политическим устремлениям. Он был не против, чтобы она и дальше помогала деду. Она не слышала от мужа ни единого возражения. Нелл казалось, что Адам принимает это как аксиому. Но стоило Макдермотту объявить о своей грядущей отставке, как все переменилось.
- Нелл, наконец-то у нас с тобой появился шанс начать жизнь, которая не будет крутиться вокруг всемогущего Корнелиуса Макдермотта, - сказал ей тогда муж. - Мне невыносимо видеть, как он всецело распоряжается твоим временем. Он забыл, что у тебя есть право на свою жизнь? Что, в конце концов, существует наша совместная жизнь? Думаешь, если ты займешь его место, у тебя будет больше свободы? И не мечтай! Твой дед будет предварять каждый твой шаг. Он не выпустит тебя из-под своей опеки.
Желанные дети так и не появлялись, чему Адам тоже быстро нашел объяснение:
- Чтобы зачать ребенка, у женщины должен быть определенный настрой. У нее должно быть время вслушаться в себя. Политика - вечная гонка. До сих пор ты знала только эту гонку и называла ее своей жизнью. Я же не говорю, что ты должна скатиться до уровня домохозяйки. "Джорнел" нравятся твои статьи, и без работы ты не останешься. Но газета дает тебе свободу, какой у тебя никогда не будет в политике.
Доводы Адама звучали вполне убедительно, и Нелл тогда решила не участвовать в выборах. Сейчас же, слушая доводы деда, виртуозно умевшего взмахнуть кнутом и тут же показать пряник, она сознавала: ей мало лишь писать о большой политике, анализируя и прогнозируя действия других. Нелл хотелось самой быть частью большой политики.
Макдермотт ждал ее ответа.
- Мак, давай говорить начистоту. Адам - мой муж, и я люблю его. Ты же никогда его не любил.
- По-женски, разумеется, нет.
- Хорошо, я скажу по-другому. С тех пор как Адам открыл собственную фирму, ты буквально готов его прибить. Если я ввяжусь в избирательную кампанию, все у нас с тобой пойдет как в прежние времена. Опять вместе, с утра до позднего вечера. И получится, что Адама как бы не существует.
- Кажется, я тебе этого не говорил.
- Не перебивай меня, Мак! Я не хочу, чтобы абсолютно все было как в прежние времена. Слышишь? И еще. Если я одержу победу на выборах, мне хочется, чтобы ты относился к Адаму... Представь, если бы вы вдруг поменялись ролями и он был бы влиятельной фигурой, а ты - всего-навсего дедом знаменитой внучки, которого в лучшем случае терпят.
- Я понял, дорогая. А если я пообещаю нежно прижать Адама к своей груди, ты согласишься участвовать в выборах?
Где-то через час Нелл покинула кабинет Макдермотта, пообещав деду, что будет бороться за освобождающееся место в Конгрессе.
2
Опять его занесло сюда! Можно было бы развернуться и уйти, однако Джед Каплан упрямо приближался к большим окнам первого этажа дома на Двадцать седьмой улице, стоявшего неподалеку от Седьмой авеню. Несколько помещений в этом перестроенном здании арендовала архитектурная фирма "Колифф и партнеры". Каплану не давал покоя архитектурный макет, выставленный в одном из окон: современный сорокаэтажный комплекс, сочетающий в себе роскошные квартиры, удобные офисы и торговый центр. К зданию, спроектированному в постмодернистском стиле (фасад из белого известняка, минимум украшений), примыкала высотная башня, увенчанная золотистым куполом. Ее предполагалось возвести из кирпича. Даже на макете башня казалась гораздо теплее основного здания. Купол медленно вращался, отбрасывая солнечные блики.
Руки Джеда, засунутые в карманы джинсов, сжались в кулаки. Он почти уткнулся носом в витрину. Случайный прохожий счел бы его приезжим, разинувшим рот на нью-йоркские диковины. Внешний вид этого человека был вполне заурядным: среднего роста, худощавый, с короткими волосами песочного цвета.
Однако под выцветшей фуфайкой скрывалось крепкое, мускулистое тело. Обманчивой была и худоба Джеда: он отличался изрядной физической силой. Присмотревшись повнимательнее, наблюдательный прохожий заметил бы, что лицо этого человека привыкло к солнцу и ветру, а встретившись с ним глазами, поспешил бы отвести взгляд. В них было что-то такое, отчего многим инстинктивно становилось не по себе.
Бóльшую часть из своих тридцати восьми лет Джед Каплан провел в скитаниях по миру. Он не нуждался ни в семье, ни в друзьях. Пока он бродяжничал, его мать успела овдоветь. Наконец, после пятилетнего пребывания в Австралии Каплан решил вернуться в родной город.
Новость, услышанная от матери, ударила его наотмашь: старуха продала их домишко на Манхэттене, которым владело четыре поколения семейства Каплан. Первый этаж занимал меховой магазин, на втором помещались не особо комфортабельные квартиры, сдаваемые внаем. Торговля мехами, когда-то такая прибыльная, нынче едва позволяла вдове Каплан сводить концы с концами.
Как только Джед услышал эту жуткую новость, они с матерью крупно поссорились.
- А что еще мне оставалось делать? - пыталась оправдаться старуха. - Дом ветхий, того и гляди рухнет. Налоги ползут вверх, страховка тоже, жильцы съезжают. Да и торговля мехами идет коту под хвост. Пока ты болтался в своей глухомани, носить меха стало дурным вкусом.
- Отец говорил, что дом достанется мне! - кричал в ответ сын. - Ты не имела права продавать мою собственность!
- А зачем бродяге собственность? Знал бы ты, как отец мечтал, что однажды ты возьмешься за ум. Перестанешь шататься по белу свету, найдешь себе достойную работу, женишься, заведешь детей. Наконец, вспомнишь, что у тебя старая и больная мать, нуждающаяся в твоей заботе. Когда отец был при смерти, я дала тебе телеграмму, попросила срочно приехать. А ты? Ты не только не приехал, ты не соизволил даже позвонить! Чужие люди помогали мне с похоронами!
Вдова Каплан заплакала. В сердце Джеда ничего не дрогнуло и не шевельнулось; он с детства ненавидел материнские слезы.
- Ты в последнее время где-нибудь видел снимки королевы Елизаветы или Хилари Клинтон, наряженных в меха? Теперь модно слыть защитником окружающей среды и гуманного отношения к животным. Я не могу заставить людей покупать меха. Адам Колифф дал мне хорошую цену за нашу развалюху. Я сразу же поместила деньги в банк. Сколько бы мне ни осталось прожить, теперь я могу не вздрагивать, получая очередные счета.
Джед смотрел на макет, а внутри становилось все паршивее. Он язвительно усмехался, читая сопроводительную надпись: "ЭТО ЗДАНИЕ НЕ МОЖЕТ НЕ ПРИТЯГИВАТЬ СВОЕЙ КРАСОТОЙ. ОНО - ПЕРВЕНЕЦ АРХИТЕКТУРНЫХ КОМПЛЕКСОВ НОВОГО ПОКОЛЕНИЯ НА МАНХЭТТЕНЕ".
Башню предполагалось возвести как раз на том клочке земли, который его мать продала Адаму Колиффу. Старая дура даже не представляет, сколько по-настоящему стоит земля на Манхэттене. Наверняка поддалась на басни Колиффа, в красках расписавшего ей всю бесперспективность дальнейшего владения этой ветхой недвижимостью. Джед знал главный аргумент этого прохиндея: рядом находится "особняк Вандермеера". Пусть развалина, но внесенная в реестр архитектурных достопримечательностей Нью-Йорка. Стало быть, существует целый букет ограничений на окрестное строительство. Джед не сомневался: сама мать никогда бы не додумалась до продажи дома и земли. Наверное, Колифф ей все уши прожужжал.
Верно, этот ловкач выкупил у матери участок по его рыночной стоимости. А вскоре историческая достопримечательность сгорела, и Питер Лэнг - большая шишка среди нью-йоркских торговцев недвижимостью - поторопился купить землю. Тут даже дураку ясно, что порознь оба участка имеют одну стоимость, а вместе - совсем другую и гораздо выше.
Джед слышал, что "особняк Вандермеера" сгорел по вине какой-то бездомной женщины, которая развела огонь и уснула. Это его не удивляло - бездомные часто являлись причиной пожаров в брошенных домах. Странным было другое: почему поганая достопримечательность не сгорела прежде, чем Колифф позарился на его, Джеда, собственность?
Вопрос не находил ответа. Джед захлебывался от внутренней ярости. "Я доберусь до этого Колиффа, - мысленно твердил он. - Клянусь Богом, я обязательно тряхану эту скотину. Если бы мы и сейчас оставались владельцами фамильной развалюхи и земли под ней, Лэнг или кто-то другой выложил бы нам миллионы!"
Дальше глядеть на макет шедевра Колиффа Джед не мог. Его буквально тошнило. Стремительно повернувшись, он пошел в сторону Седьмой авеню. Дальнейший путь Каплана лежал на юг. К семи часам вечера он добрался до яхтенной пристани напротив Всемирного финансового центра. Жадными глазами Джед впился в изящные силуэты яхт, покачивающихся на приливных волнах.
Его внимание сразу же привлекла новенькая сорокафутовая яхта, на корме которой готическим шрифтом было выведено: "Корнелия II".
"Игрушка Колиффа", - подумал Джед Каплан.
Он уже видел эту яхту, так как неоднократно бывал на пристани. Джед стремился разузнать про Адама Колиффа все, что мог. Всякий раз, глядя на очертания дорогого судна, он мысленно спрашивал себя: "А не взорвать ли мне этого мерзавца прямо на борту его поганой посудины?"
3
По завершении филадельфийского архитектурного семинара Адам Колифф пообедал в обществе двух своих коллег, затем собрал вещи, покинул отель и поехал в Нью-Йорк. В половине одиннадцатого скоростная магистраль не была так забита машинами, как днем, и он рассчитывал добраться домой без особых затруднений.
За обедом Уорд Баттл подтвердил циркулировавшие слухи, касавшиеся фирмы "Уолтерс и Арсдейл", в которой Колифф работал, пока не основал собственную. Его бывших работодателей обвиняли в мошенничестве и в получении взяток от подрядчиков.
- Судя по тому, что я слышал, это лишь верхушка айсберга, - говорил ему Баттл. - А поскольку ты у них работал, тебя тоже могут закидать вопросами. Обратись к Макдермотту, пусть похлопочет, чтобы к тебе не слишком цеплялись.
"Обратиться к Макдермотту? - мысленно усмехнувшись, подумал Адам. - Ни в коем случае. Если его убедят, что и у меня рыльце в пушку, старик будет только рад. Он бы вообще не прочь сварить меня в кипящей смоле".
Делиться своими мыслями с Баттлом Адам, разумеется, не стал и всем видом старался показать тому, что его эти слухи не занимают.
- Мне-то чего беспокоиться? В "Уолтерс и Арсдейл" я был всего лишь мелкой сошкой.
Предполагая, что семинар затянется, Адам собирался вернуться в Нью-Йорк не раньше завтрашнего утра. Стало быть, Нелл сегодня его не ждет. Поэтому, вынырнув из туннеля Линкольна на Манхэттен, Адам, чуть помешкав, свернул не влево, а вправо. Еще через пять минут он въезжал в гараж на Двадцать седьмой улице.
Держа в одной руке дипломат с бумагами, а в другой ключи, Адам быстро прошагал полквартала до своего офиса. Освещение витрины выключалось автоматически, но даже в свете уличных фонарей макет "башни Вандермеера" был завораживающим зрелищем. Адам не мог не остановиться возле своего детища. Он погрузился в созерцание макета, забыв о существовании окружающего мира.
Вскоре после их знакомства Корнелиус Макдермотт, посмеиваясь, заметил:
- Адам, вы - впечатляющий пример того, как можно выдать желаемое за действительное. Если б я не знал, что вы родом из захудалого городишки в Северной Дакоте, я бы принял вас за выпускника Йельского университета. И как вам это удается?
- Все очень просто, - встал в оборонительную стойку Адам. - Я остаюсь самим собой и не пытаюсь никем казаться. По-вашему, если я из Северной Дакоты, то должен явиться в Нью-Йорк в фермерском комбинезоне и с граблями?
- Да не заводитесь вы, - осадил его Макдермотт.- Я хотел сделать вам комплимент.
- Вам это удалось, - усмехнулся Адам.
Конечно, Мак предпочел бы видеть свою внучку замужем за каким-нибудь умником из Йеля, чей папаша прочно утвердился на нью-йоркском Олимпе. Возможно, дед Нелл и впрямь был большой шишкой в Конгрессе, но о Северной Дакоте он явно судил по фильмам вроде "Фарго". Взял кассету, просмотрел от нечего делать и решил, что знает тамошнюю жизнь.